Под моей кожей. / Under my skin.

      — Мы здесь. Наконец-то, — мямлил Том очень монотонно, когда мы выползли из машины. Я его понимаю, думаю, все его понимают. Мы тогда были готовы материть водителя за его, так скажем, «навык» вождения. В общем, мы еле как поползли до номеров. Кто ругаясь, кто с матом. Я поднялась с братьями в номер Билла. Ну а куда еще-то? Кстати, Том попросил принести его вещи сюда же. И я такая думаю: «Неужели мы втроем будем?». Уж на что, а на это я не подписывалась.       Где-то около сорока минут мы вообще ничем не занимались. Я, по крайней мере. А вот Каулитцы много говорили то на английском, то на немецком. Я особо не слушала. Мое тело так ныло после переезда и охренительно неудобной машины, что моим единственным занятием было лежать на длинном белом диване и кидаться салфетками в картину, стараясь не ныть. Почти вандализм. Спустя вышеупомянутых сорок минут эти двое подошли ко мне и поначалу молчали, но потом:       — Нам кажется, все это затянулось, — сказал Том очень серьезно. Я запаниковала.       — Что? — спросила я в полной растерянности. Они оба были очень серьезными. У меня колени тряслись. Билл глянул на брата и опустил голову, а Том продолжил. Видимо, кто старший, тот и отдувается.       — Все. Ты, не пойми неправильно, но как бы я или Билл ни хотел, ты не можешь остаться с нами. Просто все это затянулась. И никто из нас не хочет брать ответственность за...       — Что? Я не понимаю, — если еще минуту назад я лежала, то сейчас у меня был легкий шок. Я села и сжала колени, сама не понимая, насколько сильно. Том потер глаз, а Билл поджал губы и посмотрел вправо. Шло несколько секунд неловкого молчания. И я сдалась.       Я просто встала и пошла за своим чемоданом. Братья не пошли за мной. Слишком очевидно, что здесь что-то не так. В спальне лежал мой чемодан. Открыт, такой, каким я его оставила. Присев на край кровати, я опустила голову. Было тяжело. Пережить столько и в один момент забыть. Слезы текли, помню. Ясно как день то, о чем они. Нужно было как-то успокоиться, и я пошла к окну. Там была полупрозрачная тюль, но не от нее вид за окном оставлял желать лучшего, а потому что погода была никакая. Город отдавал серостью, даже в номере стоял этот запах сырости. От всего этого мое горло пересохло, а слезы продолжали бежать. В голове всплыла одно слово, которое я никогда не употребляла, но сейчас сказала сама себе шепотом: «Тлен». Прошло минут десять, после чего я медленно встала, накинула парку и тихо выскользнула из спальни. В зале братьев не было, и тогда я была безмерно благодарна им за то, что они ушли. Уйти не попрощавшись пусть и обидно, но все же легче. К тому моменту я думала, что все забуду в одно мгновение. Что оставляю все, что было в этой комнате, а когда закроют эту дверь, то больше никто и никогда не узнает о том, что было. Если честно, то не совсем ясно, по какой причине мне было так хреново, когда я закрыла дверь номера. Я не собиралась замуж за кого-то из них. И особо-то нас ничего не связывало, зато чувство, будто от тебя наживую кусок кожи оторвали. Притом хороший такой.       В коридоре стало тихо. Ну, в смысле, тихо. Когда вот мы приехали в этот отель или что это вообще, я слышала шорохи, шаги, разговоры, но сейчас все смолкло, будто все вокруг давало мне уйти спокойно. Да, в итоге я вышла на улицу и не понимала, почему девушка на ресепшне проводила меня косым взглядом. Я не понимала, куда мне идти, просто не знала. Я, мать его, в чужом городе! Обойдя здание, я достала сигареты, которые давно еще купила. Села на низкий выступ здания или типа того и закурила. Мое состояние было... можно описать словом «пусто». Это как когда смотришь и ищешь смысл хоть в чем-то, и кажется, смысл должен быть во всем, но все пустое. Так я себя и чувствовала. Я смотрела на деревья и людей. Это самое «пусто» давало ощущение того, что, если пойти и ткнуть иглой что угодно, оно просто лопнет как шар. Такое вот состояние. Как-то так не особо приятно и непривычно обжигало горло от сигарет, но потом хуже, я замерзла, а встать уже не могла. Я думала, если сейчас уйду, то все, Каулитцы окончательно забудутся.       В итоге я решила, что пора, и вернулась ко входу. Город я не знала, и логично было попросить девушку на ресепшне заказать такси. Не надо говорить, что она снова на меня косо глянула. У стойки был мужчина с залысиной, но, когда он ушел, я сделала как задумывала:       — Скажите, а вы можете вызвать мне такси?       Девушка, вообще с нулевой реакцией отлепив свои глаза от меня, начала тыкать по клавиатуре. Сначала я не знала, что она делает, но через минуту она снова смотрела на меня.       — Вас просили подняться в номер, — сказала девушка, тяжело выдыхая.       Я сделала вид, что все идет по плану, что так и должно быть. А ведь на самом деле внутри у меня все органы завязались в узелок, который затягивался все сильнее на пути к номеру. К тому же мне было сложно понять саму себя. От радости это или от горя? Зачем они меня позвали? Неизвестность — вот что пугает.       Я опущу момент, когда я вошла в номер. Там был Густав, и он сказал что-то типа: «О, он только что зашел в туалет». Я кивнула, а Густав молча посидел еще несколько секунд, может, десять и вышел. Мне, конечно, казалось, что я в номере одна, и казалось мне это несколько долгих без преувеличения минут. Все потому, что я ничего не слышала. Тишина. Даже к двери подошла послушать. Как-то некультурно открывать дверь туалетной комнаты. Просто я думала, что там, скорее всего, никого и нет.       Я никого не звала и никуда не заглядывала. Типа если надо, то сами придут. Но и просто сидеть было не очень. Я с ума сходила. В голове на повторе: «Что происходит?». Поэтому я выглянула из открытого окна и собиралась покурить. Хотя всем известно, что это запрещено. Но, с другой стороны, хуже уже быть не могло. В общем, я успела сделать одну затяжку. Что-то хлопнуло, и сигарета выпала, слава богу, в окно. Я оглянулась. Это был Том. Он был в майке и штанах спортивного типа. Волосы и лицо мокрые. Он махнул мне на диван, я села. Он тоже сел.       — Слушай. Мне не нравится, что все так вышло. Что Билл проявил что-то к тебе, что меня ты увидела с такой стороны...       — Я никому не скажу, — мне казалось, что намекает он именно на это.       — Я не о том. Видишь, в чем прикол. Биллу ты симпатична. Но с нами ездить — это не развлечение, это значит, что в шесть утра ты встаешь и тащишь свой зад куда скажут. Делаешь все, что надо. А это бывает слишком сложно. Потом спишь часа два, и все заново.       — О чем ты?       — Я пытаюсь сделать так, чтоб ни он, ни ты меня не ненавидели.       — Да мне уже все равно, — ну, тут я ему врала, конечно.       — Да ну?       — Давай на чистоту? Я не ваша подруга и не стану девушкой одного из вас. Хотя даже если и так, то все равно не смогу с вами ездить. Так зачем эти все разговоры?       Том почесал затылок, он долго думал, прежде чем ответить.       — Отлично. Значит, ты не в обиде...       — Нет. Я расстроена, — мне надоело сидеть и ждать, пока все развяжется. Я уже хотела домой. Никто из них меня не поймет.       — Расстроена? Кристина, мы можем остаться хорошими друзьями. Ни я, ни Билл не сможем обещать большего.       Я встала еще где-то на предложении остаться друзьями и смотрела в пол. Он замолчал, и, казалось, его взгляд пилит меня.       — Я поеду домой, не стану ничего про вас писать, если хочешь, и считай, что все хорошо, что мы друзья.       Том поднялся тоже. По мне бегали мурашки. Была готова плакать. Бежать отсюда и плакать. А гребаный Каулитц закинул одну руку, вроде правую, мне за спину. Легко, а я думаю, ему было легко, притянул меня к себе. Я смотрела на светлую стену, и в тот момент у меня не было никаких чувств.       — Нехорошо так друзьям расставаться.       — Не надо было становиться такими известными, и проблем было б меньше, —огрызнулась я тихо. Том засмеялся.       — М... — протянул он типа «так вот в чем прикол». — А как бы мы тогда познакомились?       — Спасибо за «Что, если?».       — Она не о вечной любви. А о мимолетном приключении. О том, как все настолько достало, что хочется любить. И вот я вижу тебя и спрашиваю себя: «А что, если это будет она? Почему нет? Я так устал, что не хочу искать больше. Остановлюсь здесь и сейчас».       Мы говорили и говорили. Длился разговор долго. Вскоре он стал веселым и непринужденным.       — Я, наверное, все же скучать буду, — сказал Том.       — Не ври только.       Я могла бы долго продолжать, но все банально. Я уже дома и довольно давно, а эти двое черт его знает где. В общем, Том сказал, что ему нет смысла запрещать мне писать все это. Еще несколько дней назад написал смс, после которой я должна была бы радоваться тому, что он не забывает обо мне, но мне грустно. Вся моя жизнь стала прежней. За одним исключением. Каждый вечер я ищу как можно больше информации о том, как поехать в США. Я давно хотела поехать в Сан-Франциско, посмотреть мост «Золотые ворота». И пройти мимо дома Зачарованных. И никакого Каулитца. Ни младшего, ни старшего.