Хроники Серинтайи

На улице плакал ребёнок: долго, то затихая, то вновь оглашая воздух детскими жалобами на холод, голод или что там ещё могло беспокоить дитя. Кера села на постели, тряся головой и силясь понять, снится ей плач или нет. Супруг, спавший рядом, заворочался и сонно пробормотал: -Женщина! Уйми дитё! Спать невозможно! -Но это не наш!-Кера уже проснулась и торопливо одевалась: если у тебя под окнами надрывается младенец, ты поневоле выйдешь и посмотришь, в чём дело. -А мне плевать, чей, уйми, я сказал! Женщина, набросив тёплый платок, уже выходила наружу. Звук шёл от забора. Там темнела какая-то шевелящаяся масса, и Кера, не задумываясь, поспешила на плач. Тёмная масса оказалась лежащей женщиной, крепко сжимающей в объятиях всхлипывающий свёрток. На улице лил дождь, но незнакомка постаралась прикрыть ребёнка телом так, чтобы на него не попало ни капли. Кера потрясла женщину за плечо: -Эй, сударыня, вставайте, здесь не надо лежать. Пойдёмте в дом. Уважаемая не отвечала-бедняжка была без сознания. Кера вздохнула целых два раза, что служило у неё признаком крайнего волнения, и побежала обратно в дом: звать мужа. Паулс, узнав, в чём дело, мигом вскочил и помог жене перенести незнакомку с младенцем в дом. Шестеро собственных оболтусов уже проснулись и сейчас смотрели с лежанки на происходящее любопытными глазёнками. Остаток ночи ушёл на то, чтобы привести в чувство несчастную, напоить её подогретым вином, согреть, но главное-накормить и успокоить заливавшуюся плачем девочку, которая вовсю возмущалась пренебрежением к своей персоне. Когда все успокоились, разошлись по кроватям и уснули, Кера, укачивавшая младенца, залюбовалась спящей малюткой. Сейчас, когда в доме стало тихо, хозяйка сравнивала лицо своей негаданной гостьи с ребёнком-и удивлялась, насколько дитя может быть не похоже на мать. Девчушка, синеглазая, светленькая, была абсолютной противоположностью своей кареглазой и темнокосой матери. Розовощекая мордашка сохраняла лукавое выражение даже во сне, и женщина безотчётно улыбнулась, глядя на спящее чудо. -Её зовут Эрианн. Вчера ей сравнялось пять месяцев. Незнакомка полусидела на постели, с которой для такого случая согнали старшего сына Керы, и, не отрываясь, смотрела на хозяйку. Взгляд, спокойный и в то же время острый, не отрывался от ребёнка на руках у горожанки. -У вас прекрасная дочь, сударыня. Вырастет настоящей красавицей! -Это не моя дочь. Я её кормилица. -Вот как…-Кера ещё раз взглянула на маленькую Эрианн,-А откуда вы, госпожа? -Издалека. С Запада… Незнакомка сразу утратила интерес к разговору, отвернулась к стене и прикинулась спящей. Хозяйка, пожав плечами, уложила младенца. До утра оставалось ещё немного времени, и она тоже собиралась отдохнуть. Наутро хозяев поджидала жуткая неожиданность: ночная гостья была мертва. То ли измотанное тело отказалось служить, то ли неведомая хворь приключилась-тайну неизвестная унесла с собой в могилу. В её потрепанной котомке была лишь смена белья да пара пелёнок с вышитыми на них короной и мечом. Посовещавшись, Кера с мужем порешили оставить ребёнка у себя. Ещё один рот семью гончара и пекарши не смущал: хлеба и мяса хватит на всех, а подрастёт-будет матери подмога. Так и появился в Макрэ новый житель. Золотоволосая девчушка росла с остальными детьми Керы и Паулса, вместе с назваными братьями и сестрами пошла учиться читать и писать у книжника в книгохранильне, а потом бегала туда уже сама, с жадностью глотая старинные тома, которые прятались на полках. Приёмная мать не стала скрывать от Эрны, как она тут появилась: у соседей глаза не ослепли, да и не в масть были золотые косички и синие глазищи к смуглым и чернявым жителям Макрэ. Девочка приняла новость спокойно, и всё пошло по-прежнему. К пятнадцатой весне за приёмышем гончара Паулса закрепилась слава первой красавицы города, и через год Кера уже начала сговариваться с матерями возможных женихов, когда всё рухнуло. Сначала из оврага, где он обычно брал глину, принесли папашу Паулса. Предательский оползень, вызванный дождями, подмывшими склон, перебил гончару хребет, и он прожил ещё два дня, крича от боли и проклиная свой промысел последними словами. Сироты отрыдали положенное, вдова одела траур, и жизнь потекла своим чередом. Две старшие дочери упорхнули замуж, сын привёл в дом молодую жену, младшенькие больше перемигивались да перешёптывались с вчерашними дружками да подружками, и, казалось, всё будет прекрасно, когда Кера, возвращаясь от приятельницы, попала в грозу и вернулась домой совсем замёрзшая. Через неделю на краевом кладбище прибавился ещё один холмик, и в шумном ранее доме вновь поселилась печаль. После смерти матери дети старались держаться вместе, однако всё чаще и чаще звучали предложения разделить наследство и жить своим умом. …Эрианн впорхнула во двор дома, который считала родным все эти годы. Руки ныли: работа в пекарне, позволяющая сносно жить, взамен требовала гудящей спины и натруженных кулаков, но девушка была молода, здорова и привыкла смотреть на мир снисходительно. Хотелось устроиться в своём уголке на покрывале, схватить взятую два дня назад книжку и нырнуть в приключения неустрашимого витязя Олимариниэ Прекрасного. Эльфийский принц крошил врагов сотнями и тысячами, попутно даря любовь встреченным красавицам; Эрианн иногда мечтала, как встретит могучего воина, как он остановит своего вороного коня возле их калитки и возьмёт на седло её, Эрну. А дальше… Дальше всё терялось в будоражащей розовой дымке. На пороге её уже поджидала Лери. Старшая сестра, уперев руки в крутые бока, неодобрительно наблюдала за младшей, сникшей под её суровым взглядом. -Ты опять книжки читаешь? Сколько можно? Разговор был не первым и не десятым, поэтому Эрна дежурно отшутилась: -Лей, прочту все-все-все, и больше ни одной, правда! -Ну да. Наша принцесса будет почитывать про рыцарей и птичек, пока чёрная кость будет полы драить да принцессины платьица стирать! -Лери, ты не в духе?-Эрианн с пяти лет усвоила, что приступы неправедного гнева у старшей сестрицы стоит пережидать как можно дальше от дома. Лери внезапно вспыхивала, так же внезапно остывала, в перерывах причиняя обиды домашним и соседям, неосторожно заглянувшим на крики. Что вызывало гнев, не знал никто. Это могло быть пятно на скатерти, муравей, проползший по новому ботинку, дождь-что угодно, и поэтому домочадцы предпочитали прятаться по углам, пока гроза не утихнет. -Я? Да я спокойна! Я всегда спокойна, пока ты, приблуда, на моём горбу катаешься! Где твои папенька с маменькой? Где, я спрашиваю? Скинули тебя нам на шею, мы тебя кормим, поим, а где благодарность?? Где??? Шатается где-то целыми днями, потом книжечки свои читает, а мы её обихаживай, принцессу заморскую! Про приблуду Эрна от сестры услышала в первый раз. Изливавшийся на неё поток обвинений и проклятий набирал обороты, а девушка стояла, словно не слыша. Приблуда. Она приблуда. Никто из ниоткуда, приёмыш, взятый из жалости, не знающий своих родителей, не знающий ничего, кроме имени. -Топала бы восвояси, бездельница, белоручка, лодырничать к своим родственничкам, если они тебя потерпят! А нам тут не надо таких, самим кусок дорог, ещё тебя, подкидыша, корми, пои, приданое собирай, кошка глазастая! Эрианн дёрнулась, будто от удара. Она и раньше слышала перешёптывания за спиной: оставшиеся бессемейными братья и сёстры делили немудрёные пожитки, жалея, что ртов многовато на оставшееся имущество. Сейчас разгневанная Лей повторила говоренное громче, чем обычно-и Эрианн поняла, что ей здесь места больше нет. Как во сне, прошла мимо кричащей сестры, как во сне, взяла заплечный мешок, с которым летом отправлялась на пару-тройку дней в лес, к дальним просекам, где росли редкие травы, и принялась паковать туда свои нехитрые пожитки. -Ты куда собралась? Куда, паразитка, хлеб потащила? А мясо куда? И соль… Ты чего удумала? Теперь Лери не сердилась-она была растеряна. Младшая сестрица никогда не склоняла золотистой макушки, если на неё кричали: огрызалась в ответ, старалась уладить дело миром, извинялась, если была не права, но ни разу не пыталась убежать. И сейчас Лери не знала, что делать. -Эра! Ну всё, успокойся, я пошутила! Девушка стряхнула руку сестры, даже не заметив этого. Всё её внимание было поглощено сборами. Два платья, куртка, пара штанов, крепкие башмаки-кто его знает, сколько ходить придётся? Книги, взятые у мастера Карстена, аккуратной стопкой лежали возле кровати. Эрна забросила мешок за спину, взяла стопку в руки. Оглянулась: дом, бывший таким родным все семнадцать лет её жизни, стал в одночасье чужим и незнакомым. Испуганная сестра заступила ей дорогу. -Куда ты пойдёшь? Ночь на дворе! Не горячись, я пошутила, чего ты? Не слушая сестриного бормотания, Эрианн деликатно обошла её и вышла во двор. Мимоходом потрепала по ушам кобеля, кинувшегося к хозяйке с весёлым повизгиванием. Отвела яблоневую ветвь, свесившуюся к самой калитке, которую она ещё утром хотела подпереть, да забыла. -Яблоню-то подоприте. Всех исхлещет. -Не дури, девка! Эрна остановилась, по-прежнему не смотря на Лери. Иная, взрослая, горькая усмешка изломала алые губы. -Ты права, Лей. Мне нет здесь места. Я иду искать его,-в первый раз девушка посмотрела прямо в глаза сестре.-Пожелай мне удачи! Уже за околицей девушка трижды пожалела о том, что не послушалась и не осталась до утра: летние сумерки хоть и прозрачны, но переходят в довольно тёмную ночь. На то, чтобы зайти в библиотеку, отдать книги и попрощаться с мастером, ушло полтора часа: западный тракт лежал в стороне, обратной библиотеке, поэтому пришлось делать немалый крюк. До темноты путница успела дошагать до леса, лежащего в полутора лигах от Макрэ. Заночевать она решила на знакомом лугу, где были удобные кусты, из которых получилось неплохое укрытие от дождей или ветра. Разводить костёр девушка не решилась, поужинала захваченным хлебом с мясом и, уставшая, улеглась, подсунув под голову собственный заплечник. Жалеть себя было не в её нраве, но сегодня Эрианн решила отступиться от правил и всласть поплакать над своей судьбой. Так, с непросохшими слезами на щеках, она и уснула. Утро началось непристойно рано с холода и птичьего щебета. Эрна вскочила, стуча зубами и подпрыгивая на месте, кое-как развела костёр, поела и только тогда наконец-то согрелась. Юность непритязательна; вскоре девушка уже полностью примирилась с существованием и даже развеселилась. Ещё через полчаса она бодро шагала по лесному тракту, ведущему в западном направлении, мурлыча под нос немудрёную песенку. Безумцев хранят боги. Народную мудрость, объясняющую, почему подобные ей полудурки ещё не перевелись на земле, Эрианн оценила уже к вечеру, наткнувшись в лесу на полуразвалившуюся сторожку, в которой удалось переночевать с относительным комфортом, натаскав лапника. Ноги гудели. Эрна наносила воды из уцелевшего колодца и заставила себя всё же сварить сносную кашу в найденном в чудом сохранившемся очаге котелке. После чего, сытая, рухнула на пахнущий хвоей лежак и уснула. Однако на этом везение кончилось. Утро принесло моросящую дождём тучу, враз промочившую всю одежду, и холод, забравшийся под мокрое платье. Сначала путница решила переодеться, но, придирчиво оглядев затянутое серым киселём небо, плюнула и пошла в мокром. К полудню девушка вышла из лесу, и дождь, не иначе как обрадовавшись, припустил сильнее. Полудничать пришлось в стороне от тракта: до ближайшего села оставалось ещё часа три пути, а Эрне уже казалось, что живот никогда не перестанет бурчать. Бормоча под нос всё, что она думает о погоде, промокших дровах и деревнях, которые выросли так далеко друг от друга не иначе как ей назло, Эрианн нашла относительно сухой клочок травы под раскидистой рябиной, подкрепилась половинкой краюхи с сыром и нехотя побрела дальше. Добравшись до Лопатиши, она поняла, что сегодня шагу ступить больше не сможет. Девушке удалось напроситься на ночлег к старушке, показавшейся самой доброй из увиденных сельчан. Правда, в уплату за сеновал бабуся затребовала от путешественницы прополоть заросшую лопухами картошку, но Эрна справилась с крохотным огородиком ещё до ночи, а хозяйка в довесок к ночлегу накормила её горячей похлёбкой. После этого солома, восхитительно сухая, показалась просто-таки царским ложем, на котором беглянка прекрасно выспалась. На следующий день дождь, не иначе как из вредности, полил сильнее. Хозяйка, скрестив на груди руки, пристально наблюдала за Эрной, которая нехотя выбиралась из уютного сена. Наконец, женщина не выдержала. -Эй, заброда! Ты там досыпаешь, чтоль? Вылазь немедля, мне тута коров выгонять пора! -Вылажу, вылажу… -Девушка прихватила мешок, оставленный с вечера у входа, печально заглянула внутрь. Провизии оставалось не так много, как хотелось бы, но ещё на несколько дней должно было хватить. Она вышла во двор, на ходу пятернёй вычёсывая из волос набившиеся соломинки и наскоро переплетая косу.-Уже вылезла, хозяйка. И за ночлег вам спасибо, и за приют, и за ласку! Эрна ещё какое-то время подумала, не устроиться ли перекусить прямо здесь, под навесом, но решила, что всё же не стоит, забросила мешок за спину и направилась к калитке. Взгляд старухи буравил спину до тех пор, пока странница не скрылась за поворотом, и только тогда девушка вздохнула с облегчением: чужое внимание раздражало, заставляя спотыкаться на ровном месте и постоянно оглядываться. Лопатищи за поворотом и закончились, потянулись огороды, на которых, воровато пригибаясь к земле, удалось разжиться несколькими хрусткими огурцами, картошкой и красным толстым помидором. Пополнив оскудевшие запасы, Эрна куда веселее зашагала дальше, напевая под нос. Дождь монотонно подпевал ей, отстукивая мелодию влажными молоточками, и вскоре путница решила, что жизнь, в общем-то, хороша. К обеду просёлок превратился в дурно сваренный кисель, хлюпающий под ногами. Эрианн достала было из мешка башмаки, но пожалела об этом уже через четверть мили: промокшая обувка нещадно натирала ноги, вязла в грязи, стараясь оставить хозяйку босой… Разуваться же не хотелось до одури: в мешок эти два кома грязи уже не положишь, а тащить в руках-лень. Девушка упрямо шла вперёд, отфыркивая с лица намокшие волосы, поправляя лямки заплечника и начиная уже жалеть о своём опрометчивом уходе. В конце концов, дома было тепло, сухо, вкусно пахло свежими плюшками, на кровати ждала книга... Слёзы сами брызнули из глаз. Место, которое всегда казалось самым надёжным и родным, сейчас было потеряно, отнято брызгающей злобой Лери,недовольными перешёптываниями братьев, бесконечным переделом имущества, соседками, оценивающими её, как товар на рынке, сильно подешевевший после смерти родителей. Девушка задумалась, а может ли считать семьёй людей, приютивших её, и так углубилась в раздумья, что сама не заметила, как успокоилась. В конце концов, жилось в Макрэ неплохо, ни приёмная мать, ни приёмный отец никогда не попрекнули её куском, даже любили, а братья и сёстры и меж собой отношения выясняли так, что небу жарко было. Ночевать пришлось в рощице, встреченной по дороге. Западный тракт был довольно заселённым, но не привыкшая к долгой ходьбе Эрна на третий день пути шла гораздо медленнее, чем в первый, поэтому до темноты к жилью выйти не успела. Родник нашёлся и здесь, но есть не хотелось: в горле противно першило, в носу поселилась скользкая улитка, радостно ползающая, казалось, уже по всей голове, ноги гудели, требуя немедленной кровати или хотя бы чего-то ровного и горизонтального. Не радовал даже смолкший наконец дождь. Собранные для костерка ветки насквозь отсырели, отказываясь подчиняться кресалу, лапник ехидно вылил на голову пытающейся соорудить себе постель Эрне ушат ледяной дождевой воды, а присмотренная для ночёвки полянка на поверку оказалась состоящей из кочек и луж, повергнув девушку в уныние. Нестерпимо захотелось уметь, как герои любимых книг, добывать огонь щелчком пальцев и наколдовывать прекрасные замки мановением ресниц. -Ну почему, почему, почему я простой челове-е-ек?-Эрианн с досады пнула кучу мокрых веток, которым полагалось устыдиться и вспыхнуть ярким пламенем. Куча ответила нахальным сучком, оцарапавшим беззащитную щиколотку, но загораться отказалась. –А ну гори, зараза! …Через полчаса ветки ровным слоем валялись на траве, у Эрны на пальцах вспухли болезненные водянки, но костра не было по-прежнему. Девушка в очередной раз пнула ближайший сук, дуя на мозоли, подтянула поближе мешок. Возиться с травами ей нравилось всегда, и травница Макрэ, ещё совсем не старая, но сведущая в своём ремесле, охотно привечала золотоволосую девчушку, прибегавшую с охапками сорванных по дороге растений и вопросами, десятками рвавшимися с языка. Эрианн могла часами просиживать над трактатом, открывающим тайные свойства привычных листочков и травинок, не ленилась отмахать полдня до дальних лугов, на которых рос звездолист, прозванный королем зелий, а потом, затаив дыхание, колдовать над котелком или ступкой. Теперь собственноручно составленная мазь, врачующая ранки вроде мозолей, нашлась на самом дне мешка. Эрна, натирая подушечки пахучим составом, с тоской оглядывала поляну, превратившуюся из неуютной в отвратительную. Желание провести ночь у огня стало нестерпимым. -А если так? На гравюре в одном из томов, отобранных братом раньше, чем она успела прочесть хоть слово, была изображена высокая женщина в развевающихся одеяниях. Из руки незнакомки, воздетой в изящном и вместе с тем небрежном жесте, исходил лучик, воспламеняющий раскидистое дерево перед нею. Эрна поднялась, стараясь как можно точнее повторить виденное на картинке, только в качестве цели избрала не дерево (загорится-что потом с ним делать??), а всё ту же толстую ветку (не получится-хоть разомнусь!). Вскинутая рука, обращённая к непокорному хворосту, дрогнула от нетерпения. Эрианн, по детской привычке зажмурившись, представила, как из центра ладони исходит огонь, мгновенно высушивающий собранный хворост и дарящий ей долгожданное тепло. Кожу начало пощипывать. В кончиках пальцев как будто зажглось по маленькому угольку, ещё тёплому и неопасному, но грозящему стать пожаром, тепло превратилось в жар, сжавшийся в точку по центру ладони-и Эрна плавно, одним текучим движением, отпустила ставший нестерпимо горячим сгусток чего-то теплого и шевелящегося на волю. Через мгновение по ногам повеяло теплом, сопровождаемым потрескиванием дерева. -Ну и воображение у тебя, глупышка!-Эрна упорно не открывала глаз, наслаждаясь ощущением сказки.-Всё равно сейчас откроешь глаза-и вокруг много воды и никакого костра… Ну, раз! Два! Три! Ветку облизывало самое настоящее, охристо-желтое пламя, выбирая самые толстые кусочки. Завизжав от неожиданности, девушка с размаху села прямо на мокрую траву, не веря собственным глазам. Потом, опомнившись, бросилась собирать разбросанный по поляне хворост, подкармливая новорожденный костерок. Вскоре огонь взметнулся выше травы, и Эрианн устроилась рядом, недоверчиво осматривая собственные руки. Ничего особенного в покрывшихся цыпками пальцах и поцарапанных ладонях не было, однако костёр потрескивал, даря тепло, а значит, она действительно смогла зажечь огонь мановением руки. -Интересно, а с замком выйдет? Вскочив, Эрна лихорадочно принялась размахивать руками на все лады: вдруг получится? Однако замок появляться отказался, как начинающая колдунья ни пыталась вызвать к жизни мощные стены и зубчатые башни. Уморившись, путешественница вытащила из сумы плащ, завернулась поплотнее, оперлась на куст, да так и проспала, покашливая и шмыгая носом во сне. Пробуждение оказалось мучительным. Затёкшая шея молила отрубить её, дабы прекратить мучения, спина не разгибалась, а кашель стал несмолкаемым. Кое-как приведя себя в пристойное состояние, Эрна медленно двинулась дальше. Вскоре выглянуло солнышко, высушивая отмоченную в дожде путницу, стало теплее, а потом и жарче, и девушка почувствовала себя гораздо лучше, во всяком случае, уже получалось сгибаться и разгибаться без особой натуги. Путешественница приободрилась, начала насвистывать под нос вместе с птицами, да так, насвистывая, и вошла в Озеруху, раскинувшуюся на берегу заросшего кувшинками озера. Озеруха считалась уже городом, а не посёлком, но считали так лишь озеруховцы, все остальные успешно величали «город» городишком, не испытывая по этому поводу угрызений совести. Эрна давно, ещё года четыре назад, была здесь с отцом, возившим на торжище собственные горшки и кринки, поэтому сейчас оглядывала грязноватые улочки без особого интереса. Зато удалось напроситься в помощницы к прачке, выкручивающей гору белья, и заработать несколько медянок. С бренчащими в кармане деньгами Эрна показалась сама себе очень взрослой и самостоятельной. Погуляв по торгу, она прикупила пышный каравай, похожий на те, что пеклись дома, потолкалась в рядах, отведённых под украшения, восторженно вздыхая над выставленными кольцами и браслетами, а потом сама не заметила, как вышла к лотку, на котором золотились деревянные мисы с резным узором по краю, удобные ложки, круглые ступки, кружки, затейливо изукрашенные листьями, начинающимися от ручки и обвивающими ошкуренное дерево. Отдельно мчались гривастые кони, крохотные витязи с острыми копьями, забавные зверушки: медведь с пчелиными сотами в лапе, лиса, поставившая передние лапы на ствол дерева, заяц, самозабвенно барабанящий лапой по пню, взлетающая ширококрылая птица… Девушка зачарованно потянулась к домику высотою в ладонь, из которого выглядывало добродушное старушечье личико, и услышала: -Эй, резчик! К тебе покупательница! Красотка-а-а! Последнее слово было пропето таким сладким голоском, что Эрна вспыхнула до ушей. Она шагнула в толпу, снующую по рынку, и скрылась за чужими спинами, пряча в ладонях горящее лицо. Вслед ей грохнул мужской хохот, заставляя девушку ускорить и без того торопливые шаги. Остаток дня был посвящён отмыванию в озере себя и отстирыванию грязной одежки. Развесив на иве куртку и штаны, Эрна растянулась на траве, ожидая, пока стирка просохнет. Заложив руки за голову, она лениво наблюдала за гоняющимися друг за другом ласточками и прикидывала, что делать дальше. Найти ночлег в городе, когда у тебя в кармане бренчат три медные монетки-задачка не из лёгких, поэтому, скорее всего, и эту ночь придётся провести в лучшем случае на сеновале, который ещё предстояло отыскать. Но и ночевать вот уже вторую ночь под открытым небом не хотелось до одури, а значит, нужно было что-то придумать, притом немедленно. Собрав с ивы просохшие пожитки, Эрианн заплела косу, спаковала мешок и огляделась. Озеруха в лучах заходящего солнца казалась приветливой и добродушной, готовой принять с распростертыми объятиями одну хрупкую девушку без особых запросов, а значит, нужно было подтвердить приятное впечатление. Подхватив с травы поклажу, путница бодро зашагала на поиски ночлега или того, что могло за ночлег сойти. Удача улыбнулась в семнадцатом по счёту дворе, в который Эрна постучалась, спрашивая, нет ли какой работы в обмен на постель. Пожилая опрятная женщина, вышедшая навстречу, поджав губы, оглядела стоящую перед ней «работницу». -Ну? И сколько дней назад ты из дома удрала? Эрианн опешила так, что даже не сразу нашлась, что сказать. Но хозяйка прислонилась к косяку, выжидательно смотря на гостью, и отвечать пришлось. -Четыре… Нет, уже пять дней. Только я не удрала, а ушла, им там всем без меня лучше будет,-не удержавшись, добавила насупленная девушка. –У вас есть работа? Я не попрошайка, привыкла сама кусок…. -Дитя…-Хозяйка улыбалась так искренне, что Эрна невольно улыбнулась в ответ. –Если очень хочешь, можешь помочь мне приготовить ужин. А заодно рассказать, почему ты оказалась так далеко от дома. Будем считать это достойной платой за ночлег, хорошо? Как тебя зовут, девочка? -Эрианн…Эрна. -Эрианн… Ну заходи, бессмертник! Вслед за женщиной Эрна прошла через просторную прихожую в светлую кухню. Дом был не из бедных, по лоснящимся бокам кринок и крепким лавкам становилось понятно, что хозяева крошки не подбирают, но и как сыр в масле не катаются. На полке стояло всего две тарелки, в деревянной подставке скучало по паре ложек и вилок, но за столом хватило бы места на четверых, а то и больше. Гостья вопросительно взглянула на женщину. -А как ваше имя? И почему вы назвали меня бессмертником? -Зовут матушкой Элизабет, ты можешь звать тетей Лиззи, птаха, если захочешь. А бессмертник… Ты что же, не знаешь, как по-эльфийски звучит это слово? Но этого быть не может! Эльфы не скрывают смысла имён, которые дают! -Эльфы?? Но я человек! Повисла настороженная тишина. Матушка Элизабет пристально, не стесняясь, рассматривала гостью, Эрианн превратилась в натянутую струну, готовая в любую минуту бежать от этой странной женщины. Наконец, хозяйка хлопнула ладонью по столу. -Рассказывай, пожалуй, откуда ты такая взялась, синеглазая. А там видно будет. -Нечего особо рассказывать. –Эрианн не спешила расслабляться, но и опасности от пожилой спокойной тётушки тоже не исходило. – Я приёмыш. Люди, приютившие меня, живут… жили в Макрэ, их звали Паулс и Кера. Семнадцать лет назад возле их дома упала без сознания женщина, на руках у которой был пятимесячный младенец… Она постепенно увлеклась, рассказывая, как жилось в большой семье горшечника, как мать позвала её, ещё совсем кроху, и объяснила, что они не совсем родные мама и папа, показав тонкую батистовую пелёнку с замысловатым вензелем: меч, пронизывающий вышитую серебром узкую диадему. Сейчас, в сгустившихся сумерках, ярче и острее вспоминались все смешные моменты, погребённые под ворохом обычных повторяющихся дней. Даже ругань сестёр, ворчащих, что младшая отбивает у них всех женихов, которую Эрна слушала последние два года, казалась сейчас забавной. Но, вспоминая о том, как Лей бросала ей в лицо: «Приблуда!», девушка чуть вновь не расплакалась: обида была ещё слишком свежа в памяти. Хозяйка выслушала молча, не перебивая и только сочувственно вздыхая. Когда Эрна наконец умолкла, женщина встала со своего сидения. -Значит, меч и корона… Дивные пелёнки оказались у приёмыша, ничего не скажешь! Значит, семнадцать лет назад бедняжка далеко не ушла… -Сударыня! Вы что-то знаете обо мне?-Тонкие пальцы вцепились в столешницу.-Да? Знаете? -Ах, девочка, ничего я не знаю! Семнадцать лет назад мне было не до чужих историй и уж точно не до чужих детей… Проходила через город женщина с девочкой, самым красивым младенцем, которого я видела, молока у соседки покупала. Присела отдохнуть, ну мы и разговорились. Она, бедолага, обмолвилась, что издалека идет, а по глазам видно было: не шла, а убегала. Не бывает таких испуганных глаз у простой путницы… -Но почему вы считаете, что у меня эльфийское имя? -Потому что «эрие» с их языка переводится как «бессмертная», девочка. Древние говорят: «анн эрие», желая долгой жизни, но, кажется, в имени окончание «-анн» обычно ставят позади главного слова. Прости старуху, я очень давно не слышала благородной речи, так что могу, гм, спутать. -То есть я эльф?-Оказаться соплеменницей Олимариниэ Прекрасного показалось невероятно заманчиво. Девушка вся обратилась в слух, ловя каждое слово этой странной женщины, размышляющей вслух. -Не знаю… Ты прекрасна даже для их народа, но у Рождённых в Начале Эпох уши заострены, а твои вон, как две круглые раковинки. Попробуй спросить у них самих-или у тех, кто видит эльфов чаще меня. Твой путь лежит на запад? Что ж, лунные корабли Мар-Индила причаливают в тамошних портах чаще прочих… Да ты чего картошку не чистишь? Можно подумать, ужин сам приготовится и расположится на тарелках! Смутившись, Эрна заскоблила крупные клубни. Какое-то время они работали молча, но наконец гостья не выдержала. -Скажите, тётушка Лиззи, а туда очень далеко? -Не меньше месяца пути пешком, и то если ты крепкий мужчина, владеющий оружием. Да шучу, шучу! Месяца не будет, да и места там населённые, шалить некому. Только дойдёшь ли? Ох, дети-дети, кто же в путь отправляется без денег, без запасов? Мир большой, за неделю не обойдёшь… Картофелина, почищенная до белоснежного нутра, булькнула в миску. Оглядев кучку шелухи, девушка одним движением руки смела очистки в помойное ведро, продолжая о чем-то размышлять. -Тётушка Лиззи! А вы сами кто? У нас в городе никто не знал эльфийский, даже мастер библиотекарь... И говорите, как по книге! -А пожалуй, что уже и никто,-тётушка Лиззи степенно огладила передник, вытирая мокрые руки,-век свой доживаю, где потише да поспокойнее. Внука вон ращу, скоро уже заявится, обормот… Про отшельников слыхала, книжное дитя? -Слыхала. Только отшельники в скитах, подальше от людей, а вы в городе, и дом совсем на скит не похож! -Ох, детка…-в голосе неожиданной бабушки послышалась мимолётная грусть, как о чем-то давно прошедшем, но всё ещё памятном, - Вам, молодым, кажется, что отшельники-это обязательно хламида, глухой лес или горы, где никого, только ветер, деревья и зверьё. Но часто отшельники уходят-в никуда, просто потому, что так нужно, так правильно, они живут с тобой по соседству, раскланиваются при встрече, зачерпывают воду в одном с тобой колодце… Поняла, златовласка? Эрианн не поняла ничего, но на всякий случай кивнула. Взамен картофеля девушка занялась салатом, добавив в общую кучу извлечённые из собственного мешка теплые огурцы-помидор был съеден ещё вчера, послужив отличным дополнением к испечённой в углях картошке. Тётушка Лиззи уже разводила огонь в плите, когда с улицы долетело конское ржание и молодой голос, уговаривающий животное не артачиться и всё же довести поклажу хотя бы до калитки. Взаимопонимание наконец было достигнуто, подковы процокали по двору, и вскоре от входной двери донеслось: -Ба! Я дома!