Никита. Филлеры

Где-то в Задрищенске Подвалы задрищенского НИИ наводили ужас не только на близлежащие села, но так же и на страны далекого зарубежья: американский шпион, повидавший подвалы Остромысла так и заикался до самой смерти. Надо сказать, что ужас подвалов был отнюдь не преувеличен местными сказочниками. Темные помещения, заполненные людьми, считавшимися пропавшими без вести, шум кандалов и нечеловеческие вопли часто наводили страх даже на лаборанта Копыто, которого, казалось бы, напугать не могло ничего. Копыто как раз переминался с ноги на ногу, стоя рядом с тяжелой дверью, за которой доносились крики и всхлипы, и думал. Наконец, когда мыслю выдавить так и не получилось, Копыто сунул ключ в амбарный замок на двери и отворил каземат пленников. — Остромысл Любомирович недоволен, — сухо сказал лаборант, отчего прикованные к батареям пленники взвыли в ужасе. — Скоро конец семестра, а курсовые ему никто не сдал. Пленники, они же каратисты, которых Остромысл Любомирович взялся обучать премудростям технических наук, отреагировали на простую фразу лаборанта так, будто бы Копыто только что зачитал список бедолаг, приговоренных к казни. — Что вы себе думаете? — сокрушался Копыто. — Методичку вам дали, бумагу дали, ручку дали, даже покормили в конце недели, нет, все равно никто ничего не делает. Знаете, чем чревата такая халатность? Рев, ор, вопли и проклятия посыпались на лаборанта, как град. — Отчислением, — жестко проговорил Копыто. Пленники умолкли. — А вы знаете, что бывает с теми, кого отчислили. На органы. У Остромысла Любомировича как раз поджелудочная шалит. А ну признавайтесь, у кого здесь первая положительная? И, наслаждаясь эффектом ужаса, который вселил в бедняг, суровый лаборант, дьявольски захохотав, захлопнул дверь, оставив студентов один на один с ужасом. Вприпрыжку, аки довольная жизнью Белоснежка, лаборант Копыто покинул подвал и, минуя пустую улочку Задрищенска, украшенную клумбами из старых покрышек, добрался до лубяной дачи мэра, которая возвышалась гордым теремом над пейзажами городка. Сняв галоши (ибо кто-то недавно помыл полы с хлоркой), Копыто направился по коридору, щедро украшенному причудливыми плетеными изделиями из виноградной лозы и портретами Остромысла (Остромысл на коне, Остромысл на фоне города, Остромысл поздравляет страну с Новым годом). Сам физик-ядерщик нашелся в гостиной: сидел в кресле-качалке и с задумчивым выражением лица рассматривал какие-то документы. — Остромысл Любомирович, я оповестил студентов о задолженностях, — кивнул Копыто, сев на стул, рядом с расписным самоваром. Остромысл вздохнул. — Вот что этим студентам не так? Совсем не хотят учиться. Может им стипендии выписать? — А может, покормить для начала и из подвала в общежитие переселить? — Нет, Копыто, студент должен быть голодным, — заверил Остромысл. — На одного только Семочку надежда. Не нарадуюсь на него, сидит в комнате, пишет реферат. Копыто хотел было сказать, что Остромысл наивен, ведь только что лично видел с улицы, как Семен Учиха сидел на балконе второго этажа, лузгал семечки и разглядывал журналы с голыми бабами, но решил не крушить надежды мэра Задрищенска колкой правдой. Вместо этого лаборант налил себе чаю и, хрустя баранкой, поинтересовался: — Что вы делаете, Остромысл Любомирович? Остромысл оторвался от изучения документов и протянул Копыто фотографию девять на двенадцать, с которой на лаборанта несколько отрешенным взглядом смотрел незнакомый пацанчик лет десяти, лицо которого обрамляли длинные нечесаные волосы. — Это Юрчик. Победитель школьной олимпиады по математике. Единственный отличник села Лохово, что в трех километрах отсюда, — пояснил Остромысл. — Мальчик очень мозговитый, а главное — сирота, поэтому никто не будет возражать, если он поступит к нам на физмат. Копыто кивнул, поняв стратегический ход Остромысла Любомировича. — А не рановато ему поступать? — Рановато. Сначала лицей, потом колледж… — Это ПТУ! — послышался крик Семена со второго этажа. — … а потом уже физмат, — закончил физик-ядерщик. — Поэтому, Копыто, важно заниматься талантами Юрчика уже сейчас. Важно втереться к мальчику в доверие. Слушай мысль: нужно чтоб кто-то ответственный и преданный нашему делу доставил Юрчика из Задрищенска до пионерлагеря «Лосиное гнездо». — Это где? — Это далеко. Там пройдет секретная олимпиада по математике среди сельских пятиклассников. Юрчик должен в ней поучаствовать, чтоб я оценил его потенциал. Копыто снова хотел было сказать, что секретная олимпиада не особо поможет выявить таланты, ведь когда ее проходил Семен Учиха, Остромысл лично подсказал ему все ответы, потому что мститель так безбожно тупил, что сам бы ничего не написал, а возвращать его в Малый Коноховск как-то глупо. Но снова промолчал, потому что Остромысл был настроен явно серьезно, разглядывая табель успеваемости умняша-Юрчика. — Ну какой же умный мальчик, почти как Иван Учиха, — умилился Остромысл, но тут же, вспомнив Ивана, посуровел. — Так, Копыто, дело такое. Нужен человек, который доведет Юрчика до пионерлагеря. Предлагаю Семена. Копыто аж подавился чаем. — Остромысл Любомирович, побойтесь Бога, он же его в трех соснах потеряет! Остромысл задумался и кивнул. — Ты прав, опасно отправлять Семочку. А то эти маргиналы из Малого Коноховска его украдут обратно. — Правильно, не рискуйте Семеном. А то от него же такая неоценимая польза, — с сарказмом протянул лаборант, благо Остромысл сей сарказм не учуял. — Давайте я отведу, чего уж там. — Нет, Копыто, ты нужен здесь, студвесна на носу. Ученый и лаборант задумались. — Давай посмотрим базу выпускников нашего НИИ, — сказал Остромысл, открыв картотечный шкаф, в котором помимо записей о студентах хранил средства по уходу за волосами. — Подержи плойку. Копыто послушно взял плойку для волос, а Остромысл, вытащив небольшую стопку документов, уселся обратно в кресло-качалку. — Мда, — протянул ученый, просмотрев первые анкеты. — Не густо. Все лучшие выпускники были покалечены и задержаны каратистами Малого Коноховска при сопровождении Семочки в Задрищенск. Даже Кирюша Кагуя, а он был старостой потока и почетным донором! Помянув Кирюшу вишневой наливкой, Копыто и Остромысл Любомирович продолжили «кастинг». — Может все-таки Семен отведет? — протянул Остромысл, после того, как обнаружил, что девяносто процентов выпускников его НИИ числится пропавшими без вести. — Да пожалейте ж ребенка, Остромысл Любомирович! — уперся Копыто. — Не Семена. Юрчика пожалейте. — Ох, коварен ты, — буркнул Остромысл, листая дальше. — Так, а это кто, почему я ее не помню? Копыто присмотрелся к фотографии молодой дамы с причудливой прической и ярко напомаженными губами. — Как кто? Это же Галя, училась у нас. Остромысл всплеснул руками. — Точно, Галя, не узнал, богатой будет. Галя, Галя, как забыть. У нее же этот… как его… Кеккей Генкай. — Господи, это заразно? — ужаснулся Копыто. — Кеккей Генкай — это улучшенный геном каратиста, Копыто, — изрек Остромысл. — У Гали особый дар. В своем каратэ она использует стихию кристалла. Она стеклодувом в райцентре работает, ты бы видел, как она в бою швыряется стаканами! — Я видел, — протянул Копыто, потерев шрам на колене от осколков. Остромысл захлопнул папку с личным делом своего верного стеклодува и вскочил на ноги. — Решено. Я доверю Гале доставить Юрчика в пионерлагерь. — Но как мы найдем Галю? У нее нет телефона. — Напиши объявления «Куплю сервиз на двенадцать персон» и расклей на остановках. Она сама нас найдет.

* * *

Где-то в Малом Коноховске Никита Узумаки лежал на пузе и громко храпел, прижимая к груди обглоданную молью диванную подушку. Десятое сновидение каратиста прервалось неожиданно и неприятно: сначала Никита сквозь сон услышал громкие шаги за окном, а в следующую минуту громкий скрип входной двери. — Вставай, Никита! Пора, труба зовет, долг зовет, сенсей зовет! — проорал Евкакий Хатаке так, что задребезжали окна, а Никита, вскочив на диване, аж заикаться с утра пораньше начал. — Сенсей, шо вы разорались? — зевнул Никита, глянув на часы. — Шесть утра. — Вставай, говорю, — радостно сказал Евкакий-сенсей, за ногу стащив Никиту на пол. — Пять минут на сборы. Тебя все ждут. — Миссия? — встрепенулся Никита. — Семена нашли? — Нет. Сегодня великий день, мой любимый день в году, который я ждал ровно с того момента, как председатель дал мне под расписку команду каратистов. Никита, потирая лохматую голову, попытался вспомнить, какое сегодня число и что нынче за праздник, но Евкакий раскрыл все карты сам: — Сегодня начинается весенний призыв, а мои ученики, наконец, становятся на учет в военкомат. Собирайся, Никита, будем тебя в войска записывать. Не поняв, хорошо это или плохо, Никита послушно начал одеваться, лишь бы буйный сенсей оставил его в покое и не орал. Затем, пожевав зубного порошка, плеснул в лицо воды. — Все? Пошли, — кивнул Евкакий. — А завтрак? — Ты вчера ел? Ел. Ну вот и не бузи. Запахнув спортивную куртку, Никита, зевая и ругаясь, направился по размокшей от дождя земле вслед за сияющим от радости и гордости разведчиком к зданию военкомата. Здание военкомата представляло собой крохотное помещение возле поликлиники, в котором всем заправлял отец Шуганного Нары, более известный как Шустрый Военком. — Орлы, — одобрил Евкакий, осмотрев весьма недовольных каратистов, выстроившихся у поликлиники. — Молодцы, гордость села. Ну, заходим в поликлинику, раздеваемся до труханов и… — Где купить военный билет? — КТО ЭТО СКАЗАЛ?! — рявкнул Евкакий, обернувшись. Каратисты вжались в стену поликлиники, а Рок Леонид аж забыл как дышать с перепугу. — Это все сын военкома, — выпалил Чоткий Акимичи, толкнув вперед Шуганного, явно прифигевшего от такого заявления. — У него здесь блат, — закивал Нежный Хьюга. — Бей Шуганного! — Шо за подстава? — Прости, Шуганный, здесь каждый сам за себя, — шепнул Коля Инузука. — Отставить, — прикрикнул Евкакий. — Тихо, щеглы. Строевым шагом в поликлинику! Каратисты, недовольно пыхтя, направились в указанном направлении, но один борзый парень все же стоял на месте. Евкакий прищурился. — Савелий, тебе по-американски повторить? Савелий усмехнулся. — Я не призывной, мистер Евкакий. Сами же говорите, что я американец. Евкакий-сенсей подошел вплотную и улыбнулся. — Не ссы, американец, я с военкомом договорился, будешь служить. Ухмылку с лица Савелия словно водой смыло. — Ты ж мне как сын, конечно, я за тебя договорился, за бутылку все порешал. Так что дуй в поликлинику, снимай лосины и бегай по врачам, симпатяга, — хлопнув американца по щеке, кивнул разведчик. — И… это… если узнаю, что тебе не шестнадцать лет, ты у меня первым прочувствуешь «здравствуй, небо в облаках, здравствуй, юность в сапогах». — Вы просто чудо, сенсей, — выплюнул Савелий. — Иди уже, гастарбайтер. Час спустя — Годен, — сказала главврач Надька, поставив печать на бланк. — Да я ж слепой на оба глаза, — возмутился Нежный Хьюга. — Годен. — Вы точно врач? — Херачь отсюда, — прикрикнула Надька, глядя вслед удаляющемуся Нежному. — Глянь на него, слепого! Выход-то сразу нашел! Следующий! Нет следующего? Ну, слава Богу. Усевшись на кривую кушетку под кабинетом, Нежный Хьюга задумчиво подпер голову кулаком. — Нет, ну это издевательство, — заявил он своим коллегам по призыву. Призывники согласно закивали, но тут же стихли — по коридору к ним спешил разведчик. — Ну что, болезные, все годны? — ехидно спросил Евкакий Хатаке. — Не вижу счастья на рожах. — А можно не служить? — поинтересовался Шуганный. — Да, правда, мистер Евкакий, мы пацифисты, — заверил Савелий, натягивая лосины. Никита и вшивый мальчик Шурик Абураме синхронно закивали. Евкакий-сенсей сверкнул глазом, нескрытым повязкой. — Дебилы вы, — покачал головой разведчик. — Как пришли в школу дебилами, так и дожили до шестнадцати лет дебилами. Эх вы, гордость нации. Армия — это школа воспитания и закаливания духа. В армии вы встретите настоящих друзей-сослуживцев, я вам, кстати, не рассказывал, был у меня сослуживец Олег, так вот его березой… — Евкакий-сенсей, можно уже одеваться? — Да одевайтесь, хрен с вами, — буркнул разведчик. — Надька всех осмотрела? Каратисты, одеваясь, закивали. — Запомните этот момент. Когда вас еще раздетых баба пощупает, — хмыкнул Евкакий-сенсей. Пацаны замерли, со штанами в руках. — Сегодня, — ответил Савелий, продолжив натягивать лосины. — Это только если тебя на восемь лет не закроют, ты б головой думал, Ира несовершеннолетняя. Кстати, угадай, кто донесет Иннокентию Яманака мысль о том, чтоб на тебя заяву накатать, — смаковал каждое слово разведчик. — А так, да, одевайся, Савелий, одевайся. И вы одевайтесь, хуль замерли? Никита, пожмякав треники, неуверенно протянул: — А что вы имели в виду, когда сказали, что нас кроме тети Нади больше не пощупает никто? — Дык, ясно что, — сказал Евкакий, направившись к выходу. Каратисты, одеваясь на ходу, гуськом последовали за ним. — Бабы знаете, как мужчин в форме любят? Хотя, откуда… у вас одна форма, школьная, и та на антресолях. Вот, помню, я как только дембельнулся, все девки села с меня не слеза… Не суть. — И че, много девок было, Евкакий-сенсей? — поинтересовался Шуганный. — А то, — фыркнул Евкакий. — И че, прям все довольные ходили? — А ты у Надьки спроси, вон она, выходит. Каратисты аж приободрились. — А я б отслужил, мне не в падлу, — сказал Никита. Хитрый разведчик поправил ворот водолазки, натянутый до глаз, скрыв в нем свою ухмылочку. — И я б отслужил, — согласился Нежный. — И я. — И я. — Шо ж мы, не мужики что ли? — Вот это правильно, вот это молодцы, — кивнул Евкакий-сенсей. — Армия сделает из вас мужиков, это вам не груши околачивать в родном селе. Кстати про село и деревья, я вам, наверное, не рассказывал о своем сослуживце Олеге, которого придавило березой… было нас тогда в отряде четверо: я, Олег, сослуживец мой, Рита, медсестра наша, и председатель Михаил…

* * *

Где-то в Батайске — Толик, иди ты нахрен со своим весенним призывом, вообще уже мозги отшибло, — ругался трансвестит Добрыня, попытавшись закрыть слабоумного бандита в шахтерской каске в кладовой коммунальной квартиры. Толик что-то возмущенно орал про армию, сослуживцев, глаза и арматуру, но трансвестит, трактовав это как очередное весеннее обострение, закатил глаза. Когда на вопль из своей комнаты выглянул лидер мафии, Петр, доедая на ходу щи, Добрыня ткнул пальцем в кладовую, а затем покрутил тем же пальцем у виска. — Бывает, — пожал плечами Петр, облизав ложку. — Добрыня, хорош уже, у нас совещание, тебя только ждем. И Толика выпусти. Добрыня послушно отпрянул от кладовой и, просочившись в покои Петра, быстро сел за стол, пока Толик снова не начал его доставать своими бреднями. За столом собрались все, что могло означать лишь серьезные новости на повестке дня. — Катя, щей трансвеститу и слабоумному, — распорядился Петр, сев во главе стола. — Иван, хватит здесь курить. Так, товарищи, у нас зреет миссия. — Какая миссия, а как же призыв? Добрыня, Иван и Харитон — потенциальные призывники, ты глянь, рожи шире газеты, надо срочно сопроводить их в военкомат, — разбушевался Толик. — Так, встаем, я вас отведу. — Толик, уймись, — гаркнула Катя, а Саныч треснул буйного бандита сушеным лещом по голове. — Петя, продолжай. Петр откашлялся. — Спасибо, Катя. Итак, от нашего задрищенского информатора, а именно от почтальона Раисы, которая ежемесячно приносит Остромыслу пенсию, мы узнали о планах Остромысла переправить в пионерлагерь «Лосиное гнездо» мальчика Юру, который отличается умом, сообразительностью и уникальной способностью контролировать Треххвостого Чепушилу — очередного Хвостатого демона, необходимого нашей мафии для полной коллекции и захвата мира. — Ну, за Чепушилу! — объявил Саныч, подняв граненый стакан. Стаканы звякнули. — Короче, — продолжил Петр, добавив в щи сметаны. — Задача проста, но ответственна: перехватить мальчика Юру, доставить в Батайск и пригласить экзорциста для ритуала. Добровольцы? Тишина. — Толик, Добрыня, — распорядился мафиози. Добрыня скрестил руки на груди. — Хрен там плавал, я без Сосо принципиально на миссии ходить не буду. Петр и Катя переглянулись. — Ну, нет, так нет, — сказала Катя. — Толик — звони в военкомат. — Да вы че? — опешил Добрыня. Толик на всех парах понесся к телефону. — Собирайся, Добрыня, служить поедешь, — кивнул Петр. — Иван, Харитон, будете пиздеть почем зря — отправитесь следом. — Я не отправлюсь, я не годен, — отрезал Иван Учиха. — У меня эта… как ее… — Голубизна, — подсказал Харитон. — Катаракта, — бросил Иван, продемонстрировав всем свои красные от недосыпа глаза. — Зрение минус десять, о чем вы говорите, какая армия… — Ну, за армию! — объявил Саныч. — Где можно купить военный билет? — занервничал Добрыня. — Это к Зигмунду, — кивнул Петр. — Но, можно проще, иди с Толиком за Треххвостым демоном. Добрыня повержено развел руками. — Толик, отставить военкомат, он согласен, — крикнула Катя. Недовольный Толик швырнул трубку и вернулся за стол. — С этого момента, — произнес Петр, запив щи компотом. — Миссию по поимке Треххвостого объявляю открытой.