* * *
— Нет, это не Остромысл! — рявкнул Джеки Чан, треснув кулаком по столу. — У нас один криминальный авторитет в радиусе ста километров. Больше некому. — Пиздят как дышат твои сводки. Не Остромысл это! Его только из тюрьмы выпустили! — Не выпустили, он сам сбежал. Между прочим, за кровожадные эксперименты над людьми. — Та не за эксперименты, а за хищение казенного имущества! — крикнул в сердцах Джеки Чан. Евкакий сплюнул в окно от напряжения. — Миша, это не Остромысл, — повернулся к председателю буйный крыжовниковый магнат села. — Не Остромысл, — закивал председатель Михаил. Залпом осушив литр портвейна, Джеки Чан от злости разбил об голову бутылку и смачно выматерился. — Дядя Джеки Чан, там к вам на огород Федор Учиха с ведром лезет! — выглянув в окно, воскликнула Рита. — К крыжовнику, кажись, лезет… — Шо?! — рявкнул и без того разозленный каратист. — Где? — Да залез уже. — Ну я его щас… И ринулся к двери, но был перехвачен Олегом за руку. — Стреляйте в голову, — попросил Олег. — Не сомневайся, — пообещал Джеки Чан и пулей, как для изрядно выпившего, кинулся домой. Председатель Михаил, глядя в окно, как бежит его сенсей, помахивая отобранными у дворника граблями, перевел взгляд на Риту. — Спасибо, Рита. За бдительность и отвлекающий маневр выпишем тебе двадцать рублей премии. Рита просияла. Евкакий снова уселся на стул. — Это че только что было? — поинтересовался раздраженный разведчик. — Что он тут орал? У нас миссия вообще-то, а он со своим Остромыслом… — Евкакий, ты так-то прав, спору нет. Остромысл стал главным антагонистом сюжета сразу как дезертировал из села, у нас эта традиция вообще только так и работает, — произнес председатель. — Но одного забывать нельзя. — Чего? — Остромысл Джеки Чану сослуживец. — И че теперь, пусть картошку и дальше вывозит? Председатель Михаил покачал головой. — Сослуживец, Евкакий, это ж самое дорогое, что есть у каратиста. Какой бы он ни был: хоть гнида, хоть дебил, хоть понторез, хоть даже… прости Господи, гомосек… Олег вскрикнул и перекрестился. — … сослуживец всегда будет важен настоящему каратисту. Даже такой, как Остромысл. Евкакий закатил глаза, явно не разделяя мировоззрения своего сенсея. — Подумай, Евкакий, ты б на Олега смог кипятильник поднять, если б он дезертировал и внезапно стал главным злодеем? Глянув на румяного радостного сокомандника, разведчик сухо ответил: — Да легко. — Тьфу ты, шо ж ты такой дурной, я тебя чему десять лет учил? — возмутился председатель Михаил. Отмахнувшись от бредней сенсея, Евкакий строго произнес: — А как же миссия? Пусть и дальше у нас картошку вывозят? — Как у лохов позорных, — поддакнула Рита. — К Остромыслу наведаетесь с проверкой и разъяснительной беседой, — сказал председатель. — Без Джеки Чана. Каратисты кивнули. — Евкакий, назначаю тебя главным, как самого бесчувственного. — Я не подведу. — Да уж постарайся, — буркнул председатель. — В помощь вам троим я приставлю одну из лучших команд каратистов — Ино-Шика-Чо, а так же Гаврилу. Направившись к двери, команда председателя кивала на ходу, уже мысленно пересчитывая зарплату за эту миссию. — И осторожно! — крикнул вслед Михаил. — В Задрищенске может быть опасно!* * *
Пока солнце еще только сонно высовывалось из-за линии горизонта, а часы упорно показывали четыре утра, на улицах деревни не было ни души. Лишь редкие рыбаки и доярки с ведрами сновали вдали, но главное, что из дома Джеки Чана раздавался по всей улице громоподобный храп. У ворот в село, пользуясь тем, что Джеки Чан еще спит и не будет противиться правосудию над Остромыслом, уже строились каратисты. Команда Ино-Шика-Чо, членами которой были известные на все село Иннокентий Яманака. Шикарный Нара и Чозанах Акимичи, сидели на корточках и, как подобает патриотам села, плевали семечки не куда-нибудь, а в урну из сломанного ведра, вокруг которого сидели. Гаврила в это время пристал к рыбаку, пытаясь выяснить, как там, клюет или нет, на что ловил, и не бушует ли рыбнадзор. А лидер команды, Евкакий Емельянович Хатаке, нервно расхаживал туда-сюда, то и дело сверяясь с часами. — Убью, паскуд, — шипел себе под нос разведчик. И, наконец-то заметив, как к ним бегут Олег и лохматая сонная Рита, чуть не разорался на все село. — Пока вы там на сеновале пестики-тычинки рассматриваете, Остромысл, возможно, уже крадется к границам села с ядерным оружием в тачке, — прикрикнул Евкакий. — Встать в строй. Олег и Рита раскраснелись и присели на корточки рядом с Ино-Шика-Чо. Евкакий закрыл лицо рукой. — Встать с кортанов! Каратисты, нехотя повиновались. — Убрать семки! Чозанах Акимичи послушно высыпал остатки семечек в карман. Оглядев отряд придирчивым взглядом, Евкакий Хатаке нахмурился. — Вперед, на Задрищенск. Пленных не брать. — Даже баб? — ужаснулся Гаврила. — Мы идем к Остромыслу, откуда там бабы? — Логично, — кивнул Иннокентий Яманака. — Погнали, — воинственно крикнул Олег и, затянув на лбу бандану с эмблемой Малого Коноховска, первым кинулся в сторону леса. Рита понеслась следом, гремя аптечкой в походном рюкзаке, а Евкакий, как самый элитный каратист, взобрался на мотоблок с прицепом и, аки Цезарь на колеснице, вальяжно поехал вперед. Инокентий, Шикарный и Чозанах переглянулись и неспешно зашагали следом. — Хотите прикол? — фыркнул Шикарный Нара, поправив рюкзак. — Моего внука будут звать Шмаровозом…* * *
А в это время главный антагонист, криминальный авторитет, матерый уголовник, безумный ученый и просто подонок, сидел в высокой траве и плел из ромашек и васильков венок. Рядом, мотыляя обутыми в лапти ногами, на траве лежал молодой лаборант и листал толстую книгу. — В чем сила, Остромысл Любомирович? — спросил лаборант. — В чакре? — Сила в Ньютонах, юный Копыто, — наставительно произнес физик-ядерщик. — Это эпиграф вашей монографии. — И татуировка у меня на пояснице. Отпив хлебного кваса из бутылки, Копыто оторвался от чтения и тоже уставился вдаль, на сонные красоты утреннего Задрищенска. — Красиво здесь у нас. Цветочки, дома лубяные, озерцо с химотходами, НИИ наш как раз только открылся… чего к нам студенты не приходят? — Придут, Копыто, — заверил Остромысл. — Потому что вы верите в светлое будущее и процветание научных идей среди молодежи, несмотря на все превратности судьбы? — восхитился Копыто. — Нет, потому что по всему лесу ямы и капканы, рано или поздно какой-нибудь грибник попадется, и мы сразу же завербуем его на физмат. Ну и да, светлое будущее, научные идеи и прочая демагогия. Умиротворенно переплетая между собой цветы и травинки, Остромысл как раз задумался о разумном, добром вечном, как рация около него затрещала. — Наверное снова цезий в лаборатории рванул, — вздохнул физик-ядерщик и схватил рацию. — Да, Галочка? — Остромысл Любомирович, прямо по курсу человек, предположительно женского пола, предположительно женщина, — донеслось из рации. Остромысл тут же отшвырнул венок и достал из кармана халата театральный бинокль. — Где-где? — заволновался Копыто, достав подзорную трубу. Осмотрев округу в бинокль, Остромысл тут же остановил взор на одинокой фигуре рыжеволосой девчонки в ярких лосинах и цветастой блузке. — Вижу. И присмотрелся тщательнее. — Смотрите, Остромысл Любомирович! — крикнул Копыто. — У нее в руках! Остромысл снова присмотрелся к бумажке, которую сжимала гостья. — Аттестат, — одними губами прошептал ученый. — Это же… — Абитуриент. Ученый и лаборант переглянулись. Остромысл встал с травы и, отряхнув халат, замер пред алым солнцем. — Созывай кафедру, Копыто. Этот день настал.* * *
— Шмаровоз… ой, я не могу, Шмаровоз! — Иннокентий, хватит ржать, — прикрикнул Евкакий. — Враг не дремлет. Мы на территории Задрищенска. Это обитель Остромысла, здесь расслабляться нельзя. — И наклоняться тоже, — сказал Олег Учиха. — Особенно наклоняться, — кивнул разведчик. Ино-Шика-Чо замерли в ожидании, а Гаврила на всякий случай обернулся. — Там какая-то баба на холме стоит, — сказал Чозанах Акимичи. — Глянь. Евкакий, высунувшись из кустов, задрал голову. — Это не баба. Это сам Остромысл. — Ух, ебать. — Аж крест нательный к груди примерз, — перекрестился Шикарный Нара. — Надо потом в церковь сходить, — дрогнул голос Иннокентия Яманака. — А давайте ему рожу набьем, — сказала Рита. — Само собой, — согласился Евкакий. — Пока он не ожидает атаки. Шикарный, готовь технику теневой ловушки, чтоб задержать Остромысла. Шикарный кивнул и принялся распутывать свою черную луковую сетку. — Чозанах — задавишь маньяка массой. Инокентий, Гаврила — ищите ворованную картошку. Олег — нападешь со спины, Рита собирай подорожник, чувствую, прольется кровь. Каратисты поспешили исполнить приказ: Шикарный почти распутал узлы на луковой сетке, Гаврила пополз по-пластунски в сторону сараев, а Иннокентий, прикрывшись ветками, притаился следом. — А ты? — спросила Рита, повернувшись к сокоманднику. Евкакий нашарил на поясе боевой кипятильник. — А я… — Атас, баба прямо по курсу, — объявил Чозанах сквозь чавканье беляшом. — Евкакий! — Щас я ее с ноги уебу, это шпион Остромысла, по-любому, — вскричал разгоряченный разведчик и, вскинув кипятильник, выскочил из засады. — Чидори! Незадачливая абитуриентка Задрищенского НИИ явно была особой не шибко умной, ибо добровольно поступать к Остромыслу приходили только те, кого не брали в армию и тюрьму. Но уж чего, а реакция каратистки на угрозу у нее была: услышав свист раскручиваемого кипятильника и вопль со стороны кустов, девчуха тут же вытащила из сумки полупустую бутылку абсента и, сделав большой глоток, молниеносно чиркнула зажигалкой и поднесла ее ко рту: — Стихия Лавы! Техника Таинственного Плавления! Но, разглядев замершего в атаке каратиста, который даже не заметил, как его собственный кипятильник треснул его по затылку, сама застыла, как памятник. — Малый Коноховск? — поинтересовалась каратистка, увидев бандану с листом щавеля. — Поволжье? — заключил разведчик, пялясь на бляху в виде тюльки на поясе. Каратисты чуть смутились. — А шо ты в водолазке теплой лицо прячешь, тепло же, — поинтересовалась дама. Евкакий ощупал ворот натянутой до глаз водолазки и рассеяно пояснил: — Так я ж этот… как его… дебил. — Ты из клана Учиха? — Не, я из клана Учиха, — вклинился в диалог Олег. — Бей Остромысла! — заорал Гаврила где-то на фоне. Физик-ядерщик бежал с холма на них, помахивая своей толстенной монографией, а лаборант Копыто, швырнув пробирку с едкой жижей прямо в Иннокентия Яманака, обгонял его на велосипеде. — Абитуриент! Абитуриент! Девка тут же замахала аттестатом, призывая к себе научную интеллигенцию Задрищенска. Но Остромысл, треснув своей монографией Гаврилу, присмотрелся к гостье и разгадал тайную истину. — Назад, Копыто, это ловушка! — заорал ученый. — У нее пояс с тюлькой! Она каратистка из Поволжья! Засада! Копыто, задрав голову, действительно разглядел на тополях поволжских каратистов, притаившихся в засаде, и, не сдержав такого издевательства, швырнул прямо в подставную абитуриентку пробирку с неким химикатом. — Скальпель Чакры! — Хуякры! — гаркнул в ответ поэтичный шо пиздец разведчик и, выскочив вперед барышни, лихо отбил летящую пробирку кипятильником. — Ты-ы-ы! — прорычал Остромысл. — Кто? — обернулся Копыто. — Это же сын Того-Кого-Нельзя-Называть! Копыто ахнул, а поволжская шпионка за спиной Евкакия схватилась за сердце. — Сын Емельяна Белого Клыка Хатаке, — процедил Остромысл. — Даже если он бы добровольно пришел к нам поступать, мы бы его не приняли на наш физмат. — Это высад! — крикнул Олег Учиха. — Техника… я пока еще не придумал чего, но вот тебе камнем по роже за то, что ты пиздишь на моего сослуживца, петух патлатый! Поймав белым лбом обломок кирпича, Остромысл взвыл и тут же оказался повержен слаженной работой команды Ино-Шика-Чо. Споткнувшись и запутавшись в черной луковой сетке, ученый рухнул в траву, Чозанах Акимичи навалился сверху и прижал своими полутора центнерами веса, а Иннокентий, как ответственный за технику переноса сознания, начал суровый допрос. — Где наша картоха? — рявкнул он. — Ничего тебе не скажу, каналья! — Картоха где, урод?! — Отошел! — вдруг крикнул поволжский каратист и, отпихнув Иннокентия, навис над Остромыслом. — Где наши банки трехлитровые? — Да, пёс, где наши банки? — крикнула лже-абитуриентка. — Какие банки? — завертел головой Гаврила. — Я подорожник принесла! — крикнула из кустов медсестра Рита. Поволжские каратисты одарили малоконоховцев суровыми взглядами. — У нас банки в селе воруют. Все сараи повскрывали, все погребы обчистили. Бабы в панике — скоро сезон консервации, а у нас банок нет. В сельпо одна банка двадцать пять рублей стоит, как дефицитный продукт. Село на пороге гражданской войны. Евкакий понимающе кивнул. — А у нас картошку пиздят. — Так, а я здесь причем? — возмутился Остромысл. — Тихо там, сраный клептоман. Где картоха? — И банки?! — И банки! Копыто шмыгнул разбитым носом. — Мы прогрессивная научная интеллигенция, у нас такие разработки в НИИ, у нас такие ресурсы! Да у нас денег как грязи, — прорычал он. — Нахер нам ваша картошка? — И банки! — И банки нахер не нужны! Чозанах встал с синюшного Остромысла и переглянулся с Шикарным Нарой. — Почему чуть что, так сразу к нам приходят? — шипел Остромысл. — У вас что, своих маньяков нет? Да нате, обыщите сараи, ищите там свою картошку. — И банки! — И банки! — крикнул ученый, швырнув каратистам под ноги ключи. — Давайте, ищите, у нас там как раз уран обогащается. Повертев в руках ключи, Рита переглянулась с Олегом. Повисла неловкая пауза.* * *
— Да, лоханулись, — сказал Гаврила, стоя у указателя «Задрищенск 500 м». — Лучше перебдеть, чем недобдеть, — философски заключил Олег. Поволжские каратисты разочарованно принялись пинать ногами кусты. — Вы нам операцию запороли, — произнес один из каратистов. — Мы вам запороли? — поразилась Рита. — Это вы нам запороли! — Шо? Вы какого хрена вылезли? — А вы какого ляда не атаковали? — крикнул Шикарный Нара. — Оно ж за бабьей юбкой прятаться легче, — поддакнул Чозанах. — Шо? Хто прятался? — возмутились поволжцы. — Это дочь нашего главного зоотехника, по совместительству — председателя, а мы — элитный охранный отряд. — Элитный-то элитный, а банки просрали, — прогнусавил Олег Учиха. — А может это вы их и сперли! — Шо? — Ни шо! — Бей Поволжье! И переросла бы перепалка в Великую Войну Каратистов, как вдруг один из каратистов Поволжья, получив по голове с вертухи, не огляделся. — А где дочка председателя? Поволжцы взбледнули. — А где Евкакий? — перепугался Олег, поняв, что в их отряде не хватает того, кто быкует обычно сильнее всех. В это время две фигуры на мотоблоке уже двигались навстречу видневшимся вдали красотам Малого Коноховска.* * *
— В ходе миссии выяснилось, что мы имеем дело с серией похищений, — пояснил Евкакий, глядя на председателя Михаила сверхсерьезным взглядом. — Попытка мирного избиения Остромысла результатов не дала. Председатель Михаил хмуро уставился в окно. — Предлагаю объединить военную мощь Малого Коноховска с каратистами из Поволжья с целью создания альянса, противостоящему серийному похитителю, — сказал разведчик. — Так-так. — Мною была проведена работа важная дипломатическая беседа с дочерью поволжского председателя. В ходе беседы выяснилось, что Поволжье готово объединиться в альянс. — Очень хорошо. — Более того, было установлено что сын соседки помощницы председателя Поволжья знает человека, чья тетка работает в приемной Государственного Комитета Каратистов, — произнес Евкакий. — Вы представляете, товарищ председатель, какие связи откроются для Малого Коноховска, если срочно задружиться с Поволжьем? Михал задумался и одобрительно закивал. — В связи с этим, я готов в полной мере взвалить на себя миссию по налаживанию связей с Поволжьем. Прошу выдать мне разрешение, а также сто тридцать пять рублей на советское шампанское, конфеты «Птичье молоко» и презервативы. Председатель Михаил встал с кресла и, разлив по рюмкам портвейн, протянул одну из них Евкакию. — Молодец, Евкакий, хвалю за инициативность. Недаром что разведчик. Будет тебе звезда на погоны. — Служу селу, — отозвался Евкакий. — Шампанское и конфеты тебе будут, а вот презервативов у нас в селе нет, — сказал председатель. — Ну ничего, считай это тренировкой реакции каратиста. — Вас понял. — Все, свободен. Мне работать надо. Как шашлыки готовы будут — зови. Оставив занятого председателя наедине с важными делами, не терпящих отлагательств (разве что на шашлыки под портвешок), Евкакий вышел из здания сельсовета, не забыв метнуть косой взгляд в сторону Надьки, снова воровавшей бюджетные средства на казино. Столкнувшись в дверях с первой леди села, которая, судя по выпученным глазам и загадочно-одухотворённому выражению лица как раз шла с внеочередного заседания своей секты, Евкакий потупил взгляд. — Здравствуйте, Клавдия, — сказал он осторожно, зная, что в любой момент эта женщина начнет снова вербовать его в неофиты своей секты. Клавдия Узумаки вытаращила глаза еще больше. — Ну, я пошел, — заторопился Евкакий. — Стой, Евкакий, — глухо произнесла Клавдия. — Ты веришь в Хвостатых Демонов? — Нет, я православный. И тут же разведчик понял, что сейчас оскорбил чувства верующей в демонов сектантки. Обижать жену председателя — чет не комильфо, поэтому Евкакий нехотя закивал. — Верю-верю. Это я так ляпнул… чтоб масоны не подслушали. Клавдия с одобрением взглянула на него. — Мне виденье было, — произнесла она. — От портвейна, что зарядил мою чакру и открыл мне третий глаз. — Господи-Боже, — притворно ахнул Евкакий. — И че там, как там ваш третий глаз? И, не удерживавшись, фыркнул, что от сектантки не укрылось. Сектантка обиделась. — Смейся, смейся, неверный, — произнесла Клавдия. — У меня третий глаз открылся. А у тебя второй скоро закроется. Так-то. — В смысле? — Тучи над тобой сгущаются, Евкакий. То ли порча, то ли сглаз, так не понять. Приходи к нам на собрание, там тебе точно скажут. — Понял. Я все понял, — заторможено кивнул разведчик, поняв, что вербовка началась. — Пойду я. — Глаз береги, — туманно прошептала Клавдия и направилась грузить мужа своими религиозными убеждениями. На всякий случай перекрестившись, Евкакий Хатаке двинулся к огородам, где было установлено наблюдение за урожаем и, по совместительству пикничок в честь альянса двух сел. «Это ж где вы, товарищ председатель, нашли такую страшную женщину?», — думал про себя Евкакий. — «Вот и что она только что имела в виду?». — Евкакий! Евкакий! — кричала развеселая дочка поволжского председателя, помахивая железной палкой. — Мясо бабы маринуют уже, где ты там ходишь? — А толку-то, — буркнул Евкакий. — Шампуров у нас в хозяйстве нет, мы их все на кунаи переплавили. — Да и хрен бы с ними, — рассмеялась поволжская мамзель, помахав железной палкой. — У меня есть арматура.