Серафим

Улыбка на лице Эстебана была такой широкой, такой наглой и такой… нетипичной, что Джеймс даже успел подумать: «Диос, я породил чудовище!» – Мистер Ве-е-е-е-га, – протянул Стив. – Как великодушно с вашей стороны наконец-то почтить визитом сей грязный подвал. Джеймс попытался придать своему лицу невинное выражение. Что такого – его не было, вот он пришел, и Эстебан не может знать, где он был. Что за грязные… как их там… институации? Обсинуации? Забыл слово. – Я провел здесь несколько часов, и все это время ваша холостяцкая постель пустовала. Жаль, ведь ваш красивый размеренный храп, мистер Вега, так помогает мне работать. – Угу. Джеймс как ни в чем не бывало проследовал к стойке с оружием, повернулся к Эстебану спиной и принялся строить иллюзию бурной деятельности. Однако Кортез и не думал затыкаться. – Как же велико было мое удивление, когда, отправившись искать вас, узнал я совершенно случайно от нашей прекрасной СУЗИ, что вы скрылись в каюте капитана и с тех пор не показывались. Признаю, я был расстроен, что вы не составите мне компанию. Однако радость от того, что вы достигли таких высот в сфере личных отношений, пересилила. Вега обернулся. Стив улыбался, как клыкастый главный злодей холо-римейка «Котов против собак» – в том эпизоде, где он жрет сметану лапой из золотого блюда и следит за неудачами своих врагов с помощью десяти мониторов. Еще подумалось, что из Эстебана получился бы отличный актер, недостает только какого-нибудь пыльного прикида, смешной шляпы с пером, шпаги, и всё, можно на сцену выпихивать – монологи читать. Публика будет в экстазе. Джеймс ясно увидел эту картинку: Стив, излучая триумф, кланяется, а зрители аплодируют стоя и забрасывают его цветами. – Кончай лыбиться. И манерничать заканчивай. – Прости, – серьезным голосом сказал Стив, подходя ближе. – Я не знал, что это тяжелая тема. Вега поднял глаза к потолку: – СУЗИ, я не знаю, слышишь ты меня или нет, но ты пиздаболка. Разумеется, она слышала. Разумеется, ответила. – Чуть более цензурный синоним данного выражения на днях использовала и Лиара, лейтенант. – Ну заебись, – пробормотал он и добавил, обращаясь к Стиву: – Не тяжелая. Тема как тема. И потом, может, я там… Планировал…. Миссию… Спорить и внятно врать совершенно не хотелось, так что он даже не прилагал усилий. – Планировал, – кивнул Эстебан. – Понятно. А засос у тебя откуда? – Это синяк! – возмутился Джеймс, машинально ощупывая шею. Между прочим, скорее всего, это действительно был синяк. – Ну да. – Сгинь, Эстебан. – Ладно-ладно, мистер Вега. Молчу. Но я просто хотел сказать, что рад за тебя… И за капитана. Ну и чего же прямым текстом не сказал, и сразу? – Только не обижай ее. А не то привяжу тебя к выхлопу шаттла. Джеймс поднял свою штурмовую винтовку, тщательно осмотрел со всех сторон, потом принялся прикручивать к ней стабилизатор. Скорее умрет, чем обидит. Однако в Галактике полным-полно других мужчин, женщин и неизвестных науке существ, которые горят желанием как-нибудь обидеть Шепард. На «Нормандии» не существовало дня и ночи в нормальном понимании. Экипаж работал и спал хаотично, смены могли длиться сутки, могли и десять часов. С одной стороны, жаль, что Джеймс забыл об этом и, когда мимолетная мысль о лишних свидетелях закралась в его голову, решил, что Стив тоже спит. С другой – хорошо, что все обнаружилось, и обнаружилось именно так. Безо всяких серьезных разговоров, обсуждений и даже без алкоголя. Без последующих, неминуемых для Джеймса, сомнений и самоедства на тему того, что же он, черт подери, творит. Он был благодарен Эстебану за то, что последний не стал говорить ничего про ранги и субординацию, не стал требовать подробностей. Он просто мягко улыбнулся и вернулся к своим делам, так и не дождавшись ответа и, в принципе, не особенно в нем нуждаясь. После того, как Джеймс поел (разгрызая брикетик гранолы, он снова, не без тоски, вспомнил роскошные трапезы в Ванкувере) и принялся напяливать на себя обмундирование, в ангар заявился Жучина. Встал у лифта, заложил руки за спину и принялся оглядывать помещение, как царь – свои владения. Вообще-то его звали Явик и он был протеанином, которого Шепард неведомым образом откопала на Иден Прайм. Но Вега не желал за глаза называть его так, потому что Жучина он и есть Жучина. В глаза же он вообще никак его не называл, потому что разговаривать с этим чопорным индивидом было невозможно, да и не особенно хотелось. Джеймс его немного побаивался. Жучина умел отравить любую ситуацию едкими замечаниями, умел заставить любого почувствовать себя жидким дерьмом. По крайней мере его, Джеймса, умел. Вега не понимал, почему Последний Протеанин в Галактике не хочет хотя бы попытаться наладить контакт с окружающими его «примитивами», как он сам их называл. Надеется, что его в какой-то момент коронуют и начнут ему поклоняться? Не легче ли завести друзей, не проще ли так будет справляться с шоком? Однако не таков был Жучина. Дружить он ни с кем не желал, оскорблял (тонко и красиво, как ему самому, видимо, казалось) всех, в том числе капитана, а бедную Лиару уже успел довести до слез. Джеймс от всей души ей сочувствовал. Шутка ли: всю жизнь молиться на протеан, полвека посвятить копанию в их руинах, с замиранием сердца ждать прекрасных открытий, и тут – на тебе. Твой герой оказывается скверно воспитанным злыднем, да еще и сторонником рабовладельческого строя. Наверное, это как если бы Шепард после знакомства с ним, Вегой, внезапно оказалась убийцей котят и пожирателем христианских младенцев. Если все протеане были такими, то… Не жалко, честное слово. Джеймс спрятал взгляд и взмолился Иоанну Крестителю, чтобы Жучина оставил его сейчас в покое. Но, наверное, Иоанн был занят чем-то другим, потому что протеанин направился прямо к Веге, твердо и не моргая глядя на него всеми четырьмя глазами. Более того, Жучина бесцеремонно прикоснулся к его плечу. Не успел Джеймс дернуться, как тот сам убрал руку – кажется, брезгливо. – Я так и знал, – заявил Жучина своим важным тоном и оценивающе оглядел Джеймса. Последний притворился, что больше всего в данный момент его интересует застежка на поясе. – В моем цикле, – начал Жучина, а Вега закатил глаза и приготовился выслушивать очередную порцию хуйни, потому что если этот начинает вещать про «в моем цикле…», то ничего хорошего не жди, – воины не брали себе любовников. Привязанность может разрушить стремление к победе, не говоря уже о том, что воин, позволяющий чувствам руководить собой, перестает быть воином. – Раздался голос из помойки, – пробормотал Джеймс, пристегивая кобуру. – Я не понимаю, – продолжал Явик. – Не понимаю, почему она думает о тебе, когда должна думать об угрозе Жнецов. Как могли столь многие избрать ее безоговорочным лидером, если она позволяет страсти руководить собой? – Да вот, знаешь, как-то могли. Жучина поморщился от демонстративного отвращения. – Человеческий воин, ты должен проявить мудрость и отступить в сторону. Для нее не должно быть ничего важнее Жнецов и войны, твои физические желания отвлекают ее. – Так, – Вега передернул затвор дробовика; иррациональный страх перед доисторическим тараканом внезапно куда-то улетучился. – Слушай сюда, реликт. Я не знаю, как там было в вашем цикле, но в нашем все по-другому. И ты поступишь умно, если перестанешь уже наконец нудить и попробуешь приспособиться. Жучина в ответ на это лишь улыбнулся и заявил: – Ты зол. Это хорошо. Используй свою злость против Жнецов. – Что происходит? – Шепард вышла из лифта в сопровождении Евы, Рекса и саларианского ученого и застала финал короткой перепалки. – Ничего особенного, коммандер, – сказал ей Стив. – Всего лишь противостояние эпох. – Если можно, перенесите его на потом. Джеймс, – тон ее снова был деловитым и спокойным. – Параметры миссии изменились. На шаттле добраться до Завесы не выйдет, там припаркован Жнец. Вот и закон подлости… Явился не запылился. – Необходим одновременно удар с воздуха и атака пехоты. Последним займется Рекс, первым – пилоты Виктуса. А мы чем займемся? Наверное, тихо запинаем Жнеца в углу, да? – Если отвлекающий маневр удастся, мы сопроводим профессора и Еву к Завесе. Все ясно? – Да, мэм, – твердо откликнулся Джеймс, с нечеловеческим усилием переключая мозг в режим «никаких эмоций». Может, Жучина все-таки прав? Да пошел он к черту… – Отлично, выдвигаемся. В шаттле Шепард ухватилась за поручень, и ее взгляд тут же расфокусировался. Она устремилась мыслями куда-то очень далеко, в весьма безрадостное место. Дело никак не могло быть в том, что миссия с самого начала перестала быть легкой, ведь к таким вещам Шепард давно привыкла. Кроме того, хорошему солдату вроде нее было бы в глубине души обидно, если бы его миссия ограничивалась сопровождением почтенной дамы в химическую лабораторию и торжественным стоянием в дверях, пока дама дарит надежду всем грядущим поколениям. Джеймс точно знал, что, хотя Шепард может в этом не признаваться, подобные препятствия ее особенным образом заводят; по крайней мере, уж точно не вызывают скорбного выражения на лице и глубокого погружения в горестные мысли. Нет, это что-то другое… Веге хотелось потревожить ее, растормошить, однако проницательная Ева опередила. – Что вас тревожит, коммандер? – Саларианцы, – отозвалась Шепард. – Пытались уговорить меня саботировать операцию. Она активировала омни-инструмент, Джеймс тут же сморщил нос от противного гнусавого голоса Далатрессы Линрон. Последняя в результате короткого разговора, тайком записанного Шепард, пригрозила показать ей коллективную саларианскую задницу, если коммандер откажется от ее условий. – Ожидаемо, – кивнул Мордин Солус. – Исправимо. Знаком с методами разведки. Смогу без усилий устранить преграду. – Вот же грязная самка пайжака, – прорычал Рекс. – Вот я бы эту паршивую… – и он добавил еще с десяток экзотических ругательств, а также детальных описаний того, как убьет и съест Далатрессу Линрон. – Рекс! – качая головой, осадила его Ева, затем добавила, обращаясь к Шепард: – Благодарю вас за честность, коммандер. Ваше великодушие не знает границ. – Я же тебе сказал, что мы можем на нее рассчитывать, – добавил Рекс. Они с Евой напоминали Джеймсу старую семейную пару: перебранки сменялись примирительными разговорами и даже, если ему не померещилось, трогательными взглядами. И так по кругу. Кроганы, которые демонстрируют что-либо, кроме желания убить лбом все живое в округе, а тем более кроганы, спокойно общающиеся между собой и демонстрирующие знаки нежного внимания, рвали Веге шаблоны. «Нормандия» уже успела побывать на Тучанке и улететь, и тот визит позволил Джеймсу получить первое и, наверное, верное впечатление об этой неприветливой планете. Тучанка целиком и полностью соответствовала всему, что он знал о кроганах – выжженная и неприветливая, покрытая пылью, воняющая пеплом и металлом, суровая и беспощадная. Однако Рекс не вполне вписывался в энциклопедические сведения о населении Тучанки… А эта женщина, называвшая себя Евой, и подавно. В ней присутствовали мудрость, спокойствие, этим она напоминала Шепард. Порой Джеймс не мог поверить, что Ева – кроган. Но если среди них есть и такие, то, действительно, следует дать им шанс. Воспользовавшись тем, что Мордин завел речь о том, как именно, зачем и когда, по его мнению, была саботирована Завеса, Джеймс наклонился к Шепард и тихо спросил: – Ты расстроена, что саларианцы не хотят помогать нам? – Нет, не совсем, – она покачала головой. – Скорее, тем фактом, что они не хотят понимать. Если сейчас мы не объединимся, презрев абсолютно всё, что мешает, то потом будет не важно, как кроганы в будущем обойдутся со своей новообретенной плодовитостью. Потому что кроганов не станет. И саларианцев тоже. И будущего. Претензии Далатрессы и правда выглядели глупыми и мелочными. От имени своих сородичей она выражала опасения касаемо того, что может никогда и не произойти, при этом смачно харкая на другую угрозу – текущую и очень даже реальную. В конце концов, что помешает саларианцам замутить еще один генофаг, если кроганы снова возьмутся за свое? Жестокая идея, но в самом деле… И эта истеричная кабра, Линрон, – глава своего народа, славящегося экстраординарным интеллектом?! Как так получилось, если даже простая кроганская женщина мудрее и разумнее нее? Слава Господу, Явик все это время молчал. Он сидел прямо, прислонившись спиной к стенке шаттла, прикрыв глаза. То ли спал, то ли медитировал. Однако от его внимания обычно ничего не скрывается и, несомненно, он потом отпустит пару идиотских комментариев по поводу того, как именно следовало поступить Шепард. Независимо от того, что она сделает, любое ее решение будет с точки зрения Жучины неверным. С самого начала все пошло не так. Одно дело – когда враги мешают тебе добраться до цели, и совсем другое… Для начала кроганы чуть не передрались между собой, и остановить яростную перебранку удалось лишь с помощью Евы. Джеймс в очередной раз подивился тому, какое она излучает величие; в очередной раз, все еще не веря своим ассоциациям, сравнил ее с Шепард. После этого дорога оказалась разрушенной – причем так основательно, что даже танкам, на которых кроганы передвигались по Тучанке, пришлось остановиться. Потом турианцы прилетели раньше времени. В руинах подземного города, где Шепард с Джеймсом и Явиком чуть не заблудились, обнаружились трупы, очень сильно напоминающие рахни. Ну и для вибрирующей нотки в симфонии безумия приползла Калрос… – Молотильщики стали значительно больше. В моем цикле на них было удобно передвигаться верхом, – заявил Явик, когда они пробирались по развалинам, то и дело уворачиваясь от щебня и пытаясь удержаться на ногах, зажатые среди осыпающихся, дрожащих стен. Интересно, это была шутка или он всерьез? Если шутка, то – очко в пользу Жучины. Изначальный план – Жнеца отвлекают и уводят прочь от Завесы, пока маленькая группка под шумок пробирается к цели назначения, тихо и быстро делает свое дело и сматывается – пошел прахом. И надо было либо сдаваться, либо что-то быстро соображать на месте. Джеймс никогда не полагал Шепард сумасшедшей. Более того, он считал ее одним из самых морально здоровых людей в Галактике. Видимо, ему следовало давно понять, что нельзя совершить столь многое без маленькой жилки безрассудства. Или большой жилки всепоглощающего полоумия. Лишь чокнутый человек, чокнутый и совершенно прекрасный, способен не только родить такой план действий, но и убедить других последовать ему. Никаких «но» или «если», никакого отступления. Безумие – оборотная сторона гениальности. Безумие заразно и передается по воздуху, думал Джеймс, когда уворачивался от луча раскаленного металла, обдавшего его чудовищным жаром, который заставлял кровь вместе с адреналином вскипать прямо в венах. Безумие, конечно, непременно берет дань… Просто в этот раз не черед Джеймса. И не черед Шепард. Но рано или поздно… «Где бы Мордин ни был сейчас, я уверена, он замолвит там за нас доброе словечко». Всю дорогу обратно на корабль она, черная от грязи, пота, крови и горестных мыслей, молчала. Молчал и Стив – он, как никто другой, умел чувствовать чужое настроение, даже когда не знал обстоятельств. На этот раз он всё знал… Явик снова прикрыл глаза и привалился к стене. Вега смотрел на Шепард, едва моргая. Он был ее другом, этот саларианский ученый. В Ванкувере она рассказывала про него веселые истории. Например, о том, как весь экипаж считал, что тот способен «уболтать Коллекционеров до смерти». Или как он отшил Шепард, твердо уверенный в том, что ее вежливые визиты – это признак страстной любви, и как от шока и неожиданности она не могла ответить ничего, кроме: «Ну-у-у-у, вы, доктор, мастерски умеете отказывать даме». Рассказывая об этом, она не могла сдержать смех. На «Нормандии», после того как она по громкой связи объявила об итогах операции, кто-то ликовал, кто-то сокрушался. Все обсуждали, чего там заслужили или не заслужили кроганы и что будет дальше. Больше никому, кроме Шепард, не было дела до того факта, что какой-то престарелый саларианец принес себя в жертву ради излечения генофага. В тот момент, когда Мордин Солус сошел с корабля в последний раз, о нем моментально забыли. Доктор Чаквас уже снова оккупировала медотсек, судорожно прибираясь и передвигая что-то. Может быть, она помнила и думала… Но виду не показывала. Гаррус торчал у батареи и, как обычно, работал. – Тяжелая миссия, да, Вега? – спросил он, не отрываясь от своего терминала. Джеймс неопределенно пожал плечами. А черт его знает. Сейчас уже и не скажешь наверняка – отпустило. – И Мордин... С одной стороны, жаль, что меня не было с вами. С другой… Не уверен, что достаточно быстро бегаю. – Как думаешь, стоит сейчас к ней соваться, чтобы ее взбодрить? – отрешенно сказал Джеймс, сидя на ящике и вытирая пот со лба. Он не сразу понял, что именно сейчас сказал и, уже отпустив слова – улетели, не поймаешь, – взмолился Господу, чтобы Гаррус не понял их превратно. – Если у вас, людей, в армии принято оказывать моральную поддержку своим офицерам в трудное время, то почему бы и нет, – мирно отозвался Гаррус. Не принято, конечно. К офицерам вообще нельзя соваться без разрешения. Но Гаррусу это знать не обязательно. – Ладно, тогда я пойду… Поговорю с ней, что ли. – Я бы и сам пошел, – сказал Гаррус после короткой паузы. – Но, честно признаюсь, не знаю, что ей сказать. Ты человек, ты ее поймешь лучше. Да-да, Щербатый, уже давно понятно, что ты не имеешь никакого понятия о том, как вести себя, что говорить и что делать за пределами горячей точки. А сообщение, начинавшееся и заканчивавшееся словами «Дорогая Тали…» и поспешно тобой свернутое, едва ты меня завидел, наверняка и час назад состояло только из этих двух слов. У лифта Джеймс оглядел свои руки и одежду. Он как-то и не заметил, что покрыт грязью. Наверное, сначала надо спуститься в ангар и привести себя в порядок. Может быть, даже зарулить в общую ванную по дороге. И вообще… Лучше сначала спросить у Шепард разрешения. Несмотря даже на то, что между ними произошло перед этой миссией. Вдруг хочет остаться одна? В Ванкувере она не хотела оставаться одна, но вдруг сейчас?.. А вдруг откажет? Нет, пойдет так. И будь что будет. Эстебан встретил его сочувственным взглядом, потом поднял указательный палец к небесам, мол, стой-ка, друг, и, в три прыжка добравшись от разверстого шаттла до своего шкафчика, достал небольшую бутылку «Старого Инвернесса». – Ты предлагаешь напиться? – не понял Джеймс. – И, кстати, откуда у тебя скотч? – Я же числюсь специалистом по поставкам. Откуда-то. Приберегал его для нашего уважаемого мистера Доннелли – на случай, если мне срочно от него что-то понадобится. Но лучше тебе отдам. Топай с этим к капитану. – Ты предлагаешь мне напоить ее?.. – Не обезьянничайте, мистер Вега. Эстебан практически вложил бутылку виски ему в руку и вернулся к шаттлу. Джеймс пополз в свой угол, стащил пропотевшую майку через голову, кинул ее на матрас, достал чистую… Или почти чистую. Благодаря прекрасной акустике он хорошо слышал Стива и отсюда. – Тот мальчик на Земле назвал тебя «ее правой рукой». Не подскажете ли, мистер Вега, кто у вас, католиков, считается правой рукой Господа Бога? – «У вас, католиков», – передразнил Джеймс. – Ну, допустим, Серафимы. У Бога много правых рук. – Ладно, ты – серафим, Гаррус Вакариан – архангел… – Это с чего это он архангел? Ботинки были покрыты коростой грязи и пыли. Вега отряхнул их как мог. – Да так. Слышал я всякое разное… В общем, я тогда буду Купидон. И кстати, почему вы меня перебиваете, мистер Вега? – Купидон никакого отношения к католицизму не имеет, – сумничал Джеймс. – Это такой маленький, румяный и толстый, с крылышками. А ты, Эстебан, большой, худой и коричневый. – Он не маленький и не толстый, а юный и прекрасный. И не с крылышками, а с крыльями. Белоснежными. Вечно ты все портишь. – Остынь. Осталось выяснить, куда всех остальных приплести. Вот СУЗИ, например, у нас дьявол или просто мелкий черт? – Мой программный код не способен симулировать реакции, сходные с обидой, испытываемой органиками в ответ на оскорбления, мистер Вега, – откликнулась вездесущая ИИ. – Однако при их наличии я бы обиделась. – Простите, сеньорита. Ну а кто вы у нас тогда? – В такой сомнительной каталогизации? Допустим, Дева Мария. – Скромность у тебя в коде тоже не прописана? – Нет, лейтенант. – Так, Вега, – вмешался Стив, посмеиваясь. – Мы тут теологию будем обсуждать, или ты пойдешь и все-таки сделаешь что-нибудь богоугодное? – Пойду и сделаю, Эстебан. Шепард откликнулась на стук не сразу. Она все еще была в форме и в этот момент как раз тягалась силами с ботинком, сидя на диване. Она ничего не сказала по поводу его визита, не прогнала, не удивилась. – Да черт тебя дери, – сказала она наконец, прервав свое занятие с горьким вздохом. Вега поставил скотч на кофейный столик, бутылка осталась там, моментально забытая и совершенно лишняя. – Помощь нужна? – Хотите помочь мне снять ботинки, мистер Вега? И ботинки, и все остальное, если ты мне позволишь. – Ну да. У меня создается ощущение, что сама ты не сдюжишь, – он присел рядом с ней на корточки и принялся без приглашения щелкать застежками ее обуви. Старался как можно бережнее. Хотя что за глупость: эта женщина только что провернула такой сумасшедший гамбит, а он, дурак, по-прежнему волнуется, как бы ее не сломать, по-прежнему считает ее фарфоровой. Он справился с ее ботинками без потерь и травм. – Знаешь, я тебе этого не говорила в Ванкувере, но… Мордин считал излечение генофага делом своей жизни. И я думаю… – она замолкла. – Ты думаешь, что он ушел из жизни, добившись, чего хотел. – Да. Не каждому положена такая роскошь. Мне – вряд ли. – Ты опять забыла про «отсек сегодняшнего дня», Лола. Она усмехнулась. – Джеймс? – Да? – откликнулся он, сосредоточенно расстегивая ворот ее костюма. – Останешься? – Если ты хочешь. С ее воротника сыпалась сажа, волосы были покрыты копотью. – Давай отмоем тебя. – А давай я упаду и буду лежать еще часов… восемь? Двадцать? Двадцать восемь? Вега оскалил зубы в улыбке. – Так не пойдет, капитан. Лень – это не наш метод. Он знал, как это бывает. Когда адреналин оставляет систему, всегда ощущаешь себя развалюхой. И тоже часто чувствовал это, но сейчас – не мог. Ее присутствие рядом слишком сильно ускоряло сердечный пульс, чтобы Джеймс сумел упасть и расслабиться. Шепард что-то промычала в ответ, устало откинувшись на спинку дивана. Вега стянул с нее форму – аккуратно, медленно и по кускам, до тех пор, пока она не осталась перед ним обнаженной и не явила его взгляду новые синяки. Еще свежие, ало-синие. За все это время они не произнесли ни слова. C ее стороны не было ни намека на смущение – наверное, на него не осталось сил. – Иди ко мне, – Джеймс протянул руки, она послушно подалась вперед. Он обнял ее, отнес в ванную, поставил на стальной пол душа, как беспомощного ребенка. Шепард вздохнула и прикрыла глаза, когда на нее потекла горячая вода, тихо смывая только что оставленную позади беспощадную планету. Диос, Лола… Какая же ты красивая. Джеймс не смог ничего с собой поделать, он запустил пальцы в ее волосы, почти деловито перетряхнул их, чтобы отмылись получше. На самом деле он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее здесь и сейчас. Потребность обладать ею причиняла физическую боль. Он закрыл дверь и оказался в ловушке рядом с ней, в маленькой комнатке, стремительно наполнявшейся паром. Ему становилось тяжело дышать. Шепард открыла глаза. – Сними. Всё. Это. Наконец, – отрывисто сказала она, глядя на него снизу вверх. Он не снял, он сорвал, бросил, толкнул ногой. Шепард все это время следила за ним, улыбаясь уголком рта, и Вега чувствовал себя трижды голым под ее жадным взглядом. Особенно когда у нее не осталось никаких сомнений в том, что он, в общем-то, не железный и до боли возбужден, хотя толком не прикасался к ней. Шепард раскрыла объятья, он сделал шаг… Когда Джеймс мечтал об этом, то чаще представлял все совершенно не так. Он распластает ее по стене, или по стеклу аквариума, или уж, на худой конец, по кровати, возьмет ее с яростным напором, заставит ее кричать, метаться, обязательно получит несколько трофейных царапин. Разорванные простыни, свисающая с потолка одежда. И все будет быстро, хаотично, безумно, впишется отличным финалом к желаниям, которые он сдерживал так долго… Он и сам не знал, что способен на такую нежность. Не подозревал, что может не торопиться, наслаждаться каждым прикосновением, плыть через них медленно, как в теплом молоке, закрыв глаза. Шепард принадлежала ему, а он – ей. Все, что он делал, казалось правильным, естественным и абсолютным. Никаких сомнений не осталось, даже воспоминания о них казались смешными. Он поймал губами ее вздох от самого сладкого момента первого проникновения, сплел ее пальцы со своими, когда она беспомощно уронила дрожащую руку на простыню и подалась ему навстречу всем телом. – Скажи мое имя… – прошептала она. Джеймс не сомневался ни секунды. – Лола…