Серафим

Будь это письмо бумажным, то добралось бы оно до Джеймса в ужасно потрепанном конверте, покрытом печатями и с перекрестно наклеенными марками всех мастей. Кто-то, как-то, в тот самый день, когда Земля подверглась нападению Жнецов, отправил его. И оно пересекло галактику некрасивым, рубленым зигзагом, отскакивая с хаба на хаб, от одного офицера к другому. Пересылка, и еще одна, и еще. И вот оно добралось. Сова наконец-то донесла до Гарри Поттера оповещение о зачислении в Хогвартс. Впрочем, если Хогвартс сравняли с землей, а его ученики в ужасе разбежались, то есть ли вообще какой-то смысл?.. Вегу приглашали вступить в N7. Даже не приглашали, а прямым текстом говорили: берем. Из O2, из пехотинцев, в самое элитное подразделение Альянса. К числу бойцов N7 принадлежала Шепард. И адмирал Андерсон, и адмирал Хакетт. И Джеймсу письмо сначала показалось идиотской шуткой, розыгрышем. Ибо – за что?! Еще одна медаль за пиздец на Фел Прайм, бери и гордись, лейтенант. Для любого солдата Альянса, независимо от обстоятельств, не может быть большей чести. Технически это пик карьеры, это армейский потолок, можно сколь угодно долго карабкаться по чинам и должностям, но круче, чем N7, нет ничего. И если ты не в N7, то ты все еще молокосос. Но программа подразумевала взваливание на себя такой ответственности, к которой лейтенант Вега был еще совсем не готов… Снова. Отвечать было некому, письмо пришло с базы в Ванкувере, которую Жнецы перетерли в пыль вместе с тренажерным залом, стрельбищем, симуляцией убийства Санты и тремя комнатами, в которых Джеймс был счастлив... Но даже будь это не так, Вега все равно отложил бы решение в долгий ящик. Он закрыл письмо и обернулся на звуки тихого разговора. Шепард снова пришла в ангар, чтобы поговорить с Эстебаном. Последний рылся в кишках шаттла, как обычно, и почти не смотрел на нее, а она что-то мягко втолковывала ему, ободряюще улыбаясь. Благодаря прекрасной акустике до Веги донеслось: «Сделай это ради меня». Эстебан наконец-то оторвался от работы и посмотрел на нее. Он как будто хотел ее обнять, но сдержался. Может, просто показалось… А ведь Джеймс обещал ему, что она порвет все его шаблоны. Порвет и выкинет в мусорку. Не соврал. Когда они познакомились, когда Шепард по пути к Менае спустилась сюда впервые и заговорила со Стивом, Джеймс носился кругами и, безуспешно изображая бурную деятельность, подслушивал и подглядывал. Эстебан начал их знакомство вполне за здравие, он держался молодцом, он выпрямился и встал навытяжку, громогласно и четко вещал о поставках оборудования, новом двигателе челнока и переносе оружейной. Но во время второго визита Шепард спросила о семье, и все покатилось под горку. Джеймс знал, какое впечатление она производит в такие моменты: эта прекрасная, невозможно прекрасная женщина очень хорошо умеет слушать и, стоит тебе открыть рот и заговорить, ты, сам того не заметив, выдашь ей все. Особенно если ты добрый, потрепанный жизнью, одинокий и несчастный Эстебан Кортез. Очень вовремя. Джеймс уже начал избегать его, потому что совершенно не имел понятия о том, что с ним делать и как его утешать. Что ему говорить, да и надо ли говорить в принципе… Он предлагал выпить – Эстебан отказывался, он травил пошлые анекдоты – Эстебан лишь морщился. Это действовало на нервы. Чужая беспомощность всегда действовала Веге на нервы – даже сильнее, чем попытки ворча связно изъясняться… Но после ее второго визита Стив снова начал разговаривать. Он уже не ограничивался междометиями и кивками, а на следующий день признался: – Я не могу. Я боюсь за нее. Вы с вашими пушками вылезаете из шаттла, сломя голову бежите резать и крушить… А я сижу и жду. И гадаю – сможет она или не сможет? Это невыносимо. Палавен был одним из кругов Ада. То, что там творилось… Словом, глупо просить о помощи у тех, чей дом тоже горит. Однако Примарха они вытащили – другого, но вытащили. Заодно с Гаррусом. После этого на корабле «труп» доктора Евы внезапно получил новую душу в лице СУЗИ, которая, едва выйдя в своем новом теле на палубу, поздоровалась со всеми за руку – наверное, чтобы убедить их, что не собирается больше лягаться, и заперлась с инженерами в трюме. Судя по всему, они латали ее искусственную кожу. А может, играли с СУЗИ в карты. Или в «Монополию»… Заглянув как-то на мостик, Джеймс застал совершенно удивительную картину: СУЗИ в своем новом теле сидела на полу, у кресла Джокера, а последний расчесывал её черные пушистые волосы, как девочка – любимой кукле, и чуть не плакал от восторга. Вега поспешил ретироваться. Наверное, он бы почувствовал гораздо меньше неловкости, если бы застал их за горячим робосексом… Между миссиями, пока Эстебан не начал нормально разговаривать, он таскался к батарее и там потел, как свинья, сидя на ящике из-под запчастей и болтая с Гаррусом. Джеймс прозвал его «Щербатый» за жуткие шрамы и все пытался выудить подробности того, как Гаррус их получил, но последний не кололся. Зато Джеймс за пару дней узнал о турианцах больше, чем за все предыдущие годы своей жизни. «А правда, что вы питаетесь только мясом?» «А правда, что у вас раньше были крылья, а потом эволюция их отобрала?»«А правда, что ты можешь попасть цели в глаз с расстояния в милю?» «Да ты все врешь, и вообще у тебя только три пальца» – «Вега, а у тебя вместо пальцев вообще арулабы». – «Это что еще за херня?» – «Это такие червяки, на Палавене водятся. Маленькие и толстые». – «Да пошел ты в жопу, Щербатый! Отличные у меня пальцы!» Ответы на вопросы о своих шрамах Гаррус спускал на тормозах, про остальное рассказывал охотно… А еще он был отличным бойцом. Со своими холодными, хищными глазами, острыми когтями и красивыми, выверенными движениями, он напоминал Веге динозавра. А Джеймс нежно любил динозавров. – Она всё сможет, Эстебан. Вообще всё. Они заполучили Примарха, они вытащили детишек из атакованной «Цербером» академии, они организовали сопротивление на Беннинге, спасли целое море гражданских тут и там… Вернее, все это сделала Шепард. Джеймс только подчинялся приказам и стрелял. Как там он думал в первый день их встречи? Если придут Жнецы – только молиться и стрелять… В медицинском отсеке шуровал и распевал арии из «Пензанских пиратов» саларианский ученый вместе с кроганской женщиной, которая называла себя «Ева» (не слишком ли много Ев для одного корабля?), в военной комнате отсиживался глава клана Урднот. Позади был идиллический Сур’Кеш, который заставил Джеймса тосковать по тому, чего у него никогда не было и, наверное, больше не будет. Они даже выкопали себе вполне живого протеанина, который провел пятьдесят тысяч лет в стазисе и обладал настолько дурным характером, что хотелось отправить его в стазис еще раз – кувалдой по голове. Кайдана Аленко Шепард отослала к Хакетту сразу же после первого визита на Цитадель. Якобы драгоценные чертежи, раздобытые Лиарой, необходимо было вручить лично, и капитан доверила майору Бакенбарды эту, несомненно, весьма почетную миссию. По кораблю ходили слухи о том, как именно это произошло, что именно она говорила, но никто не знал наверняка. Джеймс быстро выяснил, что, хотя и здесь тоже есть камеры, но управляет ими СУЗИ, а она была – или притворялась – вежливее многих людей. Достаточно было попросить ее не подсматривать, и она отключалась. Так что даже СУЗИ, даже сплетник Джокер – никто не знал, как именно прошла встреча майора и Шепард в ее каюте. Встреча, после которой майор улетел на одном из челноков и больше не возвращался на «Нормандию». Он, согласно общедоступным сведениям (в основном Джеймс почерпнул их от рядовой Вестерморленд), благополучно добрался до адмирала Хакетта и благополучно же остался помогать строить ту чудо-махину. И Джеймс тоже не знал. Но воображение щедрой россыпью подкидывало ему детали. В основном такие, от которых кулаки сжимались сами собой, а зубы непроизвольно скрипели. Чинопочитание от тебя вызывает у меня икоту, Джеймс. Он все равно не мог просто взять, завалиться к ней в каюту и потребовать грязных подробностей. Да, отвыкать от Ванкувера было сложно, но ломать старые привычки оказалось еще сложнее. Разговоры разговорами, но на этом корабле она по-прежнему оставалась его капитаном. Командующим офицером. Нет, Шепард не избегала разговоров с ним. По крайней мере Джеймс очень хотел в это верить. Просто все от нее постоянно чего-то хотели. Когда она не была занята спасением очередной порции несчастных, она торчала в переговорной, или в медотсеке, или перед мониторами в комнате Лиары. Джеймс ее почти не видел – за исключением тех моментов, когда они сидели вдвоем в укрытии и пытались отдышаться. А разговоры сводились к военной тактике – все там же. И, несмотря на то, что все ее рвали на части, Шепард все же нашла в себе силы, чтобы зайти в ангар и расшевелить Эстебана. Джеймс ревновал: да, он знал, что Эстебан предпочитает мужчин (особенно майора Бакенбарды, о котором он то и дело вспоминал с того самого момента, как снова обрел дал речи, с жутко мечтательным выражением на лице; и это бесило), знал, верил, что Шепард приходит потому, что никогда не оставляет членов своего экипажа киснуть, всегда старается приободрить и, если бы плакал Гаррус – что маловероятно, но все же – она бы пошла мыть мозг Гаррусу. Джеймс вроде как был в порядке, и она экономила время, не трогала его. Зачем терять драгоценные секунды без надобности? Зачем тратить их на тех, кто справляется со своими проблемами без помощи капитана?.. Да? «Сделай это ради меня». Сделай что? Напейся и потрахайся с кем-нибудь? Купи себе хомячка? Начни разговаривать сложносочиненными предложениями? Установи в челноке музыкальный центр? Вега ревновал вопреки логике. Он хотел украсть хотя бы минуту ее времени, похитить Лолу, увести ее ото всех, он так сильно хотел, чтобы она снова обратила на него внимание. Кажется, сейчас у него появился повод. Он снова открыл письмо и перечитал его – отчасти чтобы заново убедить себя, что это не идиотская шутка. Потом написал короткое внутреннее сообщение. Ей. С просьбой обсудить кое-что важное. Короткий звонок коммуникатора и ее голос в ушах – буквально спустя секунды – заставил Джеймса прикрыть глаза и вцепиться в стойку с оружием. – Я свободна, – сказала Шепард. – Если хочешь поговорить, поднимайся. – Уже иду. В ее каюте царствовала тьма. Когда Джеймс переступил порог и дверь закрылась за его спиной, он замер на пару секунд. Единственным источником света был голубой аквариум, все остальное – отключено, погружено во мрак. Даже створки на потолке наглухо закрыты, даже звездный свет не проникал внутрь. – Лола, ты в порядке? – спросил Джеймс у темноты, щурясь и безуспешно пытаясь приспособить глаза к перемене. Кажется, он различил ее силуэт у постели. – Да, – отозвалась она. – Не включай ничего. По ее голосу Джеймс сразу понял, что ничего не в порядке. Он сделал шаг вперед – почти наугад, потом еще один, и еще. – Это с чего ты вдруг? – Я обнаружила, что, когда голова раскалывается и медицина не помогает, яркий свет делает еще хуже. Свет на «Нормандии» едва ли можно было назвать ярким – скорее, здесь царил постоянный полумрак, разве что в туалете лампы горели так ярко, что это наводило на всякие дурацкие подозрения… Шепард поднялась ему навстречу, Джеймс наконец-то сумел разглядеть ее в потусторонне-голубом свечении аквариума. Впервые за долгое время увидел ее вблизи, без обмундирования, без шлема, не в пылу битвы, без адреналина, затапливающего вены. В простой черной майке, в штанах из ее «гражданского» комплекта, без обуви. От нее исходил слабый, но приятный запах шампуня, волосы были мокрыми – наверное, она только что вышла из душа. Но.. Перемена заставила его тихо охнуть. Шепард выглядела так, как будто пара недель прибавила ей десяток лет жизни. Под ее глазами залегли жуткие синие круги, морщины выделялись на лбу, как глубокие борозды. Кажется, в последние дни она не прекращала хмурить брови, складка между ними не разглаживалась вообще. – Сколько там еще до Тучанки? – Часов шесть. Диос, Лола, когда ты в последний раз спала? Она вяло пожала плечами. – Не могу расслабиться. Так о чем ты хотел поговорить? Причина, по которой он сюда пришел, окончательно стала для Джеймса просто поводом – ничего не значащим поводом. Ему в принципе расхотелось говорить об этом, хотя сначала собирался. Но раз уж напросился… – Слушай, а что ты сделала, когда тебя пригласили в N7? В смысле… ты вообще не думала над ответом или… – Сразу приняла. N7 – это лучшее обучение, лучшие задания… Лучше и выше просто некуда. – Но они ждут и от тебя взамен самого лучшего? – в принципе, это даже не было вопросом. – Да. Почему ты спрашиваешь, Джеймс? Он вкратце рассказал. Шепард вздохнула. – Не понимаю, почему ты продолжаешь принижать свои достоинства. Ты отличный солдат, и ты заслужил самого лучшего. – Да, но… Но Фел Прайм… Шепард подняла руку и прикоснулась к шраму на его виске. – Это оттуда? Почему ты их не убираешь? – Иначе я забуду… А я не хочу забывать. – Хватит винить себя за то, как сложились обстоятельства. Похорони свое прошлое, Джеймс. Похорони, закопай. Иначе ты рано или поздно закопаешь себя вместо него. Одна ошибка не должна определять всю твою жизнь. Он помолчал немного. Он не знал, что сказать. – Если мы не выиграем войну, то никакой программы N7 в принципе не будет. – Это очень гнилые и никому не нужные мысли, – она покачала головой, и Джеймсу в полумраке померещилась улыбка на ее измученном лице. – Не имеет значения, что будет, потому что если мы станем думать о будущем и гадать, то свихнемся. Надо жить в отсеке сегодняшнего дня. – По-моему, тебе это не очень хорошо удается, Лола. Шепард усмехнулась. – Вот-вот! Не слишком ли подло уговаривать меня жить в сегодня, если не можешь сама? – Почему ты думаешь, что не могу? Голубой свет отразился в ее глазах на мгновение, и Веге показалось, что он увидел в них что-то… Что-то родное и почти уже забытое. Что-то, нисколечко не касающееся Жнецов, войны и всех ее ужасов. – Слушай… Возможно, это больно слышать и осознавать, но события на Фел Прайм были твоим боевым крещением. Правильный выбор никогда не бывает легким. И тебя зовут в программу именно по этой причине. В N7 нет ни единого бойца, который бы не прошел через такой выбор. Ни одного. – А ты? – И я, – сказала она глухо. – Неоднократно. И до, и после. – Элизиум? – В том числе. Но в основном Вирмайр. Джеймс читал об этой миссии, он знал, какой именно выбор пришлось тогда сделать Шепард, и это знание заставило кулаки сжаться. – Ты говоришь о… – он хотел сказать «о майоре Аленко», но вместо этого: – О сержанте Уильямс, да? – И о лекарстве от генофага, которое открыл Сарен. Нам пришлось взорвать всю базу, и лекарство вместе с ней. Но посмотри, что сейчас происходит. Она пыталась придать своему голосу бодрость, однако получалось плохо. – Дверь закрылась, открылась другая… Такие дела. Шепард замолкла. Она высказалась по интересовавшему его вопросу, официально использованный им повод был исчерпан, разговор – фактически окончен. Джеймс пришел за ее мнением, он его получил, сейчас пришло время уходить. Но она почему-то не спешила его прогонять. Ни единым движением не намекнула на то, что хочет остаться одна, отдохнуть, а ведь она так нуждалась в отдыхе. Больше всех на свете. Тогда он сделал шаг в сторону двери сам. Или даже подумал о том, чтобы сделать шаг?.. – Джеймс… – Шепард схватила его за предплечье, неожиданно резко и крепко. – Да, Лола? – Это единственное, о чем ты хотел поговорить? Она тоже ищет повод. Диос, или это, или я сошел с ума. – Нет. Не единственное. Шепард пытливо смотрела на него, не отрываясь, пока ждала ответа. Джеймс буквально за несколько секунд перефразировал в своем мозгу то, что хотел сказать, кажется, миллион раз. Все варианты звучали глупо. И он сдался и сказал как есть. – Я хотел поговорить о нас. – О… нас… – эхом откликнулась Шепард, и он приготовился падать в глубокую яму стыда. Он уже балансировал на краю, а ветер, завывая, дул ему в спину. Терять нечего. – Ты по-прежнему думаешь, что ничего не получится? Он ждал удара, ждал, что все повторится, ждал этого жуткого момента, когда наконец-то поскользнется и снова полетит, чтобы потом разбиться о дно. – Теперь, – сказала Шепард, и он неожиданно услышал в ее голосе улыбку, – это надо спрашивать не у меня, а у Жнецов. – А я спрашиваю у тебя, Лола. Вместо ответа она обхватила его за шею рукой и с силой, неожиданной для человека, который выглядит так, будто вот-вот отрубится от усталости, притянула его вниз, к себе, к своим губам. Джеймс сорвался с края пропасти и полетел в нее вниз головой – вместе с Лолой. Реальность всадила себе нож в шею, мир размазался в одно большое мутное пятно. В глазах у Джеймса помутилось, свет закончился. Он больше не различал ничего в навалившемся на него непроглядном мраке. Но он видел ее кончиками пальцев. Секунду спустя – как? когда? – Шепард уже лежала на постели, он – сверху, в мертвой хватке ее ног, яростно кусая ее губы, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее лица и шеи, куда только мог дотянуться. Ее хотелось целовать снова и снова, судорожно, глубоко и горячо, топить язык у нее во рту; она раскрывалась ему навстречу, она так сладко откликалась на каждое его движение… Это снова один из моих потных снов? – Джеймс… Он зарычал, как зверь. Тонкие пальцы на его спине, дрожащие, безуспешно пытающиеся забраться под одежду… Не сон. Не сон, не сон, не сон. Ее сотрясала ознобная дрожь, Шепард тихо стонала в его объятьях. Она притягивала его к себе все крепче с каждым мгновением, как будто хотела слиться с ним воедино. Вега усилием воли оторвался от ее рта, поднялся на локтях, нащупал, рванул и с треском разорвал ее майку, его почему-то совершенно перестало заботить то, что он уничтожает вещи своего офицера. Все разумные мысли улетучились. Его охватила жадность в безумном стремлении если не сожрать, не заглотать, то хотя бы попробовать на вкус каждый сантиметр ее тела. Он поймал языком капельку пота, стекающую по ее шее, прочертил косую линию до ее ключицы, укусил за плечо, всем телом поймал вибрацию от ее вскрика. Он видел ее языком. – Джеймс… Ты… как… раскаленное железо… Кажется, она говорила, что никак не может расслабиться… Это исправимо. Долой брюки, долой всю ее чертову одежду. Диос, наконец-то. О своей одежде позаботится потом. Вега отстранился, чтобы взглянуть на результат своих трудов в скудном голубом свете. Его кумир, его герой, его недосягаемая мечта…. Она всегда была желанной, но сейчас – особенно. – Меня устраивает твой ответ, Лола. Шепард прикусила губу и схватила его за руку, пытаясь снова притянуть ближе. Абсолютно беззащитная перед ним. Абсолютно идеальная. Ни единого волоска на ее теле, фарфоровая кожа, плоский живот, молочно-белая грудь с розовыми сосками, вздрагивающая от тяжелого дыхания. Джеймс обрушился на нее жадным, горячим ртом, припечатав Шепард руками к постели. Она не стонала и не кричала – она почти плакала. Моя. Фарфоровая кожа и – красно-желтые синяки. Кто-то причинил ей боль. Ей причиняли слишком много боли. Джеймс аккуратно раздвинул ее бедра, поцеловал самый большой и бесформенный кровоподтек – почти над коленом. Шепард выгнулась дугой, запустила руку в его волосы. – Пожалуйста… Он подчинился неоконченной просьбе. Ее вкус, хриплые стоны, когда он погрузил в нее палец, а потом еще один… Ее дрожащие ладони в его волосах… Джеймс постепенно сходил с ума от физически болезненного желания быть внутри нее. Но не мог остановиться. Его язык словно жил собственной жизнью – абсолютно сорвался с катушек. Диос, какая же она горячая, какая тугая, как хочется быть внутри, но как же не хочется отрываться… Шепард извивалась, всхлипывала, даже как будто пыталась вырваться. Но он крепко держал ее за бедра обеими руками, очень крепко. – О Господи… Джеймс… Ешь меня… Ешь меня, ешь меня ешьменя! Просто дай этому случиться, Лола. Просто… отпусти. Пожалуйста, ми дульсе… Пожалуйста, отпусти. Прерывистая цепочка слов слилась в один протяжный стон. Вега никогда в жизни не слышал ничего более прекрасного. Он яростно терзал ее пальцами, ртом, зубами, до тех пор, пока последние спазмы не прошли, пока буря не улеглась, пока ее дыхание не выровнялось. Джеймс нежно поцеловал ее бедро еще раз и приподнялся, улыбаясь. Моя. Морщинка промеж ее бровей наконец-то разгладилась, и… Шепард спала. Это было так ужасно, так абсурдно, так замечательно и так смешно, что Джеймс не смог удержаться: пьяный от желания, почти причиняющего боль, неудовлетворенный, охваченный жаждой, – он рассмеялся. Вот, помог ей расслабиться. Молодец, солдат. Вега поцеловал ее раскрасневшееся лицо, прикрыл Шепард одеялом и поднялся с постели на еле гнущихся ногах. Ей нужен отдых, а ему не нужно спешить. Шаг за шагом, вы же помните, лейтенант? Но он никуда не уйдет. Будет здесь до тех пор, пока она не проснется. Обнимет ее и будет лежать рядом, даже если сон не придет к нему до самой Тучанки. Однако сначала совершенно необходимо осквернить капитанский душ.