Отзвук

      На поверхности ещё не село солнце, когда Труба Келп вышел на пробежку. Это был единственный час дня, когда он мог позволить себе немного отвлечься от работы и проблем с ней связанных.       Вчера, как только он собрался бежать на заседание Совета, по пеленгатору с ним связался Жеребкинс с новостью, что Совет перенесён на понедельник, так как проблема с датчиком была решена (на самом деле Совет просто назначили на понедельник, но Труба не знал об этом, а то что проблема вовсе не решена не знал Совет). Тем лучше, у командира появился хотя бы один свободный день. И он намеревался провести его с пользой.       Труба бежал в парк Четырёх Сезонов — его любимое место в Гавани. Огромная территория, засаженная деревьями и травами, с помощью магии поделённая на сектора — времена года. Где-то всё время цвела вишня, где-то хлестала метель, где-то золотились клёны. Большинство жителей предпочитали весну и лето, Номер Первый обожал зиму, а командир Келп одинаково сильно любил все четыре сезона, поэтому каждое утро он делал полный круг по парку вдоль огромного озера, расположенного в центре. Начинал он всегда с весны, потому что эта часть парка была ближе всего к его дому, и двигался в сторону лета, чтобы не нарушать естественного хода вещей. Здесь, один в огромном парке, Труба мог позволить себе думать об Элфи.       Они познакомились довольно давно, когда девушка только-только поступила в академию. Они учились вместе с его младшим братом, тогда он ещё носил имя Айбо. Эти двое были своего рода изгоями — Элфи потому, что была девчонкой, а его братец просто был самым слабым и плаксивым. Над Айбо жестоко подшучивали и издевались все, кроме неё, защитницы слабых и обездоленных.       Лето третьего года обучения кадетам предстояло провести в палаточном лагере на окраине Гавани. Будущие полицейские обучались выживанию, бегали по плацу, преодолевали полосу препятствий по сто раз на дню. Для Айбо это было суровым испытанием. Он был слабым и изнеженным, и в академию пошел не потому что так страстно мечтал стать полицейским, а просто вслед за любимым братом. Именно тем летом к Айбо прицепилась кличка «Шкряб», так как всегда и везде он был последним. Флидер с родителями приехали навестить юношу на выходные, тогда-то их с Элфи впервые представили друг другу. Это было вполне в духе младшего братца: «Элфи, это мой брат Флидер, лучший студент академии, а это мама и пап,. Флидер, мама, папа, это Элфи, моя подруга, я вам про неё рассказывал. Что вы мне привезли?» На этом их общение лет на семь и закончилось. И не известно, как бы сложились их отношения, если бы Трубу Келпа не назначили вести запись на обряде посвящения Элфи. Вот это-то их и сблизило.       Посвящение… Из всего набора Элфи была самой последней, даже Шкряб получил заветное место в элитном отряде быстрого реагирования на месяц раньше, хотя по всем показателям отставал от девушки. Труба также принимал участие в посвящении брата, возможно отчасти благодаря этому Шкряба приняли в элитное подразделение полиции. Конечно, ситуация была не такой драматичной, как с Элфи, но тем не менее её потом долго обсуждали.       В тот раз Круту приспичило поиграть в кошки-мышки на минном поле, соискателям выдали костюмы с особым сенсором, который реагировал на срабатывание мины. Зажглась красная лампочка — до свидания, твоё место регулировщика ждёт. Шкряб начал ныть с того момента, как увидел остров Терн Моор. Крут велел Трубе заткнуть брата, пригрозив, что если он услышит хоть один всхлип, то оба отправятся патрулировать улицы. Шкряб затих, но его лицо по прежнему искажала гримаса страдания. Труба похлопал брата по плечу и прошептал: «Всё будет отлично, вот увидишь.» Всё действительно шло не плохо, маленький отряд умудрялся ловко уходить от преследования Крута, пока на минном поле беспечно расхаживающий взад-вперед Труба не наткнулся на мину. Он хотел найти наилучший ракурс для того, чтобы запечатлеть перестрелку, когда отступив на шаг ощутил пружинящую педаль. Как только он отпустит ногу, мина сработает, и весь отряд новобранцев будет считаться убитым невзирая на то, что мину запустил оператор. Разве что Крут отдельно рассмотрит действия каждого в записи и примет решение зачислить кого-либо в корпус.       Труба поднял руки вверх: - Ребята, я вас подставил! Уходите к лесу, я последую за вами когда вы будете вне зоны поражения.       Все послушно потрусили прочь. Все кроме Шкряба. - Что ты стоишь, идиот? Мне нельзя с тобой разговаривать! Крут тебя подстрелит даже с завязанными глазами! Проваливай! - Нет, Труба. Ты ведь подорвёшься, когда отпустишь мину. - сказал Шкряб мягко, будто разговаривал с потерявшимся ребёнком. - Кретин, это не настоящая мина! Со мной ничего не случится! Она только активирует сенсоры на ваших костюмах! Убирайся отсюда, пока Крут не появился! - Я никуда не пойду. Это имитация настоящего боя и я должен вести себя так, как повел бы, если бы это была настоящая мина. - Болван, в реальном бою меня бы здесь не было! Меня нет, понимаешь? Я просто ходячая камера! Катись к чертям, Шкряб! Ты провалишь экзамен! Клянусь, я сейчас уберу ногу просто назло! Как можно быть таким идиотом? - Ты не уберёшь ногу. Ты так никогда не сделаешь, я же тебя знаю.       Шкряб подошел к нему вплотную. Труба опешил — он не мог понять, что собирается делать его тронувшийся умом родственник. Юноша воспользовался замешательством брата, одним резким движением сдвинув ступню Трубы с педали, он сам надавил на неё. - Великий Фронд, что ты делаешь, Шкряб? У тебя от нервов совсем съехала крыша? - Уходи, Труба. Отряд не заметит потери бойца. Мне никогда не сдать этот экзамен, а так у ребят будет шанс. Я отвлеку Крута, поверь, он не сможет устоять. Пока он будет глумиться надо мной, остальные смогут расстрелять его из кустов в упор и получить шанс попасть в отряд.       Труба был поражен. Ему всегда казалось, что его братец умел только плакать и жаловаться, но как выяснилось, его слабость была сейчас всем на руку. Он развернулся и скрылся в кустах. Шкряб оказался прав. Крут действительно решил поиздеваться. Подкравшись ближе, командир спросил: - Что, плакса, попал в переплёт? Твои дружки бросили тебя?       На этом его монолог прервался. Три новобранца, лежавших в кустах пластом, выстрелили на голос. Двое из них промахнулись, но один попал Круту прямо в голову. Он был зачислен в корпус сразу. А Шкряб получил свои жёлуди вечером, после того, как Джулиус просмотрел запись. Он кривился и морщился, но всё равно понимал, что попался на уловку Шкряба.       Труба быстро бежал вдоль озера. Лето сменялось осенью — стали попадаться пожелтевшие деревья, под ногами то и дело шуршали листья. Командир предавался воспоминаниям. В конце зимы, за несколько месяцев до того, как Элфи подала заявление на поступление в отряд разведки, умерла Корал Малой, мама девушки. Весёлую упорную женщину знали все в корпусе, поэтому Труба сразу узнал о несчастье. А в самом начале осени он столкнулся с Элфи на экзамене. До этого он знал её только в лицо да по рассказам брата. Юноша был восхищен её выдержкой и боевой смекалкой, а когда Элфи уснула привалившись к нему на обратном пути, он подумал, что они могли бы неплохо сработаться. Труба даже осмелился цыкнуть на своего командира, когда тот, посадив шаттл, ворвался в пассажирский отсек с воплем: «Приехали, проваливайте по домам.» Капитан приложил палец к губам, и, подхватив Элфи под спину и коленки, отнёс от пристани до полицейского участка, где оставил спать в комнате отдыха.       В середине декабря того года Шкряб ни с того ни с сего предложил Трубе отметить Йоль в компании Элфи. «Всё понятно» - решил про себя старший, но как выяснилось ошибся. На зимнее солнцестояние существовал ритуал — весь свет в доме гасили, некоторое время сидели в кромешной тьме, даже искусственный день в городе в полночь превращался в ночь и оставалось только экстренное освещение. Потом зажигали свечу, а потом и весь остальной свет в доме — это считалось началом нового года. - Труба, у неё в этом году умерла мама. У Элфи больше никого нет, никакой родни, я спросил в архиве. Из друзей у неё только я. И вроде бы она нашла общий язык с Жеребкинсом. Он точно уедет за город к своей сестре, получается что на новый год она останется одна в кромешной тьме. Я не думаю, что это будет весёлый праздник. Мама и папа не обидятся, если в этом году мы отметим с ней, мне кажется они даже решат, что так лучше. Что скажешь?       Труба задумался. Он вспомнил отважную девушку, которая рисковала своей карьерой чтобы спасти его, которая после всего пережитого спала у него на плече. А потом представил её одну, выключающей свет в пустом тихом доме. Разве он мог отказаться?       Они постучались в дверь за полтора часа до полуночи. Элфи стояла как громом пораженная, когда два брата — её однокурсник и лучший полицейский под землёй ворвались к ней домой. Труба вручил ей огромную охапку падуба и торжественно водрузил на голову корону из омелы, её полагалось надевать на Йоль всем женщинам — сегодня она была их королевой. Элфи, с огромным зелёным букетом в домашнем костюме и короне, стояла в прихожей и не шевелилась. Она вообще не могла понять, что происходит, когда Келпы вошли к ней в гостиную и стали передвигать мебель. - Элфи, а где ёлка? У нас есть для тебя подарки. - В этом году я решила не… - Что? Где кладовка?       Элфи молча проводила братьев к неприметной дверце в прихожей. Келпы торжественно выволокли коробку с елью. Вершки переняли у эльфов обычай наряжать ёлку, правда если волшебный народец наряжал живое дерево в лесу разными лакомствами, которые потом съедались, то вершки всё перековеркали и приносили умирающее дерево к себе домой, чтобы потом навесить на него стекляшек и пластмассы. Конечно, в Гавани у народца не было возможности украсить живое дерево, кроме как в парке, но там на Йоль было не протолкнуться, поэтому большинство наряжало маленькую искусственную ёлочку дома.       Пока Труба расправлял пушистые веточки, Шкряб разбирал сумки, которые утром они собрали вместе с матерью. Здесь было всё: яблоки, конфеты, орехи и пряники на верёвочках, которыми полагалось украсить ель, а также разные лакомства, которые будут стоять на столе. Элфи пришла в себя и побежала переодеваться.       В полночь все трое взялись за руки, поблагодарили бога и богиню за дары прошедшего года и погасили свет. Сидя в кромешной тьме, они чувствовали, что не одиноки, что рядом есть друзья и поддержка. Элфи была королевой новогодней ночи, старшей и единственной женщиной в их компании, поэтому именно она зажгла свечу — свет нового дня. В неярких отблесках Труба заметил, что её пальцы немного подрагивают, девушка наверняка думала о матери, которая обычно совершала этот обряд. Повинуясь какой-то внутренней жажде, он обнял за талию и привлёк к себе Элфи и брата, сидевших на полу вокруг маленькой свечи. Все трое прижались друг к другу, глядя на огонь. Постепенно за окном посветлело — снова включили искусственный день. Наступил новый год. Год, когда началась их дружба.       Ему потребовалось около десяти лет, чтобы разобраться в своих чувствах. Когда девушка на три года исчезла из их измерения, Труба даже начал посещать храм. Он ждал её, он её любил. Вот только, к несчастью, её сердце принадлежало другому. И кому! Малолетнему преступнику, вершку! Ничего хуже и представить себе нельзя. Но что делать, сердцу не прикажешь.       Труба замедлил бег. Сектор зимы заканчивался. Ноги разъезжались на грязной мокрой дорожке. Он повернул на узкую тропинку, ведущую вглубь парка. Спустя пару минут он остановился. Перед ним на небольшой прогалине стояло стройное деревце — сакура. Так как оно находилось между зимой и весной, то всё время было в подвешенном состоянии — все ветви были усыпаны нежными розовыми бутонами, но они никогда не распускались. Деревце стояло, ожидая своего часа. Труба подошел и прижался лбом к холодному мокрому стволу. Двое — он и дерево стояли под мелким дождём с измученной душой, жаждущей весны, тепла и счастья, которое никогда не наступит.