* * *
— Забудь все, чему тебя учили, забудь свое прошлое и настоящее, помни лишь суть операции, — наставительно сказал директор, сунув в рюкзак агенту-художнику поддельный паспорт и кошелек. — Забудь свое имя, фамилию и возраст. Отныне тебя звать Савелий. Тебе семнадцать лет, ты родился в Костроме в семье учительницы и сантехника. Учишься на художника. — Вас понял, — кивнул Савелий. Секретарь протянул директору сборник русских народных песен, который тут же отправили в рюкзак. — Это тебе, почитаешь, — распорядился директор. — Помни, агент Савелий, в твоем арсенале должно быть не меньше трех песен, четырех тостов и шестидесяти трех анекдотов. Савелий кивнул. За окном трижды посигналила машина, которая должна была отвезти шпиона в аэропорт. — Ну, присядем на дорожку, — сказал Савелий, опустившись на стул. — Клянусь демократией, вылитый русский, — гордо сказал директор. — Долетишь до Ростова, так билет выходит дешевле. Оттуда — поездом до Малого Коноховска. Агент Савелий, удачи тебе. — I`ll be back. Агент Савелий покинул кабинет, тихо закрыв за собой дверь. — Слава Господу-Богу, — выдохнул секретарь, глядя, как черный внедорожник увозит шпиона вдаль. — Уехал. — А ты не радуйся, — протянул директор, сцепив руки в замок за спиной. — Поедешь следом, под кодовым именем Ярослав. Присмотришь за агентом, он же контуженный. Лицо секретаря побледнело. — Сэр, но я… — Собирайтесь, Ярослав, скоро за вами приедут.* * *
Агент Савелий прижимал к груди вырезанную из газеты фотографию Ирэн Яманака и держал подмышкой мольберт. Это единственное, что у него осталось из вещей, потому как чемодан, спортивная сумка и ноутбук были украдены на вокзале ордой цыган. Торжественно вручив пышнотелой проводнице пожмяканный билет на поезд, Савелий, растолкав мольбертом толпящихся в прокуренном тамбуре бабулек с баулами, с трудом протиснулся к своему купе. С опаской заглянув в него, Савелий облегченно вздохнул и опустил мольберт на нижнюю полку. В тамбуре орали дети, в купе слева шумели дембеля, поэтому простой русский парень Савелий был крайне рад, что он, вероятнее всего, будет ехать один: до отправления поезда меньше пяти минут, проводница уже выталкивает на перрон провожающих, и вот поезд уже дернулся и собрался двигаться в путь, как вдруг… — Саныч! — проорал громкий голос из тамбура. — Саныч, твою мать, запрыгивай! Запрыгивай, Саныч! Да оставь ты свою скумбрию! Женщина, где у вас стоп-кран, мы забыли Саныча?! СА-А-АНЫ-Ы-ЫЧ! Послышался хриплый мат и хлопок закрывшейся вагонной двери, а затем громки шаги. — А я тебе говорил, Саныч, надо заранее на вокзал приехать, далась тебе эта рыба, — прошипел голос в тамбуре. — О, сюда. Опять возле туалета. Дверь в купе распахнулась и Савелий вежливо улыбнулся молодому человеку с длинными темными волосами и сонными глазами с алыми сосудами, затем перевел взгляд на его спутника: высокого синюшно-бледного мужчину лет сорока пяти, в одной руке у которого был огромный термос, а в другой — завернутая в газету жирная скумбрия холодного копчения. — Здрасьте, — улыбнулся во все зубы Савелий. — Хренасьте, — огрызнулся молодой человек, откинув волосы со лба. — А ну встань. Савелий моргнул. — Что, простите? — Жопу оторвал, Иван Федорович чемодан под полку спрячет, — гаркнул мужик с термосом. Савелий подскочил, как ужаленный, а Иван Федорович, ругаясь, поднял полку и опустил чемодан под нее. — Сядь, что ты маячишь? — фыркнул Иван, опустив полку. Савелий послушно уселся, придвинувшись к окну. — Саныч, — протянув большую пятерню, кивнул мужик, поставив термос на столик. — Савелий. — Иван, — нехотя выплюнул молодой человек. — Очень приятно, Савелий. Иван и Саныч переглянулись. — Ты с какого района, Савелий? — хмуро спросил Иван. Савелий прищурил взгляд. — С Костромы я, — ответил он. — А что за акцент? — Теперь прищурился Иван. — Костромской, — с нажимом ответил Савелий. Иван подпер рукой подбородок и прищурился так, что его можно было спутать с коренным жителем Китая. Иван был умным человеком, который, ко всему прочему, смотрел первые пятнадцать минут первой серии первого сезона «Шерлока». Этих познаний вполне хватало для того, чтоб пустить в ход дедукцию. Назвался Савелием. Но не назвал отчество. Вещей нет, с собой — вырезка из газеты, мольберт и сборник русских песен. Сел в поезд и не переоделся. Вероятно, не привык. Одно из двух: либо он никогда не ездил в поездах, либо он не местный. Не купил у проводницы чай. С собой еду тоже не везет. Носит ботинки «Dr. Martens», рюкзак бренда Louis Vuitton — явно очень богат. При этом едет на поезде «Ростов — Сызрань», на боковушке возле туалета. Постоянно улыбается. То ли дебил, то ли загадочный. Проводница принесла постельное белье, дал ей на чай. Десять долларов. При нынешнем курсе давать проводнице доллары… он или дебил, или…американский шпион. — Валюта, — улыбнулся Иван. — С нынешней экономической жопой, лучше покупать доллары, тут я согласен. Савелий коротко кивнул. — Поменял у вокзала? — Да. — Какой там курс? По полтосу? — хитро спросил Иван. «What is полтос?» — запаниковал внутренний американец Савелия. Но с лицом спокойного, аки буддистский монах, человека, подтвердил: — По полтосу. — Слышал, Саныч, везде по семьдесят, а на вокзале по полтосу, — ехидно фыркнул Иван. Саныч, наливавший в мятую кружку самогон из термоса, хрипло загоготал. — Саныч, я не пью, — отрезал Иван, когда мужик протянул ему кружку. — Так, что, Савелий, футбол любишь? — Люблю. — За кого болеешь? — За наших. — Хороший ответ. Вижу, ты с мольбертом. Художник? — Художник, — лаконично ответил Савелий. — Люблю живопись, — кивнул Иван. — Как ты находишь жанр позднего футодолбоебизма? «Савелий, действуй по ситуации» — пронесся в голове американца поучительный голос директора. — Люблю этот жанр. Моя последняя работа была исполнена в этой технике. — Это удивительно, потому что этот жанр я только что придумал, — протянул Иван. Савелий понял, что он близок к провалу. И тоже прищурился. Будучи тоже неглупым, Савелий, как и его батайский оппонент, смотрел первые пятнадцать минут первой серии первого сезона «Шерлока», поэтому тоже задумался, внимательно оглядев Ивана с ног до головы. Одет в кожаную куртку, носит перстень-печатку и золотую цепь. На ремне — кобура. В кобуре — газовый баллончик. В кармане — клей. Он или дебил, или каратист. Говорит, что не пьет, но под глазами синяки. Жует жвачку, но запах мяты не заглушает легкий перегар. Длинные волосы, аккуратный маникюр, подозрительно длинные ресницы, постоянно жмется к Санычу — вероятно, гомосексуалист. Носит ремень с бляхой в виде перечеркнутого герба Малого Коноховска (листа щавеля). Значит, он из Малого Коноховска. — В Малый Коноховск едете? — пристально глянув на Ивана, поинтересовался Савелий. — Так точно, — выплюнул Иван, потянувшись к газовому баллончику. — И я. И снова прищурились, оба. — Сами мы из Батайска, — поведал Саныч, развернув скумбрию и достав из рюкзака курочку в фольге. — Батайска? Иван расплылся в улыбке. — Ты что, не знаешь про Батайск, Савелий? Савелий понял, что к провалу он еще ближе. — Знаю, — соврал он. — И где он находится? — А там есть атомный флот? — ляпнул заученную фразу недо-шпион. Иван торжествовал. Нащупав в кармане кожанки телефон, он с хрустом суставов поднялся на ноги и под предлогом «Схожу в сортир, пока в санитарную зону не заехали», покинул купе, оставив напарнику напутствие шепотом: — Отвлеки шпиона. Саныч кивнул и с готовностью достал из кармана кожанки рюмки, а Иван Учиха вышел в прокуренный тамбур и прижал телефон к уху. — Центральная жмеринская чебуречная, вас слушаю, — раздался строгий голос после череды гудков. — Товарищ Евкакий, хорош прикалываться, — шикнул Иван. — Это Иван. Иван Учиха. — А, племянник Олега, сослуживца моего, как не узнать кровь и плоть сослуживца моего, которого березой… — Товарищ Евкакий, дело срочное, — отрезал Иван, прижавшись к окну, когда пухлая проводница понесла кому-то чай. — Со мной сейчас в поезде едет шпион, предположительно американский. Направляется в Малый Коноховск. Евкакий Хатаке вмиг посерьезнел. — Вас понял, Иван. До связи. — До связи. Спрятав мобильный и утащив из купе проводницы пачку чая, Иван вернулся в свое купе и, открыв его, так и ахнул. — Саныч, скотина, я на минуту вышел! Саныч, грызя скумбрию, развел руками. Американский шпион же возлежал на столике, уткнувшись бледным лицом в грязную скатерку. — Ты что, самогонку свою ему налил? — ужаснулся Иван, забрав из слабой руки бездыханного Савелия рюмку. — Дык, вы ж сами сказали. Прижав пальцы к шее американца, Иван закусил губу. — Был Савелий и нет Савелия, — заключил коноховский маньяк. — Его смерть на твоей совести. Саныч смутился. — Да я ж не знал… — У тебя самогон крепче спирта, что ты не знал, Саныч? Нервно расхаживая по тесному купе (вернее переминаясь с ноги на ногу), Иван выглянул в тамбур и, на всякий случай пригрозив штопором проводнице, крепко задумался. Саныч принялся снимать стресс чисткой вяленого леща. Поезд ехал вперед, мысли не приходили в голову, тело американца, накрытое матрасами, пока еще не было обнаружено сотрудниками РЖД, и лишь когда вагон резко дернулся, словно какой-то умник хохмы ради решил дернуть стоп-кран, а проводница объявила: «Задрищенск, стоим пять минут!», Ивана осенило. — Иван Федорович, это не по-христиански. — Швыряй, Саныч, швыряй! Глядя как американец катится с рельсов в лесополосу, запущенный метким броском Саныча, как дротик в мишень, Иван прищурился. — Все, не было никакого американца, — заверил он. — В Задрищенске труп нашли, это все Остромысл. Все, пошли в купе, скоро Малый Коноховск будет, а до него со станции сутки шагать.* * *
Савелий, вдохнув резкий запах нашатыря, открыл глаза и осмотрелся. Руки, связанные изолентой за спиной, затекли, а в спину упирался жесткий стул, над головой мигала одна-единственная лампочка без абажура, на стенах пылились какие-то портреты и стенды, а перед взором шпиона криво висела грифельная доска. За грязным окном Савелий не увидел ничего. Ибо туман. — Это Сайлент-Хилл, — задохнулся в ужасе Савелий. — Нет, это Задрищенск, — послышался незнакомый голос у двери. Савелий резко обернулся, отчего стул скрипнул. Высокая фигура, одетая в модную меховую жилетку поверх шелкового халата, вошла в странное помещение, шаркая подошвами лаптей. Свет тут же зажегся — рука незнакомца нашарила выключатель. — Вы! — ахнул Савелий, узнав лицо физика-ядерщика, о котором шла речь на совещании в ЦРУ. — Мистер Остромысл! Я слышал о вас. Остромысл Любомирович расплылся в улыбке и летящей походкой подплыл к стулу. Опустив руки на плечи связанного шпиона, ученый загадочно прошептал: — Тем теснее будет наше знакомство, мой мальчик. Савелий взбледнул. — Помогите мне, мистер Остромысл. Я из ЦРУ. Я знаю о ваших разработках. Но ученый не спешил с помощью. — Как тебя зовут, мое забугорное дитя? — Савелий. — Я ждал тебя, Савелий. Савелий нервно сглотнул. Остромысл наклонился все ниже. — Когда я впервые взглянул на тебя, лежавшего в канаве, я сразу понял, что это судьба. Ты нашел Задрищенск. Ты нашел меня. «Help, люди добрые!» — пронеслось в голове у Савелия. — Это все мистер Иван! — завизжал шпион. — Иван из Батайска. Он был одет в кожаную куртку с алыми тучками, это он меня выкинул, я уверен. Ресницы физика- ядерщика затрепетали. — Иван Учиха… я знал, что он не забыл меня и мое предложение… он прислал тебя ко мне. Да, я чувствую, мы с тобой похожи, Савелий. Мы не такие, как все. Шпион попытался отодвинуться, но тщетно. — Ты даже похож на моего Сеню. О, у нас с ним особая связь… — шептал в ухо Савелия Остромысл Любомирович. — Теперь вас двое. Теперь мы тоже будем вместе, Савелий. — Я не такой, сэр. — О нет, ты такой, я по глазам твоим вижу. Нашарив в кармане фотографию Иры Яманака, Савелий тяжело задышал. — Я хочу чтоб ты сделал для меня одну вещь, — выдохнул Остромысл, обжигая щеку американца своим дыханием. Бедный Савелий, дрожа в предвкушении «50 оттенков Остромысла», принялся шептать молитву. — Поступай ко мне на физмат. — Что? — встрепенулся шпион. Физик-ядерщик, мигом выпрямившись, расцвел. — Высшее техническое образование, дисциплина и инновации — вот они, постулаты нашего общества! — воскликнул ученый, раскинув руки. — Для тебя откроются новые горизонты — я научу тебя всему, что знаю сам, а это, на минуточку, шестнадцать монографий и докторская диссертация, будем вместе изучать гидролиз атомов и собирать бомбы ради мира на земле, а потом мы с тобой и Семочкой такую научную работу напишем! У нас, между прочим, есть адронный коллайдер, я его из «Лего» и урановой руды сколотил. А талантливая молодежь с блеском в глазах и огромным потенциалом — вот он, скарб настоящего НИИ! Савелий только-только выдохнул, как услышал за дверью знакомый голос: — Агент, — шептал шпион с кодовым именем Ярослав, выглянув пучеглазым взглядом из-за скрипящей на сквозняке двери. — Агент, я прислан к тебе на подмогу, ЦРУ вам не доверя… то есть, волнуются все за вас, как вы там, один. Савелий, прикрыв глаза, вздохнул. Агент Ярослав был настолько же беспалевным, насколько и лупоглазым, зато отличался особыми навыками спортивного ориентирования, на которые и уповал в поисках напарника, позабыв, что в модные ботинки Савелия вмонтирован жучок для слежки. — О, еще один потенциальный абитуриент! — обрадовался Остромысл и, схватив изоленту, кинулся было к Ярославу, но тот лихо проскочил в аудиторию и, закрылся от возможной атаки стулом, к которому был привязан Савелий. — Мы гуманитарии, — крикнул Савелий. Лампочка над потолком потухла. Раскат грома эхом пронесся по Задрищенску. Остромысл испустил дикий хрип и, схватив указку, кинулся было к шпионам, как вдруг, возникшая в коридоре фигура с лохматой залакированной шевелюрой, блеснула кипятильником и треснула ученого по затылку. — Бегите, глупцы, — прошептал одними губами незнакомец с воспаленными в свете люминесцентной лампы коридора глазами. — Но кто ты, невиданный спаситель? — ахнул Ярослав. Савелий, порвав изоленту, разбил стулом окно и, наступив бездыханному Остромыслу на роскошные волосы, дернул Ярослава за руку. — Время уходить. Спаситель с воспаленными глазами грустно помахал рукой вслед и исчез во тьме, предварительно разбив лампу, ударив по ней, зачем-то, ногой.* * *
— Евкакий, не надо тут галдеть. Хорошие ребята. Савелий, между прочим, в художественном училище учится. Одухотворенный культурный мальчик. — Товарищ преседательша, да у них на рожах написано, что это шпионы. Я таких за километр чую, меня научил бывший сослуживец, не помню, рассказывал ли я тебе о нем, его еще березой… Слушая эти вопли через дверь в кабинет председателя сельсовет Малого Коноховска, Савелий и Ярослав переглянулись. — Я не понял, сэр, — прошептал Савелий. — Что береза сделала с сослуживцем этого мистера? — Думаю, мы никогда не услышим эту тайну, агент, — шепнул Ярослав, расправив плечи. Так началась долгая служба засланных каратистов на благо Малого Коноховска. И не закончилась. Ибо из Малого Коноховска мало кто возвращался.