Никита. Филлеры

Лихие девяностые Рослый каратист в заляпанной майонезом майке сидел в приемной председателя Малого Коноховска и внимательно наблюдал за тем, как местный главврач самолично отсчитывает казенные деньги в бюджет сельской поликлиники. — Сто пятьдесят на зеленку, пятьсот на казино, — бормотала Надька, разложив на коленях смятые купюры. — Сто на мазь «Звездочка»… — Наденька, на кой-ляд тебе «Звездочка»? У меня в запасах целый ящик с восемьдесят пятого, — отозвался Джеки Чан, уже не зная, чем еще привлечь внимание грудастой врачихи к своей скромной персоне. — Покупал, боялся, что подорожает. Надька тут же подняла на каратиста заинтересованный взгляд. — С тебя «Звездочка, — сказала она и снова принялась считать деньги. — Тогда сто пятьдесят на зеленку, шестьсот на казино… Поняв, что на этом амурный интерес Надьки заканчивается, Джеки Чан хотел было начать то, за чем вообще явился в сельсовет, но дама снова заговорила и снова о целебной мази. — Помнишь, Джеки Чан, сколько со «Звездочкой» связано было? Первая научная разработка Остромысла — щипцы с резьбой, чтоб баночку эту легче открывать было, — вспомнила Надька и тут же на глаза ее набежали слезы. — Не поддержали мы его тогда, так и остался непонятым… — Надька, ну че ты, ей-богу, — кинулся обнимать подругу Джеки Чан, но сам украдкой всхлипнул. — Я верну его из Задрищенска, я ж каратист. — … кроме Остромысла никто не знал, как эту хрень открывать, — причитала Надька, утирая слезы майкой Джеки Чана. — Умным людям всегда тяжело… — Да, это да, — кивнул Джеки Чан, украдкой щупая главврача за зад. — Вот поэтому тебе и легко по-жизни… — Согласен, Надя, согласен. — И тут задумался и понял, что его только что эффектно обозвали тупым. — Ах ты сука ебаная. Внутренний гусар Джеки Чана отнюдь не хотел обижать взгрустнувшую деву, но внутренний каратист жаждал прописать за такую дерзость с вертухи, поэтому, в поисках золотой середины, Джеки Чан оттащил от себя Надьку и направился в кабинет председателя, решив, наконец, заняться делом. В это самое время председатель Михаил был занят важными делами, от которых его смел отвлекать лишь его сенсей. — Донт спик, — хрипло подпевал голосу из радио председатель, плюя семечки в горшок со столетником. — Ай ноу джаст… шо то там… сеинг, соу плиз стоп иксˈплейнин, доунт тел ми коз ит хёртс… Далее слов забугорной песни председатель Михаил не знал, а потому, в целях не выбиваться из нот и не прерывать музыкальную паузу начал издавать нечленораздельные звуки. — Что, Миша, с утра принял и весь день свободен? — усмехнулся Джеки Чан, закрыв за собой дверь. — А там у тебя Надька деньги на казино из казны пиздит. Председатель Михаил тут же спрятал початую бутылку портвейна в ящик стола, пока его сенсей и друг невзначай не достал из кармана треников свою именную рюмку, и, прикрутив радио, напустил на себя вид депутата, которого отрывают от важных дел. — Надьку мы потом расстреляем, — соврал председатель, боясь признаться что редкие выигрыши этой дамы в игровые автоматы составляют четверть малоконоховского бюджета. — Чего хотел, Джеки Чан? Джеки Чан присел на стул напротив председательского стола и, расстегнув штаны, чтоб сидеть было комфортнее, произнес: — Картошку у нас воруют, Миша. Опять. Сплюнув в окно от досады, председатель Михаил стиснул зубы. — Мужики на огороды пришли, глядь — полгектара выкопано подчистую, — сказал Джеки Чан, хлопнув ладонью по столу. — Уже и школьного сторожа ставили, и сами в кустах дежурили… толку никакого. — Решено, — твердо сказал председатель. — Проведем розыскную работу. Я соберу команду лучших умов села. — Я как знал, — хохотнул Джеки Чан. — Недаром ты мой ученик. Я научил тебя мыслить логично и делать сливовую наливку. Кстати, о наливке… Закатив глаза, Михаил снова достал портвейн, а Джеки Чан умелым движением заядлого выпивохи вытащил именную рюмку из кармана. — Итак, расклад такой, — занюхав портвейн столетником, сказал Джеки Чан. — Я могу порекомендовать тебе троих каратистов. Лучших в селе, а, главное, готовых работать за еду и идею. — За еду и идею — это очень хорошо, — аж приободрился председатель. — Так, что за кадры? С готовностью разложив на столе три смятые фотокарточки, Джеки Чан ткнул в первую пальцем. — Рита Нохара, гостья из молдавского села Большие Грязи, — указав на молодую девчушку с пластырями на щеках, которыми та заклеивала веснушки, объявил Джеки Чан. — Мастер полевой медицины, может вправить вывих и принять роды у коровы. Делает вкусное варенье из белой черешни. — Варенье? Варенье это хорошо. — Олег Учиха, — продолжил Джеки Чан, подвинув к председателю фотографию несмышленого на вид паренька в армейской форме. — Несмотря на то, что является отпрыском крайне мутной семейки, человек хороший, душевный. Девятикратный чемпион области по игре в преферанс. Сейчас служит в части, что рядом с нами, но даже в рядах армии не забывает о родном селе и часто прикрывает наших мужиков, которые у них с ангаров металлолом вывозят. И, сделав еще один глоток портвейна, Джеки Чан протянул председателю последнюю фотографию. — И, наконец, Евкакий Хатаке — лучший каратист района. В тринадцать лет стал каратистом четвертого уровня. В шестнадцать был завербован в малоконоховскую разведку, затем переведен в райцентр, где служит и по сей день. — Я понял. Я все понял, — кивнул председатель. — Только одного не понял. Ты нах мне их представляешь, это ж мои ученики? Джеки Чан растерялся и смутился, поняв, что попонтоваться, как в фильмах про шпионов, не получилось. Но идея Михаилу понравилась, даже очень — варенья из белой черешни, которое варила его ученица, он не ел давно. — Рита и Олег это как надо. Это прям отлично, — согласился Михаил. — Евкакий правда... Человек тяжелый. Джеки Чан неопределенно пожал плечами. — Ну оно и ясно, — продолжил председатель. — Пацан к успеху шел, дошел в итоге. Разведчик, на доске почета в разведуправлении год уже висит. И это при его-то темной биографии. — А че с ней не так? — Ну как… он же сын Того-Кого-Нельзя-Называть, — приглушенно зашептал председатель, чтоб Надька, подслушивающая под дверью, не расслышала. — Ёб твою мать, — благоговейно ахнул Джеки Чан. — Он сын пресловутого Емельяна Белого Клыка Хатаке. Удивительно, что Евкакию вообще аттестат выдали и в разведку взяли. А ты не знал разве? Вы ж на одной улице жили. Джеки Чан покачал головой. — Я до последнего верил, что они однофамильцы. — Ну, за однофамильцев. Рюмки звякнули. Пожевав лист столетника в качестве закуси, председатель Михаил принялся коряво царапать протокол будущей миссии. — На этом миссию по поиску похитителей картошки считаю начатой, — заявил председатель и, дыхнув перегаром на печать, опустил ее на бумагу.

* * *

Олег Учиха, вручив смущенной медсестре Рите букет собственноручно надерганных на клумбе соседа чайных роз, вдохнул свежий воздух полной грудью и с легкой тоской осмотрел родные с детства пейзажи Малого Коноховска. — Красота какая! — выкрикнул каратист, указав не то на пасущихся на клумбе гусей, не то на приветливо махающих ему школяров. — Два месяца дома не был, а каждую ночь в казарме вспоминаю село родное. Переобнимавшись с половиной села, он, смачно чмокнув Риту в щеку, с нетерпением застыл у здания сельсовета. — Сейчас приедет Евкакий, — аж подпрыгивая от нетерпения, верещал Олег. — Два месяца его не видел, а для каратиста два месяца друга не видеть — это как пытка, а мы, Рита, знаешь, какие с Евкакием друзья? Навек и дольше, все вместе, всегда вместе, помню, как мы у Джеки Чана крыжовник вместе, друг друга прикрывая, тырили… — Так это были вы, уебаны малолетние! — рявкнул Джеки Чан и кинулся было на парня с кулаками, но Надька и председатель Михаил едва удержали его на месте. — Ух, уроды! Весь крыжовник обнесли! — Тем лучше, им будет проще понять логику похитителя, — сказал каратист Алексей, только начавший карьеру участкового. Воссоединение команды Михаила могло закончиться дракой Олега и Джеки Чана, а в результате по роже получил бы и нерадивый председатель, его жена и медсестра Рита, ибо драка один на один была в селе редкостью. Драки обычно проходили с размахом: десять на десять, не меньше, все что меньше приравнивалось к несерьезному бытовому конфликту, все что больше — к Великой Войне Каратистов. И в тот самый момент как Джеки Чан орал что-то про свой крыжовник, а молодые каратисты Гаврила и Алексей кинулись оттягивать подальше Олега Учиху, девушка, по кличке Укуренная Юля, разглядев в дали что-то, завопила так, что выпустила изо рта самокрутку. — Едет! Едет! Малоконоховцы тут же засуетились и принялись лихорадочно вертеть головами, выглядывая из-за холма единственного, кто за последние двадцать лет сумел вырваться из села и покорить ни много ни мало райцентр своими талантами каратиста. Даже угрюмые зажиточные Учихи выбрались из своей улицы, чтоб поглазеть, но скорее, чтоб проследить за радостным Олегом, который был счастлив настолько, что даже как-то ей-богу неприлично. — Сын Того-Кого-Нельзя-Называть, — прошептал едва слышно Федор Учиха и переглянулся с родственниками. — Ну вы поняли. — Сын Емельяна Хатаке… не пускайте его обратно. — Это кто там распизделся? — рявкнул Гаврила. — Ты, Федор? — А шо я? — А шо ты? — Мажоры ебаные! — Это они картошку воруют, куркули сраные! — Ребята, драка!!! А пока каратисты сцепились в битве «Народ против клана Учиха», где Олег выступал на стороне народа и мутузил своего склочного двоюродного брата Федора и попутно отмахивался от Джеки Чана, который все никак не мог уняться со своим крыжовником, черная «Волга», сбив кривой знак «Осторожно, дети», остановилась у здания сельсовета. Надька, тут же схватив каравай и солонку, кинулась встречать, попутно нацепляя на голову венок. Вопли стихли. Лязгнула дверь автомобиля и молодой разведчик в натянутой до самых глаз водолазке, ступил на родную землю и критически огляделся. — Джеки Чан бухой, Учих пиздят — ничего не изменилось… — ЕВКАКИЙ! — оттолкнув Надьку с караваем, кинулся к разведчику Гаврила и стиснул в объятиях. — Евкакий! Приехал! Люди добрые, Евкакий приехал! — Ну да, ну да, — скупо отмахнулся Евкакий. — А ты кто такой? И оглядел хмурым взглядом местного густобрового модника в зеленых лосинах. Гаврила хохотнул. — Да как же… Гаврила. Одноклассник твой. Мы с тобой огонь и воду прошли. Это ж я на шухере стоял, когда вы с Олегом крыжовник у Джеки Чана дергали! — Ах ты сука! Мой крыжовник! Треснув Джеки Чана черствым караваем под дых, Надька прервала очередную волну драки. — Гаврила я! Узнал? — не унимался Гаврила. Евкакий нахмурился. — О, это же сын Того-Кого-Нельзя-Называть! Сын Емельяна Хатаке, — протянул дерзкий каратист второго уровня Федор Учиха, который был гнидой всегда. — Щас я тебе отомщу. — За что? — пискнул перепуганный детсадовец замотанный в теплый шарфик до самых глаз. — А мне пофиг, я Учиха. — Слы-ы-ышь! — раздался с горки детский суровый крик. Под горшок подстриженный пацан в зеленом комбинезоне стоял на горке в позе очень хорошего парня и хмурил густые брови. — Че ты мне сделаешь? Я каратист второго уровня, — быковал Федор. — А нас зато десять человек. Ребята, за Евкакия! — За Евкакия! Смутно припомнив орущих детсадовцев, которые избивали Федора Учиху, Евкакий закивал. — Да, да, помню-помню. — И, отцепив от себя радостного Гаврилу, прошел было два шага, как навстречу ему выпрыгнула невысокая каратистка с самокруткой в зубах. — Евкакий! — А ты хто такая? — ужаснулся разведчик, глядя в красные от покуривания глаза девушки. — Юля! Одноклассница твоя! — улыбалась Укуренная Юля. — Помнишь, когда вы с Олегом крыжовник у Джеки Чана воровали, это ж я вам все время корзины из дома приносила! — Да что ж вы за люди такие?! — взвыл Джеки Чан, сплюнув на землю. — Миша, шо ж это делается?! Вглядевшись в алые очи местной куряги, Евкакий припомнил, как маленькая тогда еще Юлечка с двумя бантами на косичках рыла детской лопаточкой могилу в песочнице, чтоб похоронить Федора Учиху, которого избивали его друзья за очередной выпад в его сторону. И подтянул ворот водолазки выше. — Как забыть, Юля, как забыть. Ну, пошел я. И только отошел чуть в сторону как оказался сбит с ног еще одним встречающим. — Да ебано-отхлёбано, — процедил разведчик. — А ты кто? Тоже одноклассник? — Помнит! Помнит-таки! — потрепав Евакия по волосам, заорал молодой участковый Алексей. — Два месяца в селе не было, уж думал, ты всех забыл, а нет, помнит! Помнит, зараза! Помнишь, когда вы с Олегом у Джеки Чана крыжовник обносили, я помогал через забор корзины тягать? — Да вы заебали! Это организованная преступная группировка! — надрывался Джеки Чан, стягивая ремень. — А ну стройтесь, пиздюки, я вам щас за крыжовник… Краем глаза глядя, как Надька и председатель Михаил снова пытаются скрутить обладателя самого вкусного крыжовника в селе, Евкакий поднялся на ноги и отряхнул новенький спортивный костюм. — Помню, помню, — отмахнулся он от Алексея. — Так, где там это ваше место преступления, я сюда не шутки шутить приехал… И снова не дошел, потому как дорогу ему перегородил каратист в военной форме и со знаменитым воспаленным учиховским взглядом. Раскинув руки, Олег Учиха не сдержал слезу и шмыгнул носом. — Иди, — сглотнув слезы, произнес Олег, которому Рита уже протягивала носовой платок. — Обними сослуживца. — Здравствуй, Олег, — скупо сказал Евкакий и, хлопнув того по плечу, прошел мимо. Тут же наткнувшись на председателя, разведчик даже обрадовался и хотел сразу расспросить о деталях дела пропавшей картошки, но Михаил, прищурившись, строго гаркнул: — А ну обними сослуживца! — Да че вы ну… — Бегом. Цокнув языком и закатив глаза, Евкакий коротко обнял Олега, но тот, рухнув ему на плечо, принялся вслух и громко ностальгировать по былым временам. — Вот так-то, — ухмыльнулся председатель Михаил, когда, наконец, шагал вслед за своей командой в сельсовет. — Все никак не поймешь, Евкакий, что нельзя с сослуживцами на отъебись. Два месяца в селе не было, а уже пальцы веером, ноги циркулем, своих не признает… — Да что вы такое говорите. — Тихо, щегол, не перебивай сенсея, а то не посмотрю, что у тебя вся грудь в орденах и плечи в погонах, отхожу по жопе ремнем за дерзость, понты и крыжовник Джеки Чана, — пригрозил Михаил. — Душевнее надо быть, Евкакий. Душевнее и проще. Понял? — Ага, — буркнул Евкакий. Михаил улыбнулся и замер на месте. — Ну, раз понял… иди, обними сенсея. — Да етить-колотить… — Иди, обними сенсея! — прикрикнул председатель. — Что за человек, наверное, когда «Белый Бим Черное ухо» смотрел, то не плакал, а смеялся. Глядя, как председатель все же сжал отчаянно сопротивлявшегося Евкакия в объятиях, Олег Учиха снова утер слезы и кинулся обнимать Риту. — Снова всю команду собрали, все, хрен теперь что нас разлучит, — заявил он. Евкакий хотел было сказать, что в селе не задержится, но его перебил председатель: — Так, хорош соплями мне здесь ковры поливать. Миссия ждать не будет.