Остаться в живых

      Никогда не следует верить обманчивой безопасности джунглей. Их внешнее спокойствие — это лишь вуаль, скрывающая истинную сущность. Как люди скрывают свои помыслы, прячут свою черную душу, прикрываясь дружелюбием и состраданием, так и джунгли маскируют живущую в их сердце опасность…       Это утро в джунглях началось подозрительно тихо. Казалось, что все вокруг, устав после тяжелой и нервной ночи, отдыхало, а потому отказывалось просыпаться. Деревья хранили странное молчание, не решаясь даже пошептаться друг с другом, — ни один листочек не дрогнул на ветру. Вместе с ветром притихли и птицы, они изредка щебетали где-то среди листвы, робко и неуверенно подавая свой голосок и не спеша показываться на глаза…       Вокруг царила та тишина, на какую были способны джунгли.       И это несколько напрягало Питера Бёрка.       Джунгли не должны быть такими спокойными. Это неправильно.       Проснувшись, агент первым делом обернулся к своему напарнику, который, как ни странно, остаток ночи провел совершенно беззвучно — его не мучили кошмары, и за все время он ни разу не пошевелился. Наверно, это хороший знак. Или нет? Питер нахмурился. Черт, откуда ему знать, он же не врач!       Сейчас Нил не казался больным. Но он казался усталым. Создавалось впечатление, что ночь не прибавила ему сил, а наоборот, отняла их. И пусть на его щеках больше не было того нездорового, лихорадочного румянца, все же фарфоровая бледность кожи тоже не внушала спокойствия.       — Решайся уже, — раздается едва слышный, хриплый голос. — А то ты так дыру во мне прожжешь, а температуру так и не узнаешь.       — Нил? — поперхнулся ФБР-овец, не ожидавший от друга такой подлости с утра пораньше. — Ты в порядке? — Питер все-таки решается опустить ладонь на лоб своего напарника. Теплый.       — Доктор Фейн творит чудеса, — голос Кэффри звучит увереннее, чем мгновение назад, хотя до сих пор скрипит, как многовековое дерево под натиском ветра. Глаза открывать молодой человек тоже не спешил.       — Тебе повезло, что у Александры, как у настоящего врача, оказался с собой небольшой запас медикаментов.       — Да уж… Я счастливчик…       Александра Фейн проснулась от того, что кто-то очень старательно пытался говорить тихо. Разумеется, в утренний час шепот оказался гораздо громче обычной речи. Женщина сразу поняла, кому не спится, и позволила себе вздохнуть спокойно — один из голосов принадлежал ее пациенту.       — Доброе утро, агент Бёрк. Нил, — поприветствовала врач двух беседующих у потухшего костра мужчин. Окинув взглядом слегка бледноватого для здорового человека мошенника, она слегка нахмурилась. — Как вы себя чувствуете?       — Все хорошо, — улыбается молодой человек, словно это и не он вовсе раненым зверем стонал этой ночью, разбудив и перепугав весь их отряд.       — Вы уверены?       — Почему мне никто не верит? — в словах консультанта слышится разочарование, хотя Александра, глядя на усмехающегося федерала, подозревает, что обида молодого человека не столь серьезна, как он хочет показать.       — Потому что вы уже один раз солгали мне.       — Я вам не лгал.       — Вы умолчали о своем состоянии, — доктор Фейн сделала грозное лицо и скрестила на груди руки. — Я врач. И в моем понимании это та же ложь.       Нил хотел было что-то возразить, но наткнулся взглядом на довольного Питера (наконец-то хоть кто-то поддержал его систему воспитания мошенника) и принял совершенно неожиданное для себя самого решение — заткнулся.       Спустя некоторое время проснулись остальные «члены экспедиции» — цепная реакция в действии. Собрались достаточно быстро и место стоянки покидали с большим удовольствием — каждый надеялся, что новый день будет удачнее предыдущего.       Доктор Фейн много хмурилась, пока обследовала Нила, бормоча про себя что-то о «вечно самоуверенных идиотах», однако высказала предположение, что молодой человек вполне может справиться с небольшой прогулкой при условии «не перенапрягаться!». Кэффри пытался делать вид, что выпитая ночью таблетка дала побочный эффект (потерю памяти), а потому отказывался поддерживать любые разговоры о минувшей ночи. Питер, к его радости, на этом особо не настаивал, хотя все время держался рядом и весьма пристально к нему присматривался.       У Нила, как и, скорее всего, у Питера, были некоторые предположения касаемо своего не самого хорошего самочувствия. Александра Фейн весьма доходчиво объяснила, почему исключает малярию из своего списка возможных диагнозов (хотя настойчиво рекомендует серьезно отнестись к вопросу ее профилактики), однако мошенник все же не считал, что основным источником его бед была жара или авария. Знала бы доктор, что пришлось пережить ее пациенту несколько дней назад, она бы, скорее всего, пересмотрела свое решение. Так или иначе, но она не знала о «смерти» Нила, как и не была в курсе того количества препаратов, которыми накачали его при пробуждении, а Нил не спешил вводить ее в курс дела. Он и Питеру-то рассказал далеко не все…       Весь день джунгли продолжали демонстрировать подозрительное спокойствие и радушие своим незваным гостям — сегодня никто из отряда ни разу не запутался в лианах или не споткнулся о замаскированные под буйной растительностью корни деревьев. Сегодня из глубин тропического леса не слышались крики неизвестных его обитателей, а в глубине широкой реки не мелькали странные тени, при виде которых невольно задумываешься: не слишком ли ты наивен, думая, что это рыба? Казалось, джунгли впервые за три дня решили показать гостям свою обратную сторону, ту, которой любуешься, разглядывая картины художников и иллюстрации в книгах и учебниках.       Эми на пару с Майком, невероятно довольные тем, что умудрились спасти свой фотоаппарат, очень быстро нашли единомышленника в лице профессора Найта и с огромным удовольствием слушали его нескончаемые лекции о «замечательных экземплярах» и «настоящих находках», делая фотографии каждого из них. Питер, которого несколько напрягало такое активное знакомство его (что уж себя обманывать) подопечных со всем летающим, прыгающим и ползающим, каждый раз тоскливо вздыхал, когда эта непоседливая троица в очередной раз ныряла в кусты в поисках «очень редких» новых друзей.       Питер знал, что не зря ему не нравилось это подозрительное спокойствие. Так несколько раз профессору и его неожиданным помощникам довелось наткнуться и на весьма, как выяснилось, недружелюбных «товарищей». Первой такой находкой стала, казалось бы, совершенно безобидная лягушка, которую Майк возжелал посадить себе на ладонь для наиболее удачного кадра. К счастью, профессор вовремя оторвался от созерцания «очень редкого вида пауков» и успел предотвратить катастрофу. Симпатичная и безобидная на вид лягушка оказалась далеко не так дружелюбна — Бентон Найт очень долго рассказывал о ее рационе питания и, как следствие, приобретенной ядовитости.       Следующим опасным предметом их изучения стала случайно найденная пятисантиметровая гусеница, которую профессор нарек лономией. Больше всего Бёрка раздражало то, что даже зная о смертельно опасных свойствах ее мохнатых иголок, Бентон Найт продолжал держать маленький прутик с восседающей на ней опасной пакостью в своих руках. Лишь усилием воли агент ФБР удержал себя от гневной тирады и спокойным, уравновешенным голосом объяснил, почему он предпочитает, чтобы они разглядывали эту гусеницу с расстояния пары метров. Профессор проникся его настойчивостью и лекцию закончил уже после того, как высадил «красавицу» на ветку небольшого кустарника, хотя отходить на пару метров все-таки отказался.       Коллекция фотографий молодого семейства Фишер за это время пополнилась еще тремя снимками.       Не меньше беспокойства федералу в этот день доставлял и его напарник. Хотя, в данном случае, причиной беспокойства была не активность мошенника, а, наоборот, нехарактерная для него пассивность. Все-таки помалкивающий и тихий Кэффри — нечто странное и явно небезопасное. Небезопасное как для него самого, так и для его куратора. Помимо его вновь медленно поднимающейся температуры (Александра Фейн тоже предпочитала находиться поближе к молодому человеку), Бёрку не нравилось то, как Нил смотрел на молчаливого Купера. ФБР-овцу все время казалось, что его друг боится этого человека. Хотя он никак не мог понять, чем это могло быть вызвано.       Во время очередного привала, удостоверившись, что Нилу в ближайшее время не светит насладиться одиночеством (доктор Фейн настояла на повторном осмотре, в чем ей вызвалась помогать Миранда), а троица юных и не очень энтомологов временно переключилась с фауны на флору (что казалось более безопасным занятием), Питер решился подойти к Джеймсу.       — Предпочитаете уединение?       — Верно, — медленный кивок.       Питер переступил с ноги на ногу, на миг отводя взгляд и встречаясь глазами с хмурым Митчеллом, устроившимся на стволе старого поваленного дерева.       — Тоже летели в Лиму? — очередная попытка завязать разговор.       — Да.       — Отпуск? — немного настойчивости.       — Работа, — явное нежелание говорить.       — И кто же вы по профессии? Простите за настойчивость, но я агент ФБР, и мне будет спокойнее, если я буду точно знать, за кого несу ответственность.       Купер улыбается уголками губ и кивает.       — Я торговый агент…       К вечеру маленький отряд Питера Бёрка добрался до излучины реки, к счастью, так и не повстречав больше никого опаснее той ядовито-желтой лягушки и гусеницы. Профессор уверял, что место для ночлега выбрано удачно — он лично облазил все ближайшие кустарники и никаких известных науке опасных насекомых не обнаружил (хотя если бы ему удалось найти кого-то не известного науке, он был бы очень рад). Никто не горел желанием проверять, так ли это на самом деле, поэтому очень быстро был разбит лагерь, и народ начал потихоньку готовиться к отдыху.       Нила, который к вечеру больше походил на призрак самого себя, Александра заставила проглотить очередную таблетку и выгнала спать. Питер не возражал. По мнению агента, мошенника пора было отправить на боковую еще пару часов назад, но все никак не удавалось найти подходящего и удобного места.       Майк и Эми устроились рядом с Мирандой, пытаясь завлечь ее в свой клуб «фотолюбителей» и показывая ей сделанные за день снимки. Стюардесса, казалось бы, внимательно их слушала и рассматривала демонстрируемые фотографии, хотя время от времени все равно бросала заинтересованные взгляды в сторону уже давно вырубившегося Нила Кэффри.       Доктор Александра Фейн тоже периодически оглядывалась на мошенника. Женщина устроилась в паре метров от него и перебирала вещи в своей небольшой сумке. Она много хмурилась — очевидно, количество медикаментов, оказавшихся у нее с собой, было не таким большим, как хотелось бы.       Митчелл, успевший развести небольшой костер, подсел к профессору и завязал с ним какой-то разговор. Судя по охотным ответам Бентона Найта, тот был не прочь немного поболтать с кем-то перед сном. Долетевшая до слуха Питера фраза «должно быть, это ее приток» заставила федерального агента предположить, что речь идет о их возможном местоположении. Что ж, Пирс Митчелл хоть и бывший, но все же агент Интерпола, и не было ничего удивительного в том, что он пытался разобраться с их первостепенной проблемой — найти выход из джунглей.       Единственным человеком, который продолжал напрягать федерального агента Бёрка, был Джеймс Купер. На первый взгляд, он, как и все, неторопливо готовился ко сну (первая смена была Питера), однако все равно, даже после разговора с ним, что-то не давало Питеру вздохнуть спокойно. Что-то было в этом человеке неправильное. Но агент никак не мог сообразить, что именно.       Уже оставшись единственным бодрствующим членом отряда, Питер вдруг вспомнил сказанные Нилом прошлой ночью слова:       «А потом пришел волк… У него были желтые глаза, и клыки…».       Это бред больного?       Или, может быть, ответ на вопрос?       Так и не разобравшись со своим предчувствием, Питер медленно выдохнул и уставился на темную стену притихшего леса. Эта тишина совсем не успокаивала. Эта тишина скрывала в себе что-то. Возможно, именно в этой тишине скрывается волк… Вопрос лишь в том, когда он выберется из тени и в чьей шкуре придет?