Омут

На снегу лежало тело. Оно смотрело на тёмное небо, трубный дым, звёзды. Молчало. Рядом стояла девочка. Маленькая, в чёрном польтишке и шапочке, натянутой почти до глаз, укутанная белым вязаным шарфом. Тянула руки к нему, что-то усердно просила, переминалась с ноги на ногу. Ежилась. — Вставай! Перестань дурачиться! Ему, наконец, удалось разобрать слова. Он очнулся, но не спешил: медленно перевёл взгляд на неё, улыбнулся, взял за руку голой холодной ладонью и произнёс: — Ложись со мной. В голове щёлкали, как в киноплёнке, события этого вечера. «Сбегать из собственного дома? Что может быть прекрасней!» — подумал бы Рома, когда громко хлопнул дверью, если б не был так взбешён. Скрипя тяжелыми ботинками по снегу, он бежал по двору, после вылетел на улицу. Остановился. Всюду темно. Куда ни глянь — везде крупа снега. Добежал до родника минут за пять. Осмотрелся. Прислушался. Собаки лаяли где-то далеко, а это значило, что поблизости никого не было. Заходил. Снег скрипел и раздражал. Рома громко свистнул. Никого. Ветер шептался с сугробами, вверял им какую-то страшную тайну. Присев на корточки, парень взял в ладонь горсть снега и тут же развеял её, глядя на искры безжизненной красоты. Совсем рядом послышался лай, затем вскрик. Тонкий голос, словно игла, кольнули тело, Рома дёрнулся и бросился вперёд. За поворотом у старой забытой всеми кабины грузовика топтались четыре дворовых пса. Они крутили головами, высунув язык, и туманили воздух паром. Рома захотел подойти поближе и посмотреть следы, но ветер смёл снег с верхушек сугробиков и выровнял тропы. Дорога опять стала нехоженой. — Ну не послышалось же мне? — сетуя, пробормотал Рома и подошёл к дворнягам. — Куда эта дура подевалась, не знаете? Псы молчали и всё так же виляли хвостами. Мороз крепчал. Замерзшие ноги неприятно покалывало, и Рома заходил по дороге рядом с кабиной, вытаптывая круг. Он кружился и, казалось, уходил под землю. Всё ходил и ждал, ждал… Когда последняя нить терпения лопнула, Истомин увидел Лену. Вновь случилась странная метаморфоза природы: стих ветер, мороз отпустил, а вокруг стало будто светлее. Пока Чайка шла до него, Рома подготовил сотни слов, которые разорвут сердце любому; выдумал тысячу способов умертвить ненавистную девчонку. Но когда она дошла и остановилась рядом, часто заморгала белыми от инея ресницами, взглянула улыбчиво, парень дрогнул и молча кивнул. Черти побросали палки в воду. — Я немного заблудилась, — призналась она виновато. — Бродила тут, как дура, а потом тебя увидела, так обрадовалась! Лена болтала необычайно живо для больной девчонки. Рома повёл её по тёмной улице. Вокруг были полуразрушеные дома с бездыханными трубами и слепыми окнами, покосившиеся заборы. Из-под снега торчали прутья кустарников и засохших трав. По обочинам валялся громоздкий хлам: автомобильные покрышки, ржавые трубы, листы шифера и бог весть что ещё. — Куда мы идём? — поинтересовалась Леночка, весело пиная снег носками сапог. — До Александровой, — Рома бросил первое имя одноклассницы, которое всплыло в голове. Повезло, ведь девчонка действительно жила рядом. На самом деле Рома никуда Лену не вёл, а хотел лишь побыть с ней. Чайка странно переменилась. Она больше не неслась вперед, а стала наоборот замедлять шаг. — К рыжей, значит? А зачем? Вы дружите? — Дружим. Она рисует хорошо. Хочу её домой на новый год позвать. У меня и подарок для неё уже готов. Не замечая, как выросшая на пустом месте история душит Лену, Рома шагал вперёд. Он умело приправлял свою сказку подробностями, шутками, что вскоре она разрослась до масштабов правды, в которую оба поверили. Плут хорошо знал своё дело. Девчонка ревновала, это отрицал бы только умалишённый. Как тухла её улыбка, так и гасли огни в домах, фонари и звёзды, погибшие сотни лет назад. Истомин нырнул в темноту. — О, а вы какими судьбами? — голос Шувалова Рому удивил. Он, как глупая дворняга, крутил головой, пытаясь понять, где находится. «Когда мы до площади дойти успели?» — парень недоумевал, пожимая руку однокласснику. — Гуляете? — Катя Зинчук шагнула вперёд и игриво прищурила глазки. — Ходим, — отрезал Рома и задрал голову вверх. Огромные лапы новогодней ели колыхались от ветра. Ему до безумия захотелось взобраться на дерево и спрятаться там от всех, совершить какую-нибудь глупость, лишь бы о его встрече с Чайкой никто не вспоминал. — Кетти, пошли на гору. Шебутную девушку никогда не приходилось уговаривать долго. Она в пару скачков вскарабкалась на высокую деревянную горку и поманила его рукой. — Меня подождите! — крикнул Серёга и пошёл к лестнице. — Истомин, ну, ты идёшь, нет? Рома кивнул и подошёл к скату. Отойдя назад на пять шагов, он разбежался и взлетел до середины доски, затем ухватился руками за бортик, чтоб не скатиться вниз, и на полусогнутых дошёл до вышки. — По нормальному нельзя было? — стоя у подножья и чертя обувью на снегу что-то, спросила Лена. — Иди сюда! — приказал он. Девочка хмыкнула и отвернулась. Истомин собрал по бортам снег, слепил шарик и прицельно кинул в Чайку. Попал в голову. Не оборачиваясь, десятиклассница потёрла варежкой шапку и зашла под лестницу. — Так значит, да, — прошептал еле слышно и в тот же миг заорал: — а слабо на ногах прямых скатиться? — Да запросто! — Серёга подошёл к краю ската и, не медля, ступил на него. Стремительно набрав скорость, он проехал ровно, но упал в самом низу, запнувшись о ледяную корку. — Я выиграл! — Ерунда! Я вообще без ног могу, — Рома и вдохнуть не успел, как Катька упала на живот и полетела вниз, весело визжа. Она проехала дальше Шувалова и едва не врезалась головой в сугроб. Истомин перелез через деревянные перекрытия и встал на перила. Он был почти одного роста с еловой макушкой, смотрел ей в глаз-звезду и улыбался. Ветер мешал снег на земле, шевелил тяжёлые ветки и подталкивал тело вперёд. Внизу Катька пыталась хоть немного отряхнуть пальто, а Серёга что-то ей рассказывал. Оба не видели, что их приятель собирается сделать. Леночки не было видно, ведь стояла она под лестницей. «Разбиться, лишь бы она посмотрела — это позёрство, помешательство или любовь?». Мышцы на ногах неприятно напрягались, как пружина перед отскоком. Страха не было, по голове шариком каталась мысль, как бы устроить всё феерично. Медлить дальше было нельзя, иначе выглядело бы, как трусость, поэтому Рома сиганул вниз. Полёт длился недолго. Парень приземлился на согнутые ноги и почти сразу же выпрямился. План сработал: Лена стояла с раскрытым от удивления ртом, рука в мохнатой серой варежке повисла в воздухе, а перепуганные синие глаза смотрели на него. Истомин ликовал, а из памяти стиралась боль в ногах от удара о землю. Кадр сменился вновь. Как не пытался, Рома не мог вспомнить, что же она ему говорила. Да это и не нужно было слышать, достаточно взглянуть на её недовольное лицо и прочитать: «Истомин, ты придурок». Но именно это и нужно — дурачество, шутовство. «Чем больше эмоций ты выбиваешь, тем сильнее она к тебе привязывается. Ходит по дому, делает уроки, ложится спать и непременно думает, какой я невыносимый. Постепенно привыкает к таким мыслям, они становятся обыденностью, чем-то привычным и родным. И понемногу начинает глупенькая девочка разувериваться в том, что я дурак, находит во мне положительные качества, оправдывает мои мерзкие поступки, а после и вовсе влюбляется». Четвёрка зашла в магазин погреться. В зале неприятно пахло рыбой и чем-то печёным. Серёга пошёл к прилавку купить чего-нибудь пожевать, Катя и Леночка разглядывали замороженное мясо в холодильнике, Рома не знал, куда себя деть. — Ну, не здесь же! — возмутилась Лена. Зинчук пожала плечами, взяла подругу под руку и вывела из магазина. Роме было скучно и он двинулся за ними, остановился у двери и чуть приоткрыл её. Девочки хоть и секретничали, но не догадались отойти немного подальше. Их разговор хорошо было слышно. — И что, вы прям гуляете? — настойчиво выспрашивала Катя. — Ходим, — растеряно и немного грустно повторила недавнюю реплику Ромы Лена. Истомин усмехнулся. — Странный он сегодня, — продолжила она, — ведёт себя как шут гороховый. — Будто бы раньше паинька был! Истомин хоть и чудит, но не зло совсем. Помню, как-то гуляли осенью прошлой, идём мимо теплотрассы, а там котёнок сидит, махонький такой, серый, пушистый… Ну мы все пока охали да ахали, он сгонял до магазина, купил молока, накормил, а потом сунул под куртку и домой унёс. До сих пор у него живёт. — Да, мне Ивлева что-то подобное рассказывала. Но всё равно я его иногда боюсь. Он со мной один, с вами другой, и не понятно, какой же настоящий. — Бу-у-у! — с громким криком, размахивая руками, парень выбежал из магазина и схватил Лену. — Что же ты не кричишь? — Не хочу делать то, чего ты от меня ждёшь. Лёгкое усилие — и девушка полетела в снег. Зинчук рассмеялась вместе с Ромой, а затем сняла рюкзак и ударила им наглеца. — Эй! Ты чего?! — возмутился десятиклассник. — Ты бы так же сделала! — Мне можно! Поднимай, пока ещё не получил. Дальше были долгие дороги и разговоры, разговоры, разговоры. Кажется, на спор Рома перелез через забор детского сада и плавал в сугробах, как в реке. Потом убегали от сторожа, смеялись. Раз за разом вытаскивая из своего колпака новый фокус, Истомин замечал, как Лена грустнеет. То ли шутки были глупыми, то ли болезнь брала своё, но девушка едва ли не умирала. Дойдя до школы, ребята стали прощаться. Трепетно и нежно Катя привычно обняла каждого, Шувалов пожал Роме руку и тихонько сказал: — Проводишь её. Парень согласно кивнул, но Серёжа ему не поверил и добавил: — Я проверю. Разошлись. Впереди был привычный путь от школы до дома, разве что при другом свете. В темноте теперь стадион напоминал огромное море, а дома по краям — прибрежные железные скалы. Рома как ледокол пробивался вперёд сквозь снега, намерено идя через преграду. Как привязанная, Лена шла за ним и ничего не говорила. — Ты язык проглотила? — сурово спросил Истомин и остановился. Девчонка врезалась ему в спину. — Нет. — Жаль. Иногда так бывает: ты покупаешь в магазине свежие и дорогие продукты, стараешься, делаешь всё по рецепту, а в результате получается пересоленое сырое блюдо, которое легче выбросить, чем пытаться спасти. — Ты сегодня очень солёная, — произнёс Рома, расправил руки-крылья и упал на спину в снег. Девочка, конечно же, не поняла, о чём он говорит, поэтому промолчала. Глядя в ночное небо, Рома думал, в чём его ошибка. — Ложись со мной. Рука тянулась к милой девочке, как к звезде, которую так хотят поймать дети. Леночка держала голую ледяную ладонь и горячим дыханием попыталась согреть. Рома притянул её, и она упала на колени, выставив свободную руку вперёд, но она погрузилась в снег. — Мы тонем, — с ужасом в голосе прошептала Лена, наклонившись к лицу. Необъятный тёмный мир с каждым вдохом сжимался в одну точку. Ветер поднимал волны снега и накрывал влюблённых серебряными искрами. Рома боялся моргать, ведь, закрыв глаза и открыв их вновь, всё могло исчезнуть. Ледяными пальцами он провёл по её лицу, обвёл щёки и губы, будто не веря, что это не сон. — Ромушка, вставай, пожалуйста, — Лена едва выпускала из себя звук, но парню почудилось, будто он оглох от крика. На чёрном коне явился Глум. Истомин смотрел, как развевался его длинный плащ, как чёрт занёс над собой руку с хлыстом, и приготовился к удару. Боль стянула всё тело, и Рома зажмурился. Сделав усилие, он скинул с себя Лену, встал и пошёл прочь. Глаза застилала влага. Не видя, куда бредёт, он часто влетал в сугробы, спотыкался и почти падал, но продолжал идти. «Обрыв остался позади, — мелькнуло в голове, — иль я к нему бегу со всех ног?».