От Венеции до Рима

— …по двадцать капель в сутки еще три дня. — Когда он сможет вставать? — Хм… еще хотя бы неделю соблюдать постельный режим. И потом.. организм у него крепкий, но сначала должны затянуться швы. — Спасибо, доктор. Мы обеспечим ему необходимый отдых. — Клаудиа провела рукой по волосам брата. — У меня…нет…недели! — едва слышно проронил Эцио. — Dio, Эцио! Успокойся и постарайся уснуть. Доктор, давайте сюда ваши капли! — Клаудиа открыла рот ассасину и влила что-то совсем невкусное и горькое, после чего тяжелая волна усталости накрыла Эцио, и он погрузился в сон. Ассасин приходил в сознание несколько раз на день, его кормили жидкой похлебкой, после чего он снова засыпал. Так длилось целую неделю. Однажды он открыл глаза и смог приподняться на локте, оглядел комнату. Его положили в лучших покоях римского борделя, а по отросшей бороде было понятно, что лежал он достаточно давно. Эцио смог привстать, попробовал согнуться, присесть и пройтись, в боку осталась лишь ноющая боль, но не столь сильная, чтобы мешала ходьбе — дни в полном покое не прошли зря. Одежда была выстирана и ровно развешена на стуле, рядом лежало оружие и ремень. Аудиторе надел на себя штаны, нижнюю рубаху и натянул оставшееся верхнее одеяние, после этого закрепил скрытые клинки под рукавами и пристегнул пояс. Настало время выйти в свет и разложить по полочкам все ту кашу, что творилась у него в голове. В коридоре на верхнем этаже борделя, кроме комнаты для особых клиентов, располагались еще два помещения для обслуживания богатых господ. Эцио уже шел к лестнице, как дверь из другой комнаты отворилась и его окрикнули: — Этот профиль может быть только у одного человека — Эцио Аудиторе! — Ноеми! Ты, как всегда, очаровательна, — ассасин поцеловал руку белокурой куртизанке с зелеными глазами и красивым лицом греческого типа — одной из самых прекрасных жриц любви во всем городе. — Девочки думали, что вы проваляетесь в кровати еще несколько дней, а после этого будете не в состоянии натянуть на себя даже одеяло, — обворожительно улыбнувшись, сказала Ноеми, — но я поставила сотню флоринов на то, что Эцио Аудиторе не только станет бегать, как прежде, но и заставит еще кого-нибудь из нас наконец вспомнить, что такое настоящий мужчина! — Я польщен, но… — Никаких «но», — не дала ему договорить девушка и мягко потянула за руку в свою комнату. Эцио успел ухватиться другой рукой за дверной косяк. Не то чтобы ему не нравилась Ноеми, да и о способностях девушки он был наслышан, вот только для человека с наскоро затянувшимся швом Эцио был достаточно мудр, чтобы сказать: — Сеньорита выиграет спор…в свое время. Как раз тогда, когда я смогу оправдать ее надежды наиболее хорошо, — это не было отказом, но и согласием так же быть не могло. Ноеми сделала такое выразительное лицо, будто это Эцио попытался ее совратить, оскорбив несуществующие невинность и непорочность, на что Аудиторе одарил ее искренней улыбкой и развернулся к лестнице. «Ах, милейшее создание, сколь бы чистой и незапятнанной стала твоя известность, предпочти ты сцену театра пуховым перинам». Ассасин спустился и встретился с сестрой. После ее крика и приказа немедленно отправляться в постель, все же удалось убедить Клаудию в его хорошем самочувствии. Сестра рассказала, что именно Ноеми нашла Эцио раненого, когда возвращалась от доктора. «Может, девушку все-таки стоило отблагодарить?», — Эцио улыбнулся своим мыслям так грязно, что Клаудиа замолчала и слегка зарумянилась. — Клаудиа, а что с той девушкой, ее тоже принесли сюда? — С какой девушкой? Не понимаю, о чем ты. — У нее ранена стопа. — Эцио, нам вполне хватает и здоровых девушек, лишние рты нам не нужны. — Клаудиа, послушай… Когда меня нашли, сколько трупов валялось рядом? — О, Эцио, ты же знаешь, я не люблю таких расспросов. Но…их было четверо, и мы думали, это твоих рук дело. — Тот, кто их убил, вернее та, является настоящим знатоком своего ремесла. Поэтому мне нужно как можно скорее встретиться с Лисом. — Он ждет тебя в убежище. И скажи, чтобы его люди больше не выдавали себя за знатных богачей и отстали от девушек. Из-за этих болванов мы терпим убытки! По дороге в убежище Эцио думал о том, как его планы убийства сорвались и по чьей вине. Это Лис дал ему заказ на капитана, но все сведения он получает от своих агентов. Сам Вольпе наверняка не стал бы подставляться перед Эцио и давать ложную цель, рискуя репутацией. Выходит, ошиблись доносчики главаря гильдии воров. Судя по всему, капитан-тамплиер знал, что Эцио придет. Записка наверняка была написана заранее для быстрого сообщения. Все указывало на то, что ассасина сдал кто-то из своих, тот, кто знал, где именно Аудиторе будет выжидать удобного момента для убийства. Тогда круг подозреваемых значительно бы сузился… Прогулка по Риму нагоняла на ассасина невеселые мысли. Рим…великий, прекрасный! С первым Аудиторе мог бы согласиться, а вот во второе ему не так сильно верилось. Улицы города контрастировали своей непохожестью, многие здания от ветхости рассыпались на глазах, другие же, наоборот, в силу своей принадлежности религиозным пристанищам реставрировались и восстанавливались. Для Эцио, привыкшего к спокойной и романтичной Флоренции и страстной, но такой нежной и ласковой Венеции, Рим казался громадным и чужим. Было непривычно знать, что многим на улицах города нужна его помощь, что теперь он может сам создавать свое братство, быть одновременно в тени — на заданиях, и на виду — среди новобранцев ордена Ассасинов. От мыслей обо всех этих новшествах у Эцио начало ныть в висках. В последнее время Аудиторе предпочитал черный цвет одежды, который привлекал меньше внимания, и за время вынужденного отдыха никто не стал перекрашивать его облачение. Эцио пониже натянул свой капюшон, свесил плащ со спины на левую руку и начал пробиваться к убежищу в толпе, минуя лавки торговцев картинами, кузнецов и портных. Если бы кто-нибудь следил за человеком в черном одеянии с редкими алыми вставками, то заметил бы, что поодаль на протяжении всего его пути маячила некая фигура, незаметно переходя от одной группы людей к другой. Красивое темно-красное длинное платье с глубоким разрезом на бедре и того же цвета платок, что скрывал волосы, были искусно пошиты, но привлекали не больше внимания, чем платья многочисленных куртизанок, открывавших взору гораздо более сокровенные участки тела, нежели одно бедро. Эцио уже прошел мимо лавки доктора, но развернулся, подумав, что парочка флаконов целительных смесей ему не помешает. Женщина, идущая за ним, быстро смешалась с толпой. Ассасин расплатился и почувствовал на себе чей-то взгляд, но не обнаружил ничего необычного: только спорящие торговцы и куртизанки в красных платьях, а одна даже в платке. До убежища было рукой подать. Ноеми давно поняла, куда идет Эцио и, убедившись в этом, развернулась и направилась в противоположную сторону. Лис ожидал Эцио, скрестив руки на груди и пристально глядя в пол, будто ему под ноги кто-то бросил карту сокровищ, и сделал пометку «Копать здесь», но пол был чист. Завидев ассасина, тот распрямил руки и заговорил очень быстро: — Эцио, я понимаю, силы только недавно вернулись к тебе, но послушай внимательно. Мои люди выяснили, что твоя цель — вовсе не тот человек, за которого себя выдавал. Агенты видели тело… — Нет, Лис, слушать будешь ты. Я прекрасно знаю, что капитан оказался подставным. Пусть так, спрашивать я буду не об этом. Ты, верно, довольно умен, чтобы догадаться, о чем я хочу спросить тебя, — Аудиторе, когда желал, мог придать своему голосу тон, требующий максимально быстрых и искренних ответов. Лис молча прищурился и слегка повернул голову в сторону, а через несколько секунд медленно заговорил: — Полагаю, ты не понимаешь, чего просишь. Будем считать, что я не услышал недоверия в твоих словах, — Ла Вольпе, в свою очередь, мог говорить так, будто и не собирается реагировать на глупые высказывания собеседника. Эцио молчал, в голове потоком струились мысли, из которых сложно было отобрать что-то, способное успокоить его. Лис склонил голову и заговорил, не опуская глаз: — Что бы ты ни думал, я никогда — слышишь? — никогда не стал бы тебя предавать. Ты знаешь меня слишком давно, чтобы усомниться в этом. — И настолько же давно, чтобы помнить, какой ты ловкий манипулятор. Если хочешь меня убедить в верности делу и лично мне, докажи это. — Давай перестанем играть в эти игры и… — Докажи, — все-таки сейчас Эцио должен был настоять на своем, нужно поставить точку раз и навсегда. Ла Вольпе долго всматривался в лицо в капюшоне, потом вздохнул и начал: — Будь по-твоему, но ты сам этого захотел. Тот день, когда ты узнал личность жертвы, я провел с одним человеком, который может это подтвердить. Ты довольно неплохо знаешь этого…эту… Клаудию, — было нетрудно заметить, что матерый глава преступного мира нервничал, а уж краснел он с каждым словом от оттенка «нежный розовый» до «сладостно красный». — Вольпе…ты просто провел день с моей сестрой? — Эцио снял капюшон. — Да. Вернее, нет. Она очень коварная женщина, ты знаешь? Замолчали оба. Эцио покрутил головой из стороны в сторону так, будто собирался что-то сказать, а каждое слово было неверным. Он посмотрел на Лиса, шагнул в его сторону, выдохнул, развернулся и ступил обратно. Эцио, сказать по правде, не понимал, как нужно повести себя в этой ситуации. С одной стороны, чего же дурного в том, что у Клаудии наконец появился ухажер, а может это обыкновенная братская ревность? Нет, это просто глупо. С другой стороны, Ла Вольпе — один из самых влиятельных и опасных людей, что довелось знать ассасину, а сестра — девушка благородных кровей, если не сказать, манерная аристократка. И всю эту «любовь» Клаудиа с Лисом крутили за его, Эцио, спиной. Пожалуй, именно это больше всего и взбесило Аудиторе, потому что он сжал руки в кулаки и с размаха саданул Вольпе по губам. Вор потерял равновесие, но не упал, издал звук, напоминающий смесь шипения змеи и дыхания разъяренного быка, потрогал губы — конечно, кровь — посмотрел на ассасина. Теперь Эцио невольно провел параллель вора с хитрым животным. Но на душе у Аудиторе вдруг стало спокойно, он выпустил пар, даже поверил словам Вольпе и больше не мог на него злиться, как-будто нужно было просто выплеснуть все удручающие мысли этим ударом. Эцио захотелось обнять Лиса и забыть об этом недоразумении, поэтому он развел руки и приблизился к побитому сопартийцу. Лис ловко вывернулся из его объятий и ударил раскрытой ладонью точно в ухо ассасина, оглушив того ненадолго и царанув до крови по щеке. — Вольпеее! Figlio di una cagna, зачем?!! — Эцио нахмурился, раскрыл рот в изумлении. — Доверяешь мне, или, может, еще что-нибудь выясним?! — Я же хотел обнять тебя! — Это моя маленькая вендетта, теперь мы квиты, — Лис сорвал полотно со стола, оторвал два куска, бросил один Эцио, а другим начал вытирать себе рот. Дальнейшие выяснения отношений не понадобились. Остановив кровь, мужчины скрепили свою дружбу рукопожатием до локтей и уселись за стол. Оставалось выяснить, что же случилось в ту ночь у Колизея. — Мы узнали, что убит не капитан, только нашедший сам труп. Поверь, Эцио, никто из моих людей не стал бы нашпиговывать меня ложными сведениями, так явно себя компрометируя. Тем более, что информацию я получил лишь от двух людей, но проверю обоих. Если кто из них и провинился, то моя проверка выявит это наверняка… — Я и сам не в силах поверить, что это мог быть кто-то из них. Проверь, но сильно на своих братьев не дави — твои методы порой не сопоставимы с гуманностью. — Эцио, ты еще не услышал самого главного: мы нашли ту девушку-стражника. — Что…где она? — «И почему Вольпе не мог с этого начать»? — Не спеши, я все расскажу, тем более, что следов она оставила после себя предостаточно. Стопу девушке повредили довольно серьезно, мне так и не удалось выяснить, как она с такой раной и болью добралась до доктора. Было несложно догадаться, что такие травмы вылечивают только доктора, а найти больного с проколотой ногой было и того проще. В то время, когда ты нежился под одеялами, мы искали и расспрашивали. Доктор рассказал, что действительно оказывал первую помощь некой черноволосой девушке, но рана была настолько серьезной, что ее лечение оказалось вне компетенции лекаря. Вот, что он нам сказал: «Я остановил кровь и сделал все возможное, чтобы не допустить заражения, однако лезвие прошлось по кости, и с этим я бы уже не справился. Мне известен только один человек, который знает, что делать в таких случаях — мой венецианский коллега Гуерино». Наш доктор показал себя добрым самаритянином (как выяснилось, не бесплатно), на следующее же утро посадил девушку на корабль до Венеции и дал кое-каким людям соответствующие указания, куда ее отвести по прибытию. Те все сделали исправно, и мои венецианские контакты сообщают, что сеньорита в самом деле посещала мастера Гуерино. Недавно она исчезла, а мастер почти ни с кем не разговаривает. Не хотелось бы выбивать информацию из него силой, поэтому я уверен, что ты придумаешь что-нибудь получше, не так ли? — Девушка много знает о планах тамплиеров, к тому же она отменно владеет метательным оружием. По правде сказать, я был впечатлен тем, с какой выверенной точностью она убивала наших людей. — Верно, наших. Поэтому ее нужно призвать к ответу и заодно допросить о врагах, — последнее Вольпе произнес очень тихо. — Или переманить на свою сторону и стать негласными направляющими ее таланта быстро устранять цели. — Не думаю, что она захлопает в ладоши от такого несомненно щедрого предложения, а, судя по трупам, она и слушать тебя не станет. Но воля твоя, адрес лекаря я тебе предоставлю. — Значит, снова Венеция? — Эцио взглянул на Лиса с надеждой и легким трепетом перед возвращением в так полюбившийся ему город. — Венеция. Эцио мысленно уже ступал с борта корабля на землю Венеции и размышлял, какие же удивительные дни готовит ему город на этот раз. «Неужели вот так меня занесет обратно? Найду ли я ответы на свои вопросы, или вопросов окажется больше, и я уеду ни с чем? А ведь я знал довольно много людей в Венеции, вспоминают ли они обо мне?.. Роза! С нее-то и нужно начать…во всех смыслах», — последняя мысль оказала особенный стимулирующий эффект на опытного ассасина и соблазнителя. Пока Аудиторе грезил, Вольпе бесшумно встал с кресла, попрощался с ассасином, направился к двери. Еще раз ощупал свои губы, посмотрел на руку — немного крови все же осталось, и, выходя из убежища, подумал: «А все-таки Клаудиа того стоит».