Хроники Серинтайи

17 -18 пчельня, Марассан       –Передашь герцогу лично. Понял?       –Будет исполнено, Ваше Высочество!       –Смотри у меня…       Он безумно хотел поехать вместо гонца, чего бы это ни стоило, но цена могла оказаться слишком высокой. Ладно бы своя башка, с этим ещё можно было поспорить, но рисковать Оленёнком Идрон не мог. Поэтому оставалось писать письма и бить себя по рукам, чтобы не добавить к плотному пакету тончайшего плетения цепочку с резной каменной подвеской в виде распахнувшей крылья птицы. Такое да у служанки непременно заметят, а заметив, либо отберут, либо что-то заподозрят.       Цепочка с птицей была частью пещерного клада. Дома, разобрав сундуки и мешок, в который было свалено всё в сундуках не уместившееся, братья узнали, что стали обладателями немалого арсенала, кучи самоцветов, кучки поменьше, уже из драгоценностей работы куда старше, чем сто или даже сто пятьдесят лет – придворный ювелир определил показанный ему пояс самое меньшее трёхсотлетним дедушкой и спросил, какие гномы ищут теперь расхитителя сокровищницы – и разных безделушек, от которых прямо-таки разило магией. Придворный маг тут помочь не мог – предыдущий, сухой и жилистый Разбор, удалился на покой, а нового пока не нанимали – хватало Финдетелля и самой Эрны, но первый опять запропастился неведомо куда, никому не сказавшись, а вторая пропадала в Халларде, и о кладе ей только предстояло узнать. Поэтому порешили сперва приискать достойного доверия человека, а уже потом размахивать ценными артефактами.       Лето… Яркие пятна цветов на клумбах Гнезда, ленивый жар везде, кроме реки, из которой вовсе бы не вылезал. Лёгкие одежды, благостная снисходительность тётушки, махнувшей рукой на то, что детище вместе с племянником пропадает где угодно. Арлен как-то обмолвился, что по лету он обычно уезжал в приграничье – и многое стало ясным. Густой аромат полей за городом. Темно-зелёные листья, густой крышей нависающие над аллеями. Горячий ветер, размётывающий волосы на скаку. Зной, стихающий только к ночи. Иногда вспоминался ушедший далеко-далеко солончак, бесконечная дорога, блестящая на солнце, и мерный цокот копыт. Было-ушло, отодвинулось далеко-далеко, в южные степи и замирание сердца: нет, ну это же не сон? Это взаправду?       Лето будоражило, лето шептало: скоро… скоро… скоро… Ещё немного – и войска выйдут навстречу наёмникам Кэсамбарры и ордам степи. Ещё короткий месяц – и над тысячами воинов заполощутся волчьи знамёна. Ты вырос, волчонок, ты становишься волком, ты стал волком, потому что тебе и в тебя верят. А значит, твоя победа будет взята за горло. И Лис непременно бы заржал, что девушек положено брать за другие места, для брания предназначенные. А пока – смотры, донесения, рассылка писем, и на печатях, удерживающих плотный пергамент, взмывает в прыжке крылатый волк.       Его Величество Идрон Первый, хмыкнул юноша, сворачивая к конюшням, похорониться под титулами! Что там еще… Хранитель Раккахисвэ, печати этой неведомой, повелитель Ород – Уэн, или Пригорья по-простому, и Тельперены, Серебряного Края, где, собственно, и добывались «звёздные» сапфиры и серебро той редкой пробы, за которую халларданские слитки и ценились ювелирами, оружейниками и механиками. Вассалитет – у горцев, и еще у пары-тройки племён, о которых Юлтайд осторожно сказал: «Ну, если уцелели – разберетесь». Вели-и-ичество! На речку бы сбежать, но нет. Надо всё-таки побывать в казармах, надо заниматься предстоящей войной, а не сидеть в уединённой заводи, выставив из воды только нос и блаженно мурлыча. Но хочется…       Ульм при виде хозяина потянулся к рукам, как оказалось, не выпрашивать угощение, а за лаской: предложенный сухарь гнедого не впечатлил. Рассеянно почёсывая вычищенную на славу гриву, Ид боролся с предательским желанием все же сбежать купаться, а уже к вечеру, по холодку… Победила совесть, и вскоре Ульм уже трусил по улице, похлопывая себя хвостом по бокам. Подгонять было лень, вот и ехали, медленно, но верно приближаясь к казармам. Там, конечно, нет и двадцатой доли всех войск – они в пригороде, в летних лагерях, зато там есть писарь, ведущий учёт всем прибывающим, там есть тысячники, которые даже не скрывают радости от предстоящей драки.       Гонец наверняка уже выехал из города. Завтра он будет уже далеко, а через неделю, самое меньшее, окажется у Руйты, передаст ему письма и дождётся ответа. И уже человек Молота поедет к условленному месту, оставит там пакет, заберёт дожидающиеся его под камнем бумаги и привезёт их обратно. Затем гонец поскачет обратно и через еще одну бесконечную неделю будет в Марассане, если его ничто не задержит. А ещё гонца могут перехватить, но о таком лучше не думать, потому что думать – значит, звать беду, а бед и так хватало, можно обойтись без еще одной…       –Приветствую, Ваше высочество!       Глубокий поклон, принятые под уздцы кони. Замерший рядом комендант. Скрадываемый полумраком коридор, дышащий прохладой. Бумаги, бумаги, бесконечные бумаги, карты с нанесёнными флажками, таблицы, испещрённые цифирью, сведения о числе и расположении войск. Надо будет поехать в лагеря, посмотреть своим глазом, но – завтра. Или сегодня? Да, сегодня, в самом деле, зачем тянуть до завтра, когда солнце еще и к полудню не склонилось? Комендант тут же был уведомлен о желании княжеского племянника и вызвался сопровождать .       Дорога в пригород вилась среди лохматых садов, гнущихся под тяжестью наливающихся яблок и груш. Грушу бы! Дома, в Озерухе, росли здоровенные коричневые монстры, которые, если успевали дозреть, таяли на зубах, заливая руки и подбородки густым жёлтым соком. Тут груши были поменьше и жёлтые, а вот яблоки – на любой вкус и цвет, от крохотной «щёчки феи», ценимой за варенье, до румяных «южных огней» с малиновой кожицей, притуманенной белым налётом. Оттереть, вгрызться зубами – объедение! Эрна такие любит, всю весну хрустела, носила в карманах и поясном кошеле, смущённо прятала огрызки, если учителя замечали, чем воспитанница занимается за их спиной. Оленёнок, я найду для тебя самые вкусные яблоки, когда ты вернёшься! Сам оборву сады, принесу мешок самых красивых, чтоб ты могла выбирать любое, придирчиво рассматривая очередной гладкий глянцевитый бочок, втягивала тонкими ноздрями аромат и жмурилась, делая первый укус – когда ты вернёшься, и я перестану лезть на стены… Как ты провела здесь те бесконечные месяцы, которые мы мотались по Срединке, собирая союз? Тоже не находила себе места, хваталась за любое дело, уехала к границам сражаться, моя маленькая порывистая воительница? Оленёнок. Девочка, которую я учил первым ударам. Белая Звезда Серинтайи, маг, эльфийская принцесса… Моя жена. Громкие титулы и десятки имен не заменят этого. Моя, моя, сто тысяч раз моя, единственная…       –Ваше Высочество! Какая честь!       –И вам поздорову, лорд Седрик, – Ид спешился, улыбаясь навстречу воеводе. – Вы всегда столь серьёзны, что я начинаю думать, а умеете ли вы радоваться чему-то кроме доброй драки?       Военный довольно расхохотался.       –Умею, даже не сомневайтесь! К примеру, ваше появление предвещает добрую драку – как же ему не радоваться? Смотр проводите, Ваше Высочество?       –Надо же мне понимать, с кем бок о бок сражаться доведется? – Развёл руками юноша. – Смотр, не смотр, а понятие иметь лишним не будет. Ведите, показывайте!       Солнце неспешно поднималось по застиранному небесному атласу, выжигало в нём дырки: глянь, и заболят глаза, заставляя часто-часто моргать, гоня выступившие слёзы. Травяной ковёр здесь, в пределах лагеря, превратился в травяной половик, и тот затёртый – столько ног по нему прошлось с того дня, как травинки выбрались наружу? Наверное, десятки тысяч. Сначала травяное море было зелёным и густым, потом стало вытоптанным и жёстким, цвета сена, выжаренного солнцем до зеленоватой желтизны. Его топтали тысячи ног, по нему пробегали равнодушные к траве и цветам солдаты, скакали кони, и сейчас осталась только ровная сбитая земля, над которой только кое-где проклёвывались сухие стебельки.       Обширная площадка, на которой проводились учения, не могла похвастаться даже этим – голая земля, ни былинки, только пыль, поднятая ногами топчущихся по ней бойцов. При виде начальства ражий детина, отдающий команды, начал орать вдвое громче, косясь на остановившихся в холодке под деревом гостей. Перебрасываясь ленивыми фразами с лордом, Идрон наблюдал за взмокшими на солнцепёке бойцами. Хороши. Это не новобранцы, едва держащие копья в руках – в командах не путаются, деревянные колья не роняют, слаженные четкие движения. Сила. Армия. Часть армии, если придираться к словам. Остается месяц, возможно, чуть больше – и войска Волчьего Союза, как напоследок назвал это Роско, двинутся к Халлардану, чтобы победить. А как иначе?       –Что скажете?       –Скажу, что молодцы. И солдаты, и те, кто их обучал. Новички уже успели своё оттоптать?       –Ещё нет, мой господин. Они сейчас на дальнем конце, приёмы мечевые отрабатывают. Желаете посмотреть?       Дальний – и есть дальний, пришлось возвращаться за лошадьми, ехать туда, откуда далеко разносились звон и лязг. Конечно, здесь были не все, хватало и двух тысяч, не считая конницы, разместившейся на отшибе, поближе к пастбищам, но и тех, кто держался поближе к Марассану, было достаточно. Новобранцев натаскивали в том числе и на поединках с более опытными воинами, и это давало плоды: на площадке не топтались неумехи, а сражались бойцы. Можно было возвращаться, чтобы снова сунуть любопытный нос в бумаги – и уже окончательно собираться домой.       Но неожиданно «быстренько гляну и уедем» растянулось до вечера. Когда стало ясно, что карты, сведения о продовольствии, денежные списки и прочая мура растянутся до вечера, Идрон, поколебавшись, отослал сопровождающих отдыхать и с головой нырнул в бумаги. С непривычки разбираться в обильной цифири было трудно, знаки путались, двоились в глазах, норовя то увеличить телеги с фуражом, то уменьшить количество конных, то превратить армию в толпу гуляющих по ярмарке солдат, и всё же худо-бедно дело двигалось, хотя до конца было бесконечно далеко.       –У вас в казармах найдётся место для моей свиты? – Устало спросил Идрон, откладывая очередной лист.       Комендант потёр переносицу.       –Найдётся, да только как же вы, ваше высочество? У нас всё просто, лагерь, как-никак…       –Можно подумать, в походах перинка пуховая под бока полагается. Завтра возвращаться, то да сё… Что это за графа? Откуда здесь два десятка катапульт, но без ядер?       Окончательно соображать голова перестала, когда в окна уже радостно гляделась луна. Затёкшее тело требовало движения, жаркий день напоминал о реке. Выйдя из душного помещения под звёзды, Ид с наслаждением потянулся, повертел головой и обратился к вышедшему за ним Седрику:       –Ума не приложу, как вы с этим каждый день возитесь!       –Дело привычки, мой лорд, – довольно прищурился комендант, – я тут уже пятнадцать лет, читаю это всё, как письма невесты. Может, прогуляемся? После заседаний с бумагами лучшего не придумать, пожалуй. А там и ужин соберут, и спальню вам приготовят.       Возражать Симуран не стал. Прогулка вышла незамысловатой: вокруг казарм, до плаца и обратно, под расслабленную беседу о будущей войне. Поздний вечер незаметно перешёл в ночь, но духота не ушла, давила одеялом, натянутым по глупости, обещала скорый дождь, хоть небо и усыпали крупные звёзды начала лета. Он помнил, что совсем рядом с лагерем Инге делала изгиб, образовывая тихую заводь, в которой можно было замечательно искупаться, смыть с себя дневную жару и усталость. Закончилось это тем, что Ид сослался на желание еще немного посидеть на ветерке, предложив лорду Седрику его не ждать. Тот понимающе кивнул, и вскоре юноша уже быстро шёл к реке.       Меньше года прошло, как ершистый мальчишка вставал на дыбы в ответ на требование тётки не ходить самому никуда. Меньше года и целая вечность, превратившая мальчишку в будущего правителя, который перестал даже замечать неотлучно следующих за ним солдат. Свита стала правилом, нужным и целесообразным, правило стало частью жизни. «Сам» Идрон уходил либо с Рыжим, и то тогда, когда это не касалось «нужных» дел, даже Лассаэль не пыталась охранять детище сверх меры, или – с Эрной. Это время было только «их», и никого постороннего рядом быть не могло. Ид даже рассмеялся, когда до него дошло: смирился. Окончательно и бесповоротно смирился с тем, что короли не ездят на смотр войск в одиночку, что возможность пожить простой жизнью мальчишки из глубинки покупается знанием тайных тропок и умением быть неприметным, что свобода – это не только упрямое желание ходить куда угодно. Даже не смирился – сжился, сросся, сбросил старую шкуру. Вырос щенок в переярка! От собственной участи мысли привычно свернули к Эрне. Она останется в городе до конца, как и собиралась. В этом сомнений нет, хотя Идрон не отказался бы уже сейчас увезти невесту домой: что еще там выведывать, хватит! Невесту… Жену! Но, кем бы они ни стали друг другу, суть не менялась. Юноша заставлял себя верить в то, что при необходимости Эри сможет за себя постоять, но одно дело жечь нечисть на поле боя, и совсем другое – в самом сердце этой гадючьей ямы!       Считать Халлард домом все еще не получалось.       Два месяца. Может, три. Может, больше. Сколько длятся войны? Наставник истории, желчный ворчливый Брум, рассказывал, что самой долгой после Войны Восьми, закончившейся заключением Моласара за Раккахисвэ, считается Война Лебедя, длившаяся 145 лет и три месяца. Самой короткой – Осенняя, длившаяся ровно десять дней. Первая закончилась тем, что на месте Ардация появились Кэсамбарра и Приморская Пустошь, вторая – увеличением налогов на пушнину, поставляемую Остразой. Причиной первой был Лебединый остров в пересохшей тыщу лет назад реке, причиной второй – убийство егерем двух идиотов, полезших за белкой в неурочное время. Длинная или короткая? Какую палочку Союз Срединных земель вытянет у судьбы? И как назовут эту войну потом, когда его правнуки сядут за книги, Война Волков? Халларданская? Или в толстых томах запишут: «Велик был год и ужасен, от сотворения Серинтайи 10569-й, от начала же Шестой Эпохи 4737-й, и в год тот государь Идрон Первый сверг тирана к едрёной кочерыжке»?       За спиной послышались быстро приближающиеся шаги. Кто-то торопится домой? Или за ним послали, не обнаружив подле гарнизонного дома? Юноша оглянулся на ходу, но идущий следом не был солдатом. Значит, поздний путник. Он уже собрался было идти дальше, когда из кустов у дороги выступило еще двое.       –Стой, деточка, – равнодушно процедил сквозь зубы правый, – ишь, разогнался.       Левый ничего не сказал, поигрывая вытащенным из-за пояса ножом. Сзади запыхтели; те, что стояли впереди, косо зыркнули Иду за спину, и юноша медленно положил руку на рукоять кинжала, поворачиваясь так, чтоб видеть всех троих. Простые воры? Но что они делают здесь, поблизости от казарм и так далеко от уютных темных переулков, в которых легко и приятно резать чужие кошели? Значит, не воры. Секунды, которые нужны нападающим на то, чтоб решить, что жертва испугана и не станет сопротивляться, истекли. Если они за мной…       –Вы знаете, кого остановили? – Свысока бросил Симуран, брезгливо морщась. – Прочь с дороги, смерды.       Тише. Ты злишь их. Если это наёмный сброд, они не умеют сражаться долго и «правильно». Если подсыл посерьёзней – опаснее всех молчаливый одиночка, он не хорохорится и не пугает. Чем вооружён? Чем-то должен быть, вон, дружки уже оба с ножами, показывают лезвия в лунном свете. Ножевая драка, значит. И тут двое спереди решили, что хватит.       Это было совсем не красиво – драка на ножах, на дороге, ведущей к излучине Инге, среди полей. Некрасиво и грязно, потому что кровь из вспоротого живота того, кто играл ножом, расплескалась черными дурно пахнущими брызгами, и упавший засучил ногами, пытаясь зажать руками появившуюся дыру. Некрасиво – потому, что лезвие ножа того, кто первым достал блеснувшее под луной оружие, пропороло тунику и тело под ней, и это было неожиданно куда больнее, чем та, самая первая, рана, и та, которая осталась на память о Травянке, и жгло огнём, отвлекающим внимание. Некрасиво – потому, что плоть влажно хрустнула, когда беззвучно рычащий волк по пузо ушел в чужие рёбра, нащупывая горячее и живое, и вышел с сочным «хлюп!», которое оставило на дороге еще одно черное пятно. Некрасиво – потому что его опять хотели убить. Кто? Зачем? «Сведения!», трепыхнулось в мозгу, заставив остановить руку, готовую прирезать оставшегося, третьего, того, который шёл за ним, и мужчина изумлённо охнул, когда вместо клинка ему под дых влетел отменный удар, на пару мгновений вышибивший из бандита дух. Теперь – вырвать нож, оглушить сволочь, добавив тому по затылку, и оглядеться.       Два трупа. Один – нет, и его сейчас придётся тащить в лагерь. Дорожная пыль, зеленая от луны, стала черной грязью. Бок саднит, пальцы немеют. Порезался, кажется…или нет? Идрон тут же забыл об этом, оглядывая нападающих в поисках хоть чего-то, что могло заменить верёвку, но не нашёл ничего, кроме завязок штанов, которые могли разве что послужить подвязками. Пришлось воспользоваться одной из рубах, а после привести во вменяемое состояние уцелевшего.       Придя в себя и увидев перед лицом любезно подставленный под лунный свет нож, «везунчик» всё понял без слов. Он осторожно перевел взгляд на победителя.       –Господин… Я… Я не хотел!!       –Вставай.       Пленник суетливо встал – так быстро, как позволяли связанные руки, и тут же бухнулся на колени.       –Пощадите, малые детушки по лавкам скачут! Из нужды, токмо из нужды…       –Встань, я сказал, – ровно оборвал бормотание Идрон, – брехать горазд, идти и подавно сможешь. Ну? Помочь?       Помощи не понадобилось. Всё время, ушедшее на дорогу обратно, Идрон под истеричные заверения в невиновности и слезливые просьбы «не сиротить крохотулек родненьких» боролся с желанием спросить, зачем. Уже стучась в караулку, понял: ответ пугает. Он расслабился, перестал считать себя дичью – и охотники тут же напомнили о себе. Да. Именно так. И услышать подтверждение своим мыслям сейчас было равнозначно письму от Одира с пометкой: «Целую, твой враг».       –Ваше высочество!       –Гонца к князю. На дорогу – кого-нибудь, пусть…уберутся. Треть мили отсюда. Целителя.       Всё это он отчеканивал, не останавливаясь. Лорд Седрик, видимо, ещё не ложился, выбежал, вскидывая высоко брови. Толкнув пленника стоящим рядом солдатам, Ид тяжело сел, чувствуя, как напряжение, позволившее быстро дошагать сюда, начинает проходить.       –Сядьте, лорд.       Тот, хмурый, как осенние тучи, опустился на скамью, и, не дав коменданту даже открыть рта, Ид отчеканил:       –Князю не вздумайте сказать, что не уследили. Я сбежал сам. За взбалмошными юнцами вы приглядывать не обязаны.       –Вы ранены, лорд Идрон, – после задумчивого молчания спокойно отозвался Седрик.       –Я знаю. Вы не станете говорить дяде ничего о своей вине и не станете винить сами себя. Клянётесь? Покупался, конечно…       –Я ничего не скажу вашему дяде, – медленно кивнул комендант. – Клясться, впрочем, тоже не буду. Не множьте клятвы, мой лорд. Вот и целитель!       Невысокая пожилая женщина вынырнула из темноты, крепко сжимая в руках факел и корзинку, из которой остро пахло каким-то снадобьем. Все завертелось, зашумело, словно вытащили затычки из ушей, Ид послушно проглотил ледяную горечь «кошачьего зелья», пока целительница занималась боком и предплечьем, потом проглотил полный кубок травяной гадости «для того, чтоб кровь вернулась в жилы». Жары как и не бывало; Симуран, накинув на плечи принесённое одеяло, вышел на улицу, устраиваясь на той же лавке. От ворот смутно зашумели, послышалось конское ржание.       –Приехал князь? – Окликнул Идрон прибежавшего от ворот посыльного. Тот повернулся на каблуках.       –Никак нет, ваше высочество. Лорд Седрик приказал доставить трупы в лагерь. Может, там есть что-то важное.       –Досмотреть желаете, лорд Идрон? – Высунулся из окна комендант. Ид медленно кивнул.       –Давайте только уж здесь. На травке.       Процессия с трупами, отставшая от проводника, тем времен достигла главного дома и, повинуясь приказу, сгрузила свою ношу неподалёку от скамьи. В свете факелов Симург наконец-то рассмотрел убитых. Добротное платье, сытые морды, у говоруна – аккуратно подстриженная бородка, задравшаяся вверх, у молчуна – бритое смуглое лицо. Ничем не примечательны. Кроме того, что эти двое хотели его убить.       Прибывшие сноровисто осматривали тела. На земле росла кучка из табакерок, клочков бумаги, кастета, нескольких колец, фляги. Бумажки комендант поднял и начал быстро просматривать, но, судя по его лицу, там не было ничего важного или хотя бы интересного.       –Что ж, – весело подытожил Ид, когда обыск завершился ничем, – придётся побеседовать с нашим папашей.       –Папашей? – Удивлённо повернулся к нему Седрик.       –Да, по его словам, там сто душ, и все с голоду пухнут. Вот дядя приедет – и сразу же пойдем узнавать историю его семейства. Гонец уехал?       –Сразу же, ваше высочество. – Комендант помялся, не решаясь заговорить. – Может, пока его величество не прибыл, прилегли бы? Рана хоть и не смертельна, крови-то потеряли.       –Воин, боящийся царапины? Глупости. – Отрезал Симуран, потягиваясь. – Всего-навсего повод озаботиться и ближним боем, ну или ходить с мечом даже в нужник. Не будем об этом, лорд Седрик.       Второе покушение. Нет, третье – Франдру не забываем, верно? Первый раз спас случай, второй – тоже случай, будем честны. Третий раз – выучка. И привычка к любимому ножу. Дальше! Давай, шевели мозгами, волк недоделанный! Первый раз повезло: попался разговорчивый убийца. Второй – Насар захотел еще больше власти, третий… третий мог быть и случайностью. Мало ли сброда по дорогам? Конечно, здесь от жилья далековато, да и не ждут ночью на дороге шальной удачи: а ну как не богатенький и трусоватый горожанин попадётся, а солдат с поручением? Но не будем отбрасывать и эту мысль…       Пойдём лучше дальше. Если отбросить грабёж, остается одно – нанятые убийцы. Голова одного халларданского молокососа нужна Одиру или Насару – для Одира же. Возможно, кому-то еще, не стоит скидывать со счетов убедительность Одержимца. Но это уже чистые домыслы, значит, остановимся на Франдре и Халлардане. Забыл Насар о том, как два юнца раскидали посланный за ними отряд, или нет? Или же – не счёл Ида достойным бойцом, приписав всё Лису? Всего трое. В первый раз их всё же было четверо, да ещё тот отряд, который увязался за ними от пустошей. Ну ладно. Отряд мог съехаться из разных мест, к примеру, после поисков в нескольких сёлах. Увидели трупы в рощице, начали искать…       Он смял в кулаке сухой лист, отлетевший от куста рябинника, росшего за скамьёй. Какая разница, скольких послали за чужой головой? Насару они нужны были живыми: сам Ид для Одира, Лис – как заложник. Живые. Ключ – живые. Убить можно по-всякому, усыпить или ранить так, чтоб жизни ничего не угрожало, а вот сбежать было бы трудновато – тоже. Многовато допусков? Да. Но если перестать мучить голову размышлениями, дожидаться дядю станет труднее. И так очень хочется потрясти пленника, спросить: зачем? Кто ж вам заплатил, сволочи?       –Ваше высочество, выпейте.       Целительница, та же, которая уже накладывала повязку, стояла рядом, протягивая простой стакан. Он выпил, даже не разобрав вкуса.       –Вам бы прилечь, милорд.       –После. Ступайте.       Кончились речки, прогулки, вылазки. Охота объявлена. Хотя – почему охота? Волки непростая дичь, да и дичью быть он не собирается! Опомнись, неслышно рассмеялся Идрон. Развоевался, дичь, охотники, покушения! Ты жаловался, что в безопасности? Боги тебя услышали. Значит, поиграем, пока не придёт время прекращать эти игры раз и навсегда.       Со стороны дороги послышался шум, складывающийся из голосов и стука копыт. Идрон сперва было дернулся встать, но на половине движения раздумал: зачем? Можно дождаться, пока дядя, если это дядя, подойдёт, а уже потом вставать, идти, допрашивать…       –Где он??       –Я здесь, дядя, – Ид прищурился на свет факелов, поднимая руку в приветствии, – не делся еще никуда. А вы быстро, однако.       –Видал, сын? Он еще зубоскалит!       Арлен, идущий чуть поодаль, только плечами пожал: ну зубоскалит и зубоскалит, и что? Рыжий демонстративно скривился при виде так и оставленных под стеночкой трупов.       –Что-то нашли?       –Ничего, ваше высочество. Даже если они не наши, одежда тут же и была куплена. В карманах табак, да побрякушки, да мусор. Там вон живой дожидается. – Комендант долго вздохнул. – Вы только за спинами постойте, сир. Да и вы, ваши высочества. Такие, когда власть видят, сразу начинают что попало нести, а нам что попало не нужно.       –Ладно. – Огладив бороду, Хорслен глубоко надвинул болтающийся за спиной капюшон, скрывая лицо. – Дознаватели тут найдутся, надеюсь? Или послать за придворным?       –Что вы, сир. У нас тут кто угодно найдётся, военные как-никак.       За разговорами дошли до крепкой низкой двери, у которой стояло двое стражей. При виде гостей они поклонились, и левый снял с пояса связку ключей. Седрик, бросив на князя извиняющийся взгляд, первым прошёл внутрь, за ним, повинуясь знаку – оба стража, и только потом – князь с сыном. Идрон остался у самой двери, но в таком крохотном помещеньице место не играло роли.       Пленный сидел у дальней стены, съежившись на чурбане, неведомо как попавшем в комнату. Он оказался неожиданно молод, вряд ли больше тридцати лет, а то и меньше, но успел обрасти клочковатой бородой и сальными лохмами. На невзрачном лице двумя перепуганными хорьками метались от одного к другому припухшие глазки, цеплялись за лица, соскальзывали и снова метались. Странные глаза , живущие отдельно от лица…       Твой убийца. Несостоявшийся.       –Имя. Род занятий. Возраст. Сословие.       –Хин, ваше великодушие… Сапожник я… – голос звучал робко, как и должен, наверное, звучать голос человека, попавшего в скверную историю, – Двадцать восьмой годок минул, ремесленного, значит, сословия…       –Врешь.       Лорд Седрик оставался равнодушен, но, видимо, было в нём что-то, от чего пленник сжался еще сильнее.       –Да как можно! Чтоб я, да врал, да я вам, ваше великодушие, как отцу родному!       –Дознаватель!       Этого хватило, хоть ровный тон и не изменился. Разбойник свалился с чурбана, неуклюже и поспешно становясь на колени.       –Не надо дознавателя! Вру, как есть вру! Хин, разбойник! А мамка шлюхой была, не тем помянуть покойницу, и папка разбойником был, и дед, поди! Тридцатый год пошёл, и сословия я душегубского!       –Что делал ночью на дороге? – Как-то даже с ленцой спросил комендант. Разбойник рассыпался в уверениях, что они с дружками просто возвращались в город, а тут такой лопух богатенький, ну как не ухватиться? Кто ж знал, что мальчишка дерется, как зверь? Теперь вот дружки-приятели, которые роднее родных братьев были, Моррикаль приветствуют, а он, сиротинушка горемычный, один остался-а-а-а! Седрик незаметно поморщился.       –Снова врешь.. Что делали ночью на дороге, спрашиваю?       –Говорю же, увидели грымца этого, грабануть решили, – начал было Хин, но на этот раз Седрик не стал ждать окончания тирады, бросил через плечо:       –Подойдите, милорд, прошу вас.       При виде неудавшейся жертвы душегуб отшатнулся, слишком нарочито для действительного страха. Ид присел на корточки, так, чтоб оказаться со своим несостоявшимся убийцей лицом к лицу.       –Ты шёл за мной. Долго. А твои дружки ждали спереди – видимо, обошли по полю. Вы не собирались грабить – кинулись в драку. Трое на одного – прекрасный расклад. Так?       Он искал в душе обиду, злость, ненависть – и не находил. Только недоумение.       –Так, – душегуб невольно сглотнул, глядя прямо в глаза.       –Вы не рассчитывали, что я буду вооружен. А если и рассчитывали – не думали, что перепуганный мальчишка окажется достойным противником. Да?       –Н-н-нет… Думали, голым…       –Это значит – без оружия, – шепнул Седрик, и юноша благодарно кивнул, не отводя взгляда.       –Зачем я был вам нужен?       –Да я ж говорю – грабануть, – вскинулся разбойник, – грымц ржавый, че по карманам найти, чё так срезать, браслетку там, напёрсток…       Седрик снова шепнул, что речь идет о богатеньком прохожем, с которого можно снять украшения и облегчить на кошель. Понимания, впрочем, не прибавилось.       –Твои покойные дружки, – устало вздохнул Идрон, – не собирались грабить. Поверь, мне не хочется тебя пытать. Но если не останется другого выбора…       Разбойник неожиданно коротко рассмеялся, словно услышал нечто очень весёлое.       –А что ты мне сделаешь, а? Ты кровь-то нюхал али так, потрындеть?       –Нюхал, – всё так же спокойно пожал плечами Симуран, – я в степях чего только не нюхал. Слыхал, как изенцы пленных гоблинов пытают? Так я в пытках участвовал, когда там с Руйтой бывал. Проверишь?       –Ты не пугай, – улыбочка пленника не изменилась, – пуганые мы.       Нож, с которого Ид так и не оттёр кровь, словно сам собой появился в пальцах, запорхал юркой рыбкой, перепорхнул к суконному вороту, лишая Хина клочка бороды. Если бы он не видел сам, в жизни бы не поверил, что люди могут так бледнеть. Упоминания Молота вкупе с ножом хватило для того, чтоб Хин усиленно закивал:       –Буду! Буду говорить! В «Ретивом гусаке» нас этот хмырь нанял, с месяц назад!       –Какой хмырь? – Подался вперёд князь.       Незадачливый душегуб всем телом развернулся к Хорслену.       –Скользкий! Как угорь! Он с Роймом дела вёл, Ройм головитый был! Мы так, на подхвате!       Давясь слюной, бородёнкой и желанием из кожи вон выскочить, только бы рассказать побольше, пленник то кричал, то начинал умолять пощадить непутёвую голову, то клялся провести прямиком в «Гусак», к скользкому. Всё было просто, проще некуда. Их наняли с месяц назад – всех троих, за вечерней попойкой после доброго дельца, облегчившего одного толстого простака, не поделившего с соседом межу, на сотню золотых и голову. Хмырь подсел к компании, поставив всем выпивку, и потихоньку-полегоньку стал своим в доску.       На следующий день хмырь нашёл их сам. Ройм, заводила маленькой ватаги, сперва набычился – не любил чужих – но знакомый незнакомец, назвавшийся Соколом, поставил на стол сразу пять бутылей отборного вина и сто раз извинился за вторжение, сославшись на проводника. Это было подозрительно, но возможно, и разбойники, потягивая винцо, согласились выслушать гостя. Тот сперва долго мялся, жался, и лишь потом спросил, знают ли добрые мастера ножа и топора в лицо княжича Нармакаля.       Лис, стоящий у стены, присвистнул, но Хина было уже не остановить. То и дело сбиваясь на воровской говор, он болтал о том, как они втроем сперва хотели вытолкать взашей опасного чокнутого – за родного сына князь бы любого из-под земли достал. Чокнутый еле их успокоил, объяснив, что цель – не княжич, а его дружок, с которым они с прошлых осеней не разлей вода, и что дружок этот князю как раз без надобности. Троица поверила, и вожак Ройм, успевший смекнуть, что с угря Сокола можно слупить двойную, а то и тройную цену, приступил к обсуждению деталей.       Дообсуждались до того, что уже вечером третий из их ватаги, Крыс, прозванный так за длинный подвижный нос, сидел у самых ворот Гнезда, притворяясь наглым нищим. Сведения, которые он принес из своего сидения, были неутешительными: княжий дружок казался той еще скотиной и вряд ли бы сробел перед тремя противниками. Кроме того, он везде разъезжал с мечом или княжичем, что для разбойников было примерно одним и тем же. Следить приходилось всем вместе, так как хоть разбойники и были не робкого десятка, дураками они не были и понимали, что в одиночку такого бугая им не завалить. Несколько раз им казалось, что удача наконец подняла подол перед терпеливыми, но по-настоящему повезло только сегодня. Благородный молокосос вышел сам и направился в чудесную безлюдную местность тоже сам, оставалось только пройтись за ним подальше от лагеря, в котором хватало вооруженной солдатни. Никто не думал, что мальчишка умеет так хорошо владеть ножом. 18 пчельня, Марассан, Гнездо        –Есть сведения, отец?       –Будут – позову. Не стой над душой.       Князь пружинисто покачивался у своего любимого окна – значит, нервничал. Но на столе не было кувшина – значит, не столь сильно, значит, можно остаться. Наследник плюхнулся в кресло.       –А сидеть над душой можно?       –Рыжик, рыжик… Наш орёл у себя?       Сын издал сложный звук, означавший, что друг и брат, подчинившись Коссуму, напился какого-то жутко полезного зелья и сейчас дрыхнет бессовестным образом. О том, что Коссум в пылу спора схватился за сердце, и Рон испугался за старика, рыжий сообщать не стал. Как и о том, что хорохорился Сим скорее из упрямства и нежелания признавать себя больным.       Молчание Арлену не нравилось. Впрочем, оно ему вообще редко нравилось, потому что еще маленьким наследник престола усвоил: если взрослые молчат, значит, думают о чём-то серьезном, а раз думают о чем-то серьезном, значит, скоро мама будет плакать, думая, что детище не видит, а папа уедет куда-то далеко. Поэтому, стоило пятилетнему Лени понять, что вокруг все затихли, как он тут же начинал куролесить, лишь бы взрослые зашумели и мир бы снова стал правильным. Кудрявый баловник вырос – нелюбовь осталась, хотя сейчас ее можно было прерывать не вывернутой на голову миской устриц, а своевременным вопросом. Собственно – почему бы нет?       –Что сделаешь с убийцей этим недоделанным?       –Накормлю и отпущу, конечно! – Скривился князь. – Повесят его, вот поможет Сокола найти, и на виселицу. А что?       –Да так, ничего…       Сидеть расхотелось. Арлен неспешно, с ленцой, подошёл к тому же окну, подпёр стену, глядя туда же, куда и отец – вниз, во двор, залитый ярким полуденным солнцем.       –Мама волнуется, – бросил он пробный камень.       –Твоя мать всегда волнуется. Говори, за чем пришёл.       В голове пронеслись сотни причин, от желания немедленно повидать возлюбленного батюшку до обсуждения сложных стратегических вопросов, но язык неожиданно брякнул:       –А хорошо, что Рон теперь здесь, да? Жизнь веселее. И вообще.       –Хорошо ему! – Против воли усмехнувшись, Хорслен наконец-то повернулся к сыну. – Мало мне было одного оболтуса, так теперь второй явился! Я-то думал, старый дурень, ты остепенишься, станешь княжич как княжич, дома сидеть, служанок щипать, но не будет моим сединам покоя!       Беззастенчиво рассмеявшись, Арлен бросил сперва изучающий взгляд на погребец за гобеленом, затем вопросительный – на отца. Хорслен с деланной неохотой кивнул, и Лис довольно занялся вином. Пока кубки наполнялись, князь оставался у окна, но после вернулся к столу, поднимая свой.       –За вас обоих! – И сразу: – Ты тревожишься, рыжик. Или я разучился понимать родного сына.       –Тревожусь, – не стал спорить Арлен, – первая большая война в моей жизни, ты б был спокоен?       Отец покатал вино по стенкам кубка, любуясь игрой солнца в красной глубине.       –Не был. Да что там… Когда Война Пустошей закипела, спокойно спали ночами только младенцы, и те по неведению. А Рон сейчас возглавит заваруху куда большую.       Снова замолчали. Пили вино, думали о своем. Хорслен ушёл в себя, как обычно, если вспоминал что-то странное, далёкое, но нежданно приятное, и только мелкими глотками отхлёбывал из кубка, растягивая его содержимое. И, когда отец прервал тишину, сын от неожиданности едва не поперхнулся.       –Я и сейчас боюсь. Будем называть вещи своими именами. Боюсь за парня. За тебя – меньше, ты не только умный, ты еще и умеешь не лезть на рожон. А Рон – не умеет!       –Кто ж мог подумать, что на него продолжают охотиться? – Рыжий развел руками, чуть не расплескав выпивку, но отец стукнул кулаком по столу, вскакивая.       –Должен был думать! Здоровый лоб уже! Расслабились все, привыкли к тому, что он то с тобой, то со свитой, а Одир там словно помер! Нет же, ушёл ночью, купаться ему захотелось, деточке!       Лис только сделал новый глоток, принимая отстранённо-невинный вид. О том, сколько раз двоюродный брат отлучался самостоятельно, он сам мог только гадать, но, так как и сам не раз сбегал в одиночку, Иду ничего не говорил и не собирался. Может, и зря, хотя… Хотя да. Они просто не думали об опасности. Забыли о том, что она не только на поле боя. Да и не уходил Идрон без оружия…Кажется.       –Теперь зато знать будет.       –Теперь уже поздно, – махнул рукой отец. – Скоро вернётся посланник. И мы выступим. А королей нельзя вырастить за неполный год, ты это не хуже меня знаешь, рыжик.       –Зря ты…       –Что зря?       Хорслен неожиданно потух, грузно опустился в кресло, с силой отодвигая кубок.       –Куда ему в большую политику? Да мне голову оторвать мало за то, что послушался советчиков, что не стал его забирать в Марассан! И что, что до девятнадцати прожил спокойно, без забот этих бесконечных? Вырос! Самостоятельный, упрямый, безответственный сопляк!       Князь словно отвечал кому-то, заканчивал – или продолжал – давний спор, повторяющийся так часто, что даже на злость не осталось запала. С кем – сын догадывался.       –Нечего на меня таращиться, – буркнул Хорслен. – Проснётся твой дружок, ему всё выскажу, и по шее добавлю! Он у меня даже в нужник в полном доспехе ходить будет, да что там, к жене без кольчуги не войдет, безголовое дитя!       –Эрна будет против, – усмехнулся рыжий, вращая свой кубок за ножку.       –Разберутся… Хороший у меня племяш. Умный. Остальное приложится, а войска за ним пойдут. –Князь говорил так, будто не он только что ругал племянника. – Кто там уже? Входи!       Дверь, в которую за минуту до этого кто-то скрёбся, отворилась, и на пороге показался один из тех, кто вместе с Хином поехал ловить «скользкого хмыря». Физиономия у посыльного была довольная.       –Ваше величество, он пойман. Пока в камеру определили, в нижнюю.       Нижняя означала «никаких удобств, охрана утроена», ну и хорошо. Отец одобрительно крякнул.       –Верно. Ну что, сынок, пойдём, побеседуем с дорогим гостем?       –За Идом сходить? – Неспешно поднялся Лис.       –Зачем ходить… Мы вот сейчас гонца зашлём. Давай-ка, добрый вестник, беги к его высочеству, скажи – дядя в кабинете дожидается. И пусть не торопится. Не облезет этот… С-с-сокол.       Идрон против ожидания явился быстро, даже по второму кубку допить не успели. Вид у братца был – краше некуда, начиная от синяков под глазами и заканчивая хмурой физиономией, но Лис знал родича достаточно хорошо, чтоб не лезть с заботой. Интересно, спал или бодрствовал?       –Правильно я спать не стал, – поспешил ответить на незаданный вопрос Симуран. – Что, уже поймали? Идем?       –Поймали, племяш, поймали. Погоди, пусть поскучает, успеет придумать, что нам соврать.       –Зачем, дядя?       –Затем, – прищурился Хорслен, – что самый лучший собеседник – это промаринованный ожиданием собеседник. Если хочешь, пей, третий там есть.       –Не хочу. В меня уже влили целую бутылку, – вымученно усмехнулся Ид, – хорошо хоть не подсыпали ничего, чтобы спал. Дядя… Я понимаю, что повёл себя, как дурак.       –Ах ты понима-а-аешь…       Хоть в этот раз выволочка предназначалась не ему, Лис съёжился в кресле, временами вздрагивая и напоказ прикрыв руками медную макушку. Брат с честью выдержал обрушившийся на него шквал упрёков и не требующих ответа вопросов, только ковырял ногтем столешницу, однако долго отец костерить не любил. Не изменил себе и сейчас.       –И чтоб больше ни в одиночку, ни безоружным за пределами Гнезда никуда, понял?       –Понял, – вздохнул Рон, поднимая повинную голову. – Только я вот о чём думаю с ночи…       –Думает он! – Хорслен фыркнул, возвращаясь в кресло, с которого встал десятью минутами ранее. – Он думает! И о чём же ты, любезный мой племянник, думаешь?       –Где они были столько лет?       –Кто? – Обалдело осведомился Арлен. Брат сотряс воздух еще одним вздохом.       –Кто, кто… Первый год в Озерухе, бабушка рассказывала, мама меня прятала. Не то что в подпол, но прятала как-то. А потом? Ещё шестнадцать лет, да что там, семнадцать Одир что, про меня не вспоминал?       Отец и сын одинаково поскребли затылки. Выходило и впрямь странно. Самым разумным было бы искать и рано или поздно найти беглянку, а не ждать столько лет, тут Рон был прав.       –Может, он окончательно…того?       –Не, рыж. Тогда у него бы сейчас просветления не случилось, – грустно усмехнулся Симург, – и не ныл бы у меня бок, и не гневался бы дядюшка…       Словно ставя точку под догадками, отец резко отодвинул кресло, вставая.       –Вот чтоб не гадать по воде вилкой, пошли, потолкуем с нашей птичкой. Глядишь, чего и прояснится.       Камеру («Клетка», фыркнул Лис, скептически оглядывая решетку) охраняли не только люди. Сбоку от стражей дремал в теньке ксалаль, устроив на широких лапах тяжёлую янтарную голову. Молчаливый зверь жил тут с незапамятных времен, прибившись к королевскому двору то ли после очередной войны, то ли просто так. Ксалалей по всей Серинтайе было так мало, что Марассан по праву гордился своей наполовину легендарной диковинкой.       Ксалали больше всего были похожи на остроухих и вытянутых псов. Если бы не отсутствие шерсти, заменённое похожей на тюленью кожей, острые гребни от переносицы к затылку и четыре узких крыла, двумя парами жмущихся к лоснящимся бокам – псина и псина, туловище черное, лапы и голова – янтарно-медовые. Хвостов же у этих существ не было вовсе. Зато ксалали умели плыть под водой, пользуясь своими странными крыльями как плавниками, и чуяли воду даже в самых сухих районах. Потому – то их мало и осталось: кого отловили, кого перебили, чтоб не воспользовался противник. Жили зверушки ростом со взрослого мужчину очень долго, во всяком случае, марассанский появился еще то ли при прапрадедушке Лиса, то ли еще раньше и пока даже стареть не собирался.       Ах да, ещё ксалали мурлыкали.       –Приветствуем государя!       Копья сдвинулись, открывая проход. Острые уши дремлющего ксалаля дернулись раз, другой. Князь на ходу наклонился, потрепал красавца за уши и, приняв отсутствующий вид, шагнул в открытую камеру. За ним отправилась стража, и только потом – парни, устраиваясь в неприметной нише возле решетки. Хорошо. Прохладно…       –Ты смотри, кто явил ясный лик. Сам Железный Хорс!       Сидящий на нарах мужчина не сделал даже попытки встать, ограничившись ленивым поднятием головы. Зря, так же лениво отметил Лис. За милю видно, как тебе, орлу, страшно и как ты не ожидал, что тебя схватят. Показуха должна быть либо уместной, либо красивой.       –Как ты с князем разговариваешь, смердь! – Сунулся было один из стражей, но отец остановил его, удобно устраиваясь на нарах.       –Почему же и не побеседовать с гостем дорогим?       –Я ведь молчать буду.       –Конечно, будешь.       –Пытками пригрозишь?       –Пригрожу. И кары страшные посулю. И смерть лёгкую пообещаю. Уже пообещал.       –Страшно, Хорслен, государь Нармакаля.       –Хочешь лёгкой смерти, гость?       –Хочу. Да ты ее не дашь.       –Кто знает.       Два друга присели на скамью в холодке. Два друга сидят и ведут неспешную добродушную беседу, продолжая давнюю шутку.       –Франдра или Халлардан?       –Лесные дороги, царские чертоги, Хорслен Нармакальский.       –Ты знаешь, на кого объявил охоту?       –На мальчишку, якшающегося с твоим сыном.       –Как тебя зовут?       –Соколом, князь. Этого хватит, чтобы меня убить.       –Он мой племянник, называющий себя Соколом. Сын Халльского Волка.       –Проклятье!!       Хорслен словно и не услышал. Прищурился, откинувшись на стену.       –Итак, тебе не сказали. Одир не держал ранее в окружении тех, кому мог поручить подобное и кому не доверял настолько, чтоб не сказать, за кем идет охота. Значит – либо ты совсем недавно стал приближен к нему, либо ты посланник Насара. Ну? Продолжай мысль-то, гость летучий.       Сокол не ответил. Взгляд его блуждал от рыжего к темно-русому, возвращался обратно, затравленный, ищущий. Наконец, пленник выдавил:       –Я не знал…       –И что бы это изменило?       –Я не знал!!       –Вот теперь знаешь. – Хорслен легко вскочил, поправляя плащ. – Пойдём, мальчики. Дадим нашему гостю время подумать над тем, что делает Железный Хорс с теми, кто посягает на е г о близких. 20 --26 пчельня, Халлард и юг Халлардана       Босые ноги равнодушно шлёпали по мостовой, словно их обладательница и не замечала разогретых солнцем камней. Шлёп, шлёп, шлёп, поворот, шлёп, шлёп, шлёп, перепрыгнуть через лужу помоев, шлёп, шлёп, шлёп, обойти грязную канаву. Шлёп – улица, топ – переулочек.       В городе Эрна бывала нечасто и времени на рассматривания особо не тратила, важнее было зарисовать план улиц и записать, где что находится. План со временем стал достаточно подробным, чтобы вошедший в город полководец не заблудился, и девушка по праву гордилась своими талантами картографа. Теперь оставалось добраться до места встречи, передать свои записи посланцу и спешить назад, а идти придётся куда быстрее, чем с Каем. Но с другой стороны – с Каем они останавливались, чтоб заработать на кусок хлеба, она примерялась к походке спутника, как бы тот ни храбрился, поэтому дорога растянулась на десять долгих дней. Сейчас можно обернуться за двенадцать – шесть туда, шесть обратно, а то и быстрее, и распорядитель грозился всеми карами, не желая понимать, зачем проведывать могилы, и родню в селе неподалёку могут проверить! Правда, остаётся всё меньше времени, в крайнем случае, можно будет сбежать, но пока – не хочется, ах, как не хочется!       Сейчас уже не надо было запоминать повороты так тщательно, поэтому Эрна рассматривала улицы, по которым шла, пытаясь представить, каким город был тогда, когда здесь все было «как следует». Получалось не очень: город, из которого ушла добрая половина жителей, за это время обветшал, в подвалах шуршало что-то непонятное, канавы полнились подозрительным мусором, а на мостовой зияли дыры, поросшие травой и кое-где деревьями. Ближе к центру город ещё старательно притворялся прежним, сверкал мозаиками, выпячивал барельефы, но фонтаны давным-давно заглохли, лепные украшения на фронтонах забыли о белизне, из мозаик то там, то тут вывалились детали и целые фрагменты. Предместья же, если и были обитаемы, ничем не отличались от городских трущоб, в которых ночами лучше было не объявляться. Хвала Семерым, дорога, идущая к Южным воротам, была по меркам нынешнего Халларда целой: это значило, что идти по ней приходилось не через развалины, так и не отстроенные после большого пожара, и ям на мостовой было немного. Да и стража у Южных была не такой наглой, как при Чёрных, и не такой суровой, как при Больших, можно было покинуть город без унижений и многочасового ожидания. Правда, и заселены ведущие туда улицы были куда меньше, чем «черноворотная» Ночная и «большеворотная» Восходная, но с этим можно было мириться.       Однако быстро проскочить не получилось – стражники пропускали длинную вереницу телег, прощупывая и переписывая их содержимое. По мнению самой девушки, вывозить из Халларда можно было только обломки кирпичей и щебень, всё остальное Одир стерёг пуще глаза, но привратники думали иначе. Присев на удобный булыжник, Эрна смиренно сложила руки на коленях, приготовившись ждать, но один из стражников увидел её.       –Эй, ты! Замарашка! Что, думаешь, самая умная? А ну давай на досмотр!       –Она не с нами, милостивый господин, – льстиво согнулся староста, – не с нами, клянусь всем святым!       Его спутники загомонили, хоть и с опаской, подтверждая, что видят девчонку в первый раз, однако стражник упёрся.       –Что вы мне тут брешете? Знаю я вас, висельников! Не проведёте, и не надейтесь! Давай, чумичка, стоит тут, буркала выпучила!       Тщательным осмотром дело не ограничилось. Пришлось долго ждать, пока воротные точно так же занудно разворошат телеги, и только после этого людей выпустили за ворота. Когда Эрна попыталась было ускорить шаг, один из горожан ухватил ее за рукав.       –Куда? Сочли нашей, так иди в гурте. Дойдём до поворота, ступай на все четыре стороны.       –Почему, дяденька?       –Потому, – недовольно буркнул тот, – что указ такой: из города выпускать только с товаром, который к войне непригоден, то бишь съестным припасом, одежонкой какой и всяким орудием для сельской хозяйственности. И состоять при том неотлучно, а кто уличён будет в укрывательстве недозволенного, того сечь плетьми на главной площади и за ребро после повесить.       –Они потому и лютуют, – подхватил ещё один, – мечи в картохе ищут, щиты, кольчуги. Ты откуда свалилась, дочка? Тот указ на всех перекрёстках читан.       –Не слышала…       –Не слышала она… Городская хоть?       До поворота Эрна успела рассказать, что сама нездешняя, и узнать, что нечаянные попутчики держат путь примерно туда же, куда было нужно и ей. Когда она заикнулась про гостины у родни, живущей в приграничье, торговцы – горожане оказались ремесленниками, везущими на продажу посуду, хозяйственные мелочи вроде ножниц и одежду – переглянулись, и старшина осторожно спросил, всё ли у навязанной спутницы в порядке с головушкой. Когда же девушка обиделась, вспыхнув и заверив, что и сама неплохо доберется, торговцы переглянулись еще раз и предложили ехать с ними. И быстрее, и безопаснее.       Этим и объяснялось то, что к вечеру пятого дня пути от Халларда Эрна сидела у костра, размешивая в котле длинной ложкой общую кашу. Старшой сидел рядом, расплетая старый кнут, и размышлял вслух.       –Так, стало быть, мы назад через дня три, по этой же дороге. Ну, туда-сюда день, будет четыре. Успеешь ли к своим-то?       –Успею, дядя Сил. Каша уже готова почти, давай остальных кликать?       Скептически оглядев месиво ремешков, купец крякнул и, смяв всё в раздерганный ком, засунул за пазуху.       –Погодь. Ты, говоришь, из этих краёв?       –Из этих, – Эрианн еще раз попробовала кашу и, натянув на руку рукав, сняла котелок с огня. – А что?       –Да… – Дядька Сил помялся, словно решая, говорить или нет. – Случилось тут песенку слышать. Про волчонка, который в волка вырос и в землю отцов вернулся.       Сердце пропустило два удара. Если ее узнали… Нет, исключено. Прошло слишком много времени. Да и где бы горожанин Сильван мог ее увидеть, не в чистом же поле? Песенка просто пошла гулять по людям, успокойся, трусиха, ты ведь о чём-то таком и думала, складывая ее в посёлке в десятках лиг отсюда, верно? Теперь радуйся – желание сбылось!       –А знаешь, от кого я её слыхал? – Понизил голос старшой?       –Нет. Откуда мне?       Что-то в её словах было такого, что заставило мужчину удовлетворённо улыбнуться.       –Вот и я думаю – откуда бы девчушке, скребущей полы в богатых домах, знать те песни, которые пела похожая на неё как две капли воды бродяжка? Совсем не с чего!       Ложка, которой Эрна мешала кашу, едва не упала на землю, и девушка зашипела, дуя на обожжённые костяшки. Старший каравана со все той же усмешкой наблюдал за девушкой, терпеливо ожидая, когда она закончит шипеть, оттирать ложку и платье от каши.       –Вы ошибаетесь, я ничего не пела, – выдавила наконец из себя эльфийка.       –Конечно, ошибаюсь. – Не стал спорить Сил. – И глазоньки мои врут. И не тебя я тогда видел у костров в начале лета, и не ты пела о волчонке, вернувшемся в логово, когда это бондарское хамьё на вас насело. Старик-то где?       –Н-не знаю.       –Ну-ну…       Плохой разговор прервали остальные, подтянувшиеся на запах варева. Пока все стучали ложками, подкладывали добавки и нахваливали кашевара, Эрна незаметно оглядывалась, прикидывая, как сбежать половчее. Конечно, надо захватить оставленную на возу котомку, а для этого к возам вернуться, но за ними можно кинуться в лес, а уже по лесу выйти на тракт. Хотя можно и по лесу, хищных зверей отогнать магией, не будет же Одир кидаться на каждый колдовской чих!       Она думала об этом и тогда, когда оттирала котёл пучком травы, и тогда, когда шла к телегам за сумкой, и тогда, когда в потёмках старалась определить, где здесь её пожитки. Шаги за спиной показались неожиданно громкими; девушка резко развернулась, пряча за спину руку с искрами на кончиках пальцев, и услышала негромкий смешок.       –Ишь, быстрая какая, – всё так же со смешком протянул старшой, – ну все, все. Остальных побудишь, а им слышать ни к чему это.       –Что тебе нужно? – Стараясь не показать испуга, отрывисто спросила Эрианн.       –Мне? Новый кафтан и башмаки ребятишкам.       В темноте воз скрипнул, принимая на себя тяжесть купца. Мужчина похлопал рукой рядом – садись, мол, однако ждать не стал, вытаскивая из-за пазухи трубку и набивая её табаком из висящего на поясе кисета. Когда трубка разгорелась, и в ночи замерцал пыхающий горьким дымом огонёк, Сил, так и не дождавшийся ни словечка, снова коротко усмехнулся.       –Кто тебя такую из дому выпустил?       –Сирота я. – Буркнула Эрна, все же опускаясь на край телеги.       –Сирота-а-а! А идешь тогда к кому?       –Родня осталась. Проведаю.       Если сейчас поджечь телеги, она успеет убежать. Схватить котомку, остальное – уже неважно, главное, уйти в лес. Нет. Купцы вернутся в город и непременно расскажут страже, а она не может закончить начатое так глупо. Значит, придётся убивать, это тоже просто. Убивать людей, с которыми делила кашу в котле, спала рядом, которые не пытались обидеть и отнеслись как к дочери. Но старшина узнал ночную певунью. Ты идиотка. Ты не смогла даже спрятать рожу, а мнила себя великим соглядатаем!       –Врёшь же, – добродушно пыхнул трубочкой купец, – ну да дело твое. Ты вот что, Ришка. К родне-то надолго?       Девушка не сразу нашлась, что ответить.       –На пару дней всего, – осторожно сказала Эрна.       –Обратно, значит, раньше нашего ворочаться будешь?       –Наверное.       –Ты мне не навернай. Ты мне точно скажи. Да не боись ты! Не пойду я страже ябеду приносить. И тебя не поволоку!       Сердито затянувшись, так, что трубка на мгновение превратилась в маленькую красную звездочку, купец обронил:       –Нас дождёшься.       –Это почему это? – Весь страх как рукой сняло.       –Потому, дурья башка, что места тут лихие, почему! Захотела под разбойничков удалых? Или к кэсэ на вечерок? От них песенками не отпоёшься! –Но я…       Он прав, безжалостно заключил здравый смысл. С Каем ты встретилась очень быстро, тебе в очередной раз повезло, и далее он оберегал тебя, как мог. Тебе стоило единственный раз отправиться гулять самой, и ты едва не угодила в передрягу. И угодила бы, если б не та процессия! Снова повезло? И во дворец она попала, как по маслу, и сейчас с ней защитники, и не надо думать, как справиться с опасностью так, чтоб не открыться. Везение, но сколько еще его отпущено?       –Хорошо, дядя Сил. Дождусь. Может, задержусь у родни на денёк, вот аккурат и будет.       –Вот и ладно, – кивнул горожанин, выколачивая трубку. – А то ишь, выдумала! Давай спать ложиться, егоза. Завтра день да дребедень.       Засыпала она долго. Не ворочалась, не вздыхала – лежала, натянув до подбородка служивший одеялом плащ, и бездумно пялилась в небо. Начало ладня славилось своими звёздами, крупными, пушистыми, похожими на мохнатые хризантемы, и лучшего времени для изучения звездных карт не было, вот девушка и занялась этим – сперва от вынужденного безделья, потом – все больше и больше увлекаясь. Вот Пастух пасёт звёздные стада, далеко отведя Посох из трех крупных звёзд, вот резвятся Медвежата. Там Жрица чешет волосы, опустив их в Звонку, звёздную реку, желтоватым потоком струящуюся по небу. Над самой головой грозился мечом Рыцарь, замахиваясь на Чудовище, и зажимала испуганно рот Королевна, а к самому горизонту падала Корона, широко расставив зубцы. Еще несколько очертаний были незнакомы: в родных местах этих созвездий не было видно или же они были совсем неразличимыми точками, а в Марассане было не до звезд.       Мысли перескочили на совершенно другую дорожку. Семнадцать лет прожила она в Макре, и думала, что счастлива там, и что уж там судить-рядить, если бы не Лей с ее упрёками, и сейчас бы там жила, месила бы хлеб в пекарне, вышла бы замуж. Боги, даже подумать страшно, беззвучно ужаснулась Эрна, не уйди я тогда, не встретила бы Ида, не стал бы он моим, а я его… Или стали бы? Если Норрт сказала, что у нас одна дорога, значит, мы бы всё равно встретились и поженились бы, и всё было бы так, как надо? Выходит, Лей тогда могла и не кричать, я бы всё равно ушла из дома, а ведь соседки уже прикидывали, за чьего сына я пойду, приданое с сёстрами обсуждали! Приданого того, конечно – пара платьев да кринка, но это дело пятое, дома ценились рабочие руки. Если к ним еще и личико прибавить – подарок на день рождения, да и только! Дома… До сих пор дом – там. В затерянном на юге городке, где улицы вымощены песчаником, а за городскими воротами лежат леса, перемежающиеся лугами. В казавшемся таким просторным доме с закопченными балками, на которых висят связки кореньев. Там, где в пристройке стоят короба с глиной, где в пекарне держится сдобный дух свежего хлеба. Где училась ходить, куда стремглав бежала, потому что самая добрая в мире мама ждет с ужином непоседливых чадушек, и не стоит опаздывать…       Где-то был настоящий дом – там, за морем, где жила старшая – родная! – сестра, где она родилась. Куда ближе был Марассан, к которому успела привыкнуть. А на деле – оба они перекати-поле. Идрон хоть знает, зачем хочет снова оказаться в Халлардане. Или не оказаться? Завоевать? Победить? Ладно. Пусть – вернуться. А она сама? Станет его королевой. Будет сидеть дома, принимать послов. Чем еще занимаются королевы? Лассаэль предпочитала поменьше проводить время вне Гнезда, зато на приёмах блистала, улыбалась гостям. Никаких тебе прогулок верхом… хотя нет. Лассаэль другая. Она, Эрианн, не станет сидеть взаперти, да и Идрон не хочет жену-клушу. Не хочет? А какую – хочет? Посадил бы под колпак, хотя что ты несёшь, голова дурная, Рони не такой. Он не станет ее прятать за семь замков, он всё понимает и вообще самый лучший! Вот закончится эта война, вы будете вместе, и дом будет рядом с ним, где бы вы ни оказались.       Эрна беззвучно улыбнулась в темноту. В книгах отважные принцы спасали прекрасных принцесс и жили потом долго и счастливо. О такой сказке мечтала когда-то и Эрька-егоза, проглатывая затёртые тома залпом, забывая мешать суп или не слыша зовущей зачитавшееся детище матери. Мечтала ведь! Представляла: остановится у ворот красавец-конь, и протянет к ней руки отважный герой, и увезет ее туда, где нет скучного Макре с квашнями и немытым полом. Выросла девочка, мечта сбылась, да не так. Где твой герой, принцесса? Ждет от тебя вестей, места наверняка не находит, скоро, скоро увидитесь…       Звёздный купол над головой растекся в лужу, густо усеянную дрожащими светлячками, и стёкся обратно, уже в Финдетелля, прижимающего палец к губам. Учитель быстро пропал, вместо него явилась Лей, сердито супящая брови; Эрианн еще успела удивиться, спросить: «Ты чего?» – и окончательно уснула, чтоб проснуться уже утром, от обычного шума собирающихся в дорогу людей.       Прощание было кратким – что толку лить слезы и желать удачи, если через три-четыре дня опять всех увидишь? Телеги попылили на северо-запад, а Эрна, постояв на развилке и поудобнее устроив на спине мешок, зашагала на восток. Очень быстро от беззаботной походки под звонкую песенку не осталось и следа: жара и одиночество сделали свое дело, Эрна заскучала. Скука, впрочем, была сущей мелочью по сравнению со щедрым ладневым солнцем, бьющим по макушке и жарящим плечи даже сквозь платье. Мешок, который тяжёлым не назвал бы и записной слабак, через два часа уже рвал плечи, намекал на отдых, сколько Эрианн ни поправляла лямки, и, когда девушка наконец добрела до того лужка, на котором месяц назад варил Кай свою кашу, упала на траву, лишь через несколько минут найдя в себе силы перебраться подальше от дороги. Казалось бы, после целого дня на ногах она неминуемо рухнет и уснёт, но на деле сон не шёл и через час, и через два. Ворочаясь на травяной подстилке, Эрна сердилась на себя, на вечернюю духоту, на мошкару, радостно вьющуюся возле лица, и наконец, продолжая сердиться, вскочила, решив лучше идти, чем вертеться на камешках, собравшихся под бока и спину со всего Халлардана. Отвыкла ты, дорогуша, ворчала про себя путница, забрасывая за спину несносный мешок. Привыкла спать на каком-никаком, а тюфяке! Или не привыкла? С Каем частенько и в поле ночевали, и ничего, поутру будить приходилось, а тут не спится тебе! Вот и иди теперь, авось следующей ночью глаза сомкнёшь!       Однако ходьба неожиданно раззадорила. Дорога, в свете звёзд и растущего серпика луны видная немногим только хуже, чем днём, почти не пылила, пыль лежала прохладным пушистым ковром, по которому даже босиком идти было приятно – Эрна и шла, твёрдо вознамерившись шагать до рассвета. Если не тратить слишком много времени на отдых, до места встречи она доберется завтра к закату, может, чуть раньше, дождется гонца и отдаст ему все, что нужно, а после – обратно. А может… Может, ну его? Всё, что нужно, разведано, можно вернуться, не прятаться больше ото всех, не мазать ежедневно сажей физиономию, не путать волосы, не кособочиться, не прятать глаза. Красоту никакой грязью не спрячешь, разве что незаметнее станешь: кто там станет замарашку-поломойку разглядывать, бросят: «Мой живей!» да мимо пойдут.       Хотя ведь могло быть и хуже, шевельнулась чуть погодя неприятно скользкая мыслишка. Сколько служанок вытирали украдкой слёзы, пробираясь в часть прислуги после солдатских караулок? Кое-кто не возвращался, о таких старались не вспоминать и не говорить. Наивная «Ришка» сперва заикнулась было, куда это делась одна из горничных, востроглазая Амина, но на неё зашикали, так и не объяснив ничего. Караулок и казарм боялись до озноба, но это, пожалуй, можно было еще как-то понять, в конце концов, а вот почему идущих по коридору юношей- дворян провожали полными презрения гримасами, понять девушка не могла. А ведь провожали! Правда, впервые столкнувшись с одним из таких придворных, Эрна приняла его за переодетую девушку: такими томно-изящными были движения, изнеженной кожа, высоким голос. И этот вопрос остался без ответа, хотя поломойке и случилось несколько раз увидеть, как женоподобные красавчики вечером входили в коридор, ведущий к личным покоям Одира. Загадка не получила ответа, но что-то подсказывало, что доискиваться его вряд ли стоит. В стороне от дороги замерцали угли костра, разведенного в чистом поле. Возле кострища угадывались лежащие фигуры троих или четверых мужчин, наверное, таких же путников, сморенных жарким днём и дорогой. Девушка невольно замедлила шаги, тут же дурашливо тряхнула головой – дурёха, отдыхают люди, ничего больше – и зашагала дальше. Далеко уйти ей не удалось. От кучки деревьев впереди отделилась высокая фигура, преграждая дорогу.       –И куда это мы торопимся? – Перебил стрекот сверчков сиплый голос. – Ночью гуля-а-а-ать любим? Эва, мужики! Гля кого надыбал!       У затухающего костра наметилось шевеление. Не став дожидаться, пока спящие проснутся, Эрна прянула в сторону, норовя обогнуть преградившего дорогу, и тут же угодила в хватку второго, до этого не покидавшего тени кустов. Железные лапищи больно сжали предплечье, отрезав возможность вырваться без драки. Этот второй попал в полосу лунного света, и Эрианн отшатнулась, увидев знаменитые вислые усы – чтоб угодить в объятия первого.       –Отпустите, дяденьки…       –Да счас! – Расхохотались над головой. – Ты чё тут ночами шляешься? Соловушку слушала?       Её потащили, крепко держа за обе руки, к костру. Ещё на полпути Эрна похолодела: возле костра, зевая и потягиваясь, сидел и лежал добрый десяток стражей, а встретившиеся ей даже не сняли кожаных безрукавок с нашитыми на них железными пластинами – обычного доспеха дозорных разъездов. Это было не просто плохо – это было ужасно, о подвигах «стражного сброда» ходили ужасные слухи, передаваемые неминуемо с негодованием. Вот и проверишь сейчас, безжалостно припечатал кто-то в голове. Ещё как проверишь…       –Эй, разбудите Кнута! – Командовал между тем кэсамбаррец. – Или пусть не вякает!       –Люблю Юста, Юст везде шлюх найдет!       –Вродь не …       –А какая в… разница, всё …!       К ней уже тянулись, лапали беззастенчиво и деловито. Эрна безнадёжно рванулась в очередной раз, пытаясь высвободить руку, но держали ее опытные ловцы.       –Погодьте, потом её …, – сплюнул всё тот же, первый, – ишь! Повскакали! Че она тут делала, сперва выспросить надо. А потом уже по кругу пойдет. Пойдешь, сладкость?       От грязного щипка её передёрнуло, что вызвало взрыв гогота солдатни. Двенадцать. На одну безоружную девчонку. Вокруг поле, редкая поросль кустарника и кое-где деревья, это она помнила еще с дороги в Халлард. К горлу подступили слёзы. Вот так, ты считала, что неуязвима, ты ошибалась – двенадцать солдат, и ночь, и поле…       И ты маг. Хоть и совсем зелёный.       Девушка осторожно покосилась в сторону дороги, стараясь не думать о тискающих ее колено пальцах. Так. Вдох. Выдох. Спокойно. Здесь не дворец, здесь можно. Пока что её держат всего двое. Силы вырваться не хватит.       –Отпустите, дяденьки, – в голосе звенели совершенно настоящие слёзы. – К родне иду…       –Дак иди, – почти дружелюбно посоветовал кто-то от огня, – вот ща Кнут отольёт, тебя поспрошает, а там твое дело бабье – ноги раздвигать да звёзды считать. А поутру иди хучь куда.       –Если встанешь!       –А ежли нам угодишь – в столицу возьмем.       –Этта ежли встанет!       И снова – гогот. В ушах звенело, перед глазами все плыло, и возвращать четкость зрению приходилось волевым усилием. Всхлипнув против воли, Эрианн сморгнула, тряхнула головой и поняла, что больше не может. Слёзы хлынули сами по себе, снова рассмешив солдатню, и Эрианн не сразу сообразила: хватка на руках стала слабее, немного, но слабее! Размазывая о плечо сопли пополам со слезами, Эрна обвисла в чужих руках, завывая на совесть и сквозь рыдания твердя, что ей очень-очень к родне надо и что она не будет противиться, только пощадите, и таки добилась того, что ей дали опуститься на траву, выпустив запястья и только придерживая за плечи.       В следующую секунду с травы ударила невидимая волна, отшвырнув тех, кто стоял рядом с пленницей. Этого хватило, чтобы успеть отбежать за пределы досягаемости солдат, а дальше Эрна резко вскинула руки, так же резко опуская их вниз и выкрикивая короткую формулу вызова огненного града. Под брань и вопли девушка сорвалась с места, летя наобум, лишь бы не было ничьей рожи.       Трава, кусты, из кустов несёт смрадом, из кустов вываливается туша поперек себя шире, растопыривает руки, пытаясь схватить беглянку, в спину бьются крики: «Держи! Держи сучку!». Тушу – на бегу толкнуть всё так же, простейшим щитом, заставляя опрокинуться обратно, и дальше, дальше, хватаясь только за одно: оказаться как можно дальше. Луна, недавно бывшая подругой и спутницей, вероломно предала, освещая несущуюся сквозь поле фигурку, мешок хлопал по спине, мешал бежать, тянул замедлиться или бросить надоеду вовсе, но – нельзя! Значит, беги, воин, лети стрелой, заставив себя не замечать ни мешка, ни лезущих под ноги кочек, ни норовящих задержать, уронить стеблей пырея, не слышать криков, которые всё ближе. Оторваться еще немного. Остановиться, на ходу выбирая то, что сейчас должно спасти жизнь. Учитель, почему ты так мало успел рассказать мне?       –Йоррта асуэ верданле!       Земляных коней с травяными гривами хлестнул незримыми вожжами исполин-возница, и кони встали на дыбы, взмётывая фонтаны земли и камней. Девушка снова и снова выкрикивала заклятие, превращая поле в невообразимую мешанину из засыпанных преследователей, гор песка, грязи, кустов, вырванных с корнями, пока хватило дыхания, и только после этого кинулась бежать снова, глотая на бегу снова полившиеся слёзы. Скоро рассвет, летняя ночь коротка… кустарник, кустарник обогнуть, дальше… с рассветом её будет видно еще дальше и лучше, у тех есть кони… запнуться о траву, перекатится, больно ударившись локтем и боком, вскочить, дальше… Семеро, оглянитесь! Если хоть какой-то лесок на пути – я оторвусь! И Семеро оглянулись: впереди, далеко, чуть не у самого горизонта, замаячила темная масса, но до неё ещё предстояло добраться. Эрна даже сейчас понимала, что земля не пламя и не река, через неё переберутся, и скоро, совсем скоро за ней снова погонятся, наверное, уже погнались. Заставив себя оглянуться, Эрианн далеко в поле увидела шевеление. Там неслись всадники на отдохнувших конях, там было не меньше половины отряда, а значит – беги, девочка!       И она бежала, на бегу оглядываясь в поисках хоть какой-то тропинки, которая дала бы лишние минуты. Тропинка все не появлялась, солнце было все ближе к восходу, уже край неба слева и чуть позади начал светлеть, предвещая конец погони, Эрна всё чаще оглядывалась назад – и, когда она в очередной раз в отчаянном рывке прибавила скорости и в очередной раз споткнулась, полетев кубарем в выросшие перед носом ветки, насмерть перепуганные мозги не сразу сообразили, что заросли, через которые приходится продираться – это подлесок, а вокруг вырастают стволы самых настоящих деревьев. Вскрикнув-всхлипнув, Эрна резко свернула влево, потом вправо, неведомо зачем путая следы и стремясь только к одному: оказаться как можно дальше от открытого пространства. Её не заботило ни то, что редколесьем спасительный лес не назвал бы даже самый отпетый насмешник, ни то, что под босыми – башмаки так и лежали в поклаже – ногами трещали совсем не тоненькие веточки. Эрна сперва бежала, потом шла, пока ноги не подломились, и девушка не осела на прошлогоднюю листву, лежавшую под лесным куполом плотным ковром. Эрианн привалилась к необъятному стволу, пытаясь перевести умчавшийся из груди дух, и только тогда поняла, что лесной мрак уже не такой уж мрак, что сквозь листву и ветки сочится серый предрассветный свет, а вокруг звенящая тишина, в которой слышно только её собственное натужное дыхание. 3-6 ладня, юг Халлардана; Халлард       Телега слегка покачивалась, подпрыгивая на неровной дороге, и скрипела. Мир, покой, тишина. Смирная Ласточка, кобылка с пегой челкой, трусила вперед, изредка взмахивая хвостом, и спина возницы покачивалась в такт телеге и мерным лошадиным шагам.       …Тогда она долго, едва не до темноты, сидела в спасительном лесу, боясь и нос высунуть из густых зарослей белоягодника. В отдалении перекликались чужие голоса, но, видимо, в самую чащу солдаты соваться не решились – или не нашли даже малой лазейки, поэтому махнули рукой и убрались. Но Эрианн всё равно долго еще вздрагивала от малейшего шороха, не решаясь оставить убежище, и только глубокой ночью всё же выбралась из кустов в поисках места поудобнее. Идти ночью ее бы теперь не заставило ничто.       Утро не только принесло затянувшие небо плотные тучи, но и показало, что она даже не представляет, как выбраться из лесу. На плутания ушла еще толика драгоценного времени, но удача улыбнулась страннице, подбросив под ноги выведшую к дороге просеку. На дороге было, о небо, спасибо тебе, пустынно, да и заброшенным был этот некогда тракт, а сейчас — просто широкая полоска, ровнее полей вокруг. Прикинув направление, Эрианн зашагала вперед, надеясь, что не очень опаздывает.       До самого приграничья дорога не менялась — однообразное запустение, брошенные поселения, безлюдье. Она помнила, что Халлардан, по скудным имеющимся сведениям, опустел наполовину в первые годы после свержения старой династии, остальные уходили медленнее, и сейчас в стране оставалось не больше пятой части населения, но к такому была не готова. За что Ид будет сражаться? За поля, заросшие осотом и лебедой? За развалины, в которые превратились опрятные некогда домики? За города, в которых люди не смеют поднять глаза? Может, написать и об этом? Но рука, даже занесенная над последними чистыми клочками, останавливалась. Нет. Просто она ждала другого. Людей, мечтающих о возвращении государя, армию, только и ждущую, чтобы кто-то позвал под другие знамена, красивой, быстрой, победоносной войны, а вышло…       Вышло — что вышло.       И нечего тут.       Солнце на третий день пути уже клонилось к закату, когда Эрна выяснила, что взяла слишком левее и сейчас надо либо рисковать, пробираясь бездорожьем, либо рисковать, идя по дороге и надеясь, что выведет куда-нибудь. Оба риска нравились поровну, то есть никак, и, поколебавшись, девушка пошла по дороге. Не прогадала — через несколько миль бывший тракт вильнул резко вправо и вывел уже в темноте на нужный путь, Эрианн даже узнала логовину, в которой вечность назад Кай варил свою кашу, приветствуя вышедшую на огонь голодную девчонку. Через два часа Эрна вышла и к деревне, ставшей ей «родиной», но ночевать решилась уже далеко за ней, глубокой ночью остановившись в поле.       Устроившись на ночь, Эрна, не разжигая костра, подтянула колени к подбородку, глядя на дорогу. Она потеряла самое меньшее два дня, но время было рассчитано с избытком, значит, гонец будет в условленном месте послезавтра, а место еще надо найти… Натруженные ноги воспротивились самой мысли идти и ночью, чтоб выиграть несколько часов. Успеется, и о возможной задержке они тоже уславливались, Ид шипел на ее нарочно беззаботное: «Да мало ли что может случиться?»…. С этими мыслями она и уснула – чтобы вскочить от утреннего холода, проникшего под одежду вернее ведра колодезной воды. Пришлось сниматься с места куда быстрее, чем рассчитывала, почти бегом пускаясь в путь, но, согревшись, Эрна и пошла медленнее, стараясь не очень наступать на сбитые места.       ...-Эй, кашеварка!       – Уже бегу, дядька Сил!       Купцы с хрустом и завываниями потягивались, спрыгивая с телег и разминая затекшие ноги и спины. Надо было набирать хворост, варить ужин на всех, на потягивания времени не оставалось, и Эрна бегала, мешала, резала — и всё это одновременно. Остановка была последней перед столицей, а значит, завтра отдых — даже такой — закончится.       ...Посланец прибыл вовремя. Укрывшаяся в вымахавших здесь зарослях девушка видела, как сначала вдалеке появилось быстро растущее облачко пыли, а потом пыль выпустила фигуру всадника. Спешившись у большого камня, торчащего в траве у дороги, гонец огляделся, отбрасывая капюшон. Тот ли? Никаких отличительных знаков, из оружия длинный кинжал за поясом и одноручный меч, какими пользовались по всей Срединке, обычнейшее лицо. Тот словно почувствовал взгляд.       –Молот велел спросить, не потерян ли подарок, – в никуда негромко бросил мужчина. Подождал. Эрианн, затаив дыхание, ждала, и не ошиблась. – Передавать ли мне поклоны и приветы этому камню?       –Не стоит.       Эрна вынырнула из кустов, оправляя порванный подол. Гонец низко поклонился.       –Приветствую отважную. Добралась без приключений?       – Передайте герцогу, что дорога была благополучна, – рассмеялась Эрианн, – и князю тоже. Что я должна только услышать?       --Волк ведет стаю. И «Береги себя, Оленёнок». Остальное в пакете. Горло сдавило. Оленёнок… Скоро, совсем скоро! Вместе с тем девушка, неощутимо для посланца, проверила местность вокруг. Нет, никого. Всё удалось, на самом деле удалось! Вытащив из котомки тщательно сложенные листки, Эрна протянула свёрток посланцу.       –Возьмите. Здесь всё, что удалось собрать, возможно, немного, но…       Поставив ногу в стремя, мужчина с усмешкой покачал головой.       –Не думай о таком. Прощай и будь осторожна. Н-но!       Лицо обдала пыль, вырвавшаяся из-под копыт — и вскоре от всадника не осталось ничего, кроме тающего пылевого следа. Эрианн поспешно разорвала нитки, удерживающие кожу пакета. Письмо от Молота — короткая записка, от князя, запечатанное крылатым волком послание — Идрон! С бьющимся сердцем девушка принялась сперва за записку Руйты, который ограничился простым: «Бешеная кошка — вот ты кто. Только попробуй влипнуть, девочка! Держись, и привет тебе», потом за письмо князя, который оказался не намного многословнее — передавал, что в Марассане всё в порядке, что «неожиданный молодой муж» (щёки тут же вспыхнули) никуда пока что не встрял, что всё начнется вовремя, и наконец взломала темный сургуч, разворачивая густо исписанный лист.       «Золотое мое чудо, я не стану писать много, – стояло на листе, – потому что всё равно не смогу написать всё, что хотел бы сказать. Больше никогда я не соглашусь отпустить тебя в задницу к земляному дракону! Горжусь тем, что моя жена отчаянная сорвиголова, и боюсь за тебя поэтому же, боюсь еще больше, чем пока ты могла повторять в бесконечный раз: нет, все обойдется. Но это неважно, потому что уже ничего не изменить…       Любимый мой лучик, лето мое, мы тут не теряем времени зря. Армии собираются, и я пройду через степь во что бы то ни стало, потому что я знаю, к кому иду. Пафосно? Да. Но что делать, если нет других слов? Мальчишка из Озерухи неумолимо становится коронованным полководцем, это странно и непривычно, но пока что вроде справляемся… А! Мы с Рыжим нашли клад. Тут много разного, представляешь, в борделе можно найти самые непредсказуемые вещи, только ты не подумай, я туда вообще-то не за тем шёл, зачем в бордели ходят!»       Эрианн, чуть не порвавшая в первую секунду злосчастный лист, на котором успела прочесть едва четверть, пересилила себя, продолжая читать, и вскоре упала на траву, хохоча и вытирая бегущие по щекам слезы. История с невестами была невероятна, и тем не менее была, намотав на себя многое — и нежданное «молодой муж» от Хорслена, и побег за кладом, и кто знает что еще? Отсмеявшись, девушка вернулась к письму.       «Мысли в кучу… Хочется спросить, какой он, Халлард, но я понимаю, что сейчас это не он. Мне тут все пытаются как-то рассказать о том, что там было, а тётушка еще и плачет, когда вспоминает. Глупо, наверное, но я бегаю от них всех, потому что все равно они расскажут о том, какой он был, а сейчас он другой, не дом, столица врага. Ну и пёс с ним, в самом деле, сейчас важно другое. Оленёнок, я прошу тебя, не пытайся сделать все, хорошо? Хрен с ними, сведениями. Просто дождись меня целая и невредимая, остальное неважно.       Люблю тебя, родная.       Твой.»       Письмо сгорело в наскоро разведенном костре, как и остальные бумаги, но перед этим Эрианн прочитала его столько раз, сколько понадобилось для выучивания каждой точечки. Пока она возвращалась к нужной дороге, пока брела до места встречи, пока ждала торговцев, задержавшихся на день, письмо звучало в голове родным голосом, смешивало настоящее и будущее.       Она представляла, как муж — мамочки, муж! - ухмыляется, смеётся, расписывая «невест», как поворачивается к окну, подбирая слова и рассеянно трогая подбородок пушистым концом пера, даже сейчас, помешивая в котелке длинной источенной временем ложкой. До города, а значит, дворца и необходимости не поднимать головы, до тряпок и вёдер, до закутка в комнате прислуги оставалось меньше дня пути, и девушка не отказалась бы растянуть оставшийся путь подольше.       –Каша когда сварится?       –Голодом заморить хочешь, Ришка?       –А ей чего, уже небось и наелась, и напилась!       Шуточки повторялись из стоянки в стоянку. Эрна сперва вспыхивала, уверяла, что вот сейчас будет всё готово, потом перестала, думая о своем. Мысли были по большей части невеселые, и первенство принадлежало простой, как ложка: «Ид был прав». Она смогла добыть нужные сведения — не узнав ничего ни о двух Властелинах, ни о том, чего ожидать от самого Одержимца. Всё, что она, Эрна, сумела разнюхать, может трижды поменяться, а может оказаться только началом сборов, и войска Союза не успеют об этом узнать. Хотя вряд ли. Приготовления идут уже давно, тут во всей стране большего не сыщешь…       Вот с Властелинами этими непонятными все куда сложнее. Одир — наверняка первый. Второй — его приспешник? Сам Моласар? Но она бы ощутила присутствие бога, а бог — ее! А может… Может. Хаосит появится перед битвой — какой угодно? Но Серинтайя защищена, Учитель рассказывал, как Семёрка обводила Дурбанд неприступным перевалом, который Черному не преодолеть, как бы он ни желал этого . Значит, надо искать кого-то еще. Трудно-о-о-о… Хочется домой, хочется как следует вымыться, расчесать свалявшиеся волосы, надеть приличное платье… Оказывается, к хорошему привыкаешь быстро, особенно когда настоящего-то плохого не видала. Да, в Макрэ приходилось месить тесто на хлебы, хлопотать по дому, так семья большая, все хлопотали! Как там сейчас братья-сестры? Наверное, уже и забыли приблуду-нахлебницу, поделили дом и живут себе, не горюют и знать про нее не желают…       Сердито утерев плечом выкатившуюся слезинку, Эрианн намотала на руку подол, снимая с огня кашу. Послезавтра Халлард. Послезавтра прощай, Ришка-кашеварка, здравствуй, Ришка-поломойка, сиротка с юга, здравствуйте, тяжеленные вёдра и мокрые тряпки. Не хочется… За время «поездки к родне» она успела отвыкнуть оглядываться, осторожничать, ловить каждое слово, и снова в шпионы! Броситься, что ли, в ноги Сурде, взмолиться: пусть посылает ее не только в нежилое крыло? Может, та и смилостивится, особенно если придумать, чем ее задобрить.       –Дяденьки, каша поспела!       Торговцы радостно загомонили, доставая миски-ложки и торопясь к костру. Эрна, прихватив свою порцию, ушла к телегам, села, прислонясь к ободу и дуя на кашу. Ладно. Как-то оно все устроится, а не устроится, так придумаем еще что-нибудь.       Весь следующий день она провела в полудрёме, разморенная припекающим солнцем. Прикорнув на пустых мешках, Эрианн просыпалась только на привалах, хотя кашеварить не доводилось: в жару обходились хлебом, вяленым мясом и зеленью. Даже наступившая ночь не принесла желанной прохлады, поэтому густую похлёбку ели долго, дождавшись чуть не полного ее остывания и лениво перебрасываясь такими же ленивыми шуточками. Ладень в разгаре, год назад шли дожди, под вечер на кустах сирени качались крупные красивые капли, и из дома уходила она тогда с висящими над головой тяжкими тучами, только к Озерухе распогодилось. Озеруха… Какая она, даже не запомнилось, так, мешанина из кваканья лягушек, озерных бликов, торжища, конского ржания, веселая теплая пестрота. Год всего прошел — а как половина жизни! Хорошо быть взрослой, умудренной женщиной…       Очередной день ничем не отличался от предыдущих: жара, безветрие, мерное покачивание телеги. Небо, застиранное прачкой-летом до еле заметной голубизны, прошивали редкие птицы, гоняющиеся за радостно звенящей мошкарой; хотелось спать, не просыпаясь до самого Халларда, и не ей одной. Лошади тоже не выказывали рвения, лениво труся по тракту и пошлепывая себя хвостом по бокам. Хорошо… Дома ребятня ждала сенокоса, бегала кататься к добрым соседям за помощь в уборке сена, а потом возвращалась, набившись в телеги, покачиваясь над бортами, как причудливые «росяные шарики», круглые цветы, распускавшиеся в сырых местах. Прибегали домой, пропахшие травой, прокаленные солнцем, перемазанные до ушей, получали по шее за то, что шатались весь день невесть где, хватали горбушку хлеба, залпом выпивали стакан молока или простой воды — и снова туда. Под солнце, в поле, куда угодно, лишь бы бежать и не останавливаться.       –Вставайте, лежебоки, город проспите!       Торговцы зашевелились, потягиваясь и зевая. Эрна тоже встряхнулась, поправила тощий заплечник, оглядываясь по сторонам. Ну конечно, вон та рощица, в которой ночевали с Каем месяц назад, а вон и ворота! Взявшись за край, девушка спрыгнула на землю, с наслаждением разминая ноги.       – Сама дальше пойду, дядька Сил.       –Да сиди уж.       –Не, – мотнула головой Эрианн, – побегу вперед. Спасибо вам!       Махнув рукой на прощание, Эрна быстро зашагала к воротам. В жидком потоке входящих и выходящих людей на съежившуюся девчонку особого внимания не обратили, поэтому Эрна, не испытывая судьбу, постаралась побыстрее оказаться подальше. Во дворец? Или побродить по городу, что удавалось нечасто? Но ноги решили за нее, свернув в показавшуюся знакомой улочку и пронеся добрых пять кварталов до того, как она поняла: заблудилась. Дернулась было назад, свернула в переулок, потом в еще один, поманивший срезанием пути до дворца — и потерялась окончательно.       Эта часть города выглядела покинутой в один миг, сразу. Дома незряче смотрели закрытыми ставнями, молчали за запертыми дверями. Между домами лежали груды мусора: обломки, осколки, мраморный нос, гипсовая нога, сухие листья, какие-то тряпки и боги знают что еще, на кучах, не боясь дня, шуршали крысы — худые, голодные. На нечаянную гостью в их владениях крысы посматривали неодобрительно, не убегали, считая, видать, что всё преходяще, и пропыленная девчонка — тоже.       Через улицу дома лишились ставен, а двери — засовов. Кое-где попадались веревки, привязанные к гвоздям, вбитым в обгорелые стены; на веревках висели лохмотья и даже целые простыни — правда, тоже рваные. Присмотревшись, Эрна поняла, что это не выстиранное белье, а нечто вроде ширм, отделяющих шалашики, возведенные из сорванных с петель дверей, досок и обломков стен покрупнее. Шалашики были обитаемы: шел из входов дым, переходили с места на место худые мрачные люди, сидели под стенами такие же худые и мрачные ребятишки. Дно города? Оставшиеся, не успевшие уйти? А в сердце город выглядел хоть и пережившим многое, но живым…       Шалаши скоро закончились, потянулись развалины. Свернув в улочку, показавшуюся подходящей, Эрна оказалась на закрытой отовсюду площади. Посреди некогда красовался фонтан, ныне лишившийся верхней из чаш-лотосов; нижние были частью покрыты трещинами, частью забиты сором, а одна вовсе держалась потому, что упала между двух других. Когда все было целым, фонтан походил на букет, который поднимали вверх каменные ладони. Красиво… И плиты на площади пострадали мало, делались на века, и мозаика выкрошилась совсем немного. Девушка пошла вокруг, нетерпеливо отбрасывая с изображения палые листья и мусор, любуясь танцем лесных существ, изображенным смальтой. Древолюди, гхарко, лесавки, русалки, а каменная птица не уцелела, на нее упал и повредил картинку фонарный столб…       –Кто здесь? – Настороженно окликнул ниоткуда надтреснутый голос. Эрна заоглядывалась, но ей пришлось завернуть за фонтан, прежде чем она увидела на земле неловко подвернувшего под себя распухшие ноги нестарого еще мужчину. Слепого — если повязка на глазах была именно поэтому.       –Я. – Смутившись, Эрна неизвестно зачем добавила: – Я заблудилась.       –Значит, уши не подвели, и сюда и вправду зашла девушка, – сидящий усмехнулся, поворачивая к ней перечеркнутое повязкой лицо. – Только заблудившиеся и попадают на Площадь Ладоней Богини.       –Из-за фонтана, да?       –Да…       Слепец оперся на палку, медленно вставая на ноги.       –Они все еще здесь, каменные руки, держащие шесть чаш?       –Седьмая отвалилась…       –Она отвалилась в день падения Халларда Прекрасного, Халларда Радостного, – приволакивая ноги, собеседник дошел до каменной скамьи, опустился, держа спину прямо и неподвижно. – Ты нездешняя?       – Нет. А как вы узнали?       –Такие певучие гласные в столице не встретишь., а у меня чуткие уши. – Калека с улыбкой дернул себя за мочки. – Куда идешь, нездешняя девочка?       –Возвращаюсь, я здесь работаю.       –Работаешь? Где может юная дева работать в городе, у которого вырвали душу?       –Помогаю… В лавке.       –Пусть легкой будет твое дело… Как звать тебя?       Она чуть не брякнула: «Эрна», но вовремя прикусила язычок. А ну как этот странный калека слыхал эльфийские имена?       -Рина.       –Звонкое имя… Похоже на удар молоточка о стеклянную пластину, и звон катится, дробится на полузвуки… Прости, я тебя совсем задерживаю. Иди между сломанной Норрт вон там и кустом шиповника, и никуда не сворачивай. Улица ведет к центральной площади, а там уж выберешься.       –Спасибо!       Она уже сделала несколько шагов в указанном направлении, но вернулась. Присела рядом с калекой.       –Вы музыкант, да?       –Ты решила так по чутким ушам и сравнению с перезвоном молоточка? – Мужчина рассмеялся — неожиданно молодо и заразительно. – Нет, я не музыкант. Я Гин - скульптор… Когда-то в этом городе были статуи, девочка с именем, похожим на музыку.       Он замолчал, повернувшись к фонтану. Эрна тоже стала смотреть на плавные линии, представляя себе, как бы падали струи воды из одной чаши в другую, как бы общий поток обтекал каменные предплечья пенными рукавами, как по площади носились дети, звенели веселые голоса.       –Здесь было очень хорошо, думаешь ты, не правда ли? Наверное, мне повезло ослепнуть, думаешь ты, и я запомнил эту красоту такой, какой она была, не так ли?       Эрна усмехнулась:       –От вас ничего не скрыть.       –Слепцы чутки. Но я ослеп всего несколько лет назад и успел увидеть, чем стала столица. Город фонтанов, площадей, статуй, поющих в садах птиц и улыбок, Халлард Прекрасный… Эльфы называли его «Городом Тысячи Садов», Карас-Менерсанд. А гномы — Серебряным, Ирин-Келеб, потому что серебро каменоломен славилось далеко в Серинтайе. Имена, разные имена одного Города…       Город вставал из куч мусора и обломков: зеленый, яркий, разноцветный, поющий фонтанами, щебечущий птицами, смеющийся тысячами жителей. Взмывали к небу шпили особняков, текли по каналам задумчивые воды, цвели деревья. Город жил — и жил даже сейчас, прячась в развалинах и заброшенных домах, не сдавшись пламени и не сдаваясь времени. Гин, чуть улыбаясь, рассказывал, как оставались целые улицы, не тронутые огнем, как люди останавливали огонь, выстроив цепочки от каналов до пожарищ: «Не думай, что сгорело все, целый районы остались целыми, а это… это мародеры, увы. Видишь, вон там, слева от меня, должна быть рощица — или то, что от нее осталось? Это вокруг канала, только канал уже высох». Бледные заросшие щёки скульптора разрумянились, руки, оставив посох, плавно рисовали в воздухе очертания куполов, стен, площадей — пока мужчина не вздохнул с застарелой болью, сжимая ладони в кулаки:       –Одир клялся, что королева с сыном погибли в пожаре — и многие верят. Глупцы!       –А вы? – Постаравшись выказать только удивление, осторожно спросила Эрна.       –А я нет. Да найди он тела в огне, они бы были выставлены на всеобщее обозрение, и уж Одержимый позаботился бы о том, чтобы все убедились: наследник мертв! Не-е-е-ет, Рина, я не верил ни секунды в то, что её Величество с мальчиком сгинули в огне. И, – он понизил голос, наклоняясь ближе, – я не один. Не так давно я слышал песенку… Как же… Волк вернется в логово в этот год, Знамена заплещутся у ворот… Скульптор запрокинул голову, подставляя перевязанное лицо солнечным лучам. –Может, дождусь… Иди к хозяйке, девочка с музыкальным именем. Не стоит задерживаться в развалинах с наступлением сумерек.       –Почему?       –Потому что ночами город принадлежит тем, кто не станет жалеть девушку, заблудившуюся в их владениях, – печально усмехнулся Гин, – лети, нота, лети… 11 ладня, форт у юго-восточной границы Нармакаля       «Численность армии умеренная. Точное число неизвестно, столичный гарнизон – 7 тысяч, и две тысячи конников в пригородье. Кэсамбаррцы и горожане»       Вооружение. Гарнизоны на границах. Количество магов в столице. Количество лояльных магов. Осторожное: «Настроения смутные». Тонкие очертания букв. Ни разу не видел её почерка, ни разу не получал писем от возлюбленной. Идрон невесело усмехнулся: курам на смех, муж и жена, а всей любви было – короткие часы, украденные у наставников и выкроенные из подготовки к войне! Как же сейчас не хватает рядом серьёзного чуда…       План городских улиц. План дворца. Это – дом. Привыкай. Набросок пригородов. Каких усилий стоило Эрне добыть бесценные сведения? Численность резервов. Приписка: умножить вдвое, объявлен призыв. Значит, Одир тоже готовится к войне, но это неудивительно, в конце концов, шпионаж – дело благое, не так ли? Юноша перевернул второй листок и как наяву увидел, как его Оленёнок, оглядываясь, царапает грифелем на обрывках пергамента, а после сворачивает клочки и прячет, чтоб не нашли.       «Не тревожься. – Неожиданно обнаружилось в конце пятого листочка. – Я в порядке. Скоро всё закончится. Да?». Ни слова больше. Осторожность и маскировка. Воин всегда остается воином… Идрон пересёк комнату, бросив сидящему у стены посыльному:       –Собирай всех!       Мысль собраться в одном из пограничных городков, чтоб не только дождаться вестей, но и не тратить время на сборы, принадлежала сразу двоим: Иду, который уже давно считал дни до наступления, и Роско, получившему за это от Руйты прозвище «Шило». Правда, дразнить так Лларда никто и не подумал – места от нетерпения не находили все. Поэтому сейчас в самой большой комнате дома градоправления на стенах висели семь штандартов Союза, и туда, под потемневшие от времени балки, за широченный стол, видевший немало солидных подбородков и собольих опушек, спешили венценосцы. Стол неминуемо проникнется, усмехнулся Идрон, занимая самый удобный подоконник в пустом пока еще зале – ему понадобилось всего лишь спуститься по широкой лестнице, касаясь отполированных тысячами рук перил. Тёмное дерево, попадающее в косой солнечный луч, даже на вид было горячим, отдавая накопленное тепло всем желающим.       –А ты уже здесь, значит? – Плюхнулся рядом Лис.       –Куда ж я денусь? Тут либо торчи в советном зале, либо у себя со скуки на стены лезь.       –Не советном зале, а зале советов.       –Да какая разница? Хоть советский, в самом деле, скучно не меньше.       Зал мало-помалу заполнялся народом. За недели, прошедшие от отъезда до возвращения гонца, сюда съехались все державы Союза, превратив занюханый приграничный форт в военно-стратегический объект не в издевательском смысле, а в настоящем. К королям прилагалась свита, и Идрон втихомолку радовался своей относительной самостоятельности на правах «темной лошадки». Конечно, дядюшка настаивал на сопровождении и так далее, но, поскольку племянник и так сидел в четырех стенах, корпя над бумагами в компании королевских советников и повадившегося слушать Руйты, особой потребности в свите не было. Так, в редких вылазках за стены, промять коней, но и тогда толпы не увязывались — незачем. Царапало одно — Сокол. Его притащили с собой, поместив под надежной охраной, но говорить убийца не спешил, после того памятного разговора отказываясь вообще открывать рот. Пытки Хорслен не жаловал, но, судя по катающимся по скулам желвакам, готов был пересмотреть свои принципы, хотя пока что и успокаивал плюющегося в сторону «неженок» Руйту. Пожалуй, если бы изенцу дали волю, он бы уже снял с подсыла кожу и нарезал бы на ремни, всем бы как раз хватило… А может, и нет. На то он и был Молот Изены, умеющий быть очень и очень страшным.       Юноша не очень понимал, зачем дядя привез сюда, в форт, потенциального шпиона, но не лез с расспросами, рассудив, что князь знает, что делает, и выбросив мысли на этот счет из головы. И так забот хватало — донесения поступали отовсюду, части армии понемногу соединялись в одно целое, и соединением надо было управлять, не надеясь на кого-то еще. Поэтому никаких поблажек себе Идрон давать не собирался, вникая (хоть к ночи голова и трещала, отказываясь соображать) во все, касающееся войны. Его войны.       Ты король, и все тут.       Хоть и не коронованный.       –Ваши высочества, вы б к столу пересели, – бросил, походя, какой-то дворянин, судя по костюму — данитонец. Братья только плечами пожали: подоконник, да еще у открытого окна, был куда привлекательнее, чем местечко у стола, куда щедро падали солнечные полотнища, разогревая и без того горячее дерево. Да и карта, прикрепленная к стене, отсюда была видна лучше, чем с оставшихся свободными мест. Ид немного отодвинулся, забираясь на подоконник с ногами.       –Странно так.       –М-м?       –Да… Всё это. Вроде не со мной. Сейчас надо что-то говорить, планировать, а что — ума не приложу.       –Тоже мне странность! – Фыркнул рыжий. – Пусть себе придумывают, с какой стороны Одержимца лучше ухватить, а ты слушай, успеешь еще в стратегии с тактикой похорониться.       –Наверное…       Границы Халлардана на карте лезли в глаза — не прогонишь. На востоке Туманные горы, с северо-запада до юго-запада степи, потом Изена до второй линии пустошей, но туда идти никто не пойдет, слишком далеко. С севера Халлардан огибали отроги Туманных гор, причём огибали паскудно — идти через нагромождения скал и впадин решился бы только безумец. Здесь были владения загадочных горных племён, с которыми Волки Халла поддерживали что-то вроде союза — вассалитет от разрозненных племён, в каждом из которых был свой вождь, был делом бессмысленным. Потом надо будет туда ехать, налаживать, то есть восстанавливать, отношения, но это всё потом, сейчас горы не союзники.       А кто союзник, кроме тех, кто сейчас собирается в зале? Никто. Мальчишка вынырнул из небытия и сходу заявил права на трон, на который сейчас по доброй воле не позарился бы ни один умный. Наследство, ничего не скажешь — разоренная страна да Дурбанд за перевалом. Но дом, в доме тоже есть и выгребная яма, и помойное ведро, но живем же? Живем. Вот и ты будешь чистить и выливать, сперва вернувшись…       Двери распахнулись, пропуская оживленно спорящих Исмира и Руйту. За ними с подчеркнуто постными лицами шли советники и изенский военачальник, несший под мышкой вторую карту. Последнему доставалось самое неблагодарное — выслушивать венценосных спорщиков, которые поминутно призывали его в свидетели собственной правоты. Предметом спора было что угодно, от обходных троп до численности повозок в обозах, и бедняга на третий день споров выработал привычку на любой вопрос отвечать: «Истинно так, сир». Пока помогало.       –Ты смотри, они окно оседлали.       –Завидуешь, Молот?       –Вот еще! Тут окон на всех хватит, но в кресле оно как-то удобнее. Эй, оставь кувшин, жарища такая, глотки попересыхали!       Дядя, успевший занять место справа от головы стола, усмехнулся, подливая в чашу местное питье, приготовляемое из виноградного сока, специй и еще чего-то неопределимого. Освежало питье прекрасно, поэтому кувшинов с ним по всему дому хватало, только успевай опустошать., чем гости и занимались в свое удовольствие.       –Все в сборе? Давай, племяш. Выкладывай, что там… наши глаза и уши прислали.       Все с интересом повернулись к братьям. Откашлявшись, Ид разгладил на колене густо исписанные клочки, переставил два местами.       –Наши глаза и уши сообщают следующее. В самой столице находятся порядка девяти тысяч обученных бойцов, из них две — кавалерия. Приграничные части составляют менее этого примерно на треть, сколько всего войск в стране, узнать не удалось. Но вооружение соответствует общей цифре в 20 тысяч бойцов.       –Добавь резервы, – подсказал хмурящийся Арейст. Идрон нашел глазами нужную строку.       –Резервы малочисленны, но объявлен призыв. Итого — порядка пяти тысяч. Одир       поступил дальновидно, стянув все свободные войска к границам по ходу нашего предполагаемого следования и далее, вглубь страны. Выражаясь образно, нам оставили заслон и коридор, по которому мы можем идти, только сражаясь. Но, – он обвел глазами собрание, – половину гарнизона столицы составляют горожане. По мнению... шпиона, они не горят желанием гибнуть в королевских драках, это можно использовать. У границ в основном кэсэ и степной сброд.       –А конницу где это отродье ослицы взяло? – Гневно заклекотал Суштар. – Из своих набрал? Или поморцы на коней сели? Так у них кони от пони недалеко ушли!       –Конницу Одир мог и сам вырастить, правда, выучка… Не то, не то…       –Да ладно вам со своими конями, есть и есть, хорошая, плохо, плохая, хорошо! – Пробасил князь, доливая в чашу остатки. – Что там дальше, Рон?       –Дальше… Вооружение. Маги. Поставки. С последними хуже всего, столица располагает запасами только на себя, для отдаленных провинций голод на случай войны не размытый ужастик, а вполне реальное пугало.       –Магов можешь даже не поминать, – Руйта, намотав на палец рыжий чуб, несильно дернул, поморщился. – Орден в жизни не вмешается, ему не до дрязг, пока хламиду не припалит.       –Она стоит троих, – негромко обронил Хорслен, улыбаясь в бороду, – сколько их там всего? Десять, двадцать? Добивай уже.       –Всего четверо тех, кто принял сторону Одержимца, – точно такой улыбкой ответил юноша. – Пятеро лояльных старой династии, полной уверенности в том, что примут нашу сторону, естественно, нет, это косвенные сведения, рассчитывать не стоит.       –А письмо, я так понимаю, ты получил ой не сегодня! – Роско рассмеялся, подтягивая поближе кувшин.       –Нет, сегодня. Просто прочел уже трижды, шпион понятно описывает, – пожал плечами Идрон, бережно складывая листочки. – Впрочем… Если они сидят до сих пор там, где их в любой момент могут взять за ж… под локоток и обвинить в сговоре с врагами короны, то они либо идиоты, либо очень убедительно доказали Одиру, что они не представляют опасности. Главное, они не на его стороне. Это меня устраивает.       –Нас тоже, – вполголоса обронил кто-то с противоположного края. Владислав рассеянно кивнул — то ли сказанному, то ли своим мыслям.       – Маги, шмаги, ты лучше про вооружение говори!       Найдя нужный клочок, Ид пожал плечами.       –В пределах знакомого. Мечи, щиты. Осадные орудия. Катапульты. Шпион считает, что Одир вооружается для войны, которая будет вестись из-за стен.       –То есть нас пустят к городам без лишнего кровопролития, короли и королята.       –Ага. Всю страну на тарелочке, подманить к столице… но нет. На границах гарнизоны никто не отменял, так что придётся подраться и там.       –Ну и что? – Рыжий спрыгнул с подоконника, опираясь о спинку ближайшего стула.       – Мы, кажется, драться и собирались?       –Ишь, какой горячий, – буркнул его отец.       –Можно подумать, я не прав!       Вторая карта расстелилась на столе; над ней наклонились сразу пять голов.       –От границ идти к столице, а там в клещи, и под корень вражье семя!       –Там люди, рубака ты спятивший!       –Люди оттуда 19 лет назад поуходили... Ладно. Ладно, я сказал!       –По-моему, уважаемый герцог преувеличивает…       –Преуменьшает он…       –...преувеличивает. Устранение кэсэ, составляющих гарнизон города, конечно, первоочередная задача, однако…       Идрон остался на подоконнике, комкая в руках бумажные клочки и обводя завитки на оконной раме. Шумиха обтекала, не оставляя следов, и все это казалось нереальным, как во сне, когда краем сознания знаешь: достаточно дернуть себя из сна, и ты окажешься в знакомой спальне, в своей постели, и никаких тебе советов... Они спорят о том, сколько трупов останется на улицах, какая часть уведенных под стены Халларда людей не дойдет даже до центральных регионов, все это обыденно, правильно…       –Нет.       –Ты что-то сказал, волчонок? - Повернулся Эссенрасец, щуря и без того почти ушедшие под веки глаза.       –Я сказал: "нет", – повторил Ид, покидая подоконник. – Могу повторить еще сто раз. Мы не будем топить Халлардан в крови. Не Одир.       –И почему же? - Исмир, кажется, открыл рот впервые с начала совета.       –Потому что там еще остались те, кому некуда идти. Что, выкашивать за то, что не оставили дома, Молот? – Изенец – неслыханно! - отвел взгляд. - Или жать до последнего, досточтимый Владислав?       Он остановился у карты.       –Утоптанные широкие тракты начинаются здесь, здесь и здесь, - палец поочередно остановился на трех точках, - утоптанные удобные тракты слишком хорошо подходят для продвижения армий. Нас будут ждать там - но конница в состоянии пройти тайными тропами, которые тайна только для картографов, и ударить в спину возможным засадам. Далее. Реки. Эта и эта. Запруды за две минуты не выстроить, но временные, способные оставить гарнизоны без воды - за милую душу. Тут пять...нет, шесть крупных городов, оставить их без воды не смертельно, но чувствительно, и жители сами сделают выбор. Мы двинемся к Халларду с трех сторон. Смотрите. Вот здесь и здесь сейчас торговые пути, Эри...анн перерисовала карту, по ним мы доберемся до столицы, обогнув ее полукольцом. В лесу - а лесов сейчас слишком много - не повоюешь, провизию не подвезешь, на голову не свалишься - не спрятать десятитысячное войско в кустах, нет, нет и еще раз нет! И когда мы войдем в город…       –В город, значит, - Владислав катал на пальце массивный перстень, блестел искрой топаз. - войдем, значит... А до него нам что же, все на тарелочке? Тракты свободные, города ворота открывают?       –Да уж, кровавая тарелочка выйдет, - криво усмехнулся Роско.       –Косточки не забудь.       –Принято.       –Без тарелочки обошлись бы. Ударить здесь и здесь, оставить северо-запад без продовольствия…       –Да там вон сколько деревень, а где деревни, там и скот, и посевы. Замаешься оставлять.       –Города, Исмир. Забыл?       –Почему это? Хотя если шпион прав… Да, нас ждет веселая встреча.       –Ударить, и чтоб не опомнилось, вражье племя!       Шум нарастал снова. Короли, герцоги, князья — и страна, оставленная большей частью жителей, в которой засел безумец, угрожающий всем, всем...       –Вы не поняли.       Странно: вроде и бросил негромко, а перекрыло снова зарождающийся шум, словно кричал, приставив руки ко рту.       –И что ж мы не поняли, племяш? – Осторожно осведомился Хорслен.       –Это МОЯ война. И МОЙ дом. И пока я могу воевать так, чтоб нас не звали убийцами – я буду воевать именно так!       Он обвел взглядом всех присутствующих, не пропуская ни одного лица.       –Я, Идрон, сын Арбона, называемого Халльским Волком, по праву и крови наследник престола Халлардана, здесь и сейчас говорю: мы не войдем в Халлард по трупам. Я просил вас о помощи. Я собирал союз. Вы поверили в то, что мальчишка сможет заварить эту кашу — поверьте мне и сейчас: мы победим. Но не ценой, после которой мне нахрен не сдастся этот трон!       Разошлись тогда, когда в открытые из-за духоты окна уже вовсю гляделись крупные звезды. Ид, ускользнув от всех, ушел на стену, устроившись на гребне и развернув на колене исписанные клочки. Какие все-таки ровные буковки, как кружево! Даже при том, что строчки теснились друг к другу, все можно было разобрать. Наверное, такими буквами гримуары и пишут: тыща лет пройдет, а все еще можно будет прочесть. И рисунки на полях добавить, котлы всякие, травки, леших в смешных травяных шапках, пусть живут, не жалко.       Второй месяц идет. Как она там, в осажденном городе? «Я в порядке», как же! Конечно, маг сможет отбиться, случись что, но… а если Одержимец сильнее? А если магия не поможет? Сколько там Эри занималась, года не прошло, хватит ли этого для того, чтоб стать магом? Надо бы найти магистра, хитрый старикан тоже был в форте, но в совете не участвовал. С другой стороны, с ним самим все было в порядке, значит, и с Оленёнком тоже — должен ведь Щит такое чувствовать?       –Ваше Высочество, вот вы где! – Послышался запыхавшийся голос одного из посыльных князя. – Его Величество явиться просит, немедленно!       –Что случилось??       –Ничего вроде, но кто его знает? Да вы не мешкайте, очень торопил!       Перепрыгивая через две ступеньки, Ид слетел вниз и помчался к темнеющему впереди дому. Дядя ждал его на полдороги, расхаживая туда-сюда.       –Где? Кто?       –Что. –Хорслен лучился довольством. – Птичка наша запеть решила. Я и подумал, без тебя ее слушать нехорошо будет.       –А без меня? – Послышался из темноты возмущенный возглас. – А я?? Княжич в возмущении!       Рассмеявшись, отец взъерошил сыновние вихры.       –Куда ж без тебя? Пошли, мальчики. Послушаем, что он скажет.       В форте темницы, считай, и не было — так, кладовка с крепкой дверью в полуподвале,в котором пахло квашеной капустой и висели на крюках копченые окорока. Сокола устроили даже уютно, засунув в крохотную кладовушку деревянные нары с походной постелью. Сейчас пленник так же, как немногим ранее князь, мерил «темницу» шагами, заложив руки за спину. При виде князя с парнями он отступил к стене.       – Привет тебе, князь Хорслен, в доме моем.       –Привет и тебе, называющий себя Соколом. Надумал душу облегчить?       –Надумал, князь. Недолго облегчать доведется.       –Тем лучше.       –Дозволишь ли волчонку вопрос задать?       От неожиданности дядя на секунду вскинул брови, но тут же взял себя в руки.       –Он не дитя малое. Его спрашивай.       –Весь внимание, – серьезно кивнул Идрон. Подсыльный ненадолго задумался.       –Нападали ли на тебя по дороге в Марассан?       Настал его черед удивляться.       –Да.       –Что стало с ними?       –Они мертвы.       –Все четверо??       – Да. Я не хотел умирать.       Сокол привалился к стене, дернув тонкогубым ртом.       –Теперь понятно. Я служу Одиру, князь Хорслен. Год назад за сыном Халльского Волка было отправлено полтора десятка бойцов с заданием привезти его живым или мертвым. Посланцы вернулись ни с чем, потеряв четверых. Тогда я еще не знал, кто таков сопляк, мешающий моему господину. Зимой же Одир приказал мне отправляться в Марассан и, самому или наняв кого-то, устранить помеху.       Я сам слышал, как год назад он приказывал тем, кто отправлялся на юго-запад, исправить свой же промах, но не представлял, какой. Знаю лишь, что все эти годы государь верил в то, что ни Илана, ни ее сын не уцелели. Год назад же с юго-запада прибыл один из его доверенных головорезов, страшно встревоженный и напуганный. Большего не скажу.       –Когда именно ты получил приказ? – Спокойно спросил Ид.       –В начале выстудня.       –Как он звучал?       –Убить любой ценой мальчишку, якшающегося с княжьим сыном. – Сокол иронично склонил голову. – Понять, о ком речь, было несложно.       –Дальнейшее мы знаем. Ты не догадывался, кто я?       –Нет. – Пожал плечами пленник. – В столице я оказался через восемь лет после войны, портретов старой династии не сохранилось, да и сохранись — не пошел бы любоваться.       –Еще чего споешь? – Хмуро бросил Лис.       –Нечего, княжич. Всё, что мог — поведал.       –А мы тебе подумать дадим, – вздохнул Хорслен. – Может, чего и вспомнишь, на облегченную душу-то? Так что ты думай, думай. Торопить не стану.