Династия

- Зяма, я в тебе разочарован. Ты хочешь работать в столице? Зиновий Симаков, тридцатипятилетний следователь московской полиции, нерешительно кивнул. - Конечно, хочу. Но совершенно не представляю, как вы сможете меня там устроить. - Ох ты наивная душа, а еще сыщик... Мужчина, вальяжно раскинувшийся на диване в особняке на Сретенке, опрокинул вторую рюмку, закусил конфеткой и отодвинул от себя графин - больше двух рюмок он никогда себе не позволял, а потому и смог добиться таких высот. - Зиновий, моя сестра умоляла меня позаботиться о тебе. Как ты мог заметить, это единственное обязательство, которое я принял за последние двадцать лет. Симаков мысленно согласился, что его дядю никто не смог бы назвать добрым и заботливым человеком. Скорее, идущим по головам. Но победителей, как известно, не судят. Сам же Зиновий, обладая острым умом, никак не мог продвинуться по службе дальше обычного следователя - мешали неуверенность в себе и прозвище Зина, прилипшее еще с гимназии. - Николай Петрович, все же поясните. Не хотелось бы затем ожидать удара в спину. Вальяжный мужчина расхохотался. - Я изучил того сыщика, Зяма. У него есть одно очень слабое место. Он благороден. А благородство - прибежище тех, кто более ни на что не способен. Дожевав конфетку, Лисицын щелкнул пальцами, и тут же подбежавший слуга убрал посуду. Лисицын протер платком оставшийся на столе след и добавил: - Это я, конечно, преувеличил. У него есть и достоинства. Но ты, Зиновий, вполне справишься с этой работой, а мне бы пригодился надежный тыл. - Хотя решай сам. Я не собираюсь отказываться от столицы, - дядя стряхнул с брюк несуществующие пылинки и встал с кресла. - Учти, дважды предлагать не буду. Глубоко вздохнув, Симаков решился. Такой шанс было бы глупо упускать. - Я согласен, Николай Петрович. - Вот и молодец. Заканчивай свои дела здесь и выезжай в Петербург. И не нужно ни с кем делиться нашими планами. Кстати, - Лисицын вытащил из внутреннего кармана небольшую коробочку. - Будь добр, Зяма, передай это госпоже Лассьер. Раскрыв футляр, Симаков поднес его к близоруким глазам и рассмотрел изящное жемчужное колье. Лисицын пожал плечами. - Не могу слушать женские истерики. Софи почему-то вообразила, что я заберу ее от мужа и увезу в Петербург. Пристрастие дяди к красивым женщинам с роскошными волосами Зяме было хорошо известно. Почти каждый роман Николая Петровича заканчивался одинаково - Симаков вручал красотке взамен разбитых надежд гарантию ее молчания, и пока что щедрые подарки не давали сбоев. Порочащих его слухов чиновник Лисицын не допускал. ... До начала Великого поста было еще далеко. В столице гремели балы - императорские, великокняжеские, офицерские. Изумрудные. Маскарадные. Балов проводилось столько, что иные молодые люди и выспаться не успевали после одних танцев, как уже нужно было спешить на следующие. Хлопоты о малышке не оставляли Анне времени на великосветские развлечения. Но когда Штольман показал жене личное приглашение от императора на Малый Эрмитажный бал, Анна захлопала в ладоши, как девочка. - Яков, когда это? А вернуться мы быстро сможем? Верочка больше пары часов без меня не проведет... - Ты хочешь поехать, милая? В нашем положении позволительно отказаться. - Как можно, Яков? Это же император, - Анна сделала книксен перед мужем и хихикнула, когда он церемонно протянул ей руку для поцелуя. - У него, наверное, ко мне какая-то просьба. Штольман предполагал, какая это могла быть просьба. Слухи о призраке, хулиганящем в резиденции правящей семьи, быстро разлетались по столице. Возможно, император хотел лично попросить Анну Викторовну об услуге, которую нельзя было провести через царскую канцелярию. - Милая, если попросят усмирить Павла Первого, скажи, что тебе это не под силу. Павлу мы ничего не должны, обещание свое я выполнил. И хотя мне всегда нравился Аничков дворец, пусть лучше пострадает он, чем ты под очередными обломками. ... Анна мельком посмотрелась в зеркало, прикрыла плечи шалью и решила не переживать об уходящей молодости. Пусть на балу и будет полно юных красавиц, ее Штольман рядом. - Яков, как думаешь, Александр Александрович не будет сердиться, если мы быстро уйдем? - Думаю, что император этого просто не заметит, - честно ответил только что вернувшийся из детской Штольман. Он уже несколько раз тщетно пытался уговорить сына остаться дома. Малыш, посидев в своей комнате две минуты, выбегал к родителям и настойчиво спрашивал, почему его не берут с собой. - Хороший мой, это бал, - Яков присел перед сыном на корточках. - Там будет императорская семья, офицеры, дамы в длинных платьях. Тебе будет скучно. Дюк помотал головой. - Я буду смотреть на сабли! Это Верочка - маленькая. А я большой! Запереть сына в детской Яков даже не пытался, поскольку обиженным ревом малыш мог разбудить кого угодно, в том числе и спящую сестру. - Дмитрий Яковлевич! - Штольман строго взглянул на сына. - Ты сегодня Тяфку дразнил? Дюк наклонил кудрявую голову и сознался: - Чуть-чуть. - Ты слышал, как она громко гавкает? Пожалуйста, сын, не пускай ее в спальню к Верочке. Шура будет занята, а Верочка может расплакаться. - Я буду защитник? - малыш выпятил грудь колесом, представив, как смело отгоняет нахальную таксу от сестренки. Анна ласково поцеловала сына. - Ты уже защитник. Что тебе привезти с бала? Мандарин или марципанку? В своих пристрастиях трехлетка был неизменен. - Саблю! ... Сняв в гардеробной Эрмитажа пальто, Штольман помог жене раздеться, принял в руки ее шубку и передал одежду гардеробщику. Шаль Анна стянула сама. Обернувшийся Яков заморгал. - Анна Викторовна... - Да? - Вы могли бы это... накинуть обратно... - Яков вытянул из рук жены шаль и попробовал пристроить ее на ослепительное декольте. Укоризненно взглянув на мужа, Анна сдернула шаль и отдала ее гардеробщику. - Яков Платонович, это Малый императорский бал, а не собрание старушек в буклях. Я сто лет не была в свете. Штольман буркнул: - Полгода назад. - Что полгода назад? - Мы с тобой были на балу. В Новгороде. Анна подошла к своему ревнивцу и не стала спорить, бал то был у княгини Мозельской, или просто прием. - Яков, ну оглянись. У меня еще вполне приличное платье. Заметив даму, которая только что сбросила с плеч меховое манто, Анна выпрямила спину. Верх платья дамы лишь чудом не обнажал грудь. - Хотя нет, не оглядывайся. ... На застланной ковровыми дорожками парадной лестнице, по которой в Павильонный зал поднимались гости, Анна завертела головой. - Яков, там впереди какой-то шум. Посмотрим? Штольман улыбнулся. - Я бы скорее переждал, милая. Хорошо, посмотрим, только не отходи от меня. Раздавшийся выше по лестнице истошный визг едва не заставил его переменить решение и увести жену из опасного места. Но тут вниз по ступенькам побежали дамы, теряя веера и туфельки. Яков заслонил Анну от перепуганных гостей и вместе с ней прижался к стене. На площадке между маршами юный кавалергард, пунцовый от возбуждения, размахивал саблей перед железной статуей рыцаря. Статуя на первый взгляд была неподвижна. Но вдруг рыцарь с грохотом уронил забрало, высоко поднял огромный железный меч и сделал шаг вперед. Вскрикнув погромче некоторых барышень, юноша отступил, наткнулся спиной на балюстраду и ретировался с поля боя, ловко оседлав мраморные перила. Рыцарь еще раз щелкнул забралом и, удовлетворенный, отступил в угол. Сослуживцы оконфузившегося кавалергарда осторожно обступили статую. Один из офицеров приподнял забрало эфесом сабли - внутри зияла пустота. Краем глаза Яков увидел, как за парадными дверями зала мелькнул грязно-белый шарф. ... Александра Третьего на Малом балу не было. Бал открывал цесаревич Николай под руку с женой главы дипкорпуса. Штольман перемолвился парой слов со знакомыми чиновниками и обернулся к Анне. - Его Императорское Величество простудился. Говорят, на днях в императорских покоях все окна хлопали, пока челядь не спохватилась и не заклеила их намертво. Будем дожидаться ужина? Анна расстроилась. Конечно, жалко было не приглашения на ужин в зал с Их Величествами, а самого Александра Александровича. - Нет, Яков, тогда уж лучше пораньше к Верочке вернемся. - Вот и хорошо, Аня. Выздоровеет император, пригласит тебя на встречу еще раз, - Яков притянул жену ближе. Анна подшучивала над его собственническими инстинктами, но не замечала, как на пресловутое декольте выворачивают шеи окружающие мужчины. - А это прилично, уходить до ужина, - вдруг усомнилась Анна. Штольман улыбнулся. - Очень неприлично. Поэтому мы никому не скажем. Но уйти незамеченными Штольманам не удалось. Уже на пути к гардеробной какой-то незнакомый высокий мужчина с начальственными брыжами преградил им путь. - Ба, кого я вижу! - мужчина покровительственно взглянул на Анну и неприятно улыбнулся. - С кем имею честь? - Яков остановился и крепче сжал ладонь жены на своем локте. Незнакомец отрекомендовался: - Лисицын, Николай Петрович, статский советник. - А это, как я наслышан, знаменитый медиум и духовидец Анна Викторовна Миронова? - Штольман, - выдавил Яков, почувствовав, как в груди закипает гнев. - Штольман, Яков Платонович. Это моя жена - Штольман, Анна Викторовна. - Ну да, ну да. Или правильно сказать - медиумица и духовидица? - Сударь, потрудитесь извиниться перед моей женой, - Штольман, сжав зубы, шагнул к наглецу. Лисицын ухмыльнулся и громко сказал: - Да в чем извиняться, сударь? В том, что я назвал Анну Викторовну медиумом? - Образованным людям, к которым я себя причисляю, прекрасно известно о несостоятельности всех этих... - он издевательски фыркнул, - спиритов. - Но склоняю голову перед вашим умением обманывать широкую публику, Анна Викторовна. Это, знаете ли, глупцам не под силу... Анна с тревогой взглянула на мужа. Кровь отлила от его лица совершенно, лицо стало белым. Проходивший мимо пожилой чиновник насмешливо улыбнулся. Молодые офицеры замедлили шаг, готовые вступиться за честь дамы. Яков, прямо глядя в лицо обидчику, с металлом в голосе выплюнул: - Сударь, вы оскорбили мою жену. Вы ответите за ваши слова. У последней фразы было лишь одно толкование, известное любому дворянину. Безразлично пожав плечами, Лисицын сунул руку в карман, выщелкнул из пачки еще московских визиток с наспех нацарапанным адресом одну и передал ее Штольману. Ронять белый прямоугольник на пол он не стал, за такое оскорбление можно было получить немедленный вызов, что в планы чиновника совсем не входило. "Люблю амазонок. Чем сильнее они сердятся, тем слаще затем их признания и мольбы", - Николай Петрович получал истинное наслаждение, наблюдая за покачиванием бедер Анны Викторовны, не поспевавшей за широкими шагами мужа. В столичной карьере намечался небольшой, но очень приятный бонус.