Серафим

Она все равно не пустила его. Джеймс остался один в пустом ангаре: остервенело пинал грушу кулаками, заодно пытаясь выколотить страх из себя самого. А еще он пытался вспомнить, почему тогда сказал ей, что бескрайний океан - его самая страшная фобия, из какого уголка мозга пришел этот феерический бред, начиненный символизмом, как любимое блюдо Кена Доннелли – салом и толокном. «Ты должен остаться, - сказала она. – У меня нехорошее предчувствие насчет Деспойны». Почему, черт подери, она никогда не допускает, что нехорошие предчувствия касаются ее самой? «Я буду в порядке, - сказала она. – Тебе не нужно опекать меня, Джеймс, я справлюсь». И она улыбнулась, давая понять, что это – всего лишь милая шутка. Но ему смешно не было. «Я справлюсь, потому что я не кто-нибудь, а Шепард, и потому что была Шепард до тебя и справлялась без тебя, и тебе не надо носиться со мной, как с писаной торбой», - вот что он услышал. Но он ничего не мог поделать. Необходимость оберегать ее – это как потребность в кислороде. Ограничивают – становится дурно. Заберут совсем – сдохнешь. Вега бил грушу и отрывисто рычал. Будь он с Шепард с самого начала, он бы не дал ей сгинуть вместе с первой «Нормандией». Он бы не стал, как майор Бакенбарды, беспрекословно подчиняться приказу уходить, он бы сгреб ее, словно куль, взвалил на плечо и запихнул в первую же капсулу. Джеймс пнул грушу в последний раз, обхватил ее рукой и, тяжело дыша, прислонился к ней лбом. А толку? Тогда Джокер бы погиб, а Шепард бы его никогда не простила. И давно уже пора привыкнуть к тому, что она всегда лучше знает, что делать. Давно пора привыкнуть… к тысяче вещей. Давно пора привыкнуть, что ни к чему не получается привыкнуть. Он включил коммуникатор. Шепард не отвечала. Он попытался связаться с Эстебаном. Тишина. - СУЗИ! – заорал он, даже не заморачиваясь на то, чтобы привычным движением вскинуть лицо к потолку. – Что там происходит? - Лейтенант, я только что потеряла контроль с моей мобильной платформой. «У меня нехорошее предчувствие». Вега взревел, замахнулся и ударил грушу еще раз – с такой силой, что она отскочила и врезалась в него, как таран. Он едва удержался на ногах, но боль слегка привела его в чувство. - Я не могу сказать вам, что происходит. Ни один вид коммуникации не работает. Навигатор прекратил функционировать. - А снимки, ты можешь сделать снимки? - Да, лейтенант, - отозвалась она, и следующие три секунды показались Джеймсу самыми долгими в жизни. - Термоснимки демонстрируют наличие на поверхности одного теплокровного существа, остаточные признаки работы двигателя челнока, а также многочисленные сигнатуры пехоты Жнецов. - Одного?! - Моя мобильная платформа не фиксируется датчиками, костюм Тали также мешает ее корректному отображению на термоснимках. По косвенным признакам я могу заключить, что единственная четкая сигнатура – лейтенант Кортез. Джеймс прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Он читал, знал, слышал о том, как Шепард одна отправилась на миссию в системе Бахак, отключила все коммуникации, и как весь экипаж больше двух суток тихо и покорно ждал ее возвращения. До сих пор он не раз задавался вопросом: а они вообще дергались? Нервничали, рвали и метали? Или твердо знали, что она вернется, верили в нее? И если сейчас он готов разбить кулаки не только об эту жалкую грушу из кожзаменителя, но и об кого-нибудь прямоходящего, оскорбляет ли он этим Шепард? Значит ли это, что он сомневается в ее силах и способности из любой ситуации выруливать живой и относительно здоровой? Эй, ведь ее однажды убили, но, кажется, ее это лишь разозлило, только и всего. Нет. Наверное, это значит, что война в целом и все ее составляющие в частности утратили для Джеймса абсолютно весь прежний смысл. Больше нет высших целей, нет долга и обязанностей, осталось только одно чудовищно эгоистичное желание: чтобы его Лола осталась целой и невредимой. Чтобы была с ним. Он снова вспомнил тот разговор про «самый большой страх», вспомнил, что она сказала. «Боюсь того, что в один совсем не прекрасный день я официально перестану быть военной и до конца своих дней останусь простой женщиной». Она имела в виду суд, который так и не состоялся, и ее страх таким образом не сбылся. Джеймс прекрасно помнил, что ощутил, когда услышал эти слова. Он хотел, чтобы Шепард стала «простой женщиной» - тихонечко, тайком и в глубине души. Сейчас он этого не просто хотел. Он желал этого настолько страстно и сильно, что в глазах темнело. Диос, пор фавор, те пидо кон тодо ми корасон. Пожалуйста, Господи. Пусть с ней все будет в порядке, пусть эта чертова война закончится, пусть Шепард не придется больше спасать никого, пусть… - Мне поступил короткий сигнал, - голос СУЗИ остановил поезд его мыслей, как яростное наваливание на стоп-кран. И пожалуйста, пусть это будет не сигнал бедствия. - Лейтенант Кортез предупреждает, что «Нормандия» должна оставаться на орбите. Еще один глубокий вдох и выдох. На еле гнущихся ногах Джеймс пошел к лифту, загрузил себя в него абсолютно бездумно и на автомате, поднялся на третью палубу, побрел к батарее. Он уже вспотел, и легче ему там не станет – напротив. Однако поговорить с кем-то надо. И лучше всего – с тем, кто являет собой образчик спокойствия. С тем, кого, кажется, не волнует ничего и никогда. Он ввалился в оранжевый отсек Гарруса и опустил свою задницу на ближайший ящик. Щербатый даже не обернулся, заговорил, как будто обращаясь к своему терминалу: - Джимми, от тебя воняет страхом. - А ты разве совсем за нее не боишься? - Она опытный инженер и может за себя постоять в боевой ситуации. Кроме того, у нее есть дробовик, - отозвался Гаррус и тут же замялся: - То есть… Э-э-э… Ты сейчас про кого? Ты… Эм… Нет, я не боюсь. Получилось нечто настолько абсурдное, глупое и трогательное, что Джеймс не выдержал – запрокинул голову и рассмеялся, как имбецил. Гаррус сжал челюсти, его жвалы дернулись – невозможно сказать, что это: то ли гнев, то ли сожаление о том, что язык слишком длинный, то ли тоже желание смеяться – над собой. - В цикле Жучины, - процитировал Джеймс, пытаясь неуклюже и без особенного успеха передразнить акцент Явика, - воины не брали себе любовников. Гаррус покосился на него и моргнул. Потом выдавил из себя: - Ну… Это разумно. - Потому что любовникам слишком много надо, - продолжал Джеймс, уже не заморачиваясь за акцент. – Потому что им надо, например, чтобы ты выжил. Иначе они сами сдохнут. Получался то ли разговор двух сумасшедших, то ли, что вероятнее, встреча одного нормального индивида и одного индивида, совершенно съехавшего с катушек. Боль тисками сдавила грудь и эхом отозвалась в предплечье. - Так, - сказал Гаррус, пристально вглядевшись в лицо Веги. – Сиди тут и чтоб не с места. И ушел. Джеймс и не думал двигаться – он утратил эту способность напрочь. Его руки тоже не двигались, хотя сжимали эфемерную винтовку, а пальцы без перерыва давили на эфемерный курок и сбрасывали эфемерные термозаряды. Ему абсолютно необходимо было сделать что-то – выстрелить хотя бы пару десятков раз, кого-то убить, пустить кровь. Вместо этого он был вынужден сидеть, терпеть и ждать. То есть заниматься тем, чем уже разучился заниматься. Он превратился в размазню. Разучился держать себя под контролем. Он умел это, умел всегда, даже когда приходилось делать самый сложный выбор. Терпеть, сжав зубы, оставлять панику на потом, оставлять все эмоции на потом. А теперь разучился. Потому что любовь гарантированно сделает это с тобой – превратит тебя из сильного волевого человека в развалюху быстрее и эффективнее, чем любая моральная травма, полученная в боевой ситуации. О, воинский устав, как мудр ты. И как бесполезен, когда у солдата нет тормозов. Щербатый вернулся довольно быстро и не один. - Вот. Джеймс слишком сильно нервничает, - сказал он доктору Чаквас. – Сделайте что-нибудь. Карин Чаквас оглядела Вегу, активировала омни-инструмент. - Лейтенант, - сказала она, деловито сканируя его показатели, - если необходимо, я могу вколоть вам успокоительное. - Не надо, - хрипло отозвался он. - Надо, - встрял Гаррус. - Я склоняюсь к мнению Гарруса, лейтенант Вега. Согласно показаниям сканера, вы только что пережили предынфарктное состояние. - Не надо, - повторил он. Под «успокоительным» доктор Чаквас обычно подразумевает препараты, которые вырубают человека, как стакан батарианского бренди залпом. Не дай Господь он отрубится сейчас. Проснуться и обнаружить, что… Нет. Он должен бодрствовать, что бы ни случилось. Доктор Чаквас прищурилась, пристально глядя ему в глаза, и в следующий момент кивнула в сторону двери. - Пойдемте со мной. Нет, Гаррус, прошу тебя, останься здесь. Ты можешь понадобиться коммандеру, когда восстановится связь. Джеймс покорно встал и поплелся за ней следом. Сердце все еще колотилось, а в голове царила такая непроглядная каша, что он не мог ухватить ни одну мысль и как следует ее оглядеть – все слиплось в один большой и мерзкий комок. СУЗИ ведь сразу же скажет, если будут новости, да? - Присаживайтесь, - в медотсеке, едва за ними закрылась дверь, доктор Чаквас пододвинула ему стул. Спасибо, что на койку не уложила. После этого она повозилась в дальнем углу и через полминуты протянула Джеймсу чашку чего-то дымящегося. На короткое мгновение Вега представил ее злобной костлявой ведьмой, которая собирается напоить его жутким зельем. - Это чай, - пояснила она. – Мятный чай. Несмотря на то, что я с удовольствием воспользовалась бы медикаментами - учитывая ваше текущее состояние - иногда следует обходиться без них. Джеймс бездумно отхлебнул острого и горячего чая – вопреки тому факту, что уже был вспотевший и мокрый. И от битья груши, и от нервотрепки. Доктор Чаквас привела его сюда, чтобы устроить чаепитие?! Она села напротив, положила руки себе на колени и сплела пальцы. - Простите, что приходится говорить это, но не только вы волнуетесь о ней, лейтенант Вега. Вега поднял глаза от чашки и посмотрел на нее. Это та же женщина, которая несколько раз молча подшивала его после миссий, никогда не задавая личных вопросов? Та женщина, которая абсолютно равнодушно отнеслась к его нежеланию избавиться от шрамов? Та врачевательница, что, по слухам, в молодости некоторое время латала преступников в одной из земных тюрем? Та доктор Чаквас, которая являла собой еще один образец флегматичного равнодушия на этом корабле – всегда медленная и обстоятельная, всегда спокойная, всегда бессловесная и нейтральная? - Я коротко переговорила с Гаррусом… Кроме того, я руководствуюсь собственными наблюдениями. Я понимаю, что вы, как человек темпераментный, привыкли давать своим эмоциям волю и, должна сказать, я не до конца уверена, что сохраню все конечности после того, как закончу, лейтенант... Однако хотела бы дать вам пищу для размышлений. Каждый человек или инопланетянин на данном судне пойдет за коммандером в ад, не раздумывая и не задавая лишних вопросов. Каждый готов отдать за нее жизнь. Каждый из нас молится за нее своим богам во время каждой миссии. Каждый ждет, что она вернется невредимой. Не только вы. Однако мы давно научились держать эти эмоции в себе, дабы не заражать других бесполезной и непродуктивной паникой. Прошу и вас научиться этому. По крайней мере, прошу вас постараться. Джеймсу эти слова напомнили выволочки, которые он получал от абуэлы в детстве. Только абуэла по ходу дела могла дать затрещину, то и дело срывалась на крик и постоянно добавляла свою любимую прибаутку про «ты меня сведешь в могилу». Доктор Чаквас говорила спокойно, не меняя тона – так, как будто объясняла ему прописную истину. Но ощущения были те самые. Учителя могли сколько угодно поносить его – он только ржал. Отец мог орать и упрекать – ему лишь было противно. Однако когда ругала бабушка… Джеймс склонил голову и на мгновение душой оказался в далеком детстве – вот он стоит перед велосипедом, разломанным об дерево, разглядывает носки своих заляпанных грязью кроссовок и разбитые в кровь коленки, а бабушка возвышается над ним и орет; и ему очень, очень совестно. Потом доктор Чаквас – очевидно, заметив, какой эффект произвели ее слова и немало удивившись, - попыталась смягчить их: - Вероятно, вы и сами не знаете об этом, но у вас очень добрая душа. Я понимаю, что вам больно. Но вы солдат, лейтенант Вега, помните об этом. Вы должны быть сильным, в этом ваш долг. Он отхлебнул еще чая, поставил кружку на стол. Ее вежливые слова по эффекту напомнили пощечину. - Спасибо, док, - сказал он, встал и пошел прочь - пытаться навести в голове порядок. «Вы солдат, помните об этом». Не герой-любовник, не пылкий воздыхатель, не принц на белом коне. Солдат. Помните. Долг. Помните. Вега зарулил в душ и проторчал под ним минуты три, прикрыв глаза и стараясь ни о чем не думать. У него не было моральных сил и желания мыться нормально, он просто стоял без движений. Потом он спустился в ангар, переоделся в чистое и сухое, сел и стал ждать. Каждая мысль, которая пыталась подкрасться к нему, получала пулю в лоб. Он воображал, что сидит за титановым бруском и без устали отстреливается от них. Одну лишь мысль он оглядел со всех сторон и отпустил с миром, потому что никогда, никогда не смог бы ее убить: если сейчас мир закончится, если Лола больше не вернется, она никогда не узнает о том, как сильно он ее любит. И если она вернется… Надо это исправить. К черту суеверие, к черту фобии, к черту предубеждение и к черту… - Заткнись. Солдат. Долг. Он любил ее больше жизни, но не пошел бы за ней в ад, нет – он бы предпочел идти туда вместо нее, при необходимости связав Лолу, чтобы не рвалась вперед. Так не поступают со своим командующим офицером. Следует идти за ним и выполнять его приказы, а не делать из него гражданское лицо, нуждающееся в спасении. В какой-то момент СУЗИ подала голос: - Все в порядке. Связь восстановлена. Они возвращаются. Еще одна заурядная миссия, которую Шепард наверняка щелкнула, будто орешек, пока он, Вега, потел, рычал и играл в отвергнутого спасителя. И сейчас его долг в том, чтобы сохранить лицо, не подать виду, молчать и не трястись. Потому что если трястись над ней, как над фарфоровой куклой, это будет ее только лишний раз отвлекать. Зев ангара открылся, челнок преодолел защитное поле и мягко приземлился. Все эмоции Джеймса орали, выли, дергали его за конечности – он хотел броситься вперед, хотел сгрести Шепард в объятья, может быть, даже прорычать ей что-то злобное про то, что он тут чуть с ума не сошел от тревоги. Но он остался стоять, а руки его висели вдоль тела, лишь чуточку дрожа. Дверь открылась, он ожидал, что Шепард выйдет, как всегда, своей твердой и совсем не женской походкой, слабо улыбнется встречающему и направится стаскивать с себя обмундирование. Но… первым вышел Стив, и он в буквальном смысле выволок Шепард на себе. Поддерживал ее торс правой рукой, а она обнимала его за плечо и волочила ноги. Ее лицо было заляпано кровью, под носом засохла коричневая корка. Да, Джеймс должен был стоять, не двигаясь, но не смог – решимость улетучилась. Он рванулся к ним и протянул руки, ненавидя себя за то, что сделал это, но не в силах себе помешать. Сейчас Шепард медленно покачает головой, с немым осуждением и мягкой улыбкой посмотрит на него – нет, мистер Вега, меня не надо нести куда-то, я справлюсь сама. Но она приняла помощь, а Эстебан бережно отпустил ее, передавая Веге. Джеймс обнял ее и на мгновение прижал к себе. - Лола… - Нужно отвести ее к доктору Чаквас, - засуетилась Тали, вылезая из шаттла сразу следом. – Она побывала на глубине пяти километров. Или трех… Я не уверена. Она погружалась в «Тритоне». На людей это сильно влияет? Наверное, на людей это очень сильно и плохо влияет. - Наш капитан - чокнутая, - добавил Эстебан. - Я еще не потеряла сознание и все слышу, - хрипло отозвалась Шепард. Я люблю тебя, Лола. - Через пятнадцать минут соберитесь на дебрифинг в переговорной. Джеймс… Я, пожалуй, могу идти сама, - ну вот, ее хватило всего лишь на полминуты. – Позови всех, пожалуйста. И пусть ознакомятся с тем, что им переслала СУЗИ, до моего прихода. Диос, Лола, я думал, что с тобой что-то случилось, и мне казалось, что я сдохну, Лола, ты же понимаешь, что я сдохну без тебя, околею к чертовой матери? - Да, капитан, - тихо сказал он, собирая остатки самообладания в кулак, и отправился выполнять приказ. Против своего обыкновения стоять во время общих встреч экипажа, она присела и на мгновение, пока команда занимала места вокруг стола, прикрыла лицо руками. Кровь из носа у нее уже не шла, и доктор Чаквас наверняка дала ей какое-нибудь средство для притупления боли и нормализации давления, однако это средство явно подействовало не до конца. Джеймс встал рядом с ней и уже хотел наклониться, чтобы спросить, не нужна ли ей помощь, но вспомнил свое намерение и слова доктора Чаквас и остановился… Кроме того, Шепард опередила его – подняла голову и заговорила. - Обычно для того, чтобы ознакомиться с ходом миссии, у вас есть трансляции, клипы или, в крайнем случае, аудиологи. Сейчас я, к сожалению, не могу предоставить вам ни того, ни другого, начиная с момента погружения, поэтому прошу поверить мне на слово. Требовать абсолютного доверия к тому, что я расскажу, я, безусловно, не стану, поскольку сама не до конца уверена, что все это мне не привиделось. Не привиделось. Она чокнутая, да, Эстебан прав, но совсем не в этом смысле. Джеймс оглядел лица присутствующих и понял, что предупреждение Шепард было лишним: ей поверят в любом случае, даже если сейчас она скажет, что для победы в войне необходимо принести в жертву обезьяну и станцевать румбу на развалинах Ванкувера. Шепард продолжила после короткой паузы: - Я могу предоставить вам только несколько фотографий плохого качества – вы уже получили их на свои коммуникаторы с указанием масштаба и могли убедиться, что внешне Левиафаны напоминают Жнецов, однако по размерам значительно меньше последних. Вместо металлической оболочки они обладают панцирем, примерно как у ракообразных. Гаррус открыл рот и тут же закрыл, ничего не сказав. Тали заметила это и почему-то хихикнула. - По косвенным признакам могу заключить, что водная среда является для них естественной и исходной, хотя они, скорее всего, способны существовать и в другой. У меня нет точных данных насчет того, имеют или имели ли они в прошлом возможность перемещаться в безвоздушном пространстве, как Жнецы, однако предпочитаю считать, что нет, не имеют. Фактически каждый Жнец – это усовершенствованная версия Левиафана. Способность Жнецов к индоктринации – это, по сути, улучшенная версия квантовомеханической связи, с помощью которой Левиафаны общаются. Таким образом, если по шкале Кардашева Жнецов можно причислить к цивилизации четвертого типа, то Левиафаны стоят где-то посередине между третьим и четвертым. Она сделала паузу и – глубокий вдох. - Может быть, воды? – робко поинтересовалась Лиара в образовавшейся тишине. Джеймс сжал зубы. - Все нормально, - отмахнулась Шепард. Бывало и хуже. – Что касается непосредственно самой миссии, то хочу сказать следующее. Связь прервалась по той простой причине, что Левиафаны способны образовывать помехи и тогда, когда речь заходит о коммуникациях. Я нашла одного из них на дне; перед тем, как подняться на поверхность, засвидетельствовала появление еще двух, однако точное их количество мне неизвестно. Не думаю, что их осталось много. То, что произошло, не могу назвать иначе как… телепатической связью. Хотя данный термин не вполне подходит. Во-первых, мы уже знаем об их способе связи. Во-вторых, я склонна верить в него и в то, что это не было галлюцинацией, отчасти и потому, что происшедшее совпадает с показаниями всех тех, кто находился под властью Левиафанов прежде. Холодное и темное место, без конца и края. Он говорил со мной устами доктора Брайсон, устами Гарно и других людей, используя знакомые мне образы, однако на самом деле голос звучал у меня в голове. Вы сможете ознакомиться с полным отчетом в текстовом виде, как только я его закончу, однако ключевые моменты я озвучу здесь и сейчас. Левиафаны – не боги, они такие же, как мы, разве что устроены иначе и физически способны на большее. Однако я увидела перед собой заносчивое, высокомерное существо, которое не способно признать свою ошибку даже несмотря на то, что все, абсолютно все факты против него. Что это, как не свойство пресловутой «человеческой природы»? Тот, кто предстал передо мной, утверждал, что является потомком представителей самой первой разумной расы, порабощавшей остальных. И утверждал, что создал искусственный интеллект, чтобы придумать решение проблемы… искусственного интеллекта. - Прошу тебя уточнить, Шепард, - попросила СУЗИ. - Уточняю. В какой-то момент они заметили, что любая искусственная жизнь, созданная подвластными им органическими расами, рано или поздно восстает против своего творца, и… э-э-э… создали искусственную жизнь, чтобы решить проблему конфликта с искусственной жизнью. Шепард развела руками. Действительно, всё это звучало очень абсурдно. - Я не прослеживаю логики, - отозвалась СУЗИ. Джеймс тоже не выдержал: - Что за хрень? Может, они высокомерные, но не тупые ведь. - Если это цивилизация четвертого типа или если даже они близки к нему, то боюсь, что мы не способны понять их мотивации, - предположила Лиара, покачав головой. - В целом и общем, - продолжала Шепард, – ситуация такова: они создали искусственный интеллект для борьбы с этой проблемой, а он, недолго думая, принял самостоятельное решение, уничтожил Левиафанов и создал из них «Предвестника». Его «решение» заключалось в том, что любая раса, способная создать ИИ, должна быть уничтожена. Джеймс все ждал, что Жучина вставит что-нибудь идиотское и в своем духе, поскольку его ненависть к синтетикам просто не знала границ, однако Явик молчал. - То есть, Жнецы – синтетики – подгоняют эволюцию органиков, чтобы последние быстрее создавали синтетиков – не Жнецов, - и каждые пятьдесят тысяч лет Жнецы – синтетики – уничтожают органиков, чтобы органики не были уничтожены синтетиками – не Жнецами, – которых органики создают? – поинтересовался Гаррус совершенно нейтральным тоном, как если бы спрашивал, который час. - Получается, да. - Я не прослеживаю логики, - повторила СУЗИ. Диос, ну как же так, СУЗИ, это ведь с ума сойти как логично. - И поэтому Жнецы убивают всех органиков, которые уже изобрели микроволновки, но обезьян с палками не трогают, - продолжал Гаррус. Шепард неопределенно пожала плечами. - И в следующем цикле нас должны сменить пайжаки или яги, - закончил Гаррус. – Ясно. Шепард горько вздохнула. - Единственное разумное объяснение, которое приходит мне в голову – это ложь, заблуждение. Точнее, пожалуй, объяснений два. Первое – Левиафан солгал мне. Второе – Левиафан сам находится в заблуждении касаемо причин и следствий, и в последнем случае выходит, что источник лжи - Жнецы. Мы пока этого не знаем наверняка. - Как я понимаю, они не в курсе, что такое «катализатор»? – спросила Лиара. - Нет. Они сказали, что попытки построить Горн предпринимались много раз, однако строительство никогда не доводилось до конца. То ли по причине нехватки ресурсов, как в случае с протеанами, то ли потому, что никто не мог отыскать Катализатор. Боюсь, что мы ни на йоту не придвинулись к получению ответов. Единственный существенный результат операции –незначительный перевес в наших силах. С помощью так называемых «осколков» - артефактов, которые Левиафаны используют для подчинения воли, – они будут сеять в рядах неприятеля раздор. Вы видели, что происходит в таких случаях: пехота Жнецов начинает драться между собой. - Не так уж и плохо, - заключил Гаррус. - Да, лучше, чем ничего. Если они, конечно, сдержат обещание. Ну и кроме того, мы с помощью Брайсонов нашли причину рахнийских войн. И это ценно для анналов истории, но… Но не для нашей войны, конечно. - Мы возвращаемся на Цитадель, - сказала Шепард, и ее тон давал понять, что встреча окончена. Гаррус, Тали, Явик и Лиара ушли. Мобильная платформа СУЗИ осталась, Джеймс, конечно, тоже. Он ужасно хотел поднять Шепард на руки и отнести ее в каюту, даже если она будет протестовать. - Шепард, у меня вопрос, - начала СУЗИ. – После завершения миссии, в челноке, ты попросила меня собрать всю имеющуюся доступную информацию о направленной панспермии. - Да, - кивнула Шепард. – Ты хотела уточнить, была ли я в бреду? Нет, не была. - Я хотела бы уточнить, следует ли мне включать в отчет слухи, легенды и теории тех, кого принято в академических кругах называть «сумасшедшими учеными»? – СУЗИ изобразила кавычки пальцами в воздухе. - Следует. - Могу ли я узнать, что побудило тебя к данной просьбе? - Может быть, я действительно была в бреду, СУЗИ. Меня мучает вопрос вселенского масштаба. Технически Левиафаны создали Жнецов. Но кто создал Левиафанов? Случай? Господь Бог? Были ли они действительно самыми первыми? Впрочем, наверное, если задумываться над такими вещами, недолго и с ума сойти. - Но почему тебя интересует именно направленная панспермия? - Понятия не имею. Потому что она мне нравится. Кажется, СУЗИ этот ответ поставил в тупик. В нем тоже «не прослеживалось логики». Однако она сказала: - Я приступлю немедленно и предоставлю отчет в удобной, упорядоченной форме. - Спасибо. СУЗИ тоже удалилась. Они остались одни, если не считать рядовых Кэмпбелл и Вестерморленд, которые стояли навытяжку за проемом открытой двери переговорной и явно ждали новых поводов посплетничать. Этих двоих нельзя не считать. - Я буду наверху, - сказала Шепард и поднялась уже практически без усилий. Джеймс знал, что идти за ней нельзя, нельзя даже спрашивать ее о том, нужна ли помощь, потому что в присутствии рядового состава это может подорвать авторитет офицера. - Да, капитан, - повторил он, глядя не на нее, а на красных с лица Сару и Бетани. Когда Шепард проходила мимо них, обе девушки отдали ей честь, а затем тут же скрылись за стенкой и принялись шушукаться. Джеймс не мог разобрать, что они говорят, да и не хотел. Наверное, строили теории про Левиафана или обсуждали, какое это смешное слово – «панспермия». Он опустился на стул, на котором минуту назад сидела Шепард, и спрятал лицо в ладонях. «Близится день, когда нам уже нечего будет добавить к собранным ресурсам». Близится день… Близится… Нечего будет добавить… Близится день, когда решится судьба всех разумных существ в Галактике. А еще, между делом, решится судьба Джеймса – маленькая песчинка в гигантской пустыне. Нет, даже не песчинка – атом. И если завтра мир закончится… Внезапно он почувствовал злость. Он даже не знал, на кого именно злится больше всего – на себя, на нее, на обстоятельства, на скоротечность человеческой жизни, на условности, на воинский устав. Ему понадобилось еще около минуты, чтобы дать этой злости полностью завладеть собой, вытеснить из головы здравый смысл, поднять на ноги и погнать вперед... - Нам надо поговорить. Джеймс был зол. Это его выражение Шепард уже знала хорошо. Ярость Веги всегда была направлена на кого-то другого, но теперь, похоже, впервые устремилась на нее. Однако Шепард не привыкла пороть горячку и сразу приготовилась детально разобраться в том, что случилось и по возможности это разрулить - несмотря на полуобморочное состояние после возвращения с Деспойны. - Хорошо, давай пого… Джеймс не дал ей закончить фразу, сделал один решительный шаг вперед и обрушился ртом на ее губы так, как будто в этом заключался единственный путь к выживанию. Пальцы вцепились в ее предплечья почти болезненно. Он еще никогда не целовал ее так жестоко, с таким отчаянием. Это настораживало. И одновременно возбуждало. Может быть, чутье подвело, может быть, она ошиблась и злость его адресована кому-то другому? Если так, то она совсем не против помочь ее выпустить… Скорее всего не подвело. Она прекрасно понимала, что Джеймс пережил, пока она была внизу. Никто не сказал ей ни слова, и доктор Чаквас молчала, однако несмотря на острую вонь антисептиков Шепард ощутила в медотсеке слабый запах Джеймса. Он был там незадолго до ее возвращения… И один лишь Бог знает, что заставило его наступить себе на горло и прийти за помощью. И она ощущала вину. Пытаясь уберечь его от гибели, она делала только хуже… Ему и себе – потому что в минуты опасности, если его не было рядом, могла думать только о нем. Теряла концентрацию, теряла способность быстро и эффективно соображать. Если рядом нет Джеймса – ощущения примерно как если в руках нет оружия. Как будто чего-то не хватает. Чего-то самого важного и незаменимого, нужного для того, чтобы обороняться и спастись. Под его напором она упала на кровать, ожидая, что вот-вот, в следующую секунду, ощутит самую приятную тяжесть на свете – тяжесть его тела… Она уже почти чувствовала его горячий рот на своей шее, еще одно мгновение и… Джеймс отшатнулся и сделал шаг назад. Она приподнялась и села – растрепанная и растерянная. - Разденься, - сказал он глубоким, хриплым голосом. На секунду у нее внутри все запротестовало – сердце, здравый смысл, рефлексы. Слово прозвучало как приказ. А слышать их от Джеймса казалось чем-то невероятным, непривычным и неправильным. Его взгляд был суровым, бесстрастным, Вега явно ждал, что она подчинится. Интересно, что произошло, что заставило его так себя вести? Неужели все это от обиды, что она оставила его на корабле? Она решила выяснить это потом, а пока – поиграть в его маленькую игру. Почему бы и нет? - Если ты настаиваешь, - отозвалась она с мягкой улыбкой, и ей показалось, что Вега сжал зубы. Или не показалось? Шепард сняла футболку через голову, сбросила обувь, приподняв бедра, стащила с себя брюки вместе с бельем. Потом снова посмотрела ему в глаза. Джеймс не двигался с места. Он пожирал ее глазами, он – явно на полном автомате – облизнул свои пухлые губы кончиком языка, но продолжал стоять, не двигаясь, почти не моргая. Обычно после того, как она избавлялась от одежды – с его помощью или без – Джеймс немедленно набрасывался на нее как голодный зверь, и она всегда была этому рада. Перемена в его поведении была настолько разительной, что Шепард совершенно потерялась. - Что насчет тебя? – спросила она игриво, стараясь не выдавать тревогу. Джеймс протянул ей руку и Шепард, подумав, что он приглашает ее встать и помочь ему раздеться, охотно вложила пальцы в его ладонь. Однако Вега с силой рванул ее на себя, а потом, схватив за плечи, развернул спиной. - Что ты д… - Не двигайся, - перебил он. Правой рукой он крепко обхватил Шепард за плечи, кончиками пальцев второй чертил круги по ее животу – мучительно медленно спускаясь все ниже. В просьбе – или очередном приказе? – не было необходимости. Она, зажатая между ним и кроватью, все равно не могла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Она не хотела. Шепард подалась назад, прижалась спиной к его телу, откинула голову на его плечо. От Джеймса исходил жар, чувствовался даже через одежду. Раскаленное железо. Его сводящий с ума запах щекотал ноздри и, смешиваясь со слабостью от погружения в глубины океана, заставлял голову идти кругом - снова. - Я хочу поговорить, – повторил он, и от звука его голоса по всему телу вновь пробежала непрошенная дрожь. – Но с громкими словами у меня все очень плохо, Лола. Придется без них. Шепард повернула голову, потянулась к нему за поцелуем, Джеймс наклонился к ней, обдавая горячим дыханием ее лицо. Пожалуйста… Его полные влажные губы замерли в сантиметре от ее рта, а потом скользнули вниз, к ее щеке, и еще ниже, к шее, принялись покрывать ее неспешными поцелуями. Шепард не сумела сдержать стон разочарования и краешком сознания услышала, как Джеймс улыбается. Он точно так же себя вел, когда все случилось в первый раз, после Тучанки, но тогда в его ласках не чувствовалось ничего, кроме нежности и стремления помочь ей ощутить себя нужной, желанной. Теперь… теперь он пытал ее. Клеймил кончиками пальцев. Жар от каждого его прикосновения расходился по всему телу волнами, и несмотря на то, что Вега крепко держал ее, Шепард боялась упасть. Она почти перестала ощущать свои ноги и руки, безвольно висевшие вдоль тела – как будто она, словно мороженое, начала подтаивать снизу и растекаться по холодному металлическому полу. Вега никуда не торопился. Еще один виток спирали по ее животу, и еще один, ниже, еще ниже. Ее трясло мелкой дрожью. Пожалуйста. Может быть, она сказала это вслух, потому что он немедленно пошел наперекор ее желанию: пальцы снова поползли вверх и через секунду уже обводили полукругом ее правую грудь. Шепард всхлипнула, мельком посмотрела вниз, стараясь совладать с безумным головокружением, и оказалась моментально загипнотизирована видом его больших мозолистых рук на своей бледной коже. Контраст между явной, видимой силой его рук и тем, как нежно они к ней прикасались, окончательно разбил реальность – вдребезги, на тысячу кусков. Шепард чувствовала себя так, как будто вся переместилась в его ладонь, целиком, вместе со способностью дышать и двигаться. Когда подушечка загрубевшего пальца бережно очертила овал вокруг ее соска, Шепард показалось, что она вот-вот лишится сознания. Джеймс знал, как он ей нужен, конечно же, чувствовал это, но вся власть находилась в его руках и, несмотря на то, что удовольствие уже начинало граничить с болью, Шепард не сопротивлялась. Почти. Нечеловеческим усилием призвав последние остатки воли, она нашла собственные пальцы, вцепилась в его бедра и прижала к себе так крепко, как только могла. И тут же улыбнулась своей маленькой победе, ощутив, что он возбужден до предела. Джеймс тихо зарычал, и мгновение триумфа закончилось: он укусил ее за шею, свободная рука моментально скользнула вниз. Шепард всхлипнула, когда он погрузил в нее палец – самый кончик, только одну фалангу. Господи, откуда он черпает самообладание?.. - Лола, я же сказал тебе – не двигайся. Шепард дернулась в его хватке, пытаясь насадить себя на его палец. Она хотела ощутить его внутри, полностью, ее тело пожирала безжалостная потребность, причинявшая почти физическую боль. Но он только дразнился – и делал это терпеливо. Какую бы игру он не затеял изначально, в его рукаве были все козыри. Он держал поводья, она была полностью в его власти, под его кожей, в его хватке. И внезапно это показалось самым правильным и сладким на свете… …Он уже готов был сдаться. Лола в его объятьях, дрожащая от жажды, горячая; каждым микроскопическим движением, каждым вздохом и стоном просившая его лишь об одном – не этого ли он добивался? Пальцы, ласкавшие ее плоть, уже были влажными от ее желания. Ведь он хотел именно этого, разве нет? - Никогда, - прорычал он. – Никогда больше так не делай. - Джеймс… - Никогда больше не оставляй меня одного. В ответ она всхлипнула: - Пожалуйста… Он заставил ее умолять… Джеймс развернул ее к себе лицом – Шепард тяжело дышала, глаза были темными от желания, лицо раскраснелось. - Лола… Лола, обещай мне. Обещай мне. Он наклонился и поцеловал ее – почти нежно. Она ответила - с алчностью. Диос, он заставил ее умолять. Из-за собственного эго, из страха, из-за желания нащупать почву под ногами. Каким-то тонким и шатким краешком сознания он вдруг ощутил вину за это. Однако вина была сметена моментально вернувшимся обратно звериным желанием пометить свою территорию, заполучить главенство. Моя. Это звериное желание толкнуло ее обратно на постель. Он стащил с себя треклятую футболку, едва не разорвав, расстегнул пояс, едва не сломав застежку. Я никогда и никому не отдам тебя. Я не отдам тебя даже смерти. Особенно ей. Джеймс почти грубо раздвинул ее бедра и вошел в нее одним жестоким рывком. Шепард закричала и, притянув его к себе, вгрызлась в его плечо. Он закусил губу, подался вперед и не сумел сдержать хриплого стона: настолько хорошо, горячо и сладко это было – находиться внутри нее. На мгновение Веге показалось, что он взорвется здесь и сейчас, одно движение – и всё, готов, можно выносить. Ему понадобилось сгрести все самообладание, чтобы сдержаться. Он пришел к ней с четкой целью… Но уже забыл, с какой. Что это было? Ему хотелось доказать самому себе и ей, что он держит поводья? Если так, то он все равно без остатка, весь, под ее кожей и под ее властью. И в мертвой хватке ее сильных ног. Он приподнялся и взглянул на нее. Самая прекрасная на свете. Так что же это было? Намерение заставить ее поклясться больше никогда, никогда не отвергать его помощь? Она дрожала, ее губы между стонами шептали что-то едва различимое. Что это было? Что и кому он хотел доказать? Он начал двигаться – медленно, не меняя ритма из страха сорваться. Тогда ее шепот обрел форму. - Джеймс… Он вздрогнул от того, с какой нежностью это прозвучало. Она никогда еще не называла его по имени так. - Скажи еще раз. Она повторила. Потом снова. И снова. Имя, перемежаясь стонами, превратилось в молитву на ее губах. Через несколько мгновений он уже не мог сдерживаться; утратил неторопливый ритм, слетел с катушек, вонзаясь в нее с животной яростью, терзая ее шею зубами и горячим языком. Еще немного, еще совсем немного, и… - Я обещаю, Джеймс, я клянусь тебе… Диос. Одна только эта фраза моментально перескочила заключительную преграду, с грохотом сломала последний, финальный барьер. - Я люблю тебя, Лола, - сказал он, сам не понимая, на каком языке он это произнес, вслух ли, про себя, и заглушил ее крик жадным поцелуем. После этого вселенная схлопнулась, затянув его вглубь, и тут же взорвалась миллиардами сверхновых.