"Rédemption (искупление)"

Мадам Жири сидела в кресле и читала старое письмо от Призрака. Она и так знала эти строки наизусть, но все равно вглядывалась в каждую аккуратно выведенную красными чернилами букву, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. “ Это уродство - плод грехов моих предков. В наказание за их жестокость моя мать родила такого ужасного ребенка. Я мучаюсь не только по своей вине. Простите, мадам, красноречие меня покинуло. Говорить о том, что рвет на части мою проклятую душу, не менее тяжело, чем снова и снова переживать сцену на крыше Оперы, о которой я уже говорил. Вы спросите, есть ли лекарство, как от этого избавиться? Напрасно. Я пробовал. Поверьте, я испробовал все, что только мог. Но решения не нашел, как видите. Мне нужно только одно - искупление. Ваш П.О." Кристина не помнила, как вернулась в особняк мужа. Все ее мысли занимало воспоминание о Дон Жуане, об опасениях. Когда певица перед премьерой сказала Раулю, что боится, она не имела ввиду опасность для жизни - она боялась не вернуться по собственному желанию. Эрик был гением, человеком, наполненным духовно, умным, коварным, искусным. Виконт де Шаньи же был образцом обыкновенной любви, символом простой земной жизни - семья, дети, тихое счастье, а может быть тихая скука? Только сейчас девушка почувствовала, как не хватает музыки, как хочется петь дуэтом в пляшущих на стенах бликах огня, танцевать и кружиться в дьявольском танце. Разве она родилась для обыкновенной будничной жизни? Нет, только не так, только не серые однообразные дни в большом чужом и холодном доме. Поскольку эти стены теперь казались хуже темницы, Кристина отправилась к Мадам Жири и Мэг. Ей нужен был совет, мысли, крутившиеся в голове, судорожно искали выхода, подтверждения. Девушка ни на секунду не сомневалась, что не даст Эрику умереть на гильотине. Только вот как это исполнить? К тому моменту, когда Кристина рассказала все, что ее волновало, мадам Жири уже выстроила в голове план. Как удачно, что Призрака охранял Робер, троюродный брат Мэг! - Робер - мой племянник, я уверена, что он нам поможет. Ты точно сможешь? - Да! - никогда еще графиня де Шаньи не чувствовала столько решимости. Она спасет Эрика, во что бы то ни стало. В этот момент силы окончательно покинули Кристину. Она была не в состоянии снова возвращаться в усадьбу, поэтому осталась ночевать у мадам Жири, ничего не подозревавшей о мыслях своей дочери. Эрик вдруг почувствовал, что задыхается. Он не мог больше выносить эту проклятую жизнь, любовь к Кристине тяжелым камнем лежала на измученном сердце. Призрак огляделся вокруг, будто только сейчас заметил, что находится в тюрьме. Что-то изменилось в угрюмой пустоте заточения. Цветок, он завял! Какая быстрая смерть! Только недавно, еще час назад жил, рос, раскрывал свои лепестки и вот, кончено. То же самое произойдет с Кристиной, если она не оставит своего учителя. Она молода, талантлива, для нее открыты все двери, губить жизнь девушки своим присутствием? Э, нет! Уж лучше смерть. Умереть за нее даже приятно, да и кому нужен такой уродец, как он, Призрак Оперы, сгоревшей чуть ли не до тла в тот роковой день на премьере Славы Дон Жуана. Вид увядшего цветка привел Маэстро сначала в отчаяние, а потом в бешенство. С остервенением схватив валяющийся на полу небольшой камень, Эрик швырнул его в стену - и во тьме каземата мелькнули две искорки от этого столкновения. Огонь! Всепоглощающий, очищающий, спасительный. Кроме цветка в камеру пытались пробраться разные травинки, обреченные на смерть, засохшие в щелях между камнями, на них то и посыпались очередные искры, уже намеренно высеченные безумцем. Язычки пламени мерно покачивались из стороны в сторону и стали разрастаться, как яркие рыжие бутоны чудесных цветов. В иступлении смотрел на это завораживающее зрелище Эрик, потом сжал до боли кулаки и запел: Во тьме ночи, при свете дня Судьбы нет лучше для меня. Гори, гори печаль огнем. Пускай всегда пылают в нем И страсть, и страх, тоска и боль. Спектакль окончен, эта роль Последней стала для певца. Пускай вокруг славят творца, А я сойду в подвалы ада. Без слез, без крика. Так и надо! Эта была необыкновенной красоты мелодия, в которую вплелись и жар огня, жестокого огня любви, и холод тюремной камеры, одиночества. В этой суете никто не задумывался о причинах, связях, не делал сложных выводов, поэтому Рауль оказался забыт на время. Он радовался, что удалось выйти из игры. Старая гостиница вполне подходила для того, чтобы, оставаясь в тени, наблюдать за тем, что творится на сцене чужих жизней. Скрипнула дверь, и в плохо освещенную комнату проскользнула хрупкая женская фигура в рубашке и брюках. Поверх такого костюма был накинут темный плащ, скрывающий своим капюшоном лицо вошедшей. Рауль и так отлично знал, кто посетил его в назначенный час, а, значит, молча ожидал новостей от дамы. - После известия об аресте эта чудачка бросилась в замок! Она безумна! - воскликнула женщина, - Кристина хочет устроить Эрику побег! - имя Призрака посетительница словно выплюнула, с таким отвращением это было сказано. Рауль помедлил и довольно спокойно произнес: - Что ж, тем хуже для них обоих. Ты можешь идти. Спасибо, Мэг. Мисс Жири вышла на улицу и села в поджидающий экипаж. Дело сделано, все идет по плану. С самого начала вокруг Кристины крутились и Рауль, и Призрак, с первых дней успеха только и речи было, что о мисс Дааэ, такой талант,такая красота и грация! Кроме этой выскочки ни на кого из труппы и не смотрели. Уж лучше бы дальше пела Карлотта. Почему все самое лучшее досталось Кристине, из-за того, что она сирота? Этого мало! Достаточно ей было Эрика, так она и Рауля все время к себе притягивала! Такую несправедливость Мэг не могла долго терпеть. Девушка согласилась помогать графу де Шаньи, в надежде на его благосклонность, симпатию. Разве она не красива, не молода, не талантлива? Разве она не превосходная балерина? Так почему сидеть в тени великолепной мисс Дааэ, когда есть шанс наладить жизнь! Нечестно - это слово прочно укоренилось в памяти мисс Жири. В своей камере в этот момент на пол бессильно опустился Эрик. Пламя так и не разгорелось в сырой темнице, оно погасло, как гаснет надежда - последний огонек в глазах осужденного. Холодная ненависть сковала застывшее сердце Призрака. Скольких он убил, издеваясь, посмеиваясь, а ведь поначалу не хотел этого делать. Все потешались над молодым уродцем. Музыка, звучавшая в голове юного гения, шла вразрез с окружающим миром. Непонятый, отвергнутый бродил по свету Эрик словно тень, привидение, принося одно только горе. Униженный, раздавленный он слишком рано познал боль, обиду, страх, ненависть, такую холодную, острую, как льдинки. Сердце юноши слишком рано стало каменным. Кристина. Ангел музыки, спустившийся с небес на землю, белая роза, распустившаяся в неярком свете факелов на сцене. Она стала для Призрака всем - целью, мечтой, надеждой. Теперь есть смысл жизни, есть, для чего существовать, к чему стремиться. Она дал этой совсем юной девушке голос, дал крылья, возможность снова взлететь, подняться в небо, возвыситься над другими. А как Кристина отплатила за все? Сбежала от Маэстро, покинула храм тьмы и музыки, предала своего учителя! Как она умело пела окрепшим голосом для Рауля, этого глупца, франта, заметившего только примадонну, а не безызвестную балерину. - Кристина, - прошептал Эрик, а потом повторил громче. - Кристина, ты предала меня! Как же я ненавижу... себя. Ведь это я не смог тебя завоевать, я приношу одну только боль. Прости меня, живи счастливо, а про меня забудь. - Давай тише, приятель, - буркнул Робер. Призрак внушал ему сострадание и ужас. Казалось, что за одно мгновение заключенный сломает решетку, выскочит на волю и убьет всех, кто попадется под руку. А непонятый гений уже бредил, метался в жару, и через некоторое время растянулся на узкой лавке и забылся тревожным сном.