Жизнь за Ареной

POV Эффи Через пару часов иду на завтрак. В столовой только Пит и Хеймитч. Китнисс еще не пришла. Я выпиваю чашку кофе, оставляю Хеймитчу золотой браслет с изображением языков пламени, а Питу кулон на цепочке и ухожу. Сегодня первый день тренировок и у меня куча важных дел. Возвращаюсь к концу завтрака, чтобы проводить ребят на тренировку, однако Хеймитч не позволяет мне этого сделать. В итоге, дохожу с Китнисс и Питом до лифта и, отправив их на тренировку, возвращаюсь к столу. День пролетает незаметно. Вечером по дороге в гостиную встречаю Хеймитча. Обсуждая тренировки и успехи наших трибутов, мы доходим до места, где Хеймитч сразу же пытается узнать, чем Китнисс удалось поразить своих соперников. Оказывается, что девушка стреляла из лука. Наверняка, это было что-то невероятное, раз произвело такое впечатление даже на профи. Три дня отведенные на тренировки пролетели слишком быстро. Сегодня вечером трибуты будут показывать свои навыки перед распорядителями. Я очень волнуюсь. Признаться, я переживаю не столько из-за самих показов, сколько из-за того, что приближается день, когда нам придется попрощаться с Китнисс и Питом. После показов мы все собираемся за ужином. Хеймитч интересуется как все прошло. Пит рассказывает, как нарисовал портрет Руты, девочки из Одиннадцатого, которая была союзницей Китнисс. В отличие от прошлого раза, когда Хеймитчу понравилась выходка Китнисс, сегодня ментор явно не в восторге от того, что натворил на показе Пит, и он согласен со мной, что это только навлечет беду на обоих. Выходка Пита сама по себе ужасна, а тут еще Китнисс сообщает, что сделала узел и повесила на нем манекен, написав имя предыдущего главного распорядителя. Все еще хуже, чем я думала. Теперь Китнисс и Пит имеют еще меньше шансов на победу, ведь вся Арена в руках распорядителей и если придется, они сделают все, чтобы трибуты Двенадцатого Дистрикта не выжили. Я ухожу, не в силах сдерживать слезы. Неужели все закончится вот так? Неужели, они должны умереть? Я больше не могу держать в себе эту боль и рыдаю, уткнувшись в подушку, заглушающую стоны и всхлипы. Когда сил плакать больше не остается, привожу себя в более менее нормальный вид и присоединяюсь к остальным для того, чтобы узнать результаты показов. Что-то подсказывает мне, что такого отношения ребятам не простят. Вот только в чем это выразится? Как я и предполагала, когда очередь доходит до Двенадцатого Дистрикта, мы узнаем, что оба наших трибута набирают по двенадцать очков. Такие высокие баллы могут показаться подарком судьбы, но всем прекрасно известно, что это очень опасно. Как правило, профи набирают самые высокие баллы, и они ненавидят тех, кто обходит их. Для профи это всего лишь шоу, в котором нужно сохранять высокий рейтинг и уничтожать в первую очередь тех, кто тебя превосходит. И в этом смысле, Китнисс и Пит только что стали их главной мишенью. После объявления результатов все расходятся по своим комнатам. Ментор ужасно зол на ребят. Его можно понять, они сами себя подставили, но и им сейчас нелегко. Мне так нужна поддержка Хеймитча, но он не пришел. Снова и снова вспоминаю лица ребят и не могу сдержать слез. Ложусь на кровать и беззвучно плачу, чувствуя, как слезы стекают на подушку. Наверное, в какой-то момент я засыпаю, потому что не помню, чтобы Хеймитч заходил ко мне, однако, проснувшись утром, обнаруживаю записку, один край которой прижат будильником. «Ребята справятся сами. Им мы уже не нужны. Зато мне ты очень нужна. Жду тебя в гостинице «Луна Капитолия» в пятнадцатом номере в 13.00.» Странно, что задумал Хеймитч? Чтобы выяснить, мне нужно с ним поговорить. Полтора часа на сборы и я готова. Прежде чем уходить, пишу записку Китнисс и передаю ее через безгласую официантку. Надеюсь, хоть это порадует наших голубков. Прежде чем ехать в гостиницу, заезжаю домой, снимаю парик и смываю косметику. Так будет проще. Сегодня интервью трибутов и на улицах с утра толпы репортеров, не хватало еще, чтобы какой-нибудь особо настырный журналист проследил за мной. А так меня никто не узнает. Добраться до гостиницы не составляет труда. У дверей, сверкая безупречно белой улыбкой, меня приветствует администратор. Я сообщаю, что меня ждут в пятнадцатом номере и мужчина любезно провожает меня до двери. На стук дверь открывает Хеймитч в темных очках. Странно видеть его так. - Привет, - улыбаюсь я, стараясь скрыть свое удивление при виде мужчины. - Привет, - отвечает он и приглашает меня войти. Я вхожу и осматриваюсь. Довольно милый, уютный номер. Администратор спрашивает, не нужно ли нам еще чего-нибудь и, получив отрицательный ответ, уходит. - Почему именно здесь? – интересуюсь я, когда дверь закрывается, и все внимание мужчины сосредотачивается на мне. - Здесь не бывает репортеров. Да и тихо тут, - снимая очки, отвечает Хеймитч. Я приникаю поцелуем к губам Хеймитча, который тут же берет инициативу в свои руки и становится настойчивее. - Ты уверен, что ребятам не нужна наша помощь? – спрашиваю я, отстранившись. Меня все еще беспокоит то, что мы ничего не обсудили с ними перед интервью и, судя по настроению Хеймитча, не успеем обсудить. - Уверен. Они молодцы и все сделают правильно. К тому же, им нужен этот день. Пусть отдохнут. Я соглашаюсь. Им действительно не помешает побыть вдвоем вне Арены. - Как это ты решилась показаться так на улицах Капитолия? – смеется Хеймитч. - Так проще не привлекать внимания. С некоторых пор мое лицо часто мелькает на экранах. Не хотелось отбиваться на улице от репортеров, - отвечаю я, наблюдая за оценивающим взглядом мужчины, - Мне казалось, тебе так больше нравится, - добавляю я, и отворачиваюсь, стараясь скрыть смущение. - Ты прекрасна! – отвечает мужчина и, обняв меня со спины, добавляет на ухо, - но я люблю тебя как бы ты не выглядела. Это, наверное, самое невероятное, что я когда-либо мечтала услышать из уст Хеймитча и самое приятное. Повернувшись, я нежно целую мужчину, на несколько минут растворяясь в своей любви. - Ты ведь не обедала? – спрашивает он чуть позже. - Нет. Только передала записку ребятам и поехала к себе домой, чтобы переодеться. - Может, тогда поедим? - С удовольствием. После обеда мы лежим, обнявшись на кровати. Хеймитч перебирая мои локоны, заводит разговор о том, что вчера пришел, когда я уже спала. У меня словно ком в горле встает, когда я вспоминаю о вчерашних индивидуальных показах и о том, что завтра Китнисс и Пит уже будут на Арене. Что-то помимо страха и боли не дает мне покоя. Что-то, что я не могу выразить словами. Это как ощущение надвигающейся беды. Только какое-то размытое, нечеткое. Что-то должно случиться. Хеймитч пытается меня успокоить. Может он и прав, может я просто сильно привязалась к ребятам, и теперь настолько боюсь за них, что не могу совладать со своими эмоциями. - Эффи, мне нужно рассказать тебе кое-что очень важное, - как-то уж слишком тихо начинает Хеймитч. - Что случилось? – никак не могу унять тревогу, охватившую меня с того момента, как Хеймитч начал разговор. - Это касается Игр и… нас с тобой. - Я слушаю. - Дело в том, что… Эффи, ты должна знать, я бы очень хотел рассказать тебе все полностью и по порядку, но я даже сам не знаю всех деталей. А то, что знаю, может быть для тебя слишком опасно. Поэтому, я решил хотя бы предостеречь тебя. - От чего? Что происходит? Это как-то связано с тем, что ты отлучался из Центра? - Да. Дело в том, что эти Игры будут особенными. Но этой информацией владеет ограниченный круг людей. 75 Голодные Игры могут многое изменить в нашей жизни. - Ты меня пугаешь, Хеймитч. Мне действительно становиться страшно. Теперь то самое ощущение непонятной опасности, которое было неопределенным и размытым, словно приобретает четкий контур, выливаясь в определенную форму. - Не волнуйся, все будет хорошо. Просто нужно переждать какой-то период времени и все станет на свои места. - Какой период? - Этого я не могу сказать. Я надеюсь, что недолго. Мне трудно это говорить, но я должен тебя предупредить: это наша последняя встреча на этих Играх. Как только мы вернемся в Тренировочный Центр, тебе нужно будет держаться от меня подальше. Этого я никак не ожидала. Все это время сдерживать свой страх внутри и не сломаться мне помогала поддержка Хеймитча, а теперь… теперь у меня не будет даже этого. Я все еще пытаюсь внушить себе, что не правильно поняла, хотя, что тут можно было понять не так? - То есть? - Понимаешь, я не знаю, что и как будет происходить, я просто не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. А для этого, тебе нужно быть от меня как можно дальше. До меня вдруг начинает доходить. Если Хеймитч не хочет, чтобы я была рядом из-за какой-то опасности, которая может мне угрожать, значит, ему самому грозит беда. То есть все эти мои терзания и переживания по поводу того, что его не будет рядом, ерунда, по сравнению с тем, что может поджидать Хеймитча? - Стой, если ты говоришь, что там, где будешь ты, будет опасно, то ты ведь тоже подвергнешься риску? – еле сдерживая слезы, спрашиваю я. - Со мной ничего не случится, обещаю. И как только у меня появиться возможность, я вернусь за тобой. Вернется? Это значит, что он куда-то уезжает. Но это ведь невозможно до окончания Игр. И что значит «когда появится возможность»? - Вернешься? Ты что, куда-то уезжаешь? Не дожидаясь конца Игр? Как это возможно? - Эффи, послушай. Все это как раз относиться к тому, что я не должен тебе говорить, для твоей же безопасности. Тебе нужно знать только то, что я люблю тебя и обязательно вернусь. А тебе нужно вести себя как обычно и ничем не выдавать того, что ты хоть что-то знаешь. Я сам до конца не знаю, во что все это выльется, но надеюсь на то, что все изменится в лучшую сторону. Я не понимаю, что происходит, но это явно очень опасно. - Мне, страшно, Хеймитч, - шепчу я, прижимаясь к мужчине. - Не бойся, родная, все будет хорошо, обещаю. Я никому не позволю причинить тебе вред, - отвечает он, крепко обнимая меня. - Ты поэтому позвал меня сюда? Чтобы рассказать все это? – спрашиваю я, немного успокоившись. - Не только. Еще я очень хотел побыть с тобой наедине, не опасаясь, что нас подслушают или заметят. Безумно хочется сказать, что я сейчас чувствую и я шепчу чуть слышно: - Я люблю тебя. - И я тебя, родная. Я верю. Я всегда верила в тебя, любимый. И всегда буду верить, что бы ни произошло. Я знаю, ты справишься. Улыбаюсь и целую мужчину, отдаваясь в его власть, тону в нежных ласках. За несколько часов до интервью, собираемся возвращаться. Перед тем, как поехать в Тренировочный Центр, заезжаю домой и привожу себя в привычный вид. До дома я добралась почти без проблем, а вот к Центру проехать уже сложнее. Толпы народа закрывают все подъезды к зданию, но мне все же удается успеть на начало интервью. Хеймитч уже на месте, но сидит достаточно далеко. Я присаживаюсь на свободное место у прохода и смотрю на сцену, где один за другим трибуты отвечают на вопросы ведущего. О чем идет речь, я почти не слушаю. В голове крутится только сегодняшний разговор с Хеймитчем. Полностью погружаюсь в разговор на сцене только тогда, когда выходят трибуты нашего Дистрикта. Первой идет Китнисс в свадебном платье, которое вдруг превращается в великолепный наряд из перьев. Девушка словно стала птицей – сойкой-пересмешницей, своим талисманом. После нее на сцену поднимается Пит и в разговоре с Цезарем сообщает, что они с Китнисс поженились и что девушка ждет ребенка. Боже, что в этот момент твориться в зале: зрители свистят, кричат, требуют пересмотреть правила отбора для Квартальной Бойни, самые слабые охают и падают в обморок. Цезарю с трудом удается утихомирить разбушевавшуюся толпу. Пит присоединяется к остальным трибутам, занимая свое место рядом с любимой и держа ее за руку. Однако в следующий момент происходит нечто совсем уж невероятное: Китнисс повинуясь порыву, берет за руку Рубаку, он – Сидер и вот 24 трибута сцепляют руки, кто-то порывисто и быстро, кто-то нерешительно и осторожно, но они это делают. В тот же миг на сцене гаснут почти все прожекторы, на экранах пропадает изображение, и я вижу лишь силуэты уходящих со сцены победителей. В рядах зрителей появляются миротворцы, которые начинают выталкивать разгоряченных жителей столицы из здания. Стилисты, кураторы и менторы устремляются за своими трибутами, но в Центр пропускают только менторов. Всех остальных направляют к запасному выходу, чтобы отправить по домам. Перед тем, как покинуть здание, пытаюсь найти в толпе Хеймитча. Ловлю его взгляд и меня тут же выводят наружу. От запасного выхода вереницей тянутся стилисты, команды подготовки и кураторы. Толпа народа, половина из которых зрители, которых успели вытолкать из зала миротворцы, а вторая половина те, кто смотрел интервью на уличных экранах, выкрикивают протесты и возмущения, требуя то отменить Игры, то пересмотреть правила Квартальной Бойни, чтобы в ней не участвовали победители предыдущих Игр. Они сами не знают, чего хотят, но одно ясно точно. Эти Игры будет трудно смотреть не только жителям дистриктов. Хотя и не все, но многие капитолийцы на миг задумались о том, что происходит с людьми на Арене. Ужасно только, что понимание пришло к ним только тогда, когда под удар попали любимцы публики. Никто из них никогда не задумывался о том, каково это быть ребенком, которого приговорили убивать, или расстаться с жизнью. С трудом добираюсь до дома и, приняв душ, лежу на кровати. Мое тело и моя душа настолько устали, что мне не хочется ничего: ни плакать, ни кричать. Ничего… я просто лежу, уставившись в потолок, пытаясь уследить за вихрем мыслей, проносящихся в моей голове.