Новгородские ведьмы

Снилось, что женщина под ним улыбается призывно и нежно, что стоны ее все громче, а объятия – все слаще. Что вот-вот он соединится с любимой, что станет она его – навсегда, и расставание с той секунды станет мукой… Яков проснулся посреди невыносимо яркого сна и открыл глаза. Лицо его щекотали восхитительно пахнущие пряди волос, левой рукой он обнимал женщину, чье легкое дыхание грело его ладонь. Бедра ее были притиснуты к его паху – интимнее позы невозможно было себе представить, несмотря на то, что Яков оставался в брюках, а на женщине была тонкая ночная рубашка, уже задравшаяся до пояса. Разделяло их… ничего их не разделяло, кроме ткани. Осторожно отодвинувшись от девушки, Яков сел на постели, спустил босые пятки на прохладный пол и попытался отдышаться. То ли дышал он слишком громко, то ли тело его до этой поры заменяло одеяло, но девушка повернулась во сне, ощупала пустую постель рядом с собой и протестующе вздохнула. Штольман встал и обвел взглядом раскинувшуюся на постели спящую красавицу. Подышал нарочито медленно, приказывая себе успокоиться. Наваждение не проходило. Хотелось забыть о кому-то данном слове и немедленно воплотить сон в реальности. Но долг подсказывал найти свою собственную жену… Он укрыл девушку покрывалом, вышел в гостиную, тихонько притворил за собой дверь. Зажег свечи в подсвечнике. Усевшись на диван, опять задумался. На ком же он, черт побери, женился, и почему живет в одном номере с этой женщиной? Вчерашним вечером, преодолевая головную боль, Яков дошел в своих ускользающих воспоминаниях до службы следователем по особым поручениям в Петербурге. Неужели он женат на Нежинской? Тогда дома … где он, этот дом? … его ждет хорошо поставленная сцена ревности с битьем фарфора и намеками на искупление очередным ожерельем. Яков покачал головой. Нет, в здравом уме он бы не стал жениться на фрейлине Ее императорского величества – собственнические инстинкты Нины, как он начал припоминать, надоели ему уже лет пять назад. Проведя рукой по уже раздражающей щетине, Яков нащупал на шее сбившийся на сторону квадратик и снял шнурок через голову. При свечах разобрал мелкие слова «Стый првдный Иаковъ», выведенные по краю деревянной иконки. Улыбнулся. К богу отношение у него было сложное, поэтому сам Штольман такое украшение не выбрал бы. Почему-то в сознании сразу представилось, как девушка, похожая на красавицу в соседней комнате, дарит ему образок. Мягкий диван промялся от его веса. Поерзав на кожаных подушках, Яков с удивлением понял, что все еще жаждет вернуться в спальню. В такой обстановке ему ничего не вспомнить. Надев ботинки, Штольман вышел из номера. … Анна проснулась от скрипа двери и тут же в панике бросилась одеваться. Натянув платье и чулки, она выглянула в окно - высокая луна роняла мягкие тени на улицу перед отелем, а знакомая фигура решительным шагом удалялась по Великой. Анна выбежала в ночь, даже не заперев номер. … Свернув с Великой улицы на Яковлеву, Штольман криво улыбнулся названию, выписанному белым на черной табличке. Святой Иаков не слишком-то присматривал за ним в Великом Новгороде – возможно, потому, что праведником Штольман никогда себя не считал. Вот и сейчас он вздыхал не о потерянных в памяти годах, а о привлекательной барышне, оставшейся в номере. Яков уловил свежий запах реки, и образы замелькали в его сознании. Нежинская, на пронизывающем балтийском ветру прижавшаяся к его локтю, шепчет навязшее в зубах «Милый Якоб». Он сам, уставившись на серую Неву, прощается с Петербургом. Прощается? Значит, точно не Нежинская, и дом его не в столице… Полицейская выучка Штольмана никуда не делась. Слежку за собой он ощутил уже несколько минут назад и лишь выжидал удобного момента. Неудачно спрятавшаяся за деревом барышня взвизгнула. - Яков Платонович! – она попыталась вырваться, но Яков крепко прижимал ее своим телом к стволу. - Анна Викторовна, - Штольман вопросительно поднял бровь. – Опять не спится в ночь глухую? Анна поежилась. Саркастические интонации в голосе Якова от потери памяти ничуть не изменились. - Опасаетесь, что я в темные воды Волхова войду? Не волнуйтесь. Русалка, что зовет нестойких мужчин, на меня не подействует. Подняв голову, Анна проверила, не смеется ли над ней Яков за неуклюжую попытку соблазнения, но обычно голубые глаза мужа сейчас угрожающе темнели. А Штольман, ощущая под собой мягкие формы девушки, терял волю - не нужна ему была неведомая жена, исчезнувшие пять лет жизни, оставшийся где-то дом. Нужна была именно вот эта барышня, чья грудь высоко вздымалась и касалась его груди, чьи нежные губы были в дюйме от его рта. Застонав, Яков отстранился. Анна едва не топнула ногой. Стойкостью к сопротивлению плотским утехам ее муж при желании мог дать фору даже Каменному гостю. - Яков… Платонович, - она потянулась к карману его брюк. Скрипнув зубами, Штольман сделал шаг назад. Еще одно движение этой мягкой ладони у его паха, и можно будет заново жениться. - Вы все о кольце, сударыня? Да сколько же можно… - он нехотя передал барышне золотой ободок, сунул руки в карманы и уставился на сверкающий в лунном свете Волхов. Анна взяла колечко, подошла к реке и вышла на мостки. Опершись о перила, она подозвала мужа: - Яков, пожалуйста, взгляни. Повертела перед глазами подошедшего Штольмана кольцом и нетерпеливо вздохнула. – Ну вот же, на внутренней стороне. «Яков» - разобрал Штольман выгравированные буквы. - И что это доказывает? - он пожал плечами. – Так меня зовут, я помню. Анна взяла его за правый рукав. – Позволь? Приподняв ладонь Якова, Анна осторожно потянула обручальное кольцо. То не поддавалось. Ни на мгновение не задумываясь, Анна взяла безымянный палец мужа в рот и облизнула. Штольман замер. Кровь билась в ушах, разумные мысли исчезли под натиском яростного желания. – Барышня! – он ухватил Анну за талию и притиснул к перилам. – Вы соображаете, что делаете? – тяжело дыша, Яков из последних сил сдерживался, чтобы не задрать эти юбки. – Вам дядюшка не говорил, что не стоит соблазнять незнакомцев? - Яков, да посмотри же! – Анна повернула ободок к лунному свету. На внутренней поверхности кольца тем же витиеватым шрифтом было выбито «Анна». Штольман отпустил барышню, отобрал у нее кольца и отошел на другой край мостков. - Анна, - все еще неровное дыхание мешало ясно думать. – То есть вы? Она кивнула. - Почему кольцо вам не подходит? - Яков, ну ты же видел – у меня палец порезан! Когда я с поезда сходила, задела рукой что-то острое, и вот… Наклонив голову, Штольман пристально смотрел на девушку. - Допустим. Как долго мы женаты? - Три года в апреле было, - Анна обрадованно подошла ближе. - Стойте там! – Яков сделал шаг назад и чуть не свалился с мостков. - Почему мне кажется, Анна Викторовна, что если я имел смелость назвать вас своей женой, то моей жизни постоянно угрожает опасность? Не смея взглянуть на мужа, Анна стала внимательно изучать влажные доски настила. Тут она вступала на скользкую почву. Штольман продолжил допрос. - Почему у нас нет детей? Вы не хотите? Анна недоуменно подняла голову. – Как нет, Яков? Ой, извини. У нас сын, Дмитрий Яковлевич, Дюк. Ему осенью три будет. Тепло от сердца разошлось по его груди. Но что-то не сходилось. - Почему это - женаты с весны, а ребенок родился осенью? Анна помялась. - Ну Яков. Вот такие мы с тобой. Мой папенька тебя чуть на дуэль не вызвал, но я была уже беременна… - Кстати, у нас еще и девочка будет к Рождеству, - Анна погладила себя по животу. Штольман пытался не верить. Слишком это походило на сказку – красавица жена, сын, дочка на подходе. Но сердце уже согласилось. Он подошел к жене и взял ее за руку. – Анна Викторовна? Поднес ее открытую ладонь к губам, улыбнулся. Поцеловал след от пореза. Анна глубоко вздохнула и положила голову на плечо мужа. Будто камень свалился с ее души - они вместе, и этого ничто не изменит. - Яков, но ты не помнишь меня? Штольман покачал головой и поцеловал Анну в висок. - Нет, дорогая Анна Викторовна, пока не помню. Но очень рад, что моей женой не оказалась госпожа Нежинская. Уворачиваясь от кулачков жены, Яков все-таки оступился и съехал со скользкого края настила. С громким плеском он ушел в воду по пояс, неслышно чертыхнулся и взглянул вверх на ахнувшую Анну. - Анна Викторовна, - он выбрался на мостки, вылил воду из ботинок и отлепил мокрую ткань от бедер. Сунул руку в карман, с облегчением нащупал кольца. - Давайте я провожу вас в номер, а вы расскажете, как я оказался на том газоне. Меня терзают смутные сомнения… Анна задумчиво посмотрела в сторону, опасаясь, что краска, прилившая к щекам, выдаст ее с головой.