Серафим

Пробуждение напомнило ей выход из наркоза, когда сначала начинает работать мозг, причем работать вяло, нерешительно и с ленцой, не воспринимая окружающий мир и продолжая жить в совершенно другом, потом разгоняется и заполняется судорожными мыслями и идеями, а уж после этого ты начинаешь ощущать свое тело – постепенно, по частям, нервно дергаясь, – и оценивать обстановку. Или даже примиряться с ней. Первой мыслью было: «Два сна – хороший и плохой». Второй: «Что-то не так». Третьей: «Хороший не был сном, он был частью реальности, которую совершенно необходимо придумать обратно, и немедленно». Четвертой и тысячей последующих, перемежающихся то стыдом, то рвущимся наружу смехом: «О Господи, я отрубилась во время секса». Шепард пошевелила онемевшими пальцами. Что-то мешало повернуться. Она разлепила веки и в полумраке посмотрела вниз. На ее плече лежала рука – широкая и смуглая, тяжелая и теплая. Обладатель этой руки прижался к ней всем телом, окружил ее собой. Запах его обволакивал и щекотал ноздри. Шепард сделала глубокий вдох и позволила себе снова прикрыть глаза, всего лишь на секундочку… Будь она чуть суевернее, то, наверное, восприняла бы все произошедшее как знак: мол, стоит разуму отключиться и отбросить все свои обычные доводы, как физическая оболочка приходит на помощь. Однако суеверности в числе ее недостатков не было – за исключением очень редких и почти безнадежных случаев. Если это и знак, то лишь того, что она совершенно забыла о некоторых элементарных потребностях своего организма. Например, о том, что надо все-таки спать. А когда не получается уснуть самостоятельно – обращаться к доктору Чаквас, потому что усталый солдат – это мертвый солдат. Кроме всего прочего, Джеймс остался. Значит, подобные мелочи, как, впрочем, и рациональные доводы, его не волнуют. Шепард уже знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что лейтенанта Вегу волнует большей частью лишь то, что он сам думает о той или иной ситуации, как он сам ее оценивает. Она все-таки сумела перевернуться на другой бок, лицом к нему, и это далось нелегко, в том числе и потому, что одеяло, как плотный кокон, упорно мешало каждому движению. Джеймс поморщился во сне, перекатился на спину и оглушительно всхрапнул. Резкий звук наконец-то заставил ее тихо рассмеяться над абсурдностью ситуации. Он спал поверх ее одеяла, в брюках, но без майки. Последняя маленькой серой кучкой лежала на полу около аквариума, рядом валялись тяжелые армейские ботинки и пояс с массивной пряжкой, один носок свисал с края рабочего стола. Жетоны сползли с его груди и закатились за спину, цепочка оставила тонкий красный след на могучей шее. Шепард не смогла удержаться: она протянула руку и прикоснулась к нему. Она с улыбкой припомнила то, что говорил пилот шаттла, Стив Кортез: «Единственное оружие, которое наш мистер Вега всегда поддерживает в полной исправности, это он сам». Его кожа была горячей, неожиданно горячей и нежной для человека, который производит при первом взгляде впечатление, будто он высечен из камня. «Не камень, – подумала Шепард, гладя его по груди и плечам, аккуратно повторяя кончиками пальцев линии устрашающе красивого блэкворка, – а металл. Раскаленный металл». Она вспомнила, что сказала ему вчера (или вечность назад? в другой жизни?) в пылу страсти, и это заставило ее слегка покраснеть и на секунду погрузиться в воспоминания. Так глубоко, что она даже не заметила, как ритм его дыхания изменился. – Осторожно, ми кариньо, – хрипло сказал Джеймс, не открывая глаз, однако его пухлые губы растянулись в плотоядной улыбке. – Ты играешь с огнем. Даже несмотря на то, что вздрогнула от неожиданного звука его голоса, Шепард сумела быстро совладать с собой. Но руку она не убрала – не могла, не хотелось, это было бы преступлением. Прикасаться к нему оказалось слишком приятно. В нынешней жизни, черт подери, слишком мало приятного, чтобы отказываться от последних крупиц… – Выспалась? – спросил Джеймс, не прекращая лыбиться, как ребенок-проказник. Да он же… потешается над ней! – Простите меня, многоуважаемый мистер Вега, – сказала она, манерным тоном пытаясь скрасить неловкость ситуации. – Ничего страшного. Подумаешь, уснула, мне это не помешало довершить начатое. «Что?!» – Лола, – он засмеялся, увидев, как ее брови медленно поползли вверх, а рот приоткрылся от ужаса. – Лола, ты… Ох. Он обхватил ее своими огромными лапищами и притянул к себе. Шепард послушно опустила ему лицо на грудь и сделала еще один глубокий вдох. – Вы что там делаете, капитан? – вопросил Джеймс веселым голосом, уткнувшись носом в ее волосы. – Щекотно. – Мне нравится твой запах, – честно призналась она. – Я пахну потным, грязным и вонючим мужиком. – Иди к черту, Вега. – Хотя-я-я, может быть, сейчас я пахну твоим гелем для душа. Я, знаешь ли, воспользовался удобствами капитанской каюты. – Угу. Вега прижал ее к себе крепче, Шепард сжала пальцы, оставив на его боку красные борозды. – Лола? – Да, Джеймс? – Меня устроил твой ответ. – Кажется, ты уже это говорил. Кровь гулко ударила в низ живота, когда она вспомнила, как именно, каким голосом, при каких обстоятельствах… – То-то у меня дежа-вю. Вариации одного и того же вопроса так и грозили сорваться с языка: «Что будет дальше?» или «Что теперь?» Но иногда говорить ничего не нужно, все и так ясно, потому что оба участника предполагаемого разговора прекрасно понимают, в какой ситуации оказались, во что ввязались и на какой риск идут. Да, война, да, никто не может знать, что будет завтра, но не убеждала ли его Шепард всего несколько часов назад, что нужно жить в отсеке сегодняшнего дня, иначе свихнешься? Разумеется, она и сама не вполне верила в собственные слова, точнее – в свою способность следовать этому, несомненно, мудрому совету. Но она попытается… Тишину нарушил ровный и бесстрастный женский голос, а вместе с голосом пришел и свет: зажглись верхние лампы, терминал, открылись затворки на потолке. Шепард зажмурилась и с тихим стоном спрятала лицо у Джеймса на груди. Голова больше не болела, однако светобоязнь прошла не до конца. – Шепард. Мы приближаемся к Тучанке. – Спасибо, СУЗИ. – Эй, она подглядывала?! – спохватился Вега. – Не параной, – Шепард наконец-то нашла в себе силы, чтобы отстраниться, прикрыла грудь одеялом и принялась незаметно (по крайней мере, ей хотелось верить, что незаметно) шарить под ним в поисках своего белья. – До последних пяти секунд – нет, не подглядывала. Я просила ее отключиться от моей каюты. – Это ищешь? – улыбнулся Вега и поднял на пальце ее трусики. Откуда он их вытащил – осталось загадкой. Возможно, из кармана своих брюк… Шепард стало немножко дурно. – Отдай сейчас же. – Это приказ, коммандер? Он лежал, согнув колени и праздно подложив одну руку себе под голову; он улыбался во весь рот и являл собой идеальное воплощение озорства, будто с картинки. Чего ей хотелось сейчас больше всего на свете, так это – чтобы оказалось, что пилот ошибся в расчетах и на самом деле до места назначения оставалось еще часа три лету. Чтобы успеть все, что им помешала успеть крайняя степень ее изнеможения. Но желания и прихоти, а особенно их немедленное выполнение – привилегия гражданских. Ей же теперь остается только долг. Выполнять свой долг и надеяться на то, что будет хотя бы еще одна передышка – до того, как голову догонит шальная пуля. – Если необходимо, – процедила Шепард. Джеймс вскинул ладони в примирительном жесте: понял, понял, отстал. Черный треугольник по-прежнему свисал с его указательного пальца. Шепард протянула руку и ловко ухватила свое многострадальное белье. – А теперь отвернись. – Да, мэм, сию минуту! – Он не прекращал скалить зубы в похабной улыбке. Но злиться на него было совершенно невозможно. Джеймс одним прыжком соскочил с жалобно скрипнувшей кровати, с хрустом и сладко потянулся, размял шею… Шепард успела судорожно натянуть белье. Бренные останки ее футболки лежали у постели. Она посмотрела на них с тоской и нежностью. Джеймс, улыбнувшись через плечо, босиком пошел в ванную комнату. – Ты уж прости, но я воспользуюсь еще раз, Лола, грех этого не сделать, у тебя тут так чисто и красиво, – сказал он на ходу. – Так чисто и красиво, что обязательно надо все испачкать, да, мистер Вега? – с иронией отозвалась Шепард и устремила взгляд на свисающий со стола носок. Вега в ответ лишь рассмеялся. – Шепард, поступил срочный запрос на связь от Далатрессы Линрон, – снова вклинилась СУЗИ. – Она хочет побеседовать с глазу на глаз, поэтому я выведу сообщение в переговорной. – Спасибо, СУЗИ, – и будь проклята эта саларианская истеричка. Шепард натянула форму. В туалет – потом, перехватить сухой рацион на ходу – потом, глотнуть воды – потом, только не забыть, ведь голодный солдат – мертвый солдат. Дверь в ванную со свистом открылась. Джеймс выглянул из-за края проема, он как раз вытирал руки полотенцем. Свои большие красивые руки, которые… Так. Стоп. – Спорим, сейчас эта пута начнет тебя уговаривать отказаться от плана. – Не имеет смысла спорить, все понятно и ясно как день. Она и так уже достаточно времени провела в размышлениях об этом вопросе и еще раз слышать доводы, которые терпеливо выслушала три раза от рациональной половины собственного мозга, не хотела. Но что поделать – придется. И, конечно, саларианцы попытаются отговорить ее. Разумеется, начнут угрожать ответными мерами, стоит ей только заикнуться о том, что ее решение не подлежит обсуждению. Совершенно не имеет значения, в какие слова она это облачит, как преподнесет информацию. Шепард много думала о требовании Рекса и в результате пришла к выводу, что, даже появись возможность избежать выполнения его ультиматума, она все равно бы сделала, как Рекс хотел. Да, подавляющее большинство кроганов напоминало злых и неотесанных реднеков из старых ситуационных комедий, им требовался очень, очень сильный духом и волевой лидер, который способен не только утихомирить их ярость, но и указать правильное направление движения. Да, будь на месте Рекса и Евы другие кроганы, Шепард бы подумала не трижды, а тысячу раз. И, возможно, сочла бы, что они еще не готовы, не смогут, не сдюжат. Однако теперь ее мнение о том, чего заслужила эта раса, кардинально поменялось, в основном в результате разговоров с Евой и последовавших за ними размышлений. Кроганы заслужили этот шанс, кроганы его получат и, хочется верить, на этот раз все пойдет по-другому. Если все они переживут войну… – Все будет хорошо. Высадимся на Тучанке, распылим лекарство, не успеешь моргнуть глазом, как мы будем праздновать, а кроганы разорвут на части каждого Жнеца, до которого сумеют добраться. И все будет, как я тебе обещал. Ты увидишь, я очень крутой пророк. Он ободряюще улыбнулся, застегивая свой массивный пояс. – Хочется верить в это, Джеймс. – Так верь, Лола. Она нерешительно и коротко кивнула. – Буду, но каждый раз, когда миссия обещает быть легкой, срабатывает закон подлости. Мне надо идти. Встретимся в ангаре. – Эй, Лола, – Джеймс настиг ее у выхода и, ухватив ее за руку, наклонился к самому уху. – Когда все благополучно закончится, не забудь, что за тобой должок. Он прижался к ее спине, провел ладонью по ее талии, мучительно медленно спустился к обтянутому в эластичную форму бедру. Шепард почувствовала слабость в ногах, шея и лицо вспыхнули от внезапного румянца. Она мягко высвободилась. Она не забудет. Просто пока запихнет эти мысли подальше, поглубже, припечатает чем-нибудь тяжелым, чтобы не рвались наружу и не мешали четко видеть текущую цель. Совсем другую цель, гораздо более важную по сравнению с эгоистичными личными желаниями. Так надо, ведь влюбленный солдат – мертвый солдат.