Жизнь за Ареной

POV Эффи После возвращения из Двенадцатого Дистрикта все пошло своим чередом. Так как было до тура победителей. Я выполняла свою работу, благо ее теперь было много, ведь подготовка к свадьбе Китнисс и Пита в Капитолии идет полным ходом и планируется незабываемое торжество. Весь день проводя на бесконечных презентациях мебели, новых украшений для зала, где будет проходить торжество, различных вариантах украшения столов и праздничных блюд, количество которых, наверное, даже превзойдет количество гостей, приглашенных на банкет, а их будет не мало, к вечеру я совсем выматываюсь, но и это не помогает мне не думать о Хеймитче. Каждый вечер мысленно представляю его образ, и сердце мучительно сжимается от осознания того, что он не рядом, но еще больнее понимать, что именно в этот момент он изводит себя алкоголем, стараясь забыться, чтобы не видеть кошмарные сны. В один из таких вечеров меня отвлек от размышлений телефонный звонок. Решив, что это по работе, я лениво подошла к телефону и, присев на диван рядом с тумбочкой, ответила: - Слушаю… - Эй, Эффи, привет, - небрежным тоном откликнулся собеседник. Сердце в груди застучало так, словно сейчас выпрыгнет наружу. Даже его будничный тон, которым он ко мне обратился, не может затмить радость от того, что я слышу его голос. - Привет, Хеймитч, - ответила я, стараясь оставаться такой же невозмутимой. - Как подготовка к свадьбе наших голубков? – как-то неестественно поинтересовался мужчина. Странно, Хеймитч интересуется подготовкой к свадьбе? - Отлично, - отвечаю я, не вдаваясь в подробности. Это еще успеется. - У меня к тебе дело. Можешь перенести фотосессию Китнисс недельки на три вперед? Перенести фотосессию? Что-то явно случилось. - Что-то случилось? Китнисс приболела? – нотки тревоги, появившиеся в моем голосе, не ускользнули от Хеймитча. - Все в порядке. Не беспокойся, невеста жива и здорова, просто сейчас не время для фотографий. Нам же нужно, чтобы все прошло идеально? – то ли спрашивая, то ли утверждая, ответил он. - Да, конечно. Я постараюсь. - Спасибо, пока, - пробормотал он еле слышно. - Пока, - ответила я, слушая короткие гудки, раздающиеся в трубке. Мне удалось уговорами, мольбами и обещаниями устроить незабываемый праздник, перенести злосчастную фотосессию на три недели вперед. Дальше все шло своим чередом, за исключением того, что теперь к моему обычному распорядку добавились телефонные разговоры с Хеймитчем. Под предлогом подготовки к свадьбе победителей, мы с ним стали чаще созваниваться. Правда, разговоры у нас были в основном о том, на какой стадии находится подготовка к торжеству, но все же, мне приятно слышать голос Хеймитча, пусть и говорящего нарочито грубовато и насмешливо. До фотосессии Китнисс остается около пяти дней, когда ко мне с утра заявляются несколько человек и сообщают, что фотосессию необходимо провести срочно и что я немедленно должна отправляться во вверенный мне дистрикт. Не смотря на мои попытки объяснить, что я не готова и мне нужно позвонить, меня чуть ли не заставляют поехать на станцию, где уже ждут команда подготовки, Цинна и фотографы, которые тоже не могут понять, к чему нужна такая спешка, если до свадьбы еще достаточно времени. К обеду следующего дня, мы прибываем в Двенадцатый Дистрикт. Пока команда подготовки направляется к Китнисс, я под предлогом того, что мне необходимо обсудить кое-какие детали с Хеймитчем, иду к его дому. Как только я вхожу, Хеймитч тут же прижимает меня к себе и целует. Поджидал он меня что-ли? Думать об этом нет ни желания ни времени. Я отвечаю на поцелуй, а потом приветствую мужчину: - Привет. - Привет, - отвечает он. - Я скучала, - шепчу на ухо, чтобы услышал только он. - Я тоже, - так же тихо отвечает он, а потом продолжает громко и отчетливо, - Почему вы сегодня приехали? Фотосессия ведь планировалась еще, как минимум, дней через пять? - Я не знаю. Нам вчера утром сообщили, что мы должны срочно выехать в Двенадцатый Дистрикт и провести фотосессию. Поезд уже был готов. Мы даже собраться не успели, поэтому я не позвонила. Не знаю, к чему такая спешка? Еще две недели назад, когда ты позвонил и попросил перенести все на три недели, никто не был против, а вчера… не знаю, что случилось, - отвечаю я, проходя в гостиную следом за хозяином. В глаза бросается чистота и порядок, царящие в доме Хеймитча, но спросить я не успеваю, заметив встревоженное лицо мужчины. - Хеймитч? Что-то случилось? - Да нет, все нормально. Я просто подумал, что если нас так поторопили с фотосессией, то не станут ли нас подгонять с датой свадьбы? Хм, что-то мне не вериться, что он об этом подумал, ну да ладно. Его мысли – это его дело. Тем более что не стоит ими делиться, когда существует большая вероятность, что разговор слушает кто-то еще. - Хм, кто их знает? Но все же лучше было бы, чтобы все осталось как раньше. Так будет меньше хлопот с подготовкой. А то ведь если уменьшат сроки, то нужно будет доделывать все быстрее. - Ты права. Меньше хлопот… - бормочет ментор. Я подхожу ближе и кладу руки на его плечи, чувствуя, как мужчина нежно приобнял меня. - У тебя тут чище, чем в прошлый раз, - усмехаюсь я. - За это нужно сказать спасибо Китнисс. Это она уговорила меня взять на работу одну из здешних многодетных женщин, чтобы бедолага могла хоть как-то зарабатывать на жизнь себе и своим детям, - отвечает Хеймитч. - Она молодец, как и ты, - снова говорю почти в самое ухо. Вздрагиваю и резко отпрыгиваю от мужчины, услышав стук в дверь. Хеймитч улыбается и направляется к двери. Входит какая-то женщина, приветствует Хеймитча и, оглядев меня, направляется на кухню. Наверняка это та несчастная, о которой мы только что говорили. - Мне уже пора. Команда подготовки, наверняка уже закончила с Китнисс. После фотосессии мы вернемся в Капитолий. Обо всех дальнейших мероприятиях, я буду сообщать тебе по телефону, - говорю я, делая вид, что действительно зашла по делам. - Хорошо, - спокойно отвечает Хеймитч, но перед тем, как пропустить к двери, он вдруг притягивает меня к себе и быстро целует. В голове мелькает мысль, что эта женщина может нас заметить. Я отстраняюсь и бросаю взгляд на дверь в кухню. К счастью, она нас не видела. Мужчина улыбается. Хеймитч открывает дверь и я быстро выскальзываю наружу. Не оборачиваясь дохожу до дома Китнисс и скрываюсь за дверью. Когда Китнисс спускается из спальни, я уже раздаю указания, как и в каком порядке снимать девушку во всех ее платьях. Фотосессия занимает несколько часов, но уже вечером поезд мчит меня обратно в столицу. На следующий день, как только мы приезжаем в Капитолий, нам сообщают о том, что вечером нас ждет обязательная к просмотру передача. Странно, так быстро смонтировали фильм? Хотя его готовили уже давно, и оставалось только вставить кадры с фотосессии, но все же. Мы сошли с поезда в обед, а уже вечером будет готов фильм. Смотрю передачу, не отрываясь. Ведь, в отличие от Голодных Игр, этот фильм не вызывает ужаса и отвращения. После того, как объявляют о том, что голосование за лучшее платье завершиться завтра, звучит гимн Панема и на сцену выходит президент Сноу. Он рассказывает об истории Панема и Голодных Игр, о Квартальных Бойнях и их отличиях от ежегодных Игр. А я никак не могу понять, зачем говорить об этом сейчас, когда до Игр еще так много времени? Ответ приходит, как только Сноу объявляет о том, чем будет отличаться грядущая Квартальная Бойня: трибутов в этом году будут выбирать из победителей прошлых лет. Осознание всего ужаса происходящего долетает до мозга мгновенно: Китнисс и Пит… или Хеймитч… Только не это. Этого не может быть! Так нельзя! Выбрать из тех, кого однажды уже сломали Игры. Если эти люди попадут на Арену… если Хеймитч попадет на Арену. Он просто не выдержит этого. Сама не замечаю, как по щекам текут слезы, оставляя за собой соленые дорожки. Неужели… я потеряю его… я не смогу. Нет, к этому я не готова: собственноручно вытащить ему смертный билет, видеть его мучения, смотреть, как он погибает. Нет. Я не могу. Падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушки и рыдаю в голос. Спустя какое-то время, слезы перестали течь. Их просто не осталось. Вместо них пришла ноющая боль где-то в груди. Безумно захотелось услышать его голос. Набираю знакомый номер. Несколько секунд и грубоватый голос пьяного ментора прерывает ровные длинные гудки: - Да. - Хеймитч… - все еще всхлипывая, зову его по имени. - Что случилось? – интересуется он нарочито спокойным тоном. - Квартальная Бойня… это… Хочу сказать, что это ужасно, что мне страшно и больно, но слезы, снова подступающие к горлу, не дают выговорить ни слова. - Что, не нарадуешься, что снова будешь курировать моих любимых трибутов? В этом году нам с тобой даже стараться не нужно будет, чтобы раздобыть им спонсоров. В прошлом году всю работу сделали, - отвечает ментор вроде бы с издевкой, но совсем беззлобно. Мне кажется, он пытается таким образом успокоить меня и не дать мне сболтнуть лишнего. - Хеймитч, я…, - хочу сказать, что не представляю, как буду тянуть имена на Жатве, но тут у меня в голове, словно вновь прокручивают его предыдущую фразу, - стой… ты о чем? Жатвы же еще не было. Ты и Пит в равной степени можете попасть на Арену. Хеймитч хотел мне что-то сказать. И я знаю что, вот только поверить никак не могу. - И ты думаешь, наши голубки хоть на минуту расстанутся? Он смеется в трубку, но я-то знаю, как нелегко ему это дается. Я пытаюсь вникнуть в то, что только что услышала. До меня доходит, что Пит хочет вызваться добровольцем на Жатве и оказаться на Арене вместе с Китнисс. Но тогда… один из них уже не вернется. И Пит сделает все возможное, чтобы самому стать этим кем-то. - То есть, Пит и Китнисс снова будут на Арене вместе? - Я в этом уверен. Этот парнишка такой идиот, на верную смерть пойдет, - Хеймитч снова наигранно смеется. - Бедные дети, - шепчу я, но не потому, что хочу скрыть это от прослушки, ведь это телефон, а не жучки в квартире, тут шепот не поможет, а потому, что просто нет сил сказать громче. - Зато в этом году, тебе будет легче готовить трибутов. Они уже все знают. - Да, наверное, - отвечаю я на его якобы шутку, - пока, Эбернети. - Пока! – отвечает он. В трубке все еще слышно его тяжелое дыхание, когда я не выдерживаю и, бросив трубку, снова утыкаюсь в подушку. Китнисс и Пит… кто-то из них на этот раз точно не вернется домой. Как можно спокойно об этом думать? В голове проносятся сотни картинок, воспоминания о времени проведенном с ребятами. Еще на прошлых Играх мне было больно и страшно наблюдать за всем, что происходило с ними на Арене, а теперь, когда она стали мне как родные… я пока еще не понимаю, что будет со мной, когда они оба будут в опасности. Но одно чувство я уже испытываю и, признаться, ненавижу себя за это. Это чувство в какой-то степени доказывает мне самой, что я капитолийка, думающая, прежде всего о себе… Облегчение от того, что вместо Хеймитча на Арене будет Пит. Мне больно это осознавать, но это так. Я люблю и Китнисс и Пита и не хотела бы увидеть их снова сражающимися за жизнь, но если выбирать между Питом и Хеймитчем… я бы предпочла увидеть на Арене Пита. Я пытаюсь убедить себя в том, что это просто последствия стресса, но в душе ведь я знаю, что и завтра и послезавтра и во время Жатвы я буду думать так же. Утром я собираю записи всех Игр, в которых участвовали ныне живущие победители, и отправляю их Питу. Мне ужасно стыдно, когда я слышу по телефону его голос, полный решимости спасти любимую девушку. К 75 Играм готовятся очень тщательно. Время летит безумно быстро. Наверное, потому, что оно приближает тот день, когда не станет кого-то из дорогих мне людей. За день до проведения Жатвы из Капитолия выезжает поезд, который доставит меня в Двенадцатый Дистрикт. К станции мы подъезжаем минут за 15 до начала церемонии. С поезда меня сразу же везут на площадь, где тут же направляют на сцену. Площадь заполнена изнывающими от жары людьми. Но им нечего боятся, в этом году все они могут быть спокойны. Те, кто будет сражаться за жизнь в этот раз, стоят отдельно, на специально выделенной площадке. На негнущихся ногах я подхожу к стеклянному шару с одной единственной бумажкой, сиротливо лежащей на дне. Кое-как справившись с дрожью в руках, открываю шар и, достав бумажку, разворачиваю ее и читаю имя: - Китнисс Эвердин. Из второго шара достаю одну из двух бумажек, раскрываю ее, и земля уходит из-под ног. - Хеймитч Эбернети. На то мгновение, что понадобилось Питу, чтобы вызваться добровольцем, меня охватил безумный страх. Страх потерять самого дорогого мне человека. Успокоить бешено колотящееся сердце удалось только спустя несколько минут, уже по дороге на станцию. Постепенно страх потерять Хеймитча уступил место боли, от осознания того, что Пит, возможно, не вернется обратно. Когда мы садимся в поезд, трибуты уже там. Ребятам даже не дали попрощаться с родными. А ведь для кого-то из них этот день в родном дистрикте был последним. А может и для обоих…