Муза

Хмыкнув, Яков свернул в трубку холст с злополучным портретом. По меньшей мере в этом Нина не обманула – глава царской канцелярии упала бы в обморок при виде ТАКОЙ фрейлины Ее Величества. Все эти прелести Штольману были давно знакомы, разве что Раскатов изобразил телеса Нины Аркадьевны попухлее, чем Яков когда-то лицезрел на самом деле. Теперь же Штольман при взгляде на картину не испытывал ничего, кроме естественного желания воспитанного человека прикрыть голую даму черным платком. Но пусть Нина сама решает, что делать с «талантливейшим» произведением искусства. А вот Анне Викторовне, хмуро думал Яков по пути в гостиницу, придется объяснить свою фривольную готовность позировать невесть кому. Потирая ладонью грудную клетку с левой стороны, он подошел к стойке администратора. - Добрый вечер, любезный. Пожалуйста, номер 203, - и Штольман протянул руку за ключом. Миловидный юноша в ливрее, обведя взглядом ящички с медными цифрами, сообщил: - Прошу прощения, господин Штольман, вашего нет. Случается, гости забывают сдать перед выходом… Яков не стал демонстративно охлопывать карманы - он точно помнил, что отдавал блямбу с ключом на стойку. - Пройдемте со мной, любезный, - предложил он юноше. С Нежинской станется пробраться в номер и ожидать его в неглиже, поэтому Яков не собирался первым входить в такое опасное место. Поднявшись на второй этаж и подойдя к нужной двери, Яков отодвинулся в сторону и попросил служителя постучаться. - Кто там? – послышался голос Олимпиады Тимофеевны, перебиваемый радостным визгом. Удивленный Штольман жестом отпустил администратора, вошел в номер, поздоровался. Сидевшая на просторной кровати Анна, радостно кивнув мужу, немедленно вернулась взглядом к веселящемуся сыну. Дюк, изо всех сил подпрыгивая на гостиничном матрасе, закричал: - Скок! Папа, скок! Хихикая вместе с сыном, Анна поймала его за ноги и повалила на кровать. – Яков, он так четверть часа уже скачет, уморил… Дюк, пойди поздоровайся с папой, - и она спустила малыша на пол. Яков, удерживая в одной руке шляпу и холст, подхватил подбежавшего сына другой рукой и попытался поцеловать. Все еще подскакивающий Дюк неловко ткнулся лбом в отцовский подбородок и тут же заревел. - Аня, ему в постель не пора? – утешая сына, Яков бросил шляпу на стул и заложил под мышку свернутый в трубку холст. Заинтересовавшись новой игрушкой, любопытный малыш перестал плакать и потянул к ней ручки. - Нет, хороший мой, - Яков передал сына подбежавшей тетушке Липе. – Аня, почему вы здесь? - Дюку твой номер больше понравился, - Анна улыбнулась. - В нашем матрас не прыгучий, и окна во двор, экипажей не видно. Она поцеловала сына в щечку: - Время готовиться ко сну, малыш, я скоро приду. Попросила Олимпиаду Тимофеевну: - Тетя Липа, уложите его? И под пыхтение сына, требовавшего «про зайку», потянула мужа из номера. Яков недоверчиво посмотрел на Дюка, послушно забравшегося на кровать – раньше жена никому не доверяла укладывать их капризного отпрыска. Анна заверила его: - Не волнуйся, бабушка Липа, оказывается, прекрасно рассказывает сказки. … В номере 210 Анна положила руки на воротник пальто мужа, и Яков замер, вспоминая их первую ночь. Он позволил Анне расстегнуть пуговицы, сунул скрученный холст в стойку для зонтов, стряхнул пальто с плеч. Повернулся к жене, подтянул к себе, но Анна нежно отодвинула его руки. - Яков, позволь мне… - она дотронулась до его губ пальцем. Он немедленно поцеловал этот палец, но руки жены уже съехали на лацканы сюртука. Подцепив верхнюю петлю, Анна потянула ее на себя. Яков, сглотнув, попытался помочь, но Анна укоризненно взглянула на него, и он подчинился. Пока она расстегивала его жилет, он только вздыхал. Когда, осторожно придерживая узел, она потянула галстук, Яков сжал кулаки, не позволяя себе двигаться. Когда она томительно медленно стала высвобождать из петель пуговицы рубашки, терпение его было на исходе. Рядом на стуле росла кучка одежды, которую Анна безмолвно просила его снимать, скользя ладонями по широким плечам - теперь он стоял перед ней, обнаженный до пояса, и подрагивая от возбуждения. Анна получала наслаждение от дарованной возможности повелевать в любовной игре - зрачки ее расширились, дыхание стало прерывистым, полные свои губы она то прикусывала, то облизывала. С восхищением она смотрела на своего мужчину, то и дело прикасаясь губами к теплой и чудесно пахнущей коже и обводя языком упругие мышцы. Первая пуговица на застежке его брюк, казалось, расстегнулась сама, едва тонкие пальцы дотронулись до вздыбленной ткани. Анна, проведя подушечкой большого пальца по напряженному контуру, принялась за следующую пуговицу, и Яков не выдержал. Он подхватил жену на руки и севшим голосом пробормотал: – Хватит, милая, теперь моя очередь… … Насытившееся ласками тело ее было наполнено энергией, и Анна с улыбкой посмотрела на раскинувшегося рядом мужа. - Яков, может, нам почаще разлучаться? – лукаво спросила она. – Теперь ты всегда будешь меня слушаться… - Ни в коем случае, - он удовлетворенно потянулся. – Я и так у твоих ног. Он обманчиво лениво повернулся на постели, молниеносно схватил ее за голые пятки и стал щекотать, приговаривая: - Вот у этой ноги, и вот у этой… Хохоча, Анна вырвалась и соскочила с кровати, накинула пеньюар. Она потанцевала по номеру, приглашая к вальсу и мужа, но тот покачал головой, любуясь. Внимание ее привлекла свернутая у вешалки грубая дерюга, и она потянула за краешек. Яков похолодел. - Яков Платонович! – Анна, недоумевая, развернула холст. – Что это за гадость?