Жизнь за Ареной

POV Хеймитч Когда Китнисс просыпается, я сижу рядом. Я собираюсь сообщить ей о решении, принятом Плутархом. Девушка снова начинает дрожать. Я сжимаю ее плечо. - Все в порядке. Мы попробуем его вытащить. - Что? – Китнисс непонимающе уставилась на меня. Я рассказываю о том, что Плутарх решил направить в Капитолий спасательный отряд и с помощью верных ему людей, попытаться спасти Пита. Я привожу те же, доводы, что сработали с Плутархом: Китнисс не сможет быть полезной для революции до тех пор, пока жизнь парня подвергается опасности. Протягиваю девушке чашку с водой, и она медленно делает глоток, все еще пытаясь понять, почему мы раньше не предпринимали попыток спасти Пита. Я объясняю, что может погибнуть много людей, но это того стоит. Пытаюсь ободрить Китнисс, отвлечь ее от грустных мыслей, хоть на время. Еще я не знаю, как сказать девушке о том, что в добровольцы вызвался Гейл. Не смотря на мои попытки уклониться от ответа, Китнисс заподозрила, что я что-то не договариваю. Она действительно очень хорошо меня знает. Мне приходится сказать, что в добровольцы вызвался ее мнимый кузен. Предлагаю Китнисс принять снотворное и проспать все время, пока не придут вести из Капитолия, но она, конечно же отказывается. Хорошо, что команда добровольцев уже улетела, иначе девушку пришлось бы силой удерживать от полета в столицу. Сойка рвется в бой. Я понимаю ее. Чтобы отвлечься от мыслей об Эффи, оставшейся в Капитолии, я сам постоянно ищу хоть какое-то занятие. А теперь еще и Пит. Мне и самому не мешало бы найти какую-нибудь работу, чтобы перестать все время думать о них. Нужно поговорить с Плутархом. Может, что-то придумаем. - Плутарх, у меня к тебе разговор, - сходу начинаю я, входя в кабинет Койн. - Что тебе еще нужно? – раздраженно ворчит Хевенсби. - Китнисс проснулась и рвется в бой. - И что я могу сделать? Мы не можем послать ее в пекло. Она еще слишком слаба, да и эмоционально нестабильна, учитывая ее сегодняшнюю истерику. Не хватало еще, чтобы она разревелась при повстанцах. - Не обязательно ее куда-то отсылать. Давай найдем ей занятие здесь, в Тринадцатом. - И что мы ей поручим? Помыть полы в лазарете? - Я серьезно, Плутарх. Девочке нужно отвлечься, заняться чем-то полезным. - А мне кажется, это тебе нужно отвлечься. - Мне тоже не помешает, но я сейчас говорю о Китнисс. - Так, ладно. Нам все еще нужно видео об уцелевшем Тринадцатом и о живой Сойке. Думаю, с этим она справится. И если справимся за пару часов, Бити сможет запустить это в эфир Капитолия и отвлечь таким образом Сноу и его команду, пока наши ребята будут проводить операцию. - Что ж, думаю, Китнисс это будет по душе. - Вот только нужно что-то действительно стоящее. Что-то, что заставит весь Панем приникнуть к экранам. - Хорошо. Пойду, поговорю с нашей Сойкой. Вернувшись в госпиталь, застаю Китнисс беседующей с Финником. Сообщаю обоим о том, что для них нашлась работа. Пока они готовятся, съемочная команда устанавливает аппаратуру. И вот мы все наверху, готовимся к съемке. Китнисс сама просит начать спрашивать ее о Пите. Кресида спрашивает о том, как познакомились Китнисс и Пит, и девушка делает то, чего я не мог добиться от нее с самого первого интервью: она изливает перед камерой душу. Она рассказывает о том, как мальчик фактически спас ее семью от голодной смерти, отдав ей хлеб, за который ему пришлось терпеть жестокие побои. Я никогда не слышал об этой истории. Пит не врал на Арене: еще, будучи маленьким мальчиком, он любил Китнисс. Это действительно очень трогательно. Но еще важнее то, что говорит Китнисс после своего рассказа. Обращение к Сноу… звучит сильно и убедительно. Не нравится мне лицо Плутарха. Он явно что-то задумал. Бывший распорядитель подзывает нас с Финником к себе и предлагает продолжить то, что начала Китнисс, а именно, предлагает выдать разоблачающую информацию, известную Финнику. Мне это совсем не нравится. Одно дело рассказать на камеру, как ты познакомился с любимым человеком и высказать пару угроз в адрес президента, и совсем другое – признаться на всю страну в том, что твое тело продавали в угоду богатеньким столичным любителям «клубнички». Конечно, все победители узнавали, что их ждет после того, как заканчивались Игры, и никто никогда не сомневался, что Финник один из тех, кто пользуется особой популярность. Но одно дело, когда обо всем знают те, кто по воле судьбы вынужден разделить твою участь, а другое – когда об этом узнает все страна. Представляю, каково это… Мне самому удалось избежать подобной участи только потому, что Сноу нечем было меня припугнуть. Все мои близкие погибли, а меня оставили в качестве примера… живого назидания будущим трибутам, чтобы не смели идти против Капитолия. Финник соглашается. Одэйр занимает место перед камерой. Я решаю все же сказать это: - Ты не обязан это делать. - Нет, обязан, если это поможет ей. Я готов. Не удивительно, он хочет вытащить Энни и готов ради этого на все. Так же, как Китнисс ради Пита. Я вдруг задумываюсь, смог бы я сделать что-то подобное, если бы Эффи грозила опасность? И прихожу к выводу, что сделал бы все от меня зависящее и попытался бы сделать больше. Камера включается и Финник начинает рассказ, от которого не сможет оторваться никто, в том числе – президент Сноу. Тайны, интриги, интимные подробности жизни многих высокопоставленных чиновников Капитолия. Все это способно достаточно долго продержать у телеэкранов жадных до сенсаций капитолийцев. Когда Финник сам предлагает закончить съемку, команда уходит внутрь, чтобы подготовить видео к выпуску в эфир. Плутарх отводит Финника в сторону. Наверняка, хочет узнать, сможет ли Одэйр рассказать еще что-нибудь в таком же ключе. Мы с Китнисс отходим к развалинам. - С тобой случилось то же самое? – спрашивает девушка. - Нет. Моя мать и младший брат. Моя девушка. Они все погибли через две недели после того, как я стал победителем. Из-за всего произошедшего, я сошел с поля битвы. Сноу не мог никого использовать против меня, - отвечаю я. - Удивляюсь, почему он просто не убил тебя. Вот это-то как раз и не удивительно. Я ведь был живым напоминание каждому новому трибуту о том, как велика мощь Сноу и что происходит с теми, кто пытается тягаться с ним. У Сноу не было никого и ничего, что было мне дорого, что можно было бы использовать против меня, пока… - Пока не появились мы с Питом, - тихо говорит Китнисс, словно угадав о чем я думаю. Так оно и есть. Плутарх прав, я слишком сильно привязался к ребятам, и это не могло укрыться от глаз Сноу. И сейчас, с помощью Пита, он воздействует, хоть и не намеренно, не только на Китнисс, но и на меня. Я больше не нужен Сноу. Кто я? Мелкая пешка в большой игре… Китнисс – другое дело. И все же, судьба Пита волнует меня не меньше, чем девушку. Когда мы возвращаемся внутрь, Китнисс и Финник уходят в отдел Обороны, где пытаются скоротать время, чтобы не думать о происходящем. В Капитолии сейчас идет подготовка к основному этапу операции: вызволению арестованных из тюрьмы. Сейчас любая связь с нашим отрядом отрезана, чтобы не дать Капитолию засечь их, если вдруг столичные техники уловят сигнал. Нам остается только ждать. Время тянется мучительно долго. Наконец, 15:00, начало. Бити захватывает эфир Капитолия и включает ролик, в котором основная роль отведена Финнику и его невероятным рассказам. Целый час наш изобретатель борется с техниками Капитолия за эфир, и, наконец, видео заканчивается. Как и должен был закончиться самый важный этап операции. Вот только об исходе мы узнаем через несколько часов, когда вся группа либо вернется, либо нет. Проходит больше времени, чем планировалось, но вот нам докладывают, что планолет вернулся и сообщают, что всех прибывших сразу же поместили в госпиталь, чтобы осмотреть и оказать необходимую помощь. Спешу сообщить новость Китнисс и Финнику, которые все это время проводят в отделе Обороны. Мы добираемся до крыла, где расположен госпиталь, в котором суетятся врачи, медсестры, санитары и просто добровольные помощники. Мимо нас на каталке провозят Джоанну. Ей досталось за все тайны, которые она знала. Теперь я даже рад, что мои ребята ничего не знали. Хотя Питу и без этого досталось не слабо. Нам навстречу, завернувшись в простыню, бежит молодая девушка. В испуганной, бледной девчонке я узнаю Энни Кресту – возлюбленную Финника. Она бросается парню на шею и оба, словно растворяются в параллельной вселенной – их личном мире, где существуют только они двое. Глядя на этих двоих, вспоминаю Эффи. В душе разливается приятное тепло при мысли о ней. К нам с Китнисс подходит Боггс и говорит, что не смогли спасти Энорабию. Честно сказать, меня не особо заботит судьба профи. Ее хотели вытащить только потому, что Китнисс внесла спасение ее жизни в список требований, в обмен на которые она согласилась стать символом революции. Боггс сообщает нам, где Пит и предлагает поторопиться. Не терпится уже увидеть парня. Он столько пережил за все это время. Я улыбаюсь Китнисс, застывшей на месте и предлагаю уже пойти к Питу. Когда мы подходим к палате парня, он уже сидит на кровати в окружении команды врачей. Заметив Китнисс, он отталкивает врачей и бросается к ней, девушка срывается на бег. Они приближаются друг к другу и… Пит обхватывает шею Китнисс и начинает ее душить. Я ожидал чего угодно, но только не этого. Действия Пита застали меня врасплох. Я даже не успел среагировать, чтобы помочь Китнисс. К счастью, рядом оказался Боггс, одним ударом вырубивший Пита. Китнисс тут же бросились осматривать врачи, а меня отозвал встревоженный Плутарх. - Как Китнисс? – обеспокоенно спросил Плутарх. - Думаю, физически не все так страшно. Боггс быстро отключил Пита. А вот эмоционально… не знаю, как это все скажется на ее душевном равновесии, которое в последнее время и так не на высоте. - Да уж, мы не рассчитывали на такое. - Я не думал, что все будет настолько плохо. Что это с ним? - Думаю, это охмор. Человеку внушаются ложные воспоминания в то время, пока он находится под действием яда ос-убийц. В результате он перестает понимать где реальность и принимает искаженные воспоминания за действительно происходившие события. Вероятно, ему внушили ненависть к Китнисс или страх, - объясняет Плутарх, - я и предположить не мог, что его подвергнут охмору. Эта методика только разрабатывалась и еще не была на вооружении Капитолия, - добавляет он после короткой паузы. - Значит, они решили испробовать ее на парнишке. - Он хотя бы жив. В отличие от своей команды подготовки и стилиста. Их, если ты помнишь, казнили. Да уж, такое не забудешь. Пока Китнисс с Финником плели узлы, стараясь отвлечься, мы наблюдали казнь Порции и команды подготовки Пита в прямом эфире. Теперь все, кто был в нашей команде либо погиб, либо здесь - с нами. Все, кроме Эффи. Никто понятия не имеет, где она. Меня это с одной стороны беспокоит, а с другой – дает надежду, ведь если бы ее постигла участь Порции, Сноу не упустил бы возможности продемонстрировать это на всю страну. Нет, не хочу думать об этом. Предпочитаю надеяться, что с ней все в порядке, просто она по какой-то причине выпала из поля зрения капитолийских спецслужб. Вот только не понимаю, как такое вообще возможно? Китнисс провезли мимо нас в палату госпиталя, которая с недавних пор почти стала ее домом. Через некоторое время к нам присоединяется Бити, и мы ждем, когда нам разрешат увидеть Китнисс. Когда врачи заканчивают осмотр, нам позволяют войти. Плутарх выставляет всех за дверь. Всех, кроме маленькой сестренки Китнисс – Прим. Девочка наотрез отказывается оставлять сестру, угрожая, что немедленно расскажет о произошедшем матери. Девчонка не промах. Нет уже той маленькой напуганной девочки, которую вызвали на сцену на Жатве больше года назад. Она и тогда была достаточно смелой для своих лет, а сейчас… за этот год девочка, словно лет на пять повзрослела. Я предлагаю Плутарху оставить Прим. Он не доволен, но выбора у распорядителя нет, и сестренка Китнисс остается. Плутарх при помощи Бити рассказывает Китнисс о том, чему подвергли Пита в Капитолии. Прим интересуется, сможем ли мы вернуть ему настоящие воспоминания о Китнисс, вылечить его, и Плутарх выражает надежду, что так оно и будет, но девочка спрашивает, что я думаю обо всем этом. А что я думаю? Все и так понятно. Даже если нам удастся устранить последствия охмора, парень уже никогда не станет прежним. Тот Пит, которого мы все знали, навсегда остался в катакомбах Капитолия. И в этом есть немалая доля моей вины. Плутарх пытается подбодрить Китнисс, но способ он выбрал неудачный. Еще бы, чтобы как-то ободрить девушку, он сообщил, что Питу еще повезло, потому, что его стилиста и команду подготовки вообще казнили. Вижу, как девушка пытается сдерживать рвущиеся наружу рыдания и начинает задыхаться. Ей вкалывают успокоительное, и Китнисс засыпает. Следующие несколько дней Китнисс постепенно приходит в себя, а врачи Тринадцатого пытаются придумать, как помочь Питу. Вся команда прорабатывает несколько вариантов возможного лечения Пита и сходится на мнении, что нужно начать с более безопасного, а именно, постепенно пытаться восстанавливать воспоминания парня и начать с того, что никак не касается Китнисс. В итоге, опросив несколько десятков человек, мы находим девушку по имени Делли Картрайт, которая училась вместе с Питом. Услышав ее имя, я вспоминаю, как Китнисс узнала безгласую официантку на 74 Играх. Пит тогда предположил, очевидно, стараясь прикрыть свою напарницу, что она похожа на девушку из Двенадцатого, по имени Делли Картрайт. Сейчас же, увидев настоящую Делли, я вижу, что она похожа на ту рыжую девчонку так же как муха на слона. Ну что ж, это все в прошлом и уже не имеет никакого значения. Я нахожу Китнисс возле отдела Обороны и отвожу в больницу, где Делли уже болтает с Плутархом. Девчонка сразу же бросается к Китнисс и ведет себя так, словно они лучшие подруги, а потом и вовсе сообщает, что всегда восхищалась моей подопечной. Мне приходится немного подумать, прежде чем решить для себя, правду ли говорит девушка, но, кажется, она абсолютно искренне по-доброму относится к Китнисс. В итоге, мы решаем, что беседа с Делли не вызовет никаких негативных воспоминаний у парня и отправляем ее к нему в палату, оставаясь в комнате для наблюдения. Пит узнал Делли и даже ответил на несколько ее вопросов об их детстве, вот только дальше все пошло не так. Парень стал спрашивать, почему они в Тринадцатом и где его родители. Делли пыталась увести разговор в сторону, но Пит связал гибель Двенадцатого с Китнисс. Его снова начал охватывать гнев. Раздался голос Плутарха, приказавшего вывести девушку из палаты Пита. Врачи начинают что-то писать, Пит все еще кричит. Мы с Плутархом вытаскиваем Китнисс из комнаты и прислоняем побледневшую девушку к холодной стене. Ей сейчас больно, страшно, невыносимо думать о том, что Пит никогда не вернется. Она больше не может находиться взаперти и просится в Капитолий. Плутарх сообщает, что не может ее отпустить и вообще начать операцию в столице, пока не захвачены все дистрикты. А под нашим контролем пока все дистрикты, кроме Второго, и Китнисс решает отправиться туда. Это сейчас лучшее, что может хоть немного отвлечь девушку от постоянных мыслей о Пите, и все соглашаются. К тому же с ней во Второй отправляется Боггс, который лично проследит за ее безопасностью. Да и повстанцы во Втором никогда не позволят Сойке попасть в беду. Я же остаюсь в Тринадцатом. Честно сказать, я бы и сам не прочь уехать из этого подземелья, из-под командования Койн, но я нужен здесь, и не столько в качестве одного из участников восстания, сколько как ментор Пита. Я слежу за результатами лечения парня, но пока не вижу никаких улучшений. А вот Плутарх находит какие-то положительные сдвиги в каждой мелочи. Можно подумать, что Плутарх более внимательно относится к тем изменениям, что происходят в состоянии Пита, но не в этом дело. Он не знает Пита, так как знаю я. И я точно знаю, что вся эта ерунда о том, что парень почти поверил, что Китнисс не переродок или самостоятельно съел обед, не разбив при этом стекло подносом и не выбив никому зубы, нисколько не указывает на улучшение его состояния. Он ведь безумно любил Китнисс с самого детства, готов был терпеть ради нее побои, выносить ее безразличие и игру во влюбленных на камеру, в то время как он на самом деле любил ее, мог жизнь за нее отдать. Где теперь этот мальчик? Тот, который на первой своей Игре, игнорируя все мои советы, связался с профи только для того, чтобы сбить их со следа Китнисс, чтобы она победила и вернулась домой. Тот, который через пару минут после того, как Сноу объявил, что в Квартальной Бойне будут участвовать победители, пришел ко мне и уговорил меня отпустить на Арену его и помочь спасти Китнисс. Теперь он точно знал, что не вернется, но это его не остановило. Где тот парень, который терпя жестокие побои и зная, что станет еще хуже, что его подвергнут самым жестоким пыткам, предупредил нас в прямом эфире о готовящейся бомбежке, чтобы только дать возможность своей любимой спастись? Неужели Плутарх всерьез думает, что тот факт, что Пит самостоятельно съел порцию пудинга, приближает нас к тому парню, которого погубил Капитолий? Я так не думаю, именно поэтому, разговаривая с Китнисс по телефону, я развеиваю призрачные надежды, внушенные ей Плутархом. Наверное, это жестоко, но не более, чем тешить ее байками о том, что Питу лучше. Пусть она лучше знает правду. Это лучше, чем несбыточные пока надежды. Если я действительно увижу улучшение в состоянии Пита, я первым сообщу об этом Китнисс, но это будет только правда. Я уже итак слишком много врал своим подопечным и скрывал от них правду. Сестренка Китнисс предложила снова изменить воспоминания Пита. То есть теперь уже вернуть ему его настоящие воспоминания, используя настоящие видео и успокоительное. Не знаю, чего мы добьемся, используя этот метод и дальше, но первое, чего нам удалось достичь – это то, что ярость Пита сменилась растерянностью, ступором, продлившимся несколько часов. Ладно, это уже хоть что-то, но все же не то, на что мы рассчитывали. Через пару дней Койн и Плутарх принимают решение отправить во Второй Дистрикт команды техников с Бити во главе. Вскоре они разрабатывают план, как избавиться от Военной Базы, которая сейчас является чуть ли не основной опорой Капитолия. Гейл предлагает взорвать гору так, чтобы лавина замуровала выходы. Это жестоко, но это то, что посеял в наших сердцах Капитолий. Мы разучились быть милосердными. Высказываются мнения, что люди должны иметь возможность сдаться, но Гейл прав в одном, у жителей Двенадцатого такой возможности не было. Никто не дал возможности спастись даже детям и женщинам. В итоге план утвердили, и к вечеру все было готово. Пока мы обсуждали план, врачи тоже не бездействовали, они показали Питу видео, в котором Китнисс поет песню. Парень узнал песню, сказал, что слышал ее от отца Китнисс. Впервые, вспомнив что-то, имеющее отношение к Китнисс, он не сорвался как обычно. Это мало, но это уже что-то. Китнисс предложили нарядиться в костюм Сойки, на случай, если придется снимать видео. Китнисс надевает наушник, через который я теперь могу держать с ней связь, находясь здесь, в Тринадцатом. Нам сообщают, что только что был произведен обстрел и начался обвал горы, в недрах которой, расположена база. Я пытаюсь установить связь с Китнисс: несколько раз зову ее по имени. Девушка не отвечает. В этот момент я уже готов воплотить в жизнь свою идею с чипом у нее в ухе. Предпринимаю еще одну попытку привлечь к себе ее внимание. Наконец, она отвечает. Говорю, чтобы она шла внутрь, на случай бомбежки со стороны Капитолия. Она соглашается. Через какое-то время я решаю рассказать ей о Пите. Это, конечно не отличная новость, но хоть что-то хорошее в этом хаосе. Когда на Второй Дистрикт опускается ночь, все единогласно решают попытаться использовать Сойку, чтобы призвать миротворцев сдаться без боя. Мы хотим, чтобы она выступила с обращением. Я предлагаю продиктовать ей то, что нужно сказать. Этим она может спасти не одну жизнь, если, конечно, все получится так, как мы задумали. Девушка соглашается. Она и вся съемочная команда готовятся к съемке, которая будет проходить снаружи. Мне это не очень нравится. Там Китнисс будет уязвима, поэтому я предлагаю сделать все быстро. Китнисс сообщает в микрофон, что можно начинать. На экране в Тринадцатом появляется Сойка, стоящая на ступенях Дома Правосудия. Я диктую первую строчку. Китнисс повторяет и тут на вокзал подъезжают два поезда с ранеными. Китнисс вдруг кричит повстанцам, чтобы те прекратили огонь, и бросается на площадь. Камера следует за ней, и я вижу, что девушка хочет помочь раненому, но вместо этого оказывается у него на мушке. - Замри, - шепчу в микрофон. Китнисс послушно останавливается. Между ней и раненым завязывается диалог. Китнисс начинает пламенную речь. Это даже лучше, чем то, что написали помощники Плутарха. Ее речь идет от сердца и подействует намного лучше. К тому же, мужчина, кажется, задумался. Предлагаю Китнисс не останавливаться и рассказать о том, как она наблюдала за обрушением горы, и она продолжает. - Кто враг? – шепчу я в микрофон. - Эти люди, - Китнисс обводит руками раненых на площади, - не враги вам. Повстанцы – не враги вам! У всех нас один враг, и это Капитолий! Это наш шанс положить конец его власти, но, чтобы сделать это, нам нужен каждый житель Дистрикта! Она замолкает на несколько секунд и добавляет: - Пожалуйста! Объединитесь с нами! Девушка в ожидании смотрит на экраны и тут камера захватывает момент, когда из толпы кто-то стреляет в Китнисс. Неразбериха, воцарившаяся на площади, приковывает мое внимание к экрану. Двое повстанцев оттаскивают Китнисс в Дом Правосудия. Когда Кресида со съемочной группой окидывает площадь в последний раз, перед тем, как последовать за Сойкой, мы видим, что рабочие из заваленной Военной базы напали на миротворцев, а повстанцы только наблюдают за происходящим со стороны. Боггс сообщает, что пуля не пробила броню, но судя по тому, что девушка быстро бледнеет, а на животе слева образовывается обширная гематома, это может быть разрыв селезенки от сильного удара и значит, нужна срочная помощь. Китнисс немедленно доставляют на палнолет, и прямо в воздухе команда врачей начинает проводить операцию. Все время, пока Китнисс находится в пути к Тринадцатому, команда Плутарха носится по отделу Обороны, то и дело, сообщая нам новости о происходящем во Втором. После приезда Китнисс, ее помещают в госпиталь. По Панему расползаются слухи о гибели Сойки. Чтобы покончить с этим и доказать, что Китнисс жива, Плутарх отправляет к ней в палату съемочную группу, чтобы те засняли девочку в больничной кровати. С того дня, как Китнисс пришла в себя, она постоянно просит меня сообщать новости о Пите. Сама она подходить к его палате не решается. Повстанцы организовали небольшую передышку, а Финник с Энни решили пожениться. Плутарх быстро сообразил, что из этого мероприятия можно сделать отличный агит-ролик, развлекательного характера, чтобы показать, что у нас, в отличие от столицы – все хорошо. В итоге несколько дней мы наблюдали ожесточенную борьбу Койн и Плутарха. Она предлагала молодоженам просто расписаться и все, а Плутарх мечтал устроить незабываемый праздник. В итоге сошлись на золотой середине: среднем по затратам и размаху празднике, в организации которого принимали участие почти все. Даже Пит. Он приготовил для молодоженов торт. Это был один из тех моментов, когда парень вел себя вполне адекватно. Такое случается, но не так часто, как хотелось бы и мы не можем понять, от чего ему становится лучше. Но, наблюдая за тем, как он возится с украшением торта, мне на мгновение показалось, что я снова вижу того самого Пита, которого оставил в Капитолии. Но… это не так. Позже он снова впал в свое обычное после возвращения из столицы состояние. Праздник для Финника и Энни стал одним из тех моментов, которых так не хватает измучанному войной и тяготами лишений народу. Думаю, Плутарху удалось отснять отличные кадры для ролика. Китнисс, кажется, даже смогла отвлечься от грустных раздумий одолевающих ее в последнее время. До тех пор, пока не внесли торт, украшенный Питом. Девушка сразу узнала его работу. Ну еще бы, не узнать просто невозможно. Ожидая ее реакции, я тут же оказываюсь рядом и предлагаю поговорить. Выйдя в коридор, Китнисс спрашивает о том, что происходит с Питом. Я отвечаю правду. Ведь мы действительно не знаем, что с ним и почему периоды агрессии чередуются с вполне спокойным состоянием. Девушка обеспокоена, что он теперь свободно перемещается по коридорам нашего убежища, но я спешу убедить ее в том, что Пит по-прежнему под пристальным присмотром и рассказываю, что он хотел с ней увидеться. Для Китнисс это шок, но она все же соглашается. Мы приходим к палате Пита примерно в полночь, когда Плутарх, наконец, заканчивает с материалом, отснятым на свадьбе Финника и Энни. Я даю Китнисс наушник и отправляю в палату. Мы с Плутархом и командой докторов остаемся наблюдать за происходящим через одностороннее стекло. Китнисс напряжена, Пит насторожен. Он внимательно изучает девушку, так долго, что та начинает нервничать и искоса поглядывать на стекло, видимо ожидая от нас поддержки. Но нет, с этим она должна справиться сама. Я вмешаюсь только, когда это будет необходимо, не раньше. Пит оценивает девушку не самыми лестными эпитетами, и она огрызается в ответ. Я советую не горячиться. Знаю, трудно смириться с тем, что тот, кто слепо обожал тебя с самого детства, теперь не замечает в тебе ничего заслуживающего его внимания. Но он через многое прошел и уже тот факт, что он захотел увидеться с объектом своих кошмаров дает хоть какую-то надежду. Пит вспоминает ту историю с хлебом. Когда он рассказывает об этом, в его голосе я слышу прежнюю нежность, с которой он всегда говорил о Китнисс, но все это до тех пор, пока он не вспоминает Игры. Он видел пленку, где Китнисс сбрасывает гнездо ос-убийц, где она изображала любовь к нему. И все это не проделки Капитолия. Все это так и было. Вот только раньше, когда Пит был влюблен в Китнисс, он не замечал или не хотел замечать фальши в ее словах и поступках, и оправдывал ее попытку убить его тем, что она не знала о его истинных намерениях. Теперь же он трезво оценивает ситуацию и видит все так, как было на самом деле. Вот только это самое трезвое видение не позволяет ему вспомнить, что, не смотря на игру перед камерами, Китнисс действительно что-то чувствовала к парню и чувствует до сих пор. Может, это не настолько сильное чувство, как было у него, но оно есть. А может даже она любит его не меньше, но не может это выразить. Китнисс не в состоянии больше выслушивать его и молча выходит. Я не препятствую. На следующий день выясняется, что Китнисс, во что бы то ни стало, хочет поехать в Капитолий. Ну конечно, отмстить Сноу. Что она еще может там делать? После долгих и упорных переговоров, она убеждает Койн дать ей возможность тренироваться и готовиться к миссии в столице. Девушка даже решается на ускоренное лечение сломанных ребер, хотя, судя по рассказам врачей и виду самой Китнисс – процедура эта не из приятных. Джоанна также собирается в Капитолий и тренируется с моей подопечной. Девушки решают выписаться из больницы, вот только Джоанну врачи никогда не оставят одну и Китнисс предлагает пожить с ней. Конечно же, все здравомыслящие люди против, но только не я. Им обоим это нужно. В итоге Плутарх сдается и позволяет девушкам поселиться в отсеке напротив семьи Китнисс, под присмотром миссис Эвердин. Тренировки продолжаются в усиленном режиме. Будущие солдаты, которых отправят в Капитолий, учатся выполнять необходимые боевые действия, управляться с оружием, работать в команде и под началом командира, находить выходы из сложных ситуаций, которые могут произойти при штурме Капитолия и за всем этим следит съемочная группа во главе с Кресидой. Они готовят материал для нового ролика. Вскоре до тренировок допускают Пита. Его всюду сопровождают охранники, но все же парня постепенно подпускают к оружию, что несомненно тревожит Китнисс, да и меня тоже. Кроме подготовки солдат, усиленно готовят технику, оснащение, провизию, обсуждают всевозможные планы, рассматривают варианты входа в город. Все это настолько поглощает Койн и ее помощников, что она на какое-то время забывает о Плутархе, все еще увлеченном съемками видеороликов о подготовке к вторжению в Капитолий. Оба занимаются своим делом. Никто никому не мешает. Я наблюдаю за всем со стороны, больше волнуясь за реабилитацию Пита. Благодаря тому, что у меня теперь практически нет занятия, я постоянно думаю об Эффи. Раньше я тоже вспоминал ее каждый день, но теперь все по-другому. Я думаю о ней почти все свободное время. Меня все больше беспокоит полное отсутствие новостей о сопровождающей Двенадцатого Дистрикта. Как-то раз я даже спросил Плутарха, не известно ли ему что-то об Эффи. Распорядитель посмотрел на меня так, словно я пожелал доброго здравия самому Сноу, но все же ответил, что после того, как казнили Порцию и команду подготовки Пита, агенты Плутарха пытались выяснить что-нибудь об Эффи Бряк, но им это не удалось. К моменту окончания тренировок Китнисс вместе с Финником, Гейлом и еще несколькими солдатами зачисляют в отряд Боггса. Это отряд снайперов. Плутарх лично вызвался их инструктировать. А мне тем временем сообщают, что соседка моей подопечной снова угодила в госпиталь, но теперь уже не с ранениями. На тренировке против нее обратили ее страх воды, который она заработала в Капитолии, когда девушку пытали и как результат, Джоанна оказалась совершенно дезориентирована в пространстве да еще и запаниковала. Ее накачали лекарствами и отправили в госпиталь. Именно об этом я сообщаю Китнисс и Финнику, встретив их в коридоре. Предлагаю им навестить Джоанну, пока я сообщу о случившемся Плутарху. Ему это не очень понравится, ему на войне нужны узнаваемые лица – лица победителей. Как я и предполагал, Плутарх разочарован тем, что среди солдат не будет Джоанны, но ей нужно лечение, а не война. И ему приходится смириться. Он рад уже тому, что там будет Китнисс – Сойка-пересмешница, символ восстания. Плутарх задумывает еще одну идею со съемками. Он собирается использовать отряд, собравшийся под началом Боггса в качестве «звезд», которые снова будут мелькать перед камерами. Конечно, им всем это не по вкусу, но Хевенсби убеждает ребят, что в реальных сражениях они все же будут участвовать. На этом они и сходятся. К тому же, не думаю, что их остановит приказ Плутарха. Я уверен, при любом удобном случае, они полезут на рожон. Надеюсь только, что в этот момент рядом будет Боггс, чтобы удержать ребят, а особенно Китнисс от необдуманных действий. В день отправки в Капитолий я не успеваю увидеться с Китнисс. Или просто не очень хочу. Я так часто прощался с этой девочкой, что мысль о том, что придется снова стоять перед ней и произносить набившее оскомину: «Постарайся выжить», не приносит ничего, кроме отвращения и неприятного щемящего чувства в груди. До тех пор, пока планолет не улетел из Тринадцатого, я был в отделе Обороны, якобы проверяя какие-то данные, которые необходимо было срочно довести до сведения Койн.