Я знаю, ты хочешь

-Eva Grawling underneath my skin, sweet talk Song: Ed Sheeran – Castle on the hill Пятница, 17:57. Знакомо ли вам чувство опустошения? Когда не живешь, а существуешь? Когда пытаешься улыбнуться, а получается вымученная гримаса? Когда устаешь от друзей, от вечеринок, от алкоголя, от воспоминаний и учебы? Когда устаешь от жизни? Я прокручиваю мысли в голове на несколько лет назад и пытаюсь уловить момент, когда что-то пошло не так, и жизнь перестала казаться привлекательной. До развода родителей я была абсолютно счастливым ребенком, после же – пришлось рано повзрослеть. Моей матери – женщины типа «Никогда-Не-Проявляющих-Эмоций» - практически никогда не было рядом со мной. Я росла на попечении маминых подруг и сестер в огромном неприветливом доме, который оставил нам после ухода мой отец, чувствуя себя чужой в этом мире. Мама часто присылала мне открытки и коробки конфет из разных точек мира, а тем, кто присматривал за мной, ежемесячно выписывала чеки. Нужно отдать ей должное, я никогда ни в чем не нуждалась. Кроме, разве что, хоть в капли того интереса ко мне и моей жизни, который она проявляла к работе. Я росла сама по себе, и никто никогда не учил меня, что делать нужно, а чего делать не стоит. Так случился мой первый поцелуй, первый алкоголь, первый секс, первая вечеринка.. Будто что-то щелкнуло, – и я легко влилась в жизнь норвежских подростков. Ингрид была моей первой подругой, и никто в целом мире не понимал меня больше, чем она. Мы познакомились, когда мне было двенадцать, в мой первый день в Nissen School, когда учительница попросила класс разбиться на пары для выполнения научных проектов, и миниатюрная рыжеволосая девочка с заостренным носиком села на свободное место за моей партой. Ингрид – сирота, до десяти лет прожившая в детском доме. Из оставшихся документов было известно лишь то, что девочку зовут Ингрид Тайс Гаупсет, и в приют она была отдана, едва достигнув двухнедельного возраста. Я узнала об этом, когда однажды, в начале девятого класса, Ингрид осталась у меня ночевать, и мы играли в «Было или не было», запивая каждое «было» шампанским из маминых запасов. Не помню, что я тогда чувствовала – стыд за свое неблагодарное отношение к собственной матери или жалость к подруге, не заслужившей такого детства, - но больше мы с Ингрид об этом не заговаривали. Она была самой популярной девочкой в средней школе, и каждая вторая мечтала оказаться если не на ее месте, то хотя бы в ее окружении. Мальчики – еще не успевшие вырасти, но уже преследуемые гормонами, - плелись за Ингрид толпами, но она, отказывая в течение двух лет всем подряд, влюбилась в неприметного на тот период Юнаса. А потом влюбилась и я. Когда-то давно я вычитала в каком-то посте на Facebook, что в большинстве своем подростки делятся на две категории – те, кто купаются в заботе дома и являются объектом насмешек (или вовсе остается никем незамеченными) в школе, и те, кто составляют верхушку школьной элиты, но подвержен жуткому стрессу дома. Я все пялилась на этот пост и думала, к какому же типу подростков отношусь я, а точнее, где мне больше не повезло – с семьей или со школой. Но в школе действительно все было не так плохо в среднем звене. Я дружила с Сарой и Ингрид, и каждый раз идя с ними по коридору, чувствовала себя будто в замедленной съемке одного из эпизодов «Сплетницы». Невероятно смешно сейчас это вспоминать, но тогда моя популярность достигла пика, хоть я и по-прежнему находилась в тени лучшей подруги. А потом все закончилось, не успев толком начаться. В старшей школе нас никто не знал и, что самое интересное, никто не хотел нас узнавать. Больше не было любовных записок и перешептываний, любопытных взглядов и сплетен. А самое главное – не было моей дружбы с Ингрид, которая теперь оказалась просто… Ингрид, ведь в старшей школе всем наплевать, кто ты, кем была раньше и что из себя представляешь. Большинство людей находятся здесь только потому, что понятия не имеют, куда бы они могли пойти еще. Забавно, не правда ли? Земля ведь планета немаленькая, да и Норвегия – страна свободная, но мы все равно оказались заперты в одной клетке, наедине друг с другом, без единой возможности покинуть пределы этой клетки и отдаться на волю судьбы. Мысли беспорядочно кружат в голове, и я думаю о том, что никогда не смогла бы вести мемуары, даже если бы очень сильно захотела. Слишком уж сумбурно и непонятно мысли в моей голове переплетаются с воспоминаниями, заполняют мое нутро и норовят вырваться наружу. Мелкими пятиконечными звездочками сыплет снег, застывая на долю секунды на моем темно-сером пальто, и мгновенно тает, так и не долетев до земли. Я чувствую, как волосы на висках начинают завиваться и жалею, что не догадалась захватить с собой шапку. Когда я добираюсь до дома Нуры, мои волосы напоминают свалявшуюся половую тряпку, и, стучась в дверь ее квартиры, я надеюсь, что у подруги найдется утюжок. Дверь открывает Эскиль, и его глаза при виде меня – по его мнению, отчаянной тусовщицы – загораются веселыми огоньками. - Эва! – его голос звучит привычно растянуто, а глаза пробегают по моему лицу. Видок, наверное, не самый лучший. - Привет, Эскиль. Не смотри на меня такими глазами, на улице отвратительная погода. Эскиль поджимает губы и поворачивается в сторону комнаты Нуры как раз в тот момент, когда она выходит из нее, одетая в темно-синие бойфренды и светлую рубашку. Красная помада на ее губах выгодно оттеняет светлые, почти белые волосы, обстриженные под каре, и придает лицу немного цвета. - Эва? – Нура моргает, явно удивленная моим приходом. Еще бы, я редко наведываюсь к ней в гости, особенно без приглашения. Чаще всего мы зависаем у меня или на пятничных вечеринках, но сегодня, после просмотра очередной серии «Милых обманщиц», я вдруг поняла, что чисто физически не могу находиться в пустом доме совершенно одна. Спустя пятнадцать минут мы уже лежим на кровати Нуры и едим ванильно-фисташковое мороженое, пролистывая ленту Instagram. Холодное лакомство тает на языке, оставляя после себя приятное послевкусие. Я вдруг вспоминаю истинную причину своего прихода к Нуре помимо нежелания оставаться наедине со своими мыслями и подростковыми сериалами. Выхватываю из рук подруги телефон и, встречаясь с ее недоуменным взглядом, заявляю: - Нура Амалия Сатре, я знаю, ты что-то от меня скрываешь! - Эва Квиг Мун, - парирует Нура, - во-первых, верни телефон на место. Во-вторых, с чего ты это взяла? Я красноречиво поднимаю вверх брови, надеясь, что она сдастся, и это работает. Нура розовеет и отводит взгляд в сторону, покусывая щеку изнутри. Наконец она вздыхает и кидает на меня обреченный взгляд. - Если ты только кому-нибудь расскажешь… - Черт возьми! – восклицаю я. – Ты встречаешься с Вильямом! Выражение лица Нуры кривится, и она сдвигает брови, приоткрывая рот и пытаясь подобрать нужные слова. - Нет, Эва! Что за… Нет! Это было одно свидание. Одно, не более! - Одно свидание для того, чтобы?.. - Для того, чтобы защитить Вильде, - неуверенно отвечает она и прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями. Я не собираюсь говорить ей о том, что теория «защиты Вильде» звучит невероятно глупо, потому что знаю, что Нура и так это понимает, просто пока не готова признать. Вильде не нужно защищать от Вильяма или еще от кого-нибудь. Иногда вполне достаточно защитить ее от самой себя. - Кхм… Окей. – Я поглядываю на Нуру, но она упорно отворачивается в сторону. – Ну и как он? - Он… эм… Как обычно, самовлюблен, эгоистичен и амбициозен. - И ничего хорошего? – поддеваю я. - Нет, Эва! Пенетратор Вильям не внушает доверия хотя бы потому что он Пенетратор. И давай уже закроем эту тему? - Окей, - протягиваю я. Слова Нуры эхом отдаются в ушах. «… не внушает доверия хотя бы потому что он Пенетратор.» Я как никто другая знаю, что Пенетраторы – те еще ублюдки, но что-то в ее словах кажется мне таким неправильным, таким… совсем не в стиле Нуры. Мозг сам наталкивает меня на мысль о другом Пенетраторе. О том, кто преследует меня уже неделю – в школе, в интернете, в мыслях, во снах. О том, кто, как оказалось, помнит о моем существовании. О том, кто раскопал где-то мой номер телефона и чьи сообщения каждый вечер высвечиваются на экране моего телефона, так что я даже задумываюсь о покупке нового номера. О том, кто подкладывает мне записки в шкафчик каждый день после третьего урока, и кто улыбается этой улыбкой, которая мне так нра… Нет. Я обрываю себя, вырываю из теплых объятий надежды и одними губами шепчу: «Пенетратор». Это отрезвляет меня. - Эй, Вильде пишет, что через час намечается что-то у третьекурсниц. – Нура врывается в мои мысли. – Предлагает присоединиться. Ты как? Я снова чувствую опустошение. Мне хочется сесть на первый автобус по направлению из города и уехать, не задумываясь ни о ком и ни о чем. Билет в один конец в никуда. Думаю, я знаю, что попрошу у Санты на это Рождество. Вместо этого я потряхиваю головой и улыбаюсь кончиками губ. - Конечно. *** Нам хватает двадцати минут, чтобы собраться. Я заимствую у Нуры черный топ с блестками и довольно глубоким декольте, немного подвожу глаза подводкой и привожу в порядок убийственно пышные кудри. Когда мы заворачиваем на нужную улицу, то замечаем, что вечеринка с одного дома уже распространилась на несколько соседних. Завидев у входа Вильде в короткой юбке и блузке цвета морской волны, мы подходим к ней. - Привет! – Вильде сияет как солнце Аризоны, и я понимаю, что лишь одна вещь способна сделать ее такой довольной. Нура догадывается немного быстрее. - Ты сказала, что здесь не будет Пенетраторов, - шепчет она, сжимая губы.- Это же должен был быть девичник! - Какой девичник без мальчиков, - хихикает Вильде и извиняющимся взглядом смотрит на Нуру. – Какая тебе разница? Ты все равно не собираешься ни с кем спать, так не обращай На них внимания. Я легонько толкаю Нуру в бок, чтобы она не сболтнула лишнего, и мы проходим в глубь дома, где уже каждый сантиметр пропитан сигаретным дымом и сексом. - Я не хочу с ним сталкиваться, - шипит подруга, съеживаясь в толпе. «А я не хочу сталкиваться с Шистадом», - хочется ответить мне, но я молчу, а затем говорю: - Нам определенно стоило догадаться, что вечеринка, где есть Вильде – это вечеринка с Пенетраторами. Нура хмыкает. Когда мы пытаемся пройти через лестницу на кухню и взять себе чего-нибудь выпить, я ощущаю на себе чей-то взгляд. Стараясь оставаться непроницаемой, я чувствую , как мои щеки становятся все ярче и ярче. Народу в гостиной так много, что мне приходится переступать через руки и ноги людей почти весь путь. Продолжая чувствовать на себе взгляд, я наконец добираюсь до кухни и, схватив со стола первый попавшийся бокал с выпивкой, делаю маленький глоток. Я почти не удивляюсь, когда по прошествии пяти минут чуть не врезаюсь в Шистада. Я ожидала, что он будет здесь. Судя по его взгляду, он скучает на вечеринке, раз я вызываю у него такой интерес. - Эва. – Он склоняет голову, и я почти вижу, как в глубине карих глаз пляшут нахальные чертики. Не знаю, когда я потеряла смысл жизни, но точно знаю, когда его нашла. - Шистад. – Я наклоняю голову в ответ к нему и прищуриваюсь. Шистад и Мун на одной вечеринке. И я больше не сбегаю, как испуганная лосиха. Кажется, ничего хорошего не намечается.