Бориска

— Помогите, люди добрые! — вопила громче всех Светочка, бегая по стадиону. — Громят! Громят село! — Спасибо, Света, что бы мы делали без твоих наблюдений, — сухо сказал Иван Учиха, прижимая к голове бутылку холодной минералки. Очередной снаряд пролетел над головой, однако попал не в стадион, а перелетев трибуны, приземлился точно в памятник председателей. — Молодец, Моисей! — орал радостный Мордатый Учиха, когда каменную голову Сергея Хаширамы разнесло в обломки. — Молодец! Я за тебя! Света, заорав от взрыва, начала перекрикивать даже шум паники детей и гогот Моисея Ооцуцуки из танка. — Ваня, сделай шо-нибудь! — заверещала Света, принявшись трясти Ивана за плечи. Иван, поморщившись, вздрогнул. — Уйди, женщина, в оригинальном сюжете манги я вообще не дожил до этого момента. Задумавшись над этим неоспоримым фактом, Иван направился в бомбоубежище, дабы не рушить канон и не лезть под дуло танка, как последний дебил села. — Ты не пройдешь! — рявкнул Семен Учиха, вцепившись в дуло танка и повиснув на нем, как Тарзан на лиане. — Я тебе отомщу. И ты будешь бедным, Моисей. Моисей высунулся из танка, дабы разглядеть, кто там так истошно вопит, но тут же получил по роже теннисным мячиком. — Расенган! — вопил Бориска, снова замахнувшись. — Я тебе сейчас втащу! Никита, в голову которого только что прилетел кусок шифера, сорванного с крыши разгромленного сарая, аж подпрыгнул, услышав ор своего воинственного наследника. — Бориска, гнида мелкая, а ну уйди в окоп! Война — только для взрослых! — Бориска, тебе не хватает чакры! — кричал Конохомаров-сенсей. — Отступай! Отступай! — Бориска! — верещала Хаврошечка, бегая по стадиону, как умалишенная. Но Борис Никитич Узумаки был истинным сыном своего отца и истинным учеником своего понтового репетитора, и поэтому, всыпав в рот всю жменю таблеточек экстази, вытаращил на танк свои и без того выпученные очи. — Техника Земли! — взревел Бориска и, сорвав крышку канализационного люка, метко запустил ее в трубу танка. — Смотри, Сарочка, какой я мачо, танк погнул! Моисей Ооцуцуки явно не разделял этого восторга, особенно когда на трубе танка осталась вмятина. И пока его безымянный напарник, он же очередной родственник Гули Ооцуцуки, фехтовал с Роком Леонидом, скрестив в бою вилы и шампур, Моисей решил всем наглядно продемонстрировать, что он тоже кое-что в каратэ смыслит. А потому, достав из широких карманов больничной робы гранату, он эффектно отгрыз чеку (лишившись при этом трех зубов). — Стихия Огня! Алое Пламя! — И с замахом швырнул гранату прямо в бегущих на танк каратистов. — Джентльмены, граната! — для тех, кто не заметил, озвучил Савелий. — Чидори! — тут же сориентировался Евкакий-сенсей и, раскрутив кипятильник, мастерски отбил гранату, но малость промахнулся. Кривой удар одноглазого разведчика отнес гранату прямиком на трибуны — это стало понятно после того, как все село и окрестности оглушил вопль деревенских баб, главным тенором которых была, разумеется, звонкоголосая Светочка. — Этому селу нужен герой! — воскликнул Гарик Пустынный, до этого наблюдавший за эвакуацией и битвой со своего трона. — О Господи, что он делает? — ахнул кто-то в толпе. — Он без бронежилета! — Гарик, одумайся! Но храбрый сунагакурский понторез, сбросив с плеч свою длинную тигровую шубу, ринулся навстречу гранате и… — Песчаный Дождь Последовательных Выстрелов! — швырнув в летящую гранату банку с песком, гаркнул Гарик Пустынный, сложив печати, как разминающая руки индийская танцовщица. Банка, сбив гранату, раскололась в воздухе, когда взрыв все же произошел, казалось, на расстоянии всего пары метров от трибун. — Гарик, молодец! — крикнула поволжская председательша, руководившая эвакуацией. — На выход, не толпимся, пропустите женщин, детей и тех, кто несет водку! Сунагакурцы в благоговении перед своим председателем, попадали на колени, отчего на трибунах образовалась пробка. — Бегом, бегом, мать вашу, а то всех постреляют, шакалы! — рычал председатель Иосиф, пинками поднимая сельчан с колен. — И следите за карманами, а то Прохор уже подсуетился. Ивагакуровский дед-клептоман оскорбленно обернулся, но тут же был затолкан в дверной проем, Гаврилой-сенсеем. — Нежный, бегом! — окликнул бровастый сенсей. — В бомбоубежище! — Мой дозор окончен, — крикнул в рупор Нежный Хьюга и ползком, прикрывая голову, поторопился помогать эвакуировать школяров-каратистов и особо истеричных баб. Рок Леонид в последний раз лупанул вилами по плоской роже помощника Моисея Ооцуцуки, и, послав орущей Светочке воздушный поцелуй, тут же получил шальную пулю прямо в локоть. — Отошел, — рявкнул Семен Учиха, которому такой вопиющий жест очень не понравился. — Ребята, драка! — вскричал Коля Инузука. Офигевая от происходящего, а именно от того, что бой века «Родня Бабы Гули против Малого Коноховска» резко перешел в мордобой «Сеня vs Лёня», Моисей Ооцуцуки даже сначала растерялся, думая, стрелять ли по людям, или эти горячие коноховские парни сейчас сами друг друга перебьют. — Твой дебил на моего Леонида! — рявкнул подоспевший Гаврила-сенсей, треснув Евкакия по лицу за плохое воспитание своего шаринганистого ученика. Не стерпев такого вопиющего жеста, Олег Учиха тут же огрел бровастого сенсея березовой палкой, за что получил в пах ногой от каратистки Тони. Услышав, как хрипит в адовых муках старый сослуживец, Евкакий рассвирепел и огрел спецназовца из Поволжья кипятильником, потому как тот слишком громко заржал над интимной травмой Олега. Спецназовец Олег, повидавший на миссиях многое, решил поступить как истинный каратист и воин своего села: — Ма-а-ам! — завыл спецназовец, держась за разбитый нос. Председательша Майя, услышав вопли своего дитяти, ринулась на помощь, потоптавшись ненароком по юным каратистам, попадавшим с ног от очередного треска трибун. Моисей Ооцуцуки честно пытался понять, кто кого бьет и за что, но сельская драка уже потеряла всякую нить логики. И ровно в тот момент, как Надька разнимала сцепившихся в схватке Семена и Никиту, вспомнивших былое, а Хавроша душила Мордатого Учиху бельевой веревкой, единственный каратист, которого не поглотила всеобщая вакханалия, вышел к танку один на один. В крови Бориски бурлил метилендиоксиметамфетамин после убойной дозы проглоченных таблеточек, а потому когда как не сейчас проснуться в этом мелком пацанчике патриоту. — Экстази-Расенган! — решительно заявил Бориска и, схватив не один, а сразу три теннисных мячика, швырнул прямо в лоб Моисею. Коноховский мордобой резко утих. — Бориска! — заорал Никита, который держал сзади Семена, пока его в живот била Пустынная Тамара, кинулся на подмогу. — Никита, — позвал Евкакий, отшвырнув от себя спецназовца, из которого вытряхивал душу. — Стой! Но путь разведчику перегородил верный телохранитель Моисея и обнажил шампур. — Батя, я почти его ушатал, — похвастался Бориска. — Ща я его… — Тихо, щегол, — сказал Никита и, достав из кармана председательского плаща флягу с заветным портвейном, открутил крышечку. — Куприян, настало твое… Но ушлый Моисей, выпрыгнув из танка, с ноги выбил из рук Никиты флягу, и портвейн на землю. Трава почернела в том месте, где пролилось сие пойло. Каратисты ахнули. — Нам пиздец, — заметил Шуганный Нара. — Нам пиздец! — хором откликнулсь каратисты. Грозный телохранитель Моисея, выбив из рук Евкакия кипятильник, отпинал Бориску в ближайшую лужу, а Моисей Ооцуцуки, захохотав так, словно рядом с ним прорвало трубу с веселящим газом, треснул растерянного Никиту головой об танк, куда тут же и запихал поверженного председателя. — Му-а-ха-ха-ха-а-а! — гогоча, как бухая гиена, отозвался Моисей и, махнув рукой телохранителю, развернул танк. — Стойте! — пищала Хавроша, кинувшись бегом за танком. — Стойте! Пощадите! Как я без него с двумя детями! Заберите лучше Сеню, он все равно через неделю сбежит! Стойте! Из танка высунулась рука, сжимающая гранату, которая в следующий момент полетела финальным аккордом битвы прямо в обескураженных каратистов.

* * *

— Бориска, — позвал во тьме смутно знакомый голос. — Вставай, Бориска. Распахнув осоловевшие глаза, Бориска приподнялся на раскладушке. — Скушай аскорбинку, сейчас поставим тебе клизму, прочистить чакру, — сказала почетная сельская медсестра Светлана. Мигом выздоровев от контузии, насморка и зависимости от таблеточек, Бориска вскочил на ноги. «Сразу видать, шо будущая теща» — подумал он, глядя вслед Свете. — «Уже мучить меня собралась». Быстрехонько просочившись за ширму, пока Светочка не хватилась, Бориска оглядел старую поликлинику, на раскладушке в коридоре которой и очнулся. Увидев на старых матрасах и раскладушках (кое-кто, кому ни того, ни другого не хватило, лежал на картонках) знакомые лица: сенсеи, соседи, ученики, гости села, Бориска едва не взвыл. Мордобой не пощадил никого. Дети рыдали, раненые стонали, главврач Надька, она же ответственная в селе за культуру, читала инструкцию к тонометру на бегу, Света бинтовала головы и больным, и здоровым. — Ирэн, прости меня, — хрипел бледный, как полотно Савелий, у матраса которого толпились бывшая жена, сын и кум Иван Учиха. — За все, что было. Ира Яманака звучно высморкалась в грязную гардину. — На тебе Илюшка и десять соток огорода… Все, расступитесь, пусть священник подойдет. — Савелий, вставай, ты палец вывихнул, — треснув «помирающего» американца, крикнула Надька. — Ира, забирай симулянта. — Тетя Надя, тетя Надя! — вцепившись даме в платье, позвал Бориска. — Все пропало! Столько раненых, даже в коридоре! Надька нахмурилась. — Да нормально все, просто уборщица только-только полы помыла, сказала палаты не занимать, пока не высохнет. Не паникуй, иди, тебе Света клизму поставит. Бориска выпучил глаза и побежал вглубь коридора, где в полумраке заката, под стендом о вреде алкоголизма, сидел Евкакий Хатаке и разливал медицинский спирт по пластиковым стаканчикам. — Евкакий Емельянович! — крикнул Бориска, кинувшись к разведчику. Евкакий, раздав стаканчики, выпрямился на матрасе. — Ну, шобы все стояло, кроме сердца, — многозначительно выпалил тост Олег Учиха. Мордатый Учиха, осушив стакан, протянул поволжскому спецназовцу ватку, смазанную йодом, чтоб занюхать, довольно крякнул и потребовал повторить. — Между пятой и шестой, перерывчик, как говорится… О, Бориска, — заметил Евкакий. — Как хорошо, что ты пришел. Сгоняй за гитарой. — И за углем для кальяна, — послышался голос Гарика Пустынного из процедурного кабинета. — Евкакий Емельянович, батю не нашли? — заволновался Бориска. Конохомаров-сенсей, сидевший рядом с разведчиком, скорбно покачал головой. — Нет больше Никиты… Хавроша Хьюга на лестнице рухнула в глубокий обморок. — … в радиусе ста метров. Иначе бы первый на запах «Доширака», которым час назад кормили, прибежал, — ответил Конохомаров. — Село без председателя оставили, — горько сказал Олег Учиха, глотнув зеленки из баночки. Евкакий Хатаке тут же представил, как эта фраза подняла бы из мертвых генерала Данилу, который, вероятно, уже скребся руками о крышку своего гроба, и поежился. — Сидим, ждем письма от похитителя, — тихо сказал разведчик. — Жаль Никиту. Как родной мне был. Как тот сослуживец, я тебе о нем не рассказывал, его березой придавило… Бориска, отвернувшись, побежал прочь, глотая соленые слезы. — Бориска, куда? А клизма? — окликнула Светочка, которую он чуть не сбил с ног. Но Бориска, как сельской гепард, уже выбежал из поликлиники, утирая рукавом сопли. Бежал Бориска сам не знал куда: то ли топиться на речку, то ли домой, за пирожками, заедать горе, как вдруг увидел, что в сельсовете горит свет. Из председательского кабинета.

* * *

— Батя! — ворвавшись в кабинет, крикнул Бориска. Семен Учиха, пользуясь моментом и тем, что улица опустела, занимался сразу двумя государственно-важными делами: боролся с коррупцией и уничтожал санкционные продукты, а именно воровал из закромов Никиты импортный коньяк, презентованный ему избирателями взамен на разрешение производить и продавать на территории села самогон. Услышав вопль Бориски, Семен перепугался и, едва не побив бутылки с элитным пойлом, схватился за сердце. — Сеня-сенсей, сердце? — испугался Бориска, кинувшись к взбледнувшему репетитору. — Чакра болит, — томно ответил Семен. — Это все моя очень мощная техника Аматерасу… Так, а ты кто такой? Почему сенсей все время забывал его, Бориска не знал, поэтому повторил в очередной раз. — Я Бориска Узумаки, вы меня месяц тренировали. Семен вскинул бровь. — Ну, Бориска! Сын председателя! Зять ваш будущий. Скосив взгляд на коньяк в ящике стола, Семен протянул: — Бориска? Сын Никиты? — Ага, — кивнул Бориска. Затянулась неловкая пауза. — Я как раз собирался отправляться спасать Никиту, — соврал Сеня, продемонстрировав свою казачью шашку и кипятильник. — Зашел вот… за скрепками перед дорогой. Бориска просиял. — Сеня-сенсей, возьмите меня с собой! — Куда? — Спасать папу. Я же ваш ученик. Вы же научили меня Расенгану и разблокировать айфон языком. — А, да, это я умею, — похвастался Семен. — Нет, Бориска, я тебя с собой не возьму. Бориска насупился. Семен, незаметно сунув в рюкзак пару бутылок коньяка, задумался. — Хорошо, Бориска, пойдем вместе. Но при условии. — Что угодно, Сеня-сенсей! Сеня коварно улыбнулся. — Ты куда поступать собираешься? Не на физмат ли часом? — Нет, — покачал головой Бориска. — А придется на физмат, — злорадно сказал Сеня. — Это мое условие. Бориска отмахнулся и закивал. Быстро пошарив в кабинете отца в поисках полезных для спасения вещей, он схватил скотч, канцелярский нож и газету с кроссвордами, а Семен, быстро и незаметно погрузил оставшиеся бутылки в рюкзак и опустил на дно ящика стола записку, текст которой заметал все следы учиховского преступления: «Я коньяк не брал. Джеки Чан». И хотел было захлопнуть ящик стола, как нашарил в темноте какую-то грязную тряпку. Вытащив ее и вытряхнув от пыли, Семен брезгливо повертел это нечто в руках, и лишь взглянув на свет фонаря, едва не всплакнул ностальгически. — Надень это, Бориска, это старые треники твоего отца. Они приносили ему удачу, поэтому он их никогда не стирал. Бориска благоговейно подхватил уже знакомые ему треники и поднял взгляд на сенсея. — Это потому что вы видите во мне молодого папу? — Не, прост поугарать, — фыркнул Семен, наблюдая за тем, как юный каратист натягивает штанцы, подранные сзади. — Ну, пошли, пока будем идти, ты должен выучить закон Ома и… И дверь снова скрипнула. Сеня чуть не выронил рюкзак с коньяком. — Мы подслушивали под дверью ваш тайный замысел, — произнес Гарик Пустынный, сжимая кальян. — Бориска, мы тебя с этим говнюком не отпустим, а то начнет на физмат вербовать. Я этому айфонососальщику красноглазому не доверю сына Никиты Узумаки. Бориска завороженно смотрел на высокие фигуры сельской элиты и раскрыл рот в немом восторге. — Кто спасет председателя, как не председатели. Председатель Иосиф, которому уже кто-то подбил глаз, вдохновившись этой фразой, улыбнулся и почесал свои чернильные купола на груди. Майя из Поволжья, допила на ходу настойку боярышника и метнула в Семена похотливый взгляд. Дед Прохор выглядел так, словно не собирался никуда идти вообще, но могучая фигура Иосифа в дверях мешала ему убежать. — Тогда в путь, — произнес Семен. — Мы отправимся в измерение Гули Ооцуцуки… Но нас много…тем более, что вон, Евкакий и дядя Олег бегут. Мое Сусаноо не сможет перенести всех…

***

— … поэтому мы поедем на маршрутке, — заключил Семен, когда председатель Иосиф, прыгнул за руль своего транспортного средства и посигналил. — За проезд передаем, — тут же крикнула поволжская председательница и разразилась хохотом. Гарик Пустынный переглянулся с братом. — Маршрутка это не лакшери, — произнес он. — Мы поедем на лимузине следом. Карен, неси уголь для кальяна и пригласи путан, мы едем спасать Никиту. А пока из допотопных колонок, притащенных из Дома Культуры, доносилось «Прощание славянки», провожавшие в путь отважных каратистов, перекрикивали и музыку, и рев мотора, и друг друга. — Я с вами поеду! — пищала Хавроша, которую Семен и Евкакий с трудом отцепили от поручня маршрутки. — Я за Никиту всем там жопы на шнурки порву! — Хавроша, на тебе село, — заверил Евкакий-сенсей. — Ты нужна здесь. — Девушки, все остаются дома! — крикнул Сеня, отгоняя толпу воинственных дам, кинувшихся к маршрутке. — Лепите пельмешки и накрывайте столы. Если все хорошо — отметим, а если все плохо — помянем. Хаврошечка разразилась такими громовыми рыданиями, что быки в коровнике отозвались. — Мама, я все порешаю, — высунувшись из окна маршрутки, заявил Бориска. — На мне батины треники. Сарочка! Сарочка, дождись меня! Вернусь офицером! — Бориска. — К окну маршрутки протиснулась высокая фигура забуханного мужика с копной густых волос цвета кефира. — Дядя Джеки Чан! — Возьми это, — прошептал Джеки Чан, сунув мальчику завернутую в тряпицу флягу. — Это поможет твоему отцу призвать Куприяна. Лимузин Гарика отчалил первый, грохоча музыкой и хохотом путан. Семен, настойчиво закрыв двери маршрутки, опустился на сидение. — Ну, с Богом.