Бориска

Бориска Узумаки прижимался лбом к грязному окну маршрутки и думал о вечном. — Сеня-сенсей, — позвал Бориска, утерев нос. — Сеня-сенсей. Семен Учиха как раз делал сэлфи на фоне освежителя «ёлочки», болтавшегося на вбитом в маршрутку гвозде, а потому не сразу услышал зов пацаненка. — Так, ты кто такой? — нахмурился Семен, повернувшись к заплаканной мордашке своего ученика. — Бориска, вы меня месяц тренировали. — Бориска? Сын председателя? — Ага. Семен снова уткнулся в айфон и кивнул. — Сеня-сенсей, — снова позвал Бориска, утерев нос шторкой. — А если папу там уже в лесочке захоронили эти гады? — Да-да, захоронили, — не слушая, протянул Семен, лихорадочно тыкая пальцами в экран. Бориска взревел, услышав это авторитетное мнение не менее авторитетного каратиста. — Не убивайся, Бориска, — хлопнул школяра по плечу Евкакий-сенсей, который кинулся было оказывать поддержку, но из-за крутого поворота маршрутки, впечатался лицом в поручень. — Ёпт, с-с-с-ука, глаз чуть не выбил! — Глаз? — встрепенулся Олег Учиха. — Глаз — это серьезно, я тебе не рассказывал о сослуживце своем, которому глаз арматурой выбили… — Да рассказывали, раз восемь, это только за час, — напомнил Бориска, шмыгнув носом. — Только никак не расскажете до конца. Кто выбил-то? — Это очень хороший вопрос, Бориска, — ухватился за тему Евкакий-сенсей. — Вон она, сидит, глазовыбивательница, так арматурой мне захерачила, глаз через все село летел. — Да ладно. — Серьезно, — кивнул Олег Учиха. — Летел глаз Евкакия через все село, петуха с забора сбил. Бориска, представив себе эту картину, поежился. Впрочем, сомнительная успокоительная терапия двух сослуживцев свои плоды все же принесла: Бориска перестал хныкать и прежде времени оплакивать своего отца. — Тетя Майя, а зачем вы Евкакию Емельяновичу глаз выбили? — не унимался Бориска. Поволжская председательша вскинула тонкие брови. — Щас я расскажу… — Майка, тихо, пацану еще нет шестнадцати, — прервал местный моралист Евкакий. — Незачем ему, пиздюшонку, так рано разочаровываться в женщинах. Да, Бориска, рано еще. Я Никите эту историю рассказал, когда тот уже подрос. — Э, — отозвался Сеня. — А почему мне не рассказали? — Потому что пока мы с Никитой и другими смышлеными патриотами спасали село от возможной атаки Треххвостого Демона, кто-то на физмате шароебился. — Да ну вас, — буркнул в ответ этому прозрачному укору Семен и снова уткнулся в экран. Председатель Иосиф, подпрыгивающий на своем водительском сидении из-за того, что грунтовая дорога, по которой ехала маршрутка, состояла из ям и кочек, обернулся и гаркнул: — Заберите у дебила телефон, пусть на дорогу смотрит, только он знает путь до измерения Гули Ооцуцуки, то бишь до ПГТ Титькино! Олег Учиха тут же кивнул и дернул айфон Сени на себя. — Ишь ты, задрот, — прикрикнул Олег, зарядив Семену воспитательный подзатыльник. — На дорогу смотри. Семен ругнулся, но все же послушно уставился в окно. — Так, я узнаю эту свалку возле коровника, — приметил Семен, перекрикивая храп задремавшего деда Прохора. — Но нам нужен сгоревший сварочный цех, Моисей будет ждать нас там, мое чутье каратиста подсказывает. — Сеня-сенсей, вы такой умный! — восхитился Бориска. — Малой, он просто понтуется, — шепнула председательша Майя. — Кстати, про понты. Где там Гарик? Высунувшись в окна маршрутки, каратисты были удивлены, когда не обнаружили плетущегося позади лимузина сунагакурского понтореза. — В объезд поехали, — догадался Иосиф, поняв, что на этой дороге заниженный лимузин Гарика может рассыпаться обратно на две приоры. А пока Олег Учиха и его возлюбленный племянничек Семен громко спорили, в какой стороне заветный ПГТ, перетягивая друг на друга карту местности, Иосиф бешено крутил руль, едва не врезаясь в кусты, и спустя еще десять минут оповестил отряд спасения о неприятном моменте: — Бензин на нуле. Какая сука сливала у меня бензин, а?! Ты, сука?! — А чего я сразу? — вскинулся Семен. — Я видел, как он из сельсовета коньяк председательский тырил! — гаркнул сварливый дед Прохор. — Бей суку! — рявкнул Олег Учиха. — Товарищи, я бы попросил, он, в первую очередь, мой ученик, а потом уже уебок, — встал на защиту мстителя Евкакий. — Это не шутки, слили бензин с маршрутки… — Майка, завали, не время петь, надо казнить Семена! — Сеня-сенсей! — Это тайный план семьи Учиха, они хотят захватить власть в селе, поэтому подослали самого тупого слить бензин, чтоб мы не смогли доехать до Никиты! — ГРАЖДАНЕ! — провизжал Бориска именно в тот момент, когда Олег Учиха кинулся бить председателя Кумогакуровки за клевету. Взрослые замерли. Бориска встал с сидения и, держась за поручни, прошелся по салону маршрутки. — Мой батя в беде. А вы тут такое устроили, — гневился пацан. — Но, раз уж похититель бензина не дает всем покоя, я распутаю это дело. Ибо я Бориска Узумаки. Сын председателя. Племянник Нежного Хьюги. — И че? — А то, тетя Майя, что мой дядя смотрел все сезоны «Шерлока». И меня в свидетельстве о рождении чуть Шерлоком не записал, мамка ему тогда так черпаком… Так вот. Я все порешаю и докажу невиновность Сени-сенсея. Бориска прищурился и обвел всех на редкость смышленым взглядом. — Кража бензина произошла вечером. У Евкакия Емельяновича, Олега-сенсея, дяди Иосифа и тети Майи есть железное алиби — они бухали в больнице. Сеня-сенсей был в сельсовете, — рассуждал Бориска. — Где был Прохор? Дед Прохор взбледнул. — На штанах Прохора имеются странные масляные пятна. — Это от шпрот! — Поэтому вы отсели от курящих, боясь, что искра вас нахрен сожжет. Но если это масло от шпрот, то вряд ли вы бы переживали, но если это бензин… — Бей козла! — заорал Иосиф, бросившись на деда-клептомана. Дед Прохор попятился, но врезался головой в водительскую аптечку, чем и воспользовались разъяренные мужики. А Семен Учиха, на удивление воздержавшись от мордобоя, одарил Бориску серьезным взглядом своих недосыпных очей. — Спасибо, Бориска-кун за спасение моей чести. Бориска-кун аж раскраснелся от гордости. — За это я научу тебя искусству обольщения дам. Любых дам, — усмехнулся Семен и, выдержав загадочную паузу, опустил на сидение маршрутки свой набитый ворованным коньяком рюкзак. — Алё, уважаемый, там вообще-то Никита в беде. Хорош уже метелить пенсионера, надо толкать маршрутку! — Тот редкий случай, когда ты, Семен, сказал умную вещь, — произнес Евкакий-сенсей. — Мужики, на выход. Майка, хуль ты расселась, иди толкать маршрутку. — Я же леди. — Как арматурой глаза честным людям выбивать, так она каратистка, а как маршрутку толкнуть — она леди! — сплюнул в окно Евкакий. — Бориска, за руль.

* * *

Бориска Узумаки сидел за рулем маршрутки и, высунув локоть из окна, весело прихлопывал ладонью в такт песенки из сериала «Дальнобойщики», которую насвистывал. Понту ради сжав зубами самокрутку Евкакия, пацан залихватски подмигнул дояркам на обочине. «Видела бы меня сейчас Сарочка», — подумал Бориска, наслаждаясь апогеем своей крутости. Когда еще он будет рассекать за рулем большой и мощной машины! Но всему рано или поздно приходит конец, и маршрутка остановилась, когда на горизонте показались развалины сгоревшего сварочного цеха. — Вижу! — крикнул Бориска. — Вижу! Олег Учиха, отпрянув от маршрутки, которую запарился толкать, размял спину и скосил глаз в сторону мятого указателя « Welcome to Titkino!». — Мужики, хорош, дотолкали! Председатель Иосиф с хрустом расправил плечи, Евкакий принялся обматывать ноющую поясницу поясом из собачьей шерсти, который всегда носил с собой для лечения ран, а Сеня, брезгливо и безуспешно отряхнув грязь с модных узких джинсов, простонал: — За сорок гривен штаны, блядь… — Не ссы, Сеня, купим тебе новые гамаши, — шепнул Евкакий-сенсей и, юркнув в кусты, достал армейский бинокль из рюкзака. — На горизонте чисто, можно прокрасться тихо. И ползком. — Я не поползу по грязи. Но Олег Учиха, толкнув племянника рожей в мокрую грязь, мигом пресек все возражения в спасательном отряде. Потратив полчаса на бесшумное приближение к сварочному цеху, который Семен настойчиво называл дворцом Гули Ооцуцуки, группа каратистов, наконец, притаилась за грудой металлолома в двух шагах от входа. Евкакий снова достал бинокль. — На горизонте все спокойно. — Так, бойцы, сейчас будет спасательная операция, — смаковал Олег Учиха. — В этом деле главное внезапность. Евкакий — ползешь первый и прячешься в дождевой бочке. Иосиф, остаешься здесь и выманиваешь помощника Моисея из засады. Майка, Бориска, бесшумно ройте окоп, а мы с Сеней с двух сторон ударим по дворцу нашей особой техникой Сусаноо с помощью тех двух экскаваторов. А да, Прохор, ты будешь отвлекать противника. Кто-нибудь, пните его когда я дам команду. Семен кивнул и, пригнувшись, прошмыгнул ближе к экскаватору. — В это время я быстро выведу Никиту, — прошептал Евкакий. — Всем все ясно? — Я категорически не согласен с планом. — Заткнись, Прохор, — хрипло, но тихо рявкнул Олег. — Главное в нашем деле — скрытность и эффект неожиданности… — ТВОИ ГЛАЗА! — прогремело в этот самый момент на весь ПГТ Титькино. — ТАКИЕ ЧИСТЫЕ, КАК НЕБО! План спасателей рухнул, так и не будучи приведенным в исполнение. — … такая сила притяженья! — хрипло, видимо, не далеко не первую песню горланя, провыл Гарик Пустынный, высунувшись по пояс из люка своего лимузина и помахивая в такт грохочущей музыке бокалом шампанского и тростью с рубиновым набалдашником. — Гарик, тварь, — прошептал Иосиф, закрыв лицо руками. Конспирация не получилась. Гарик, залпом допив шампанское, вылез из лимузина и распростер объятия для толпы жителей Титькино, бегущей за лимузином и приветствуя инстаграмную диву из далекого Сунагакурска. — Спасибо, спасибо мои родные, — принимая букеты полевых цветов, улыбался Гарик, наперебой целуя женщин. — Счастья вашим детям. — Гарик! — прорычала поволжская председательша. Гарик тут же состроил серьезную физиономию. — Дамы, служба, — произнес он, сунув цветы в лимузин. — Ну все, все, иду уже, че вы такие дерзкие… ничего без меня не могут. Но как бы не пригибался Гарик Пустынный, сложно было его не обнаружить. Моисей Ооцуцуки, высунувшись из развалин цеха, зарядил охотничье ружье. — Что там, что там? — засуетился безымянный телохранитель главного плохиша, тоже переполошенный шумом. — На нас напали? И, сунув голову в расщелину, ахнул. — Гарик Пустынный! Я ж его обожаю! — Гарик! — послышался вопль из сварочного цеха. — Беги, Гарик, это опасные маньяки! — Никита! — узнав голос старого корефана из тысячи, крикнул Семен и первым выбежал из укрытия. — Ща я их всех! — Ба-а-а-тя-я-я! — провизжал Бориска, и тоже кинулся было в атаку, но Евкакий-сенсей, схватив его за капюшон курточки, придержал. Услыхав до боли знакомый визг родной кровинушки, Никита вытаращил глаза и дернулся в сторону, однако, будучи намертво примотанным скотчем к трубе, не сорвался с места. — В атаку! За председателя! — проорал Гарик Пустынный, взмахнув тростью. — Техника земли! Березовая ярость! — сложив печати, крикнул Олег Учиха и, подобрав с земли палку, метко швырнул ее прямо в Моисея. Рассвирепев, телохранитель Моисея прыгнул было с развалин цеха прямо на каратистов, но был сметен в сторону председателем Иосифом. Дед Прохор, пользуясь всеобщей вакханалией, бросился собирать металлолом, мало интересуясь миссией, зато Евкакий, известный своей самоотдачей, ринулся в цех, спасать Никиту от зверского скотча. — Евкакий-сенсей, я отвлеку Моисея! — объявил Семен и бросился по развалинам цеха на второй этаж. На улице раздался грохот взорвавшейся гранаты. — Евкакий Емельянович, наших бьют! — крикнул Бориска, ползком проникнув в цех. — Бориска, гад, уйди с линии огня! — ответил вместо сенсея Никита, пока Евкакий пилил крестовой отверткой слои скотча. — А если тебе снаряд в голову прилетит! Или, что хуже, штаны порвешь! Штаны… эти штаны… Узнав свои старые треники, Никита чуть было от избытка ностальгии в организме не впал в кому. — Чидори! — вопил Семен Учиха, раскручивая кипятильник, как лассо. Но хитрый Моисей, увернувшись от атаки, метко прицелился из своего ружья, и случилось страшное. — Не-е-е-ет! Сеня-я-я! — провыл Никита, когда предательский выстрел в спину его друга прогремел на весь цех. В порыве гнева рванув на гогочущего Моисея, дерзкий каратист Никита порвал на себе скотч и бросился бить гнусную морду. — Батя, лови! — крикнул Бориска, лихо швырнув в отца флягу, предварительно открутив от нее крышку. Капли чудодейственного портвейна, капнувшие вниз, прожгли металлический пол, и, вероятно, расплавили бы землю до самого ядра, если бы Никита не поймал ртом горлышко фляги и одним глотком не осушил содержимое. Мир исчез. Цвета стерлись. Все пропало. Их осталось лишь двое: он и Девятихвостый. — Куприян, я выбираю тебя! — Погнали наши городских! — отозвался Куприян. Мощная атака с вертухи, исполненная одержимым Девятихвостым председателем, унесла Моисея на другой конец цеха. — Не-е-ет! Почему?! Почему?! — сокрушался Олег Учиха над бездыханным телом Семена. — Сеня, симулянт хренов, вставай, тебе пуля в рюкзак попала, — сказал Евкакий, потыкав ногой коньячную лужу, натекшую из дырки в рюкзаке за спиной у мстителя. Сеня послушно приоткрыл глаз, поняв, что драмы не получилось. Хотя… — Олег, не убивайся, живой твой племянник. — Да в пизду того племянника, у меня еще один есть, нормальный, — бросил Олег, утерев слезы. — Сука, коньяк жалко. А пока Семен, и двое одноглазых сослуживцев тщетно пытались спасти остатки ворованного пойла, сливая коньяк со дна разбитых бутылок в одну более-менее уцелевшую, битву никто не отменял. — Дави, дави! — послышался ор председательши Поволжья и, судя по звукам, за телохранителем Моисея гонялись на экскаваторе. Никита, допив остатки портвейна, заорал от прилива сил, а Бориска, решительно выкинув последние таблеточки экстази, решил обойтись без допинга. — Расенган! — взревели отец и сын. Моисей Ооцуцуки завопил от ужаса, когда на него посыпался град синих теннисных мячей, но добила его последняя атака Бориски — запущенный в лоб мячик. И не абы как запущенный, а с ноги и в прыжке. Никита, оглядев поверженного Моисея суровым взглядом, погрозил невесть кому пальцем и, думая, чем бы закусить портвейн, огляделся. — Батя, ты живой! — стиснув отца мощными каратистскими объятиями, взвыл Бориска. — Да шо со мной станется, я главный герой оригинальной манги, — хмыкнул Никита, но тут же напустил на себя серьезный вид. — Ты, Бориска, молодец, спору нет. Но смухлевать на экзамене на каратиста второго уровня… таблетки жрать… позор. И это сын председателя. Бориска понурился, не ожидая, что ему припомнят косяки, но помощь пришла оттуда, откуда ее не ждал никто. — Никита, ты не прав, — оторвавшись от спасения уцелевшего коньяка, сказал Семен Учиха и, выпрямившись, отшвырнул осколки бутылок в сторону. — Да, пацан оступился. Пошел по наклонной. Но не расстреливать же его за это. Хотя, мой отец бы меня расстрелял, ой, как сейчас помню, как он за Иваном с базукой по огородам бегал, когда за курением поймал… Бориска зашмыгал носом. — Твой сын, Борис, не смотря на страх перед террористом Моисеем и ремнем, которым по жопе получит за таблетки, первым решился отправиться за тобой. Бориска объединил председателей одной целью, сблизив наши села. Бориска раскрыл дело о краже бензина и отстоял честь своего сенсея, когда именно меня обвинили в этой краже. Он дал отпор Моисею и проявил себя истинным каратистом, когда добил лежачего противника ударом в лоб, — произнес Семен. — И это все меньше, чем за сутки. Никита нахмурился. — Если это не герой села, то я чего-то не понимаю. А я, между прочим, кандидат наук, — подытожил Семен. Бориска поднял на отца умоляющий взгляд и Никита не смог не улыбнуться. — Ладно, щегол, прощен. Быть тебе каратистом второго уровня. Дядю Сеню благодари, — деланно строго сказал Никита, и снова улыбнулся. — Ну ладно, ладно, герой, шо уж говорить. — Ну, раз все живы и все помирились, — встрял в разговор Евкакий, отряхнув руки от коньяка. — Пойдем, Никита, нам еще маршрутку до села обратно толкать.