Новгородские ведьмы

Скрипки пели «Дунайские волны» - вальс, родившийся на берегах голубого Дуная и разлетевшийся по всей Европе за считанные дни. Отдыхающая в родном городе оперная певица Воронцова еле слышно подхватила мелодию. Гости сперва и внимания не обратили на тихие слова, но поставленное драматическое сопрано набрало глубину. В залу танцев стали просачиваться слушатели. Голос был чарующим. Яков под локоть ввел жену в залу, выбрал свободное место. Предложил Анне левую руку и улыбнулся. ... Моя рука в твоей руке. Пусть в перчатке. Пусть в зале тесно и жарко. Но это ты – любимый и желанный. Ты – кто подарил счастье. Я кладу ладонь на твое плечо. Приподнимаю локоть, выпрямляю спину. Делаю шаг, ведомая твоей рукой. Ты нужен мне. Лодка чуть рыщет, плывя по волнам, Сердце в груди от любви – пополам. Сладость надежды в несчастной груди… О приди, тебя жду, о приди, о приди. Тонкая ткань под моей ладонью. Тонкие косточки под твоей кожей. Я притягиваю тебя ближе, но еще не касаюсь телом. Хочу удержать навсегда. Хочу вечно смотреть в твои прозрачные глаза. Ты нужна мне. Ах, ты не бойся: любовь позовем И по Дунаю в любви поплывём. Так рука об руку в жизни красе, И не умрем, как все. Ты так близко. Ближе и нельзя на людях. Твои серьёзные глаза - уже не голубые, уже не серые. Я вижу твое желание. Твою жажду. Я чувствую жар там, где касаюсь тебя – в руках, в животе. В бедрах. Краска заливает мою грудь. Я твоя. Славный Дунай, милый Дунай, Счастья мне дай, радости дай. Славный Дунай, милый Дунай, Жар мой не остужай. Ты так близко. Если чуть склоню голову – дотронусь до твоих волос. Хочу поцеловать. Хочу вжать в себя, чтобы унять тянущую боль в чреслах. Но гости, слуги, оркестр... Я подымаю тебя в воздух, и твои туфельки отрываются от земли. Ты кружишься под моей рукой. Твое платье касается меня, твоя грудь… Я не смею бросить взгляд на ложбинку. Я тону в голубых глазах. Я твой без остатка. Лодка плывет, чуть накренясь, Чуть накренясь, как моя жизнь. А берега – белая бязь В мирных садах кружит. ... - Яков, прошу тебя, остановись… - прошептала Анна. – Мне не стоит так долго кружиться… Штольман в следующий же миг поймал жену в пируэте. – Анечка, ну что же ты раньше не сказала… Пойдем на воздух немедленно, тебе нужно отдохнуть. Они вышли из распахнутых французских дверей в роскошный сад. Кривые ветви старых яблонь были уже густо обсыпаны мелкой завязью. Супруги немного прошли вглубь сада по тропинке, и у самой низкой яблони Анна встала на цыпочки, потянулась к заманчивому плоду. Яков опередил ее, сорвал яблочко, обтер рукавом. - Ты уверена? Они же кислые? Сглотнув набежавшую слюну, Анна кивнула и отобрала яблоко. Глубоко вонзила зубы в гладкую кожицу. Тут же скривилась от вяжущего вкуса, сложила губы бантиком и быстро задышала, втягивая прохладный воздух. Яков огляделся по сторонам, и, никого не заметив, впился в губы жены. Анна мягко подалась навстречу, обвила его руками. Первым уловив звуки негромкого разговора за высокими кустами, Яков отстранился, тяжело дыша. – Посиди здесь, милая, - прошептал он и подвел Анну к вкопанной у тропинки скамейке. – Я принесу тебе воды. Анна кивнула. Яков удалился к особняку, а разговор за кустами стал громче. - Как это две трети от полученного? Это же чистый грабеж! – знакомые переливчатые интонации Альбины Завадской внезапно перешли на визг. - Тише, идиотка! – злые слова княгиня произнесла почти шепотом, но эмоциональный посыл сделал их громче. – Не согласна – ничему учить не буду. На одной молодости не выедешь, нужно… Дамы за кустами уходили в сторону от дома, и Анна перестала их слышать. Она вздохнула - никакого приза от княгини она уже не ждала. Пусть Мозельская потчует своими странными секретами кого угодно, кроме нее. Вернувшийся Яков обеспокоенно спросил: - Аня, ты отдохнула? Выпей, пожалуйста, - он протянул ей бокал с пуншем. - Да, только давай уедем отсюда, - Анна протянула мужу руку, и тот помог ей подняться. – Извини, что втянула тебя в это, Яков. Глупости все эти тайны. Но хорошо, что потанцевали! Штольман облегченно вздохнул. … В номере Анна, сняв туфельки с уставших ног, покружилась по гостиной. – Яков Платонович, еще потанцуете со мной? – она подбежала к стягивавшему сюртук мужу, потянула его в центр комнаты. - Анечка, - Штольман немного резко отстранил жену. – Извини, милая, я больше не могу с тобой танцевать. Анна надулась. Яков попытался озвучить причину, но осекся. Он не желал, чтобы Анна чувствовала хоть какую-либо вину за его состояние. Уже гораздо мягче он добавил: - Я просто устал. В участке сегодня было много дел. - Ой, Яков, прости, не подумала… - Анна легко поцеловала его в губы. – Настроение хорошее после приема. Кстати, я не была жестока с этой Завадской? Яков пожал плечами. – Ну разве что чуть-чуть. "Ты была жестока со мной, милая", - он не произнес это вслух. - Забыл тебе сказать, - Яков расстегнул рубашку до половины. – Петра Ивановича я сегодня видел в странной компании… Пересказав слова Марианны, Яков увидел, как с лица Анны сходит краска. – Как ты сказал, Яков? - Дух неспящий, дух ведомый, мой навсегда, - повторил Штольман. – А что это такое? Анна упала на стул. – Это заклятие над духом спящего. Это значит, что… - она вскочила и заметалась по гостиной. - Так вот какими тайнами делится Мозельская! Яков, она… Яков ухватил жену за плечи и остановил. – Анечка, тебе нельзя нервничать. Садись, - он усадил жену на диван и сел рядом. - Она – ведьма! – осознав то, что сказала, Анна ошеломленно раскрыла рот. – Она учит красивых девушек соблазнению и проклятиям. А дядя, Яков! Он же теперь проклят! Надо скорее ехать к нему и… - Так, Аня. Мы не поедем на ночь глядя в чужой дом. Расскажи толком, что за проклятие. И Анна рассказала все, что узнала из разговоров в доме Мозельской. - Нда… - Штольман откинулся на спинку дивана. – Кому сказать, не поверят. Ведьмы, заклятия. Заговоры. Конец девятнадцатого века, а у нас – бабкины страсти. - Яков, а ты сам мне веришь? – Анна тревожно смотрела на мужа. – Я знаю, что ты материалист, но это же реальное зло… - Да уж куда реальнее. Аня, возможно, что и генерал Елисеев, и Красавин умерли именно из-за таких заклятий? Жена расстроенно всплеснула руками. – Конечно! Разве ты не видишь? Они подчиняют дух богатого любовника, заставляют его подписать завещание, а потом творят что-то очень плохое. И в бане можно запереть человека, и ружье может выстрелить! Я не позволю, чтобы они сотворили это с дядюшкой! - Но, Яков, - она утерла выступившие слезы. – Я не знаю, как снимать такие проклятия… Штольман мысленно перебрал известные ему факты. – Ты сказала, что Ираида Петровна научила тебя работать со спящим сознанием - разве это не поможет? Анна обрадованно вскинула голову и что-то быстро забормотала. – Да, да… Позвать, успокоить, уговорить… Потом… Вскочив с дивана, она направилась в спальню, потянув за собой Якова. У постели Анна повернулась спиной к мужу и попросила: - Расстегни. - Тебе надо раздеться? – Яков, поморгав, даже отступил в гостиную. Анна завела руки за спину и нетерпеливо подергала непослушные крючки. – Да нет же… Нужно быть в черном, а я в голубом. Где же у меня черное? Помоги пожалуйста. Вздыхая на каждом крючке, Штольман помог жене снять платье. Анна стащила белую сорочку через голову и быстро скатала с голеней телесные чулки. Яков закрыл глаза. Нагишом Анна ринулась к чемодану. Взвихрив вокруг себя разлетающиеся предметы одежды, она нашла тонкую черную сорочку, которую муж подарил еще до беременности. - Фух, вот она, - Анна ужом влезла в сорочку и раздосадованно воскликнула: - Ну вот, мала! Ладно, это не важно. Яков, обнимешь меня? Приоткрыв глаза, Яков уставился на жену. Шелковая сорочка, переливаясь всеми цветами ночи, туго обтягивала формы чуть пополневшей Анны. Он сжал зубы, подошел к Анне, осторожно обхватил ее за талию. Не удержавшись, тут же крепко прижал к себе. Лицо ему защекотали выбившиеся из прически завитки, и Яков поцеловал в затылок свою ведьму. Теперь он точно знал, что они существуют. … Повторив вслух нужные слова, Анна замерла. Вдруг дядя проснулся? Тогда надо ехать за ним и уговаривать опять заснуть. А если Марианна уже приказывает дядюшке что-то страшное? Анна помотала головой. Нет, им же нужно наследство, чего ради убивать просто так… Она повторила вызов еще раз, и ногтями вцепилась в руки мужа. Бесплотный Петр Иванович возник перед ней черным облаком, и только изредка темные тени отступали, позволяя различить силуэт. - Дядюшка, - тихо позвала Анна. – Ты меня слышишь? Облако сдвинулось, и голосом Петра Ивановича пробормотало: - Слышу, Аннет. Черт побери, я что, умер? Не вижу ни … ничего не вижу. Ты где, Аннет? - Нет, нет, дядя, не волнуйся, ты жив. Я рядом. - Очень этому рад, - пробурчал Миронов. – Что за дрянь у меня перед глазами? Анна дотронулась до черной туманности и отдернула руку. – Это проклятие, дядюшка. Пожалуйста, выслушай меня внимательно… - Ты свободный дух. Ты не принадлежишь никому. Ты чист перед тьмой… - Анна вглядывалась в извивающееся облако, которое стало едва светлее. – Повтори, дядя. Петр Иванович послушно повторил. Черный цвет определенно сменился на серый. - Да, да, хорошо. Только умоляю тебя, дядюшка, верь в это! Окрепшим голосом Миронов повторил фразы более уверенно. Облако постепенно исчезло. - Аннет, в чем это ты? – Петр Иванович прикрыл глаза рукой. – Думаю, мне не стоит на это смотреть. Ох, как же спать хочется… И чистый, прозрачный силуэт Миронова растворился в воздухе. Анна отпустила руки мужа. Повернулась к нему лицом. Широко улыбнулась. - Яков, у меня получилось! Дядюшка свободен! Она обвила Якова за шею и крепко прижалась к любимому мужчине. - Получилось! Отстранившись, Анна распахнула полы белой рубашки мужа и скользнула ладонями по его торсу. Покрыла лихорадочными поцелуями его шею, гладкую грудь, живот. Нетерпеливо стащила с широких плеч рубашку, обвила талию руками, лизнула плоский сосок. Яков вздрогнул. Анна распустила волосы и наклонила голову вперед. Яков не видел, что делала жена, но прекрасно все чувствовал. Тонкие пальцы забрались за пояс его брюк, расстегнули пуговицы. Яков собрал всю свою волю и положил ладони на плечи Анны, намереваясь прекратить это. Но она уже спустила верхний край его белья, высвободив закаменевший член. И поцелуями спускалась по животу все ниже. Ниже. Ниже. Обхватила сухими губами головку, вобрала в рот глубже и выпустила. Встала на колени, подняла голову. Сияющими от удовольствия глазами посмотрела на мужа и лизнула напряженную плоть. - Ведьма, - билась в голове Якова единственная мысль, пока он поднимал жену на руки и нес в постель. Это даже не мысль была, не мог он связно думать. Но задирая черную шелковую сорочку, зацеловывая до стонов сладкие груди жены, осторожно проскальзывая во влажную глубину, он слышал одно слово, замирающее в сознании. - Ведьма.