Коллапс

Слетевшее проклятье с уст – всё кончено, но колдунья продолжает сжимать палочку в руках так сильно, что пальцы стали мраморными. Тишина – желанная, но крайне избирательная любовница. Её ласки не знакомы обители Министерства, окружённый высокими стенами холл исполнен многоголосием: споры, деловые замечания, вежливые интонации и резкие возгласы перебивают друг друга – какофония грубых звуков, которую будет недостаточно заткнуть одним простым заклинанием. Бэллатрикс обернулась, непослушная чёрная прядь защекотала её по носу. Женщина вырвалась из душной клетки в храм истинной тишины, где стены из хвойных ветвей, цвет ковров смешался с землёй. И во рту привкус горечи и свободы одновременно. Блэк – она снова мысленно игнорирует фамилию своего мужа, не должна была находиться здесь, её ждали обязанности на новом посту в Министерстве, неужели она ошиблась в столь простом заклинании? Какая глупость, она не способна ошибаться, не теперь, когда жизнь научила её тому, как непростительны могут быть промахи. Сливающаяся со своей тенью в чёрном платье Бэллатрикс лихорадочно озирается по сторонам. Солнце начинает напекать ей спину. Её память укрыла от неё охулённые, чёрствые слова, обрамлённые зелёной вспышкой – а может быть, женщина сама спрятала их от себя. Часть прошлого утонула в омуте обливиона, но волшебница не спрашивает себя о ней, она лишь знает, что сейчас ей нужно искать, быть внимательной. Она увидела, как неподалёку зелень осквернял своим цветение гнилой шлейф дыма. Бэллатрикс с недоверием наклонила голову, но тут же ответила своим сомнениям зароком. С прямой осанкой она движется к истоку чужого горя. Лес подсказывает направление узкой тропой, птицы на ветвях напряжённо затихли, чаща заразилась афонией. Впереди за очередным зелёным рукавом многорукого леса, лежала перевёрнутая машина. Бока автомобиля были измяты, запах горелой шины отпугивал местную дичь, осколки стёкол заставили кустарники слезиться соком. Маггловское создание было извращено не меньше, чем извращена цель с которой это оборудование было создано. Повсюду валялись вещи, но ни одна тварь, обитающая в чаще, не потревожила человеческое ядовитое дело, как и человеческие тела двух взрослых людей с застывшим навечно отражением ужаса в глазах. Бэллатрикс цепенеет на короткое мгновение, лишь затем, чтобы сменить осторожность неподдельной радостью: теперь ей окончательно ясно, зачем она здесь. Её телепортация не была ошибкой или чьей-либо глупой шуткой, она сама прочувствовала, куда ей надо: у сломанного ствола дерева лежала детская люлька бежевых ласковых тонов, а из неё выглядывала детская головка. Губы женщины чуть дрожат, её улыбка трескается от волнения. Она уже внушила себе, что знает, как именно эта детская головка выглядывала из под пелёнок, когда она укачивала кулёк на руках; знает, как звучит голос этого ребёнка и как лучезарно он может смеяться, отвечая на игры. Подозрительно, как девочка уцелела после аварии, в отличие от магглов. Нет. Ничего подозрительного. Истинная волшебница из рода Блэков должна была инстинктивно применить магию даже в таком бессознательном возрасте. Её голос, чёрствый от природы, впитал в себя слабоумие, мягко шелестел с заботой и нежностью: - Моя Кассиопея, моя девочка… - Приговаривала она, и улыбка абсолютного счастья матери наделила её жестокое лицо неестественными для него интонациями, как будто бы сама судьба не могла видеть в Бэллатрикс мать, лишь несущую разор и смерть. Она высвобождает девочку, развязывает узлы детских ремней, пробуждает малышку от беспамятства заклинанием. Детские бочка начинают вздыматься более явно, девочка открывает веки, позволяя снова впитать мир в свои карие глаза. От этого в груди Бэллатрикс что-то, неясное женщине, болезненно щемит. Она притягивает душу, которую считает родственной, как можно ближе к себе, обнимает её руками, скрывая от ненастий, а самой хочется разреветься: у Кассиопеи никогда не было карих глаз, она переняла яркий, обманчиво-невинный оттенок отца. Нет, это она, ведь мать всегда признает своё дитя. Её цвет глаз изменился после неосознанного применения магии, благодаря которому Кассиопея и спасла свою жизнь после аварии. Осадок от магии. Досада ворам. Малышка пугливо вжимает голову, когда Бэлла придерживает её, но не плачет. С женских рук размываются по телу волны тепла, жадной, ненасытной любви. Она находит бездонные глаза женщины, где уже живёт какой-то младенец, в несколько раз меньший, чем сама девочка, с неестественно большой головой. Малышка улыбается ему и его тонкая, робкая улыбка стучится через взгляд тёмных очей, в глубинной бездне которых горит яркий свет. Лестрейндж уверена, что девочка узнала её, ведь что дочь, что мать – обе связаны неразрывной нитью, и именно поэтому Бэлла оказалась именно здесь, именно сейчас, когда она так необходима своей крошке. Лес с благовением подпевал колыбельную Бэллатрикс, когда она начала качать на руках своего ребёнка. - Они хотели отобрать тебя у меня, сладкая Кассиопея. – Мурлычет она в перерывах к цикличному мотиву. – Но разве могло ли у них что-либо выйти? – Вопрос уже содержит ответ, словно доказывает засыпающему младенцу, что ни одна сила в мире не разлучит их, даже та, которой повелевает сама Смерть. Свой следующий шаг ведьма совершает уже в иное пространство: мягкий ворс искусственного уюта окутывает миниатюрную ножку женщины; а лики с картин, кавалькадой выстроившихся вдоль стен, с удивлением и вниманием смотрят на явившуюся хозяйку. Кассиопея едва вздрагивает, транспортация в новинку хрупкому сердечку, она почти не успевала различать искажение цветов, произошедшее с мирами: тем этим. Как такое возможно? Как картинки на страницах книги, которыми так часто её баловали два гиганта с ласковыми голосами. - Мисс Лестрейндж! – Встречает её у порога холла домовой эльф, в словах подчёркнуто фанатичное почитание и возбуждение, а где-то и толика страха. Но разве уважение не зиждется на страхе? Длинные уши домовика почти подметают пол, а сутулая спина украшена большим горбом. - Чего тебе, Бораявый..? – В вопросе живёт прежняя Бэлла, не ослеплённая материнским безумием. Именно эти ноты привыкли слышать её соратники, задирая рукава, которые всё равно окрасятся в крови, и маглы, последний раз вбирающие воздух в лёгкие. Однако не смотря на командный и волевой тон жестокой убийцы, она с заботой поддерживает кулёк, направляется спешно в комнату своей маленькой покойной дочери. Какая глупость. Кассиопея не покойная – малышка здесь, у неё на руках, мерно сопит своим маленьким носиком. Рванная походка решительно обозначает своё направление. Списанные личности на картинах спешно преследовали женщину, но все молчали, как один. Спотыкаясь, бежал за главенствующей в обители и эльф, придерживающий в сморщенных кулочках длинные полы своего рваного одеяния. - Вы так быстро вернулись с суда по делу преследования преступников-Грейнджеров, ваш покорный слуга не мог и надеяться о подобной милости! – Восклицал он, искренне радуясь тому, что цель его никчёмной жизни снова явила себя. – Вы не одна… - Однако запнулся говорящий, он не знал, как реагировать на неясную ему до конца причуду хозяйки, с которой она прибыла сюда и которую сдерживала в руках. Это задело колдунью. Осадив темперамент, она резко оборачивается, прищурившись: - Почему ты заговорил о моей девочке? – Она готова пнуть его прямо сейчас в сторону лестницы, если он ещё раз заговорит о её дитя с неясными ему самому намерениями. - Я совершенно не успел подготовить её комнату! – Успевает сообразить домовик и мчится вперёд своей хозяйки, к заветной двери, сжимая голову. Желая угодить, коря себя за то, что поранил словом. Бэллатрикс смеётся, видя его старания. Всё так, как и должно быть – теперь всё так. Оба её ребёнка рядом, в безопасности. Отныне и навеки.