Best is yet to come

      Две недели пролетают как-то незаметно, смазываясь в один чёртов большой день. Будильник звонит по расписанию каждое утро, в моем лофте образовывается каноничный бардак, столешницу не видно из-за документов, а спинка кресла утопает под ворохом одежды. Времени нет ни на что, и мне серьёзно начинает казаться, что я вовсе не инструктор неофитов, а скорее нянька в детском саду для малышни лет шести-семи. Большую часть времени я неустанно наблюдаю за каждым из группы, и, слава богу, явных тотальных аутсайдеров здесь нет, и худо-бедно вытягиваются все. Уже совсем немного осталось до финального зачёта по боевой подготовке, который, судя по всему, решили в этом году проводить с особой изощрённостью и в который помимо боёв прибавили ещё и тактическую игру.       Везение ли, а, быть может, тот разговор не прошёл зря – с Эриком мы действительно больше не пересекались, за исключением тех пяти минут, в которые я возвращала папку. И знаете, подобное положение дел полностью устраивало. В дополнительные патрули никто более не посылал, с полу-разложившимися трупами я не встречалась, и даже простуда решила не задерживаться на длительный срок, предоставив в мое распоряжение нормальный голос и полное функционирование организма в штатном режиме.       Утро начиналось… Подозрительно? Именно так, для описания будет трудновато подобрать иное слово. Подозрительно хорошо. По-летнему тёплые лучи солнца приятно грели лицо, а отсутствие посторонних звуков неимоверно радовало. Нет, выходные – это просто прекрасно, и тем более они ценятся тем, что в Бесстрашии такие дни являются редкостью, особенно у инструкторов. Вытягиваюсь под одеялом, разминая затекшие после сна мышцы и поневоле предвкушая вполне себе сносный день. До обеда только одна короткая тренировка совместно с группой Фора, а уже после можно смело заниматься, чем заблагорассудится – неофиты один черт будут на Дне Посещений, а у меня гостей явно не предвидится. Пара часов на крыше в компании хорошей книги и прохладного лимонада определённо должны пойти на пользу мне и моим нервам, так что хотелось поскорее закончить со всем остальным.       Стрелка на циферблате показывает половину десятого, времени ещё вагон, так что я позволяю себе подольше понежиться в душе, насвистывая одну из прилипчивых мелодий, придуманных в Дружелюбии. На улице ни облачка, а температура перевалила за двадцать градусов в плюс – по этой причине позволяю себе вместо обычного комплекта надеть шорты и безрукавку. Последняя, к слову, похоже, стала мне велика, наверное, пора бы начать нормально питаться и спать побольше. Разбудить моих ребят ещё вчера вызвался Четыре, и, за неимением иных вариантов, я, заскочив в столовую, где разживаюсь во истину масштабным сэндвичем и кружкой кофе, направляюсь в тренировочный зал, излучая флюиды миролюбия и хорошего настроения.       От увиденной в своей конечной цели картины в пору прослезиться и очень долго трясти моему коллеге руку, ибо прихожу я последней, когда все без исключения переходники наворачивают круги по залу, в то время, как Тобиас наблюдает за ними, периодически переговариваясь с… Господи, ну было ведь такое замечательное утро, так почему же здесь один из Лидеров фракции? Ладно, может, он зашёл что-то сообщить насчет посещений. Сам. Добровольно подняв задницу из кабинета, хотя предпочитает по подобной хрени посылать кого-то из подчинённых. Сама-то в это верю? Проявление благодарности похоже придется отложить, ведь через секунду оба как по команде начинают смотреть в мою сторону. Поправка: в сторону моих голых коленок. Так, вроде третья нога не выросла, чего они разглядели? А, точно. Татуировка, которую раньше постоянно скрывали штанины. Ну ладно, мне не жалко, разве что только не по себе от оценивающего взгляда Эрика. - Доброе утро, - подхожу ближе, все ярче испытывая желание натянуть на себя хотя бы мешок из под картошки. - Доброе. Мы меняем формат тренировки, - вот так новости, учитывая, что вчера мы все детально обсудили. Разве что не учли фактор под названием «Эрик», который, видимо, и стал основной причиной смены изначального плана, - разминка уже закончилась, по пол часа каждый работает с противоположной группой, затем бои один на один в смешанных парах.       Выражаю своё согласие кивком и делаю вид, что активно не замечаю ухмылки на лице виновника перестановок. Видимо, неофиты узнали сию «хорошую новость» раньше меня, так что, когда я заканчиваю бинтовать кисти для их большей сохранности, на мою половину зала уже стекаются ранее незнакомые мне люди. Мда, кажется, их гоняют жестче в плане упражнений на развитие тела, у меня-то больше упор на работу с тем, что дала природа. Но ничего не попишешь – Лидер сказал, значит, надо делать. Странное дело: последний за все время с моего прихода сюда не проронил ни слова, что невольно настораживало. Хотя пока все шло в обычном режиме, и паниковать раньше времени смысла не было никакого. - Меня зовут Джереми, и я надеюсь, что мы продуктивно проведём данное нам время. Для начала показываете приёмы на поражение пояса верхней конечности, если все справятся хорошо, то дальше покажу эффективное использование болевых точек на вооруженном противнике.       Нестройный хор голосов выражает согласие, и неофиты расходятся каждый к своей груше, начиная отрабатывать заученные в первые дни удары. Большая часть работает очень даже хорошо, хотя из общего плана выбивается смутно знакомая мне девушка. Точно, Трис. Первый прыгун в этом году, пришла из Отречения. Техника оставляет желать, кхм, наилучшего. Нет, я, конечно, тоже не блистала в первую неделю, но прошло уже, считай, две, и пора было сдвигаться с мертвой точки. - Трис, да? – от неожиданности девчушка от меня отскакивает, едва не врезавшись лбом в инвентарь. – Не знаю, говорил ли тебе Фор, но это ужасно. Если остальные пашут по четыре часа, то тебе надо никак не меньше восьми, иначе вылетишь. - Тебе легко говорить с учетом твоего опыта. - Надо же, она умеет ещё и отвечать. - Как, ты думаешь, нарабатывается этот самый опыт? Пока не собьёшь все до степени, когда ссадины не будут успевать даже высохнуть между тренировками, толком ничего не выйдет. Смотри, - жестом показываю отойти от груши, после чего провожу комбинацию из трёх ударов, различных по силе и скорости. – Если бы здесь стоял обычный человек, то с большой вероятностью он заработал бы перелом ключицы. Учти, что при этом я ниже, а, значит, что у тебя будет преимущество.       Трис хмурит лоб, но вроде бы внимает моим словам и колотит по снаряду уже на пару процентов правильнее.       Оставшееся время я в самом деле показываю им пару приёмов, призванных уравнять шансы в схватке, если ты безоружен. Как раз демонстрирую на Питере хитрый залом руки, когда моего плеча кто-то касается, а сзади я обнаруживаю Эрика, о присутствии которого успела опрометчиво забыть. - Реннер, - о, я, кажется, успела соскучится по тому тону, с которым он произносит мою фамилию. – Хватит страдать ерундой и поднимайся на ринг. - Это ещё зачем? – непонимающе смотрю на мужчину, а он вновь непонятно чему улыбается. Смахивает правда на оскал акулы, которая совершенно точно знает, что жертва уже никуда не денется. - Увидишь. Мне повторить? – мысленно передразниваю командира и, скинув ботинки, нехотя забираюсь на возвышение, где уже стоит Четыре, одними губами говорящий «прости». Быстрый анализ приводит меня к весьма простому выводу – нам решили устроить показательный бой, показав полноценных членов фракции в деле.       Вокруг ринга собираются все новички, а Лидер едва заметно кивает. Прежде чем я успеваю понять, что это был сигнал к началу, в меня уже летит чужой кулак, и я чудом успеваю спасти зубы. Во рту появляется мерзкий металлический привкус крови, а когда я мельком ощупываю губу, то понимаю, что мне её уже разбили. - Джер, шевели задницей. Если будешь продолжать так и дальше, то я всерьёз засомневаюсь, что ты тоже Инструктор, а не долбанный неофит. Фор, не давай ей поблажек! – стараюсь не отвлекаться на реплики извне (о ужас, даже упуская тот факт, что настолько сокращать своё имя позволяю только близким), иначе в самом деле схлопочу по полной. Ухожу от удара в корпус, пытаюсь контратаковать, но натыкаюсь на прекрасно исполненный блок. Мда, отвыкла от сильного противника, ничего не скажешь. Поправка: от пиздец превосходящего меня во всем противника, кроме, может быть, скорости.       Через пару минут расстановка меняется не сильно – у Тобиаса только начала двигаться челюсть после прямого апперкота, на моих же ребрах расцветает сочный синяк от жесткого броска на пол, выбившего из легких весь кислород. Из-за этого моё дыхание сбивается, что само по себе очень плохой знак. И, кажется, это понятно не только мне. Темп растёт, пропускаю ещё одно попадание в плечо, ответный болевой в шею, после которого Фор сгибается пополам, и мне ошибочно кажется, что вот он, шанс.       Зря. Едва я приближаюсь на слишком короткое расстояние, как чужое колено врезается мне в переносицу, а перед глазами всё плывёт. Последнее, что отпечатывается у меня в памяти – это ладонь в крови, которую я неосмотрительно прикладываю к пострадавшей области, после чего мягкая темнота услужливо забирает меня в свои объятия. Кажется, я довольно позорно проиграла, хоть шансов на победу и в самом начале было маловато: где я, а где Четыре по уровню подготовки. ***       Первое, что я ощущаю, когда потихоньку начинаю приходить в себя – едкий запах медикаментов и спирта, забивающийся в нос и вызывающий острое желание чихать. Хотя что-то мне подсказывает, что этого лучше не делать, ведь, кажется, на лицо наложена повязка. - Блять… - сперва светлые круги режут, а цветные пятна никак не хотят складываться в цельные предметы. Пытаюсь подняться, но кто-то укладывает меня обратно на подушку. Наконец пляска аморфных фигур потихоньку прекращается и я вижу сероватый потолок медицинского отсека. Прекрасно, я ещё и упала без сознания? Хорош инструктор, даже боюсь представить, что обо мне теперь подумают мои подопечные. - Очнулась? – пусть это будут слуховые галлюцинации, пожалуйста. Я ведь просто слишком хорошо стукнулась головой о пол, вот и мерещится всякое. Зажмуриваюсь, надеясь, что всё быстренько исчезнет, но попытка успехом, увы, не увенчалась. – Эй, даже не думай снова вырубиться, док сказал, что тебе лучше оставаться в сознании хотя бы до вечера. - Какого хера ты тут делаешь? – голова отдаётся волной боли, и мысленно я ставлю себе пометку, что Фор теперь мне должен. Сильно должен. И отделаться куском шоколадного торта не получится. Пусть даже это и был приказ, которого нельзя ослушаться, иначе Эрик бы явно не отстал. - А ты не допускаешь мысль, что это, может быть, добровольный акт альтруизма? - От тебя? Если бы не нос, то я бы посмеялась, - медленно принимаю полу-сидячее положение, за что расплачиваюсь новой порцией ахренительных ощущений. – Надеюсь, что ты доволен. - Ты успокоишься, если я скажу, что ошибся? – успокоишься? Да я еще не начинала психовать даже! Пока я искренне желаю сидящему рядом подольше жариться на сковородке у чертей, мне в руку впихивают стакан воды и какие-то таблетки. - Хватит строить из себя Мать Терезу, тебе не идёт, - судя по цвету и форме, похоже на стандартное обезболивающие, так что моментально проглатываю капсулы, уповая на скорейшее действие, - так зачем ты пришёл? - Вижу, что тебя не убедить в моей добродетельности. Знаешь, я где-то слышал, что родившиеся в Искренности чувствуют ложь без всяких детекторов… У тебя пол часа на то, чтобы прийти в себя и соображать максимально хорошо, после чего мы идем к Максу. - Ты решил окончательно пустить меня в утиль к Изгоям? – смех получается хрипловатым, и я начинаю ощупывать переносицу, с облегчением приходя к выводу, что вроде бы ничего не сломано. - С большим удовольствием, но не сегодня. Если помнишь, то пару недель назад во время ночного патруля ты обнаружила на своём участке тело, - такое точно не забудешь, особенно тот мерзкий запах, вызывавший лишь острое желание вернуть содержимое желудка обратно, - так вот, после его вскрытия обнаружилось, что парнишка был под завязку накачен неизвестной сывороткой, которой заинтересовались Эрудиты, и Мэттьюс выразила желание поговорить с тобой на этот счёт лично.       Ого, какая честь. О главе Эрудиции ходили легенды, а уж учитывая, как большая часть населения относится к женщинам-управленцам, она была достойна всяческих похвал. - Ты пойдешь со мной? – не то, чтобы мне было страшно, просто… Это сложно объяснить, но несмотря на все выходки Эрика, с ним было совершенно точно спокойнее. - У меня полно дел, - кто бы сомневался. Ладно, раз уж открыла этот вопрос, то надо идти до победного, хотя успех маловероятен. - Пожалуйста, - он лишь качает головой в ответ и, не сказав ни слова больше, уходит прочь из лазарета. Ну да, впрочем, кто я ему, чтобы он, бросив всё, шёл заниматься моими проблемами? На его место, правда, моментально заявляется один из докторов, почему-то со слегка припухшей скулой и суеверным ужасом в глазах. Короткий осмотр, радостные новости об отсутствии сотрясения, а также служебный больничный на три дня моментально сделали моё самочувствие куда лучше (эффект плацебо - штука полезная).       В сопровождении санитара я кое-как добираюсь до собственного лофта, ведь представать перед двумя лидерами в одежде, заляпанной пятнами крови – это откровенный моветон даже для нашей развесёлой фракции. Все движения даются с трудом, так что делать все приходится безумно медленно. Лицо в зеркале тоже выглядит никак не лучше: опухший нос в купе с засохшей корочкой на губах даже из трижды мисс вселенной не сделают красавицу.       Прогулка до означенного кабинета растягивается в настоящее приключение, сопряженное с попытками не упасть по пути из-за кружащейся головы. Может, эскулапы что-то напутали и там таки есть сотрясение? Хотя, вспоминая большую часть моей жизни и в особенности события последних пары недель, сотрясаться в черепе элементарно нечему. Перед самой конечной точкой мир вновь виляет, и я едва не встречаюсь с полом, благо кто-то ловит меня за плечи и аккуратно приводит в вертикальное положение, после чего распахивает передо мной дверь, не переставая придерживать. И какого же мое удивление, когда я мельком вижу за собой ничего не выражающее лицо Эрика, у которого, кажется, была уйма неотложных занятий.       В помещении помимо Макса находится статная женщина в элегантном тёмно-синем платье, с уложенными в пучок светлыми волосами, при виде которой остатки моей женственности поднимают белый флаг, и я искренне надеюсь, что не выгляжу совсем уж отстойно на фоне этой леди. Тёплая ладонь на плече все ещё никуда не исчезает, и это безумно подозрительно. Блондинка обходит стол, а я не двигаюсь с места, не совсем понимая, чего от меня ждут. - Ты, должно быть, Джереми? Джанин Мэттьюс, лидер Эрудиции. Макс сказал, что ты тогда обнаружила труп? Лучше присядем, ты плоховато выглядишь, - спасибо за то, что сделали на этом акцент! Но на стул я опускаюсь все же без лишних претензий, ибо синяк в области рёбер начинает напоминать о себе. - Да. В рапорте подробно описаны все обстоятельства, не думаю, что смогу быть вам полезной. - И всё же, постарайся ещё раз вспомнить, - взгляд Джанин напоминает рентген, призванный выудить из меня максимальное количество информации, что пугает и одновременно напоминает то, как смотрел Эрик на мою татуировку утром. Похоже, это фирменный знак всех эрудитов, пусть даже и бывших. - Сигнал рации что-то глушило, начался ливень, и я приняла решение обследовать основное здание подстанции. Согласно инструкции, осмотр производился начиная с последнего этажа, где в третьем по счёту кабинете в металлическом шкафу мною было найдено тело с характерными следами разложения. Причина смерти при первичном осмотре была не выявлена, все конечности присутствовали, - черт бы побрал родительское воспитание – детали врезались в память слишком хорошо, включая непосредственную картинку произошедшего. – Трупные пятна крупного размера и тёмно-коричневые. - Тёмно-коричневые? А, прости за вопрос, был ли какой-то специфический запах? – нет, она явно хочет, чтобы меня вдобавок к уже имеющимся травмам еще и стошнило прямо на ковёр. - О, вам лучше никогда не знать, КАКОЙ там был запах, - серьёзно, никогда больше не хочу даже думать о той вони. Хотя, стоп, там точно было что-то ещё. Нечто, не выветрившееся после того, как я открывала окна, о чём я совершенно забыла и вряд ли вспомнила бы без наводящих вопросов, - еще до того, как открыла шкаф. Может, показалось, но, кажется, это была хлорка и что-то вроде миндаля? Знаете, ощущение, что в дезинфекцию для пола кто-то добавил пару капель сиропа. - Вот видишь, а ты говорила, что будешь бесполезна. И почему вы не цените такого внимательного сотрудника? Будь ты в Эрудиции, совершенно точно не ходила бы с такими синяками, - как она меня назвала, сотрудником? Как угодно, но это слово явно не подходит бесстрашным. – Хотя думаю, что в Искренности такую наблюдательность ценили бы никак не меньше, не смени ты фракцию.       Так, а вот это уже интересно. Во-первых, откуда она знает про то, что я переходник, а во-вторых, смысл говорить подобное, если свой выбор я благополучно сделала еще четыре года тому назад. - Откуда вы… - Оскар и Лорен Реннеры ведь твои родители, верно? Мы пересекались несколько раз, и, помнится, после твоего ухода их репутация едва не разрушилась, - кулак непроизвольно сжимается в положение, подходящее для удара. Спокойно, Джерри, за причинение вреда этой мегере тебя явно никто не похвалит, и в лучшем случае на неделю закроют в карцер. Вот неожиданность-то, конечно, она чисто случайно решила завести светскую беседу относительно моих родственных отношений. - Джанин, - Эрик неожиданно подаёт голос, буквально впиваясь пальцами в моё несчастное плечо, давая понять, что пытаться дергаться не стоит. – Реннер сейчас на больничном после травмы, - бесценный взгляд Макса, который как бы вопрошал «какого-хрена-я-узнаю-об-этом-только-сейчас». - И если у вас больше нет к моей подчинённой вопросов, то мы пойдем. - Да, разумеется. Надеюсь, ты поправишься в скорейшем времени. Что-нибудь передать Оскару? – ага, пожелания спрыгнуть с крыши разве что. Желательно прихватив с собой тебя и эту слащавую псевдо-заботливую улыбочку. - Очень мило с вашей стороны, но если будет необходимость, то я сама с этим справлюсь. Всего хорошего.       Нет, моего непосредственного командира явно кто-то подменил. Иначе как объяснить, что утром по его вине меня хорошенько потрепали, а сейчас он фактически спас меня от цепких когтей зверя по имени Джанин и теперь вовсе ведёт в сторону квартирки. Жалобы? Жалоб нет, мне серьёзно сейчас не до гордости и вырывания конечностей с криком «Я сильная и независимая, проваливай!». И черт, он вновь молчит…       Слава Богу, в коридорах пустынно, и наша странная процессия остается никем не замеченной. Повышенная активность мне явно противопоказанна, так что усталость наваливается едва я переступаю порог лофта, вяло кивая в знак разрешения на вход и своему спутнику. Опустим факт крайней степени бардака, завладевшего большей частью комнаты – меня волновала лишь возможность поскорее очутиться под одеялом. Учитывая, что Эрик уже заходил как-то раз ночью, особо стесняться смысла нет, так что скидываю ботинки и штаны, оставшись в одной длинной футболке. - В холодильнике лёд и мазь, если тебе не будет сложно, то достань, пожалуйста? – пока Лидер вполне безропотно роется на полках, я успеваю удобно расположиться на кровати с расчётом, что давления на поврежденные участки нет. А уж когда мне протягивают лёд, завёрнутый в полотенце, то становится и вовсе расчудесно. Так и сидим минут пять – я с компрессом, а мужчина на чудом оставшемся без вещей пуфе, рассматривая безумно интересную инсталляцию из папок и бумаг на заваленном столе в углу. - Я серьёзно не думал, что он будет бить в полную силу в лицо, прости, - от неожиданности едва не роняю крышечку от тюбика, выданного сегодня в лазарете. - Что? - Не заставляй меня повторять это сопливое дерьмо дважды, - барометр настроения бесстрашного вновь рискует показать обычного и менее нормального человека, так что предпочитаю все-таки заткнуться и не искать лишних проблем на свою и так многострадальную пятую точку, - как ощущения от Джанин? - Ей определённо стоило пойти работать следователем, - прохладная субстанция отдает ментолом, и при первом прикосновении к гематоме становится легче. - Именно поэтому ты выглядела так, словно очень хочешь ей всечь? - Да нет, - заканчиваю обрабатывать синяк и, шумно вдохнув, смотрю все же в сторону Эрика. Рассказать или не стоит? А, плевать, я слишком устала для просчетов последствий, да и в конце концов он все равно забудет, - знаешь, почему я никогда не любила день посещений? За все четыре года пришёл только Джек, передал коробку с парой личных вещей и словами о том, что родители не выкинули моего кота на улицу. Собственно говоря, от Траффи они предпочли не отказываться, ведь он не выбрал другую фракцию. Джанин очевидно знала о том, что мы ни разу не контактировали с родителями с момента Церемонии, но всё равно спросила про них, вот и получилось.       Прикрываю глаза, а в голове проносится куча воспоминаний. Вечное ледяное спокойствие отца, каждодневные увещевания матери о том, что я должна продолжить семейное дело, постоянные проверки на домашнем детекторе лжи, призванные подготовить к инициации. И, конечно же, на миг слетевшая маска безразличия с их лиц, когда капли крови с шипением упали на раскалённые угли, а чёрный сектор взорвался приветственными криками. Тогда-то сидевший в первом ряду Оскар и произнёс одними губами фразу, навсегда поставившую точку в вопросе, есть ли у нас семья. «Ты мне больше не дочь» - всего несколько слов, а сколько боли каждый раз, когда к другим из моей группы в означенные дни приходили родственники, говорили слова поддержки и то, что по-прежнему любят их. А вот для меня фракция в самом деле стала куда выше крови, с учётом, что в Искренности не осталось ровным счётом ничего, и связывало меня с ней разве что фотография любимого питомца, блокнот со старыми записями да наручные часы, ставшие подарком на пятнадцатилетие. - Ненавидишь их теперь? – звучит даже не как вопрос, а как утверждение. - О нет, ненавидеть кого-то опасно, ведь это поневоле в итоге приводит к одержимости. А быть одержимой теми, кто отказался от тебя, ну, такое занятие, - живот тихо урчит, намекая на факт отсутствия сегодня приемов пищи помимо завтрака. К чёрту, сон пока в большем приоритете, хотя поговорить с сидящим рядом человеком без взаимных споров тоже любопытно, пускай разговор пока и протекает в режиме моего монолога, - можно откровенность за откровенность? Эрик, мы ведь даже не друзья. Я… Запуталась, честно. К чему тогда все эти разговоры и попытки сделать вид, что тебе реально интересно моё прошлое? - Если ты успела надумать всякой чуши, то разочарую тебя, мне похер. Исключительно небольшая компенсация за утро, да и надо было удостоверится, что после беседы с Мэттьюс ты успокоилась и мне не придётся потом стрелять тебе в затылок за убийство лидера фракции. Через два дня жду в зале с неофитами, - и чего я ждала собственно? Что он мне суп таскать будет и книжки вслух читать? Трижды ха, а потом еще столько же. В принципе никаких особенных душевных страданий подобное заявление не произвело, ибо это же Эрик, серьёзно, более предсказуемым может быть разве что закипание воды во включенном чайнике. - Спасибо за честность, - прекрасно, еще и вспомнился некстати негласный девиз Искренности, который я столько раз проговорила, пока не покинула это место. - Обращайся, Реннер, - вот мы и вернулись к тому месту, с которого начали – меня называют сугубо по фамилии, я не строю никаких иллюзий на его счёт. И, кажется, вот он, ответ на все мои вопросы и сомнения.       Когда дверь захлопывается, оставляя меня в полном одиночестве, то в голову приходит, что от Эрика обычно бесящее меня сочетание букв, показывающих непосредственное родство с отцом, звучит по-особенному. Скажем так, ему это, мать вашу, подходит – коротко, с рычащими звуками, ахуенно идеально вписывается в то, что столь удобно орать. И всё равно не так, как у других, нет. Первой, кто имел неосторожность использовать именно фамилию была преподавательница рисования в младших классах, отыгрывавшаяся на такой неумехе по полной. Это раздражало. Затем ей на смену пришла инспектор по вопросам инициации, напоминавшая монашку и каждый раз блеющая «М-м-мисс Реннер», когда речь заходила о пробных тестах. Тут уже фигурировал откровенный пофигизм с ноткой жалости к этой в общем-то не такой плохой, но неуверенной в себе женщине. От оглушительного «Реннер, ты бесполезный мусор» от Гарри хотелось реветь и сделать всё, чтобы эти презрительные интонации исчезли. Макс изначально не парился, и, сколько я помню, всегда обращался без уточнений, а если они и требовались, то ограничивался полным вариантом имени. А от него по-другому, хоть убейся. Ни отвращения, ни трепета, ни-че-го ровным счетом, за исключением ощущения того, что это правильно.       Кажется, теперь он знает больше, чем следовало бы знать обычному коллеге, а между тем про него я знаю только по содержанию той злополучной папки из архива. И чёрт, вроде бы чем меньше информации – тем лучше, да и при учёте опасности, которой от Эрика веет за километр, отчего моё чувство самосохранения трубит во все трубы и бьётся в истерике, пытаясь образумить. Но почему-то к нему одновременно тянет так, как тянет мотылька на губительный свет лампы, соприкосновение с которым прервёт и без того коротенькую букашкину жизнь. А всё равно ведь летит, целеустремлённо, словно не подозревая о своей грядущей участи. Летит рвано, зигзагами даже тогда, когда по счастливой случайности нечто высшее уберегло тварь в первый раз, но не сумело переломить этой незримой связи. В Бесстрашии любая привязанность означает лишь боль, а мой «шанс» начать всё сначала уже был использован после смерти Марка. Следовательно, второй попытки уже не будет, по сему перспективы при провале совершенно безрадостные.       Я говорила, что ответ найден? Вопросов, однако, при этом появилось ещё превеликое множество, от размышления над которыми меня спасает лишь глубокий болезненный сон.