Мир синих цветов

На балконе вовсю разгуливал холодный ветер, но ему это не приносило никакого облегчения. Духота не исчезла, кидало то в жар, то в холод. Но ни одно средство, ни одно лекарство, ни одно успокоительное не могло заставить его перестать думать и вспоминать. Как будто кто-то толкнул первую кость домино, а та вызвала непрерывную цепочку падений. Он ушёл из спальни, надев только шёлковый халат, будто сбежав от жены, вопросов и обстановки, что теперь так на него давила. Ему казалось, что вот он, тот порог, за которым другая жизнь, и сегодня он подошёл к нему слишком близко, разговаривая с сероглазой, слишком близко… У преуспевающих людей быстро складывается впечатление, что так будет всегда, что они останутся богатыми, красивыми и удачливыми, пронесут это через года. А сегодня он узнал, как рушатся многовековые основы, как богатство оборачивается бедностью, а слава – неизвестностью. Столько лет он пытался подавить все чувства, возникшие при принятии того решения. Оно несомненно повлияло на его судьбу, направило её в другое русло. И ему ведь всегда казалось, что выбор был сделан правильный. Казалось до сегодняшнего дня. Фактически, последствия предстали перед ним. Теперь он испытывал сомнения, что-то похожее на сожаление и страх. Страх не подчинялся его воле, он возник непонятно когда и непонятно откуда. И он не хотел уходить. Совесть, его глубоко дремлющая черта, наконец проснулась и теперь не давала покоя. Чтобы доказать то ли самому себе, то ли ещё кому правильность своих же действий, он попытался вспомнить потускневшие события прошлого. Но оно уже само затянуло его в свои объятья… … Маленький мальчик с лучами, запутавшимися в золотистых кудряшках, и зелёными глазами, переливающимися множеством оттенков в свете солнца, действительно напоминал маленького ангелочка. Но такое ощущение оставалось до тех пор, пока не вспоминалось, что буквально несколько минут назад он швырялся песком в крестьянских детей, тягал за волосы служанку и обзывал садовника. Мальчик считал всех людей ниже себя, только к родителям он относился более-менее снисходительно. Но отца, занятого делами, это не цепляло, а взгляд матери затмевала её собственная любовь к сыну, пусть и без нужного ответа. Впрочем, в то же время она понимала, что растёт будущий господин, поэтому многое спускалось ему с рук, да и нельзя сказать, что она видела все эти шалости, когда в основном с ним бегали слуги, а они не имели права жаловаться на молодого господина. Так что год за годом миссис Кенуэй считала своего сына настоящим ангелом. К десяти годам ребёнок вполне свободно разговаривал на французском и без особых сложностей начинал осваивать немецкий язык. Он обладал действительно великолепным складом ума: схватывал всё на лету, решал любые задачки, которые только можно было дать мальчику его возраста, осваивал этикет, который придавал ему лишь внешний лоск – да, на людях он вёл себя безукоризненно, но на самом деле абсолютно никто из них не мог заинтересовать его. Так продолжалось до одного-единственного майского дня, когда воздух пах цветущими вишнями. К миссис Кенуэй буквально ворвалась одна из служанок, сообщая что-то крайне счастливым голосом. Энджел никогда не видел, чтобы его мать проявляла такие ярко выраженные эмоции, как когда она услышала это известие, которое он решил проигнорировать. Она лишь воскликнула: «Сегодня познакомятся ангелы!» - и приказала Энджелу собираться. Было не очень приятно трястись в карете, когда рядом скакали лошади с прекрасными телами. Он видел, как под их лоснящейся кожей перекатываются клубки мышц, как они бегут навстречу ветру, со свистом рассекая его, и понимал, что хочет подчинить себе этих непослушных животных. Мальчик не любил людей, но восхищался животными: они крайне забавляли его, все такие разные. Вот и сейчас он надеялся, что у соседей – карета как раз подъезжала к их особняку – будет какая-нибудь диковинка из далёких стран. Внушительно поправив свой маленький камзольчик и выше подняв голову, мальчик направился вслед за чуть не бегущей матерью, сопровождаемый слугами. Они прошли в глубь парка, где в тени деревьев на резной скамейке сидела миссис Морган, держа в руках какой-то свёрток. Все рядом стоящие служанки с умилением глядели на него, совершенно забыв о своей обязанности встречать мистера Кенуэя! Крайне раздасованный этим фактом, мальчик с удивлением глядел, как его мать кидается к миссис Морган, поздравляя её с чем-то, а потом с тем же умилением вглядываясь в непонятный свёрток, не обращая внимания на своего сына. Энджел развернулся и пошёл прочь, но уйти ему не удалось, когда миссис Морган окликнула его. Он с подозрением подошёл к ней, ожидая, что его сейчас тоже околдуют и заставят смотреть на этот загадочный свёрток. Но хозяйка поместья лишь тепло улыбнулась и отогнула ткань, когда мальчик приблизился. Энджел чуть разочарованно не вздохнул, когда понял, от вида чего все эти женщины буквально таяли. В свертке был самый обычный человеческий младенец. Пока что это кричащее чудовище спало. Сморщенное личико было относительно спокойно, но мальчик знал, что это спокойствие весьма обманчиво. Он уже собирался громко объявить о том, что ничего интересного тут нет, когда существо открыло глаза. Энджел где-то читал, что у всех младенцев глаза голубые, но этот ребёнок явно пошёл против всех правил, посмотрев на него серыми бездонными глазами. Да, какой-то оттенок голубого был, но он терялся в этой блестящей серости. Энджел всегда считал серый цвет скучным, но теперь он понял, что это не всегда так. Серые глаза ребёнка не давали ему покоя и на следующие дни, пока его мать – лучшая подруга миссис Морган – вновь не собралась к ней в гости. Теперь уже Энджела не надо было заставлять ехать, его пытливый ум пытался найти ответ на возникший вопрос, и мальчик решил, что лучшим способом что-то узнать будет непосредственный контакт с объектом наблюдения. Он терпел всё: и крик ребёнка, и его слёзы, и когда он тягал его за кудряшки – терпел и наблюдал, но изменений не происходило. Глаза не меняли свой цвет. Вскоре для него уже стало привычкой находиться в доме Морганов по многу часов, иногда его мать даже оставляла его на несколько дней, радуясь, что кто-то заинтересовал её малютку. Энджел привык, а потом начал испытывать потребность находиться рядом с растущим существом. Его интерес только возрос, когда он узнал, что ребёнок – девочка, а значит, это создание чем-то отличается от него. Он видел, как её кормили, как она сама училась есть, был рядом, когда она делала свои первые шаги, играл в любые игры. Ему самому казалось странным, что он не испытывает отвращения к ещё одному человеку, но позже эта мысль просто ушла на задний план. Со временем дети привыкли находиться рядом, но оба росли, у обоих появлялись обязанности, положенные по возрасту, и их постепенно пришлось разлучать. Теперь они учились чему-то своему, изредка пересекаясь. У девочки выработалась вполне обычная детская привязанность к близкому человеку, его научный интерес перерос в какие-то необъяснимые чувства, кажется, он где-то слышал, что их называют дружбой. Так незаметно начали проходить годы. Энджел наконец учился ездить на лошади, маленькую Аделаиду ему иногда разрешали брать с собой, но она всегда была на таких же маленьких и милых пони. Его забавлял этот ребёнок, он часто пытался поговорить с ней о чём-то и видел в её глазах неподдельный интерес, хоть и знал, что она ничего не понимает из его рассказов – только слушает. Девочка училась говорить и время от времени пыталась что-то вставить во время рассказов Энджела, но это было абсолютно постороннее слово. Он лишь улыбался в ответ, и она уже чувствовала себя счастливой. Одним летом, вскоре после того, как Аделаиде исполнилось пять лет, Энджел принёс сорванные им вишни, и они вновь сидели вместе и ели их. Маленькая Ида то и дело пыталась вымазать щёки подростка красными ладошками, и порой он даже поддавался, доставляя ей удовольствие. Потом Энджел через годы пронесёт воспоминание о пятилетней девочке в пышном светло-оливковом платье с бантами такого же цвета в чёрных кудрявых волосах, о девочке с огромными серыми глазами, вишнёвыми губами и жемчужными зубками, которые обнажались при её счастливой улыбке. Много раз Энджел жалел, что их разница в возрасте составляет десять лет. Ему было уже около двадцати, он постепенно вливался в дела компании отца, посещал балы и пышные приёмы, целовался в тёмных углах дворцов со стыдливо краснеющими девушками, а потом возвращался к всё той же маленькой девочке, которая выслушивала его с детской непосредственностью, сидя на коленях и обвив маленькими ручонками его шею. Она часто повторяла тогда, что любит его, но он лишь усмехался на эти детские признания. Очередной весенний день начался крайне оживлённо: лишь солнце осветило просторную комнату и заглянуло в кровать спящей девочки, как та раскрыла свои прекрасные серые глаза и улыбнулась. Она нетерпеливо ждала своего Дня Рождения, как ждёт его любой ребёнок, когда сердце сладко бьётся в предвкушении подарков и внимания. Девочка встала ещё до того, как в комнату вошли служанки её будить, повертелась перед зеркалом, со всех сторон рассматривая себя, и побежала к шкафу выбирать своё самое красивое платье, чтобы показаться в нём своему взрослому другу. Он часто рассказывал о своих девушках, об их нарядах и украшениях, о всём, что желала знать Аделаида, и теперь она была в полной уверенности, что, зная всё о них, она легко сможет всех превзойти. Маленькая Аделаида весь день проходила в своём самом шикарном платье с элементами шёлка и бархата, переливающемся красными оттенками, вымазав длинный подол. На её шее висело не самое лёгкое ожерелье с рубинами, которое она выпросила у матери, волосы были уложены в сложную причёску. Но вся её радость постепенно утихла, когда и после обеда её друг не приехал. На все подарки и комплименты она отвечала неизменной приветливой улыбкой, чувствуя, как нарастает в душе обида на того, кто обещал прийти, но так этого и не сделал. Энджел появился перед закатом, извиняясь перед хозяевами праздника за задержку, возникшую из-за дел в компании. Узнав, что Аделаиду никто в поместье не видел, он направился в сад к самой большой и красивой вишне у пруда. Аделаида сидела на резной деревянной скамье и глядела, как в темнеющую воду падают розовые лепестки. Услышав чьи-то приглушённые шаги и уже ни на что не надеясь, она приподняла голову и посмотрела в сторону дорожки, ведущей от особняка. Узнав того, кто торопливо шёл по ней, она не позволила себе широко улыбнуться, как того требовало её сердце, и с невозмутимым видом продолжила смотреть на юношу, подошедшего к ней и присевшего на корточки. Энджел внимательно посмотрел на сурово сжатые губы девочки и так же серьёзно заметил: - Ты совсем, как те неприступные дамочки на балах. Аделаида не выдержала и прыснула со смеху, в следующий момент кидаясь юноше на шею. Тот прижал её к себе и сел на скамейку, устроив драгоценную ношу на коленях. - Я уже думала ты не придёшь, - грустно протянула девочка, глядя в зелёные глаза. - Когда это я не приходил? Я всегда возвращаюсь к тебе, ты же знаешь. А тут ещё такой праздник! Кстати, у меня тоже есть подарок для тебя, - юноша посадил девочку на скамью, открыл лежащую рядом коробку, которую он принёс, и развернул то, что в ней лежало. Аделаида от удивления широко раскрыла глаза и охнула, увидев самое прекрасное в своей жизни платье насыщенного синего цвета. - Я знал, что тебе понравится, специально выбирал ткань, чтобы переливалась, как вода в море, - улыбнулся Энджел. – Теперь ты меня простишь? - Ну конечно, я тебя прощу! Кстати, а ты свозишь меня к морю? Я никогда его не видела. Хочу посмотреть, как переливается. - Сделаю всё, что пожелаешь. - Договорились! А теперь я должна его примерить! – Аделаида аккуратно взяла протянутое платье и развернулась к дому. Юноша понимающе кивнул. - Я подожду тебя здесь. Девочка вернулась быстро, ещё более сияющая, чем когда Энджел увидел её в первый раз этим вечером. Придерживая длинный подол платья, она со всех ног бежала к скамье, встряхивая пышными распущенными кудрями. - Спасибо, спасибо, спасибо! Энджел, я тебя обожаю! – девочка порывалась обнять его, но юноша сделал шаг назад. Лицо ребёнка недоуменно вытянулось. – Что такое?.. - А заплатить за платье? – молодой человек коварно улыбнулся. - Заплатить? Но у меня ничего нет. И ты же сказал, что это подарок! - Что, Адели на мели? – улыбка Энджела становилась всё шире. Он сел на скамейку, продолжая наблюдать за девочкой. - Опять ты со своим французским, - буркнула та, имея в виду вариант своего имени с ударением на последний слог. Аделаида устроилась на скамейке рядом с другом. – Ну и чего ты хочешь? - Раз у тебя ничего нет, то ограничимся этим, - юноша подставил щеку для поцелуя. Аделаида неловко прикоснулась губами к щеке и поморщилась. - Ты колючий! – возмутилась девочка и поцеловала его в губы. Энджел вздрогнул. Заходящее солнце осветило платье, заставив его сверкать прекрасными оттенками синего цвета. Ровно через пять лет солнце всё так же освещало целующуюся пару, уютно устроившуюся на резной скамье. Аделаида откинула голову, приоткрывая вишнёвые губы, чтобы вдохнуть немного воздуха. Энджел с удовольствием смотрел на раскрасневшуюся девушку, отмечая лебединую шею с ожерельем из собственных синих сапфиров Адели, тяжело вздымающуюся грудь, затянутую в тугой корсет, и понимал, что не может вспомнить, когда детская дружба переросла в нечто большее. Ему казалось, что этот бутон распускался только для него, более того, он сам его вырастил. С каждым годом Аделаида становилась всё красивее, прекрасный ребёнок уверенно превращался в прекрасную девушку. И с каждым годом она кидала на юношу всё более странные взгляды. Иногда он замечал, как она смотрит на него, не слушая, что он говорит, будто пребывая в своём собственном мире. Он боялся признаться себе в своих же догадках относительно её поведения, но она сама всё разрешила, сказав лишь одну фразу. - Я люблю тебя, Энджел. И это вовсе не детское признание, - возмущённо заметила она, глядя на его удивлённое лицо. Но юноша был удивлён вовсе не признанием. Он чувствовал себя так, будто давно загаданное и уже забытое сокровенное желание вдруг сбылось. - Ты чего задумался? – спросила Аделаида, отдышавшись. - Ничего, Адели. Ты прекрасна. Девушка улыбнулась и повернулась, устроив голову на груди юноши, слушая учащённое биение его сердца, чувствуя, как отзывается её. - Знаешь, чего я не понимаю, Энджел? Меня вполне уже должны были выдавать замуж, да только все мои женихи пропадают, до меня не доехав. Про тебя так я вообще молчу. Я, конечно, понимаю, что семейное дело и всё такое, но разве у тебя не должно быть жены и выводка детишек? Молодой человек усмехнулся и начал отвечать, поглаживая шелковистые чёрные волосы. - Не могу сказать, что я подслушивал… Ладно, я подслушал, - исправился Энджел, услышав сдавленный смешок девушки. – Если всё пойдёт по плану наших дорогих родительниц, которые хоть и кажутся стоящими на втором плане, на самом деле управляют чуть ли не всеми поступками глав семей, то моей будущей женой вполне может оказаться одна наша знакомая брюнетка, которая сейчас расковыряет мне всю вышивку на камзоле. «Ковыряния» прекратились, и повисло недолгое молчание. Аделаида подняла голову, изучая выражение лица Энджела. - Подожди, ты хочешь сказать, что… - Да, именно это я и хочу сказать. - Энджел, любовь моя, этот День Рождения вполне может побороться за звание самого счастливого дня в моей жизни. Когда Аделаиде Морган было семнадцать лет, Энджел Кенуэй сделал ей предложение… … Мужчина почувствовал, как по щеке скатилась единственная слезинка. Он быстро смахнул её, но всё же успел ощутить горечь на губах. Все эти воспоминания были будто окрашены сияющими лучами заката, они обволакивали его мысли своим теплом, размягчали чёрствое сердце и причиняли жуткую боль. Ощущения были, будто он пришёл с холодной улицы и залез в горячую воду. Когда так нужно согреться, и ты ждёшь этого, но сначала тебе предстоит почувствовать, как тысячи обжигающих иголочек пронзают кожу. Несмотря на болезненность вновь возникших воспоминаний, Энджел не хотел их терять, но память было не остановить, и она продолжила проматывать события… … После предложения Энджелу понадобилось уехать за границу: их с отцом дело всё больше разрасталось, и необходимо было упрочить свою власть на новых предприятиях. Всё шло отлично как во внешнем мире, так и в душе Энджела, согреваемой любовью. Аделаида писала письма, интересовалась делом, которое из разговоров знала ещё с детства. Энджел рассказывал, что они также решили заняться медициной, так как налаживаются связи с Востоком, откуда поступают новые средства и рецепты, однако многое всё ещё держится в секрете, поэтому эти связи нужно упрочнить. Адели писала, что с наступлением осени они перебрались в столицу, но тут ходят слухи, что в Голландии вновь разразилась чума, люди боятся, и она тоже волнуется за жениха. «Когда ты вернёшься?» Энджел вернулся в апреле, когда чума уже настигла город, но ещё не была в самом разгаре. Его удивлению не было предела, когда он услышал о комендантском часе, о ямах, куда скидывали заражённых мертвецов, о смертности в приходах, когда он увидел красные кресты на дверях домов и людей, охранявших такие места. Город кричал тысячами голосов, люди бежали, дрались, умирали прямо на улицах. Это было чистым ужасом. Как только все дела по поводу приезда были улажены, он помчался к столичному дому Аделаиды. Сторонясь ходячих мертвецов, видя, как только что здоровые люди падают на землю уже без дыхания, он чувствовал, как каждая клеточка его тела пропитывается страхом - в первую очередь за себя и за ещё одного небезразличного ему человека. Юноша остановился как вкопанный, увидев на двери такого знакомого ему дома красный крест. Чуть помня себя от поражения, он подошёл к стражнику с вопросом, что здесь произошло. Тот не позволил ему подойти достаточно близко и стал издали отвечать на вопросы. - Вы не знаете, что здесь? Только приехали? Собирайте вещи и уезжайте обратно, пока можете. Что здесь? Чума, мальчик, в столицу пришла чума… Что с этим домом? Есть подозрения, что господа заразились, так что дом на карантине, сказано никого не выпускать. Вы хотите кого-нибудь увидеть? Сейчас посмотрим, есть ли кто живой. Молодая госпожа! Стражник несколько раз позвал госпожу, обернувшись к дому. Через несколько минут за окном появилась тень, и оно приоткрылось. Энджел подошёл чуть ближе. Ранее красивое лицо его невесты теперь было искажено до неузнаваемости красными от слёз глазами и припухшими веками. Оставив семнадцатилетнюю красавицу, он вернулся к женщине, выглядящей лет на десять старше. Аделаида улыбнулась, увидев его, но улыбка лишь обезобразила её лицо ещё больше. - Как я рада, что ты в порядке, - девушка вздохнула и заплакала. Изредка было слышно, как она произносила «Как я волновалась». Энджел сделал пару шагов ближе к дому, но Аделаида, чуть не закричав, остановила его. – Не приближайся! - Адели, что произошло? Что это за крест на дверях? Девушка грустно усмехнулась. - Так отмечают дома, которых коснулась чума. Мои родители заболели, мы с Джун в порядке. Пока в порядке. Так или иначе, мы не можем уйти отсюда. - Почему? Вы же здоровы. - Кто знает? Ты видел здоровых людей на улицах, которые падают замертво? Они ведь даже и не подозревали, что дыхание смерти уже настигло их. Я молюсь целыми днями, но ничего не происходит. Энджел, любовь моя, спасайся, пока можешь. Уезжай отсюда, но обещай, что вернёшься за мной. Юноша кивнул. - Я ещё приду. Не теряй веры, - пытаясь сохранить уверенность в голосе, он попрощался. Возвращаясь домой и автоматически сторонясь прохожих, Энджел пытался осмыслить увиденное, но оно никак не хотело накладываться на счастливую картину прошлого. Ему казалось, что это просто страшный сон, не раз он пытался себя ущипнуть и очнуться, но ничего не менялось. Красавица Аделаида превращалась в его сознании в это привидение, а город умирал. Энджелу стало казаться, что уже твёрдая земля под его ногами начинает раскачиваться, как подвесной мост. Он хотел быстрее попасть домой, надеясь, что там обретёт хоть временный покой. Но дома его ждала новая напасть. Отец решил собрать семейный совет, чтобы решить, как теперь поступить. Энджелу пришлось рассказывать об увиденном и услышанном, заново переживая весь ужас происходящего. В итоге главой семейства было решено, что они уедут завтра же за границу, на юг, куда зараза ещё не проникла. Никакие доводы Энджела не помогали изменить решение. Постепенно уступая, он уже просил лишь лекарства, которые могли бы помочь семье Морганов, но отец утверждал, что таких нет, новые партии ещё за границей, и он ничего не сможет сделать, да и не собирается. Всю ночь миссис Кенуэй рыдала в гостиной, безуспешно пытаясь приглушить свои страдания: её привязанность к Аделаиде и её матери была слишком сильной, чтобы просто бросить их на произвол судьбы. Энджел, слыша эти звуки и чувствуя, как его собственное сердце разрывается, всю ночь не мог уснуть, представляя, как на исхудавшее лицо невесты, молящейся на коленях, падает жёлтый свет одинокой свечи. Всё утро мистер Кенуэй разговаривал с сыном, утверждая, что они смогут продвинуть своё дело, что владельцы лекарств сейчас получат огромную прибыль во время эпидемии, что не нужно оплакивать тех, кому осталось всего ничего. Энджел изо всех сил сопротивлялся этим речам, но чувствовал, как его предприимчивая сущность впитывает их каплю за каплей, соглашается с ними и вымещает все чувства, кроме желания наживы и успеха. Он всё же пришёл к дому, помеченному крестом, позвал невесту и молча отшатнулся, увидев на её руках красноватые пятна. Окончательно приняв решение уехать, он попрощался. Аделаида слабо приподняла руку и понимающе вздохнула. Казалось, она без слов узнала его решение, его отказ и предательство. Весь путь до конца улицы Энджел чувствовал на себе её взгляд. Все мысли, что только что он бросил любимого человека на верную смерть, были заперты глубоко-глубоко в душе. Он запер эту дверь, а ключ выкинул. Он сам отказался от счастливого прошлого. Не раз и не два он потом сталкивался с мимолётными чувствами, похожими на стыд и жалость, но каждый раз выкидывал их из головы, не обращал внимания. Так было и когда он купил компанию Морганов: они занимались поставкой и производством лучших в стране тканей, но во время эпидемии никому не было дела до нарядов, поэтому компания обанкротилась. Предприимчивый Энджел знал, что после эпидемии все кинутся обновлять гардеробы, дорвутся до того, что было им недоступно, что продажи возрастут до небес, а он разбогатеет. Договор о передаче предприятий заключался с секретарём Моргана, а не им самим, но все бумаги были в порядке, а этот человек, казалось, был только рад спихнуть невыгодное дело. Совесть просыпалась и тогда, когда мистер Кенуэй понимал, что они нажились на болеющих людях и тех, кто боялся заболеть: они в огромных объёмах скупали всевозможные лекарства, надеясь, что хоть что-нибудь поможет. Но и в этих случаях Энджел пытался забыть о крайне противной дамочке с именем Совесть: она просто мешала ему. Так Энджел Кенуэй стал человеком, в буквальном смысле идущим по головам. Крайне успешным человеком, которым восхищались очень многие. Которого презирали те, кто знали его историю, знали Аделаиду – впрочем, этот факт молодого человека не беспокоил, ведь многие из этих «знающих» уже были мертвы. Энджел создал такого себя своими поступками, которые последовали за одним-единственным маленьким выбором. Имя Аделаиды Морган в семье Кенуэев было под запретом. Миссис Кенуэй не раз и не два пыталась поговорить с сыном, но тот каждый раз прерывал её и уходил. В конце концов, устав от разговоров и послушавшись отца, он решил жениться. Подходящим кандидатом была француженка Антуанетта де Форез – сестра известного французского врача, с которым в своё время была налажена крепкая связь по делу поставки лекарств. Молодой человек был прирождённым аристократом, умевшим видеть причины и последствия, поэтому он без лишних вопросов дал своё согласие на брак сестры: их родители погибли, поэтому он отвечал за родственницу. В итоге Энджел Кенуэй после многочисленных отъездов вступил в высшее английское общество с огромным состоянием, великолепными связями и утончённой красавицей-женой. Здесь никого не интересовало прошлое знаменитых семей, поэтому для Энджела началась новая жизнь в славе и богатстве. Тогда-то и промелькнула мысль, что выбор был правильным... … Мужчина прикрыл глаза рукой, пытаясь перестать думать, но это было невозможно. Каждая мысль оставляла на душе кровавые полосы подобно тем, что оставляет хлыст на молочно-белой коже. Теперь вдруг, позволив воспоминаниям проявиться в голове с ужасающей яркостью, он подумал, что его нынешняя жизнь – это жизнь очередного ничтожества, помешанного на деньгах. Но в то же время возник и противовес этой мысли, что Энджел добился всего сам, работая, а не прохлаждаясь. Что это всего лишь его награда за труд. Чувствуя, как раскалывается голова, мужчина прошёл в столовую, надеясь найти что-нибудь достаточной крепости, чтобы заглушить этот спор в голове. * * * Аделаида открыла глаза и поняла, что не чувствует никаких признаков боли в голове, а цвет стен в комнате внезапно стал голубым. В недоверии помотав головой и несколько раз моргнув, она вновь уставилась на стены, но светло-жёлтый противный цвет не вернулся. Не увидев в этом ничего разочаровывающего – она терпеть не могла эти жуткие стены – Аделаида встала с кровати и пошла будить Джун. Девушка с нежностью посмотрела на спящую женщину и, видя её усталое лицо, тени под глазами и разгладившиеся морщины, решила, что денёк обойдётся сама без служанки, а вот Джун после её незаменимой помощи нужно отдохнуть. А можно даже поиграть в служанку. Ида улыбнулась своим мыслям, взяла ведро и направилась к ближайшему колодцу. На голубом небе мягко светило солнце, окутывая просыпающийся город своей любовью. Аделаида чувствовала, что вместе с городом просыпается и она сама, согреваясь лучами звезды и мыслями о вновь обретённом счастье. У колодца неспешно набирали воду женщины, что-то обсуждая. Аделаида, войдя в свою роль служанки, подошла к ним, поздоровалась и, получив ответные приветствия, встала в очередь, внимательно слушая говорящих. Похоже, у квартала появился новый предмет разговора, а происходящие события лишь поддерживали его на первом месте среди самых интересных. - Помните, как мистер Кенуэй был замечен в парке со служанкой? – начала женщина с русыми волосами, спрятанными под косынку, и будто выпученными светло-карими глазами. Остальные служанки важно закивали, готовясь жадно впитывать её дальнейшие слова. – Мне сказал один фонарщик, я не буду называть его имя, что господин был замечен с какой-то странной девушкой в плаще, сидящим на скамейке у его же дома! – по группе женщин пронеслась волна ахов. – А может это была ты, новенькая? – указующий перст внезапно уставился Аделаиде в грудь, та от удивления открыла рот. - О чём вы говорите? Я только приехала со своей госпожой из-за границы. Я даже не знаю, что за господин Кенуэй такой, да вот только весь квартал о нём и говорит. Женщина подозрительно посмотрела на Аделаиду. - На кого ты, говоришь, работаешь? - На леди Морган, - пискнула Аделаида. - Так Морганы ж перемерли все, а дом их сгорел во время Великого пожара, - вставил кто-то из толпы. Дом сгорел?.. Сколько ж ещё ей предстоит услышать. - Так а мы с леди смогли сбежать в Германию к родственникам. - Ммм, - протянула лупоглазая. – Как тебя зовут, детка? - Ида. - Как-то по-господскому ты говоришь, дорогая. - Так я в путешествиях только с леди и могла общаться, видно, переняла что-то. - Может быть. И платье она тебе отдала? - Ну да, а что такого? Когда вокруг чума, не поймёшь, где взять незаражённое. Толпа всколыхнулась, вспоминая ужасную напасть и обсуждая старые сплетни, хотя Аделаида почти наверняка могла сказать, что и половины этих женщин не было в столице во время эпидемии: кто мог, тот сбежал, пока не стало поздно. Через толпу со всех ног пробежала девчонка-служанка со смешными коричневыми косичками и, встав около лупоглазой, отдышавшись, заявила: - Ой, девочки, тут такое было! Все сгрудились вокруг подростка, а из шепотков Аделаида поняла, что девчонка работает на кухне у Кенуэя. - В общем, господин пришёл вчера весь такой… нервный. Он же до этого на улицу выходил, сказал леди, что подышать воздухом, но мы-то знаем, зачем на самом деле, - женщины засмеялись, понимающе переглядываясь. – А вернулся он совсем с другим лицом, ну будто узнал чего нехорошего. Потанцевал пару раз с госпожой, с кем-то о ком-то поговорил, а потом весь приём сидел в углу зала с пустым бокалом и глазки ему строил. Женщины вновь засмеялись, приговаривая «Ох уж эти аристократы!» Девочка продолжила, привлекая всеобщее внимание. - Мне потом другие передали, что господин, когда в доме все заснули, встал и пошёл на балкон, а потом всю ночь там и просидел в одной позе. И как он не замёрз только! Потом он был в столовой, нашёл в буфете виски, и, клянусь вам, с утра полбутылки не было! Ещё я слышала от дворецкого, что у мистера Кенуэя такое лицо потерянное было, что он даже и не припомнит раньше такого! - Это всё та служанка, - вынесла вердикт толпа и постепенно начала рассасываться. Женщины уходили по несколько человек, на ходу смакуя новость и предвкушая, как расскажут её другим. Аделаида набрала воды и вернулась в дом. Джун уже проснулась. - Детка, где ты была? Я уже думала, ты опять сбежала! – Джун выглянула из комнатушки. – Ты ходила за водой?! Это не дело для леди, больше даже не думай об этом! - Джун, дорогая моя Джун, я только хотела тебе помочь, ты ведь так устала! - Ида, мне только в радость ухаживать за тобой, ты же знаешь, что я всегда рядом. Служанка тепло улыбнулась, морщинки у глаз собрались веером. Аделаида почувствовала себя гораздо лучше, глядя на эту улыбку. Джун была права, говоря, что она всегда рядом. Девушка ещё помнила ту молодую служанку, которая везде бегала за черноволосой девочкой, выносила её шалости и скрывала их от господ. Но больше всего Аделаида была благодарна женщине за то, что когда её оставил весь мир, Джун всё равно была рядом. Когда родители испустили последний дух, когда тело девушки покрылось пятнам, Джун помогла госпоже: она делала примочки, кормила её, не отходила ни на шаг, ободряла искренними словами, заставила верить в лучшее и… вылечила. Тогда они и решили, что фактически стали семьёй, тогда они и перешли на дружеское «Ты». Съев завтрак, быстро приготовленный Джун, они решили привести Аделаиду в порядок. Принесённая вода была нагрета на огне и вылита в найденную бадью. Джун попросила у соседей кусок грубого мыла и мочалку и приступила к мытью госпожи. Прикосновения грубых предметов были не очень приятны Аделаиде, но она молчала. Она должна была выглядеть лучше, и Джун прекрасно понимала леди, зная её историю с самого начала. Когда Аделаида высохла и переоделась в чистое заштопанное платье, служанка принялась за её волосы. Спутанные кудри не хотели расчёсываться, но Джун продолжала работу, стараясь не причинить особой боли своей подопечной. В конце концов соорудив аккуратную причёску, женщина отошла от Аделаиды и посмотрела на неё сбоку. Девушка приподняла голову, вспоминая до автоматизма закреплённые манеры, и кинула в сторону Джун игривый взгляд, а потом заливисто рассмеялась. Только Аделаида успела рассказать женщине об услышанных сплетнях, как раздался стук в дверь, и вошедший господин Кенуэй был встречен взрывом хохота. - Господин пришёл к служанке, - пропищала Аделаида, вытирая слёзы. - Очень смешно, - пробормотал мужчина. – Рад, что тебе лучше. Девушка будто и не слышала. - Энджел, ты зачем ночью полбутылки виски выпил, а с миссис «Чёрные-глазки» не поделился? Сквозь проступившие от истеричного смеха слёзы Аделаида заметила, как слегка покраснел мужчина. - Да, то, как ты на балконе сидел, тоже уже весь квартал смакует. Что ты там забыл, кстати? - Забудь, это тебя не касается, - отрезал Энджел. - О да, само собой. Ладно, рада, что ты пришёл. Я уже думала, что теперь ты свои обещания не исполняешь, - Ида понимала, что говорит весьма жестокие вещи, но не могла остановиться, видя, как буквально сереет лицо мужчины. Но он так ничего и не сказал. - Раньше ты была милосердней. Аделаида вздохнула. - Прости, не знаю, что на меня нашло, - девушка подошла к мужчине и неловко обняла его, чувствуя, как его сердце начинает биться быстрее. Она незаметно улыбнулась. – Скажи, Энджел, если бы ты знал, что я выжила, ты бы вернулся за мной? - Да. - Не верю, милый, - видимо, её настроение вновь изменилось. Девушка нахмурилась. - Мои родители погибли, а мы с Джун выжили. Мои пятна прошли, так и не превратившись в бубоны, нам ужасно повезло, что болезнь обошла нас стороной, хотя мы жили с ней по соседству. Мы смогли сбежать из охраняемого дома, из заражённого города, кишащего умирающими, мы из последних сил смогли добраться до летнего поместья. Мы все эти годы были там. Казалось бы, убежали от чумы – самого страшного бедствия. Но по-настоящему страшное оказалось впереди. Моя болезнь. Моя личная. Сколько денег мы потратили после на лучших докторов, сколько лекарств мы перепробовали, но всё оказалось напрасным. Все эти шарлатаны только говорили, что «в голове могло появиться какое-то образование, или она просто сошла с ума». Они думали, что я сошла с ума, представляешь? Да, со многими такое происходило при виде чёрной смерти, но не со мной. Это ведь вполне физическая боль, когда моя голова просто распадается на кусочки, когда свет режет глаза, а звуки – уши, когда мельчайшие прикосновения причиняют боль; только под воздействием всего этого я начинаю бредить. Врачи не смогли установить настоящую причину возникновения болезни, Джун до сих пор теряется в догадках, - девушка кинула взгляд на служанку, та кивнула и ушла в соседнюю комнату, - но я поняла, и я в состоянии её озвучить. Дело не только в чуме и смерти родителей, дело в одном маленьком выборе человека, который предпочёл запереть меня в своём прошлом, а вчера вдруг открыл эту дверь и чуть не разрыдался на балконе! - Как?.. – на Энджела было жалко смотреть, он выглядел потерянным как никогда. Аделаида подняла руку, жестом приказывая молчать. - Энджел, а что ещё могло довести тебя до такого состояния? Что ещё? Даже не зная, что с тобой произошло за эти семь лет, я точно могу сказать, кто стал причиной того, что ты пьёшь виски по ночам и уходишь от объятий жены, что ты пытаешься разогнать людей, внимание которых тебе так льстило. Я слышала это, я знаю. Неужто у тебя проснулась совесть? Я думала, это уже невозможно. Я думала, ты стал чёрствым настолько, что… - Адели, Адели, успокойся, у тебя истерика! – мужчина прижал к себе вдруг обмякшую девушку. - Конечно, у меня истерика, что ещё ты ожидал увидеть? Я никогда не думала, что ты разобьёшь мне сердце, я верила тебе, думала, что ты вернёшься: ты ведь утверждал, что всегда ко мне возвращаешься! - сероглазая глотала слёзы, обхватив мужчину и явно больше не собираясь его отпускать. - Всё в порядке, я здесь, спокойнее, мой маленький ангел, - он знал, что девушка улыбнулась, услышав это. Почувствовал, как истерика проходит. - Да, Энджел, и почему тебя так назвали?.. Исправляйся давай, пока я успокоилась, - девушка вытерла внезапно высохшие глаза и внимательно посмотрела на него, сжав губы. Энджел присел на корточки перед кроватью и стал разглядывать Адели снизу вверх. Лицо всё ещё было нездорового цвета, но морщины постепенно сглаживались, вишнёвые губы наливались цветом, а глаза сияли всё так же ярко, как и… пятнадцать лет назад. В молодой женщине, столько испытавшей за пару лет, он увидел десятилетнюю девочку, которая весь день ждала своего друга, принарядившись только для него. Он вдруг понял, что на Аделаиде не просто так было платье поаккуратней, не просто так чистые волосы были уложены в причёску. Она снова ждала его. Она всегда его ждала. - Знаешь, я тут подумал, что годы идут, а ты всё такая же неприступная, как те дамочки на балах. Глаза Аделаиды расширились от удивления. - Энджел, ты что, все свои фразы записал? - Глядя на тебя, и не такое вспомнишь, - мужчина улыбнулся. Девушка чуть приподняла голову, смотря сверху вниз. - А теперь ты скажешь, что у тебя для меня есть подарок. - Можешь не верить, но это так. У меня есть для тебя подарок, - Энджел открыл лежащую рядом коробку и достал платье – точную копию когда-то подаренного им, но для девочек постарше. Лет эдак на пятнадцать. - Не могу поверить… Энджел, его не могли сделать за день! Мужчина кивнул. - Мне не очень хочется это говорить, но после того, как мне пришлось уехать, я выкупил предприятия твоего отца, и тогда же было пошито это платье. Как последнее напоминание. Но оно всем настолько понравилось, что стало символом новой компании. Так что мне пришлось забирать его с витрины главного магазина. - Ты серьёзно? – Аделаида прижимала к себе платье и внимательно слушала небольшой рассказ. - Абсолютно. Оно было тогда пошито на твою фигуру, но думаю, что при твоей, хм, вынужденной диете сядет оно прекрасно. Я хочу вновь ввести тебя в высшее общество. Девушка отложила платье в сторону и внимательно посмотрела в зелёные глаза мужчины. - Зачем ты это делаешь, Энджел? Я понимаю твои чувства, попытку искупить вину и благородные намерения, но… ты представляешь, какой скандал это может вызвать? В разгар всех этих слухов ты появляешься в обществе со своей бывшей невестой, которой подарил лучшее платье своей компании. - Знаешь, как мало осталось здесь людей, которые знают о моём прошлом и твоей роли в нём? Да и если бы такие остались… Скажи, что ты слышала на улицах помимо того, что господин Кенуэй начал пить виски, игнорировать свою жену и гулять со служанками? - Что он живёт на мешках с золотом, дружит с правителями, редко кого подпускает к себе, надменно себя ведёт и делает всё, что захочет, – это самая малость того плохого, что я о тебе слышала. Скажи, это всё правда? Ты действительно стал таким чёрствым? - Предположим, что да. Адели, я всегда был таким, ещё даже до того, как ты родилась. Ты чуть ли не единственный человек, который может сказать обо мне что-то другое. Но то, что ты слышала в городе, надеюсь, подтвердит мои слова, что мне плевать на мнение остальных. Аделаида искренне улыбнулась и почти неощутимо прикоснулась губами ко лбу сидящего перед ней мужчины. - Энджел Кенуэй, ты знаешь, что я тебя люблю? - Адели, кажется, я только что понял, какие слова так хотел услышать все эти годы. * Для описания чумы использованы сведения из книги Даниэля Дефо "Дневник чумного года" об эпидемии болезни в Лондоне 1665 года.