Династия

После восьми вечера на Французской набережной было уже темно. Жанин, опираясь на руку Коробейникова, вышла из экипажа. Так вдвоем они и подошли к двери дома Бланшмэзонов. Немного повозившись с замком, Антон открыл дверь и впустил девушку в дом. Судя по тишине в холле, слуги воспользовались отлучкой хозяев, а расположение комнат в доме полицейские изучили заранее. Поэтому до хозяйской спальни Жанин добралась без приключений. Пока Жанин разбирала в спальне взятую с собой сумку, Коробейников, дабы не переполошить отдыхавших слуг, обрезал в холле шнур новомодного электрического звонка. Прихватив из столовой бутылку хорошего вина и бокалы, он вернулся на главное место действия, расставил бокалы на столике, положил рядом штопор. - Жанин, напоминаю, - он скосил глаза на припудривавшую высокую грудь девушку. - По дому не расхаживать. Чего бы Лисицын ни захотел, держите его в спальне. Бывшая работница борделя кивнула. За эти несколько дней общения Жанночка Соловьева успела влюбиться в Антона и понять, что молодой полицейский сердечного интереса к ней не питает. После того как Коробейников похлопотал на Лиговке, Жанна сходила к околоточному. С ворчанием тот принял ее желтый билет в обмен на обещание бросить профессию, и вернул паспорт. - Антон Андреич, я все поняла, - Жанин пшикнула в воздух из дорогой бутылочки и шагнула в образовавшееся облако. ... Лисицын позвонил в дверь особняка ровно в назначенное время, но не услышал трели. Тогда он постучал кулаком. Через несколько секунд дверь распахнулась. - Милый Николя, вы так точны! - разодетая на выход Жанин отступила от двери, встречая любовника. - Прошу прощения, мы дали слугам выходной. Снимайте вашу шубу, дорогой, проходите ... ... В спальне Жанин предложила любовнику вино. Николай Петрович оценил бутылку и пробормотал: - Дорогая, у вас безупречный вкус. Жанин, не отличавшая бургундского от фламандского, улыбнулась и начала медленно раздеваться. Помня о высоком положении Женевьевы в свете, она постаралась делать это не слишком фривольно. Сидящий в кресле Лисицын вкушал вино и масляными глазами наблюдал за процессом. - Милый Николя, - поддразнила его Жанин. - Что же вы не раздеваетесь? - Наслаждаюсь зрелищем, дорогая, - Николай Петрович опомнился и с сожалением отставил бокал. Долго в доме Бланшмезона он задерживаться не собирался. Он отогнул покрывало на кровати, к которой подвела его любовница, выпростал простыню и поднес ее к носу. Белье пахло свежестью. Жанин кинула взгляд на торчащий уголок затолканного под кровать хозяйского белья, незаметно подвинула его ногой и похвалила себя за предусмотрительность. Чистоплотность Лисицына бросилась ей в глаза еще на первом интимном свидании. Аккуратно сложив одежду на стуле, Николай Петрович забрался на постель, прикрылся одеялом. - Я жду вас, дорогая Женевьева! - Секундочку, дорогой! - полуобнаженная Жанин скрылась в гардеробной, сверила время на изящном брегете и перекрестилась. "Прости меня, матушка. Клянусь, если все хорошо закончится, вернусь к тебе в Борисполь и выйду замуж за первого же гарного хлопца." Она быстро оделась и приникла к двери. - Женевьева! - донесся до нее из спальни повелительный голос любовника. - Я в нетерпении! ... Штольман пожал руку французу. Вечер у коммерсанта Леблана удался особенно тем, что закончился вовремя. - Всего наилучшего, месье Бланшмэзон. Был рад встрече с вами. - О, месье Штольман, это я рад, что наконец встретился с вами не ... как это по-русски? - француз замялся. - Не по делам следствия, - помог Штольман. - Да, да. Благодарю, что подбросили, Заходите к нам в гости, прошу вас. Яков покачал головой. - Прощу прощения, мне пора. Он бросил взгляд на брегет - девять ровно. Откланявшись, Яков сел в экипаж и хлопнул извозчика по плечу. ... Через пару минут после девяти Арман Бланшмэзон и его жена вошли в свой дом, сняли шубы и прошли в спальню. Жанин услышала шум в коридоре и шагнула к двери. Нетерпеливый Лисицын уже спустил одну ногу с кровати, намереваясь поторопить замешкавшуюся любовницу. ... Перед глазами посла Франции в России и его жены предстала невозможная картина. На супружеской кровати Бланшмэзонов полусидел абсолютно обнаженный и, как позже вспоминал в кошмарных снах месье Арман, вполне готовый к интимной схватке начальник департамента полиции. Лисицын встал с постели, безотчетно нащупал подвернувшиеся тапки и с недоумением уставился на девушку, выходящую из гардеробной. - Как? - только и смог вымолвить он, пораженный произошедшими с любовницей изменениями. Густо накрашенная, вовсе не похожая на Женевьеву Бланшмэзон барышня, одетая в крикливую одежду проститутки, сделала шаг в спальню. С гримаской ужаса девушка глянула на хозяев и нервно хихикнула. - Ой, Колюнчик! Мы не успели... Она подхватила юбки и пробежала мимо застывших каменными изваяниями французов. - Миль пардоньте, - пробормотала она, скрываясь в коридоре. Лисицын открыл рот. Незамеченный никем император, терпеливо выжидавший своей очереди пошутить, прицелился со шкафа. Призрачная рука Павла Петровича оказалась неимоверно тверда. Его метательный лимон так точно попал в рот Лисицына, что ни сказать что-либо, ни вытащить кислющий плод из зубов чиновник не мог. - Мои бабуши! - вскричал Арман, более всего потрясенный фактом присвоения негодяем своих любимых домашних тапочек. - Мое лучшее вино! - Мое окно! Очень даже реальный агент Васильев в маске Пьеро с нарисованными слезками сел верхом на подоконник. При виде повернувшегося к окну голого чиновника Васильев покачнулся, удержал в руках громоздкий фотографический аппарат, но стукнулся локтем о стекло. С веселым звоном стекло выпало на набережную. Васильев поймал взгляды собравшихся и крутанул ручку фотографического аппарата. - Улыбочку! Сверкнула вспышка. Рубашка Николая Петровича взлетела со стула, деловито напялила на себя сюртук, заправила себя в штаны. Волоча за собой галстук, одежда направилась к выходу. Догоняя остальных, по полу пробежали забытые носки. Когда сюртук вежливо склонился к руке супруги посла, Женевьева Бланшмэзон упала в обморок. ... Городовые, которых вызвал в особняк слуга Бланшмезонов, давясь от смеха, разрезали лимон во рту закутанного в покрывало похабника. - Закусывали, вашбродь? Ну аккуратнее надо, что ж вы так... - Мне плохо... - простонал Лисицын, желудок которого горел огнем. Добродушный околоточный понюхал стакан, ниоткуда взявшийся рядом с кроватью, и дал несчастному. - Держите, ваше благородие, помогает с перепою. Огуречный рассол Николая Петровича едва не убил. ... На проявленных позже черно-белых фотоснимках фигура статского советника Лисицына вышла довольно удачно. Поникший уд, впалая грудь и ярко-белый кляп во рту произвели настолько неизгладимое впечатление на градоначальника, что тот запретил не то что печатать этот снимок в газетах, но и даже упоминать имя Николая Петровича всуе. - Народ Петербурга такой полиции не поймет, - хмурился фон Вайль, отбирая снимки у негодующего Бланшмэзона. Замять международный скандал удалось только обещанием починить окно, сменить мебель в спальне и с позором уволить негодяя, осмелившегося посмеяться над послом народа Франции. Проститутку полицейские, так и не добившись от французов описания внешности, искать не стали. За неимением приличных слов Лисицын был отправлен в бессрочную отставку с невнятной формулировкой: "Демонстрировал неуважение собственным видом".