Серафим

- Сказочки сказочками, Джеймс. Но людям давно пора привыкнуть к тому, что эти самые сказочки очень часто становятся реальностью. Вот палеоконтакт, например. Еще полвека назад мы продолжали считать его штампом фантастической литературы. А потом – раз, - она стукнула по столу кулаком, - и доказали. Или теория панспермии. Только теория, да? Причем великие умы человечества над ней смеялись и еще в двадцатом веке отправили ее в мусорную корзину. А потом другие великие умы заткнули им рот неопровержимыми доказательствами. Всего-то на тысячелетие позже саларианцев! - За науку, будь она неладна! – вяло кивнул Джеймс, чокнулся с Шепард и опрокинул еще одну стопку в рот. Предложение напиться исходило от Шепард. Она охарактеризовала это как «пора бы уже наградить себя за успех на стрельбище, что скажешь?» Джеймс, конечно, сказал да. Он прекрасно знал, какие риски стоят за выпивкой и к чему может привести опьянение, но, увы, говорить «нет» бесплатному алкоголю – не в его стиле. Ночь после письма закончилась, Андерсон пришел, постарался вселить надежду на положительный исход суда и ушел, а Вега обнаружил, к своему удивлению и невероятному, колоссальному облегчению, что Шепард не прекратила разговаривать с ним. И в принципе. Личные вопросы, разумеется, не поднимались, майор Аленко снова перестал существовать, но Шепард вела себя дружелюбно. Джеймс чувствовал, что той ночью поступил правильно. Он дал ей понять, что достоин доверия и, пусть она не готова положиться ни на кого, кроме себя самой… Это был шаг вперед. События предыдущего вечера быстро превратились в страшный сон. Хотя осадок от него все еще оставался… По крайней мере, они по-прежнему говорили, подначивали друг друга и таскались в зал. Шепард наконец-то решилась пересесть на силовые тренажеры, чем привлекла к себе излишнее внимание… Буквально минуты через три к ней подошла очень накачанная дама в чине капитана, ростом чуть ли не выше Джеймса. - Помочь? - Нет, спасибо, - отозвалась Шепард, но женщина и не думала уходить. - С твоим мышечным тонусом этого слишком мало, не бойся прибавить еще десяток. Сначала Джеймс подумал, что дама жаждет убить Шепард, потом нехотя осознал, что она сделала комплимент. Он уж было рванулся вперед со стандартным и злым «ей не интересно», однако к счастью, дама оказалась благовоспитанной и ретировалась, когда Шепард сказала, что хочет спокойно позаниматься. - Никаких проблем, солнышко, - сказала капитанша низким голосом и оглянулась на Джеймса. – Тем более, я теперь вижу, что если я не уйду, твой парень взорвется от злости. Он ждал, что Шепард скажет: «Он не мой парень». Ждал, правда. Но она ничего не сказала, только грустно улыбнулась. - Диос мио, Лола, к тебе и девушки липнут, значит? - Трудно назвать ее девушкой, мистер Вега, - криво усмехнулась Шепард, наблюдая, как капитанша, рыча, тягает огромную штангу. – Но вообще да, и такое бывает. Не могу сказать, что я против. Добавляет уверенности в себе. - Еще бы! Как бы я хотел увидеть как ты и какая-нибудь горячая асари… Заткнись, Вега, заткнись, заткнись! А потом присоединиться… Заткнись, кретин! Но теперь, гораздо чаще, чем в зал, они ходили на стрельбище. Джеймс сумел, пусть и на симуляторе, оценить мастерство Шепард в области разнесения черепов на ошметки. Она предпочитала снайперскую винтовку всему остальному, устраивалась поудобнее где-нибудь за укрытием и, прицеливаясь буквально за доли секунды, разносила одну голову за другой. - Где ты научилась так стрелять из снайперки? - Ну что за вопрос, Джеймс. Военка. И Гаррус. Мы с ним очень много стреляли по бутылкам в отсеке для шаттлов. - А это не опасно? Ну, вдруг попадет куда не надо и все такое… - Очень опасно. Поэтому я старалась не промазать. Поначалу им было тяжело сработаться. Джеймс пер вперед, меча гранаты, Шепард орала, что он загораживает ей обзор, и чтобы пытался заходить сбоку, а не разыгрывать из себя танк, на что Джеймс громогласно отвечал, убивая очередного «противника» прикладом по башке, что он и есть танк, и ничего не поделаешь. Но в конце концов они благополучно прошли седьмую стадию симулятора. И тогда Шепард предложила отпраздновать. Теперь Джеймс был пьян. Слегка пьян – до утраты чувства реальности очень далеко, но уже пришло блаженное чувство во всем теле. Шепард же, обособленно сидя в другом углу широкого дивана, вела себя как совершенно трезвый человек в здравом уме, хотя выпила больше. Ее энтузиазм в плане потребления текилы вообще оказался весьма подозрительным, но она как будто не пьянела вообще. Единственным отличительным знаком было то, что ее через несколько стопок прорвало на разговоры. Перед этим Вега не выдержал и рассказал ей о передаче Эмили Вонг и о том, как плебс реагирует на истории о Жнецах. Он знал, что это запрещено, но ничего не мог с собой поделать, алкоголь развязал ему язык и необходимо было говорить о чем-то, не касающемся личной жизни. Очень, очень тяжело было отвлечься от ее сползшей футболки, от оголенного плеча, от пульсирующей вены на шее, полной груди, от ее стройных рук, и того, как она небрежно закинула ногу на ногу. Но он вспомнил про «ничего не получится» и тут же получил свой ушат воды на голову и способность говорить на отвлеченные темы вместо «Диос, как же я хочу сорвать с тебя эту майку». Ей не интересно, лейтенант. Для Шепард тема послужила катализатором: она тут же пустилась в пространные рассуждения о сказках, реальности и неверующих. - И Жнецы – самая реальная реальность. И никто не знает, зачем они это делают. Я сама не знаю, зачем, и что им нужно. И вот как людям поверить, если они не знают самое главное – причину! - Но ты же с ними говорила, - Джеймс разлил еще по одной. - А они отказываются объяснять, понимаешь! Отказываются, и всё. То есть, они уничтожат тебя, меня, всех, даже не пояснив, чем мы им не угодили. Нормальный злодей зачитал бы красивую речь! А они все талдычат – ничтожества, вы ничтожества, вам не понять. А вы попытайтесь! Попытайтесь объяснить, а?! – она развернулась к окну и пригрозила вечернему небу кулаком, в котором была зажата долька лимона. – Что же мы, мать вашу, не заслужили даже узнать, нахрена вы нас жаждете превратить в фарш?! Небеса молчали. - Они летят, - сказала Шепард, глядя на стол невидящим взглядом. – Я прямо чувствую, как они с каждым днем все ближе. И я тебе хочу сказать, Джеймс… Мне страшно. Мне жуть как страшно. Он чуть не поперхнулся. Шепард и страх? Это две совершенно несовместимые величины. - Ты мне не веришь? – спросила она, и теперь Джеймс по ее тону понял, что она пьяна, хотя пока что Шепард справлялась с собой и говорила твердо и почти без запинки. – А я боюсь. Я думала об этом. Все время думаю. Что будет, даже если мне вернут корабль? Что я им противопоставлю? Понадобился весь флот Альянса, чтобы уничтожить одного Жнеца. А их тысячи. А если не вернут? Так и буду сидеть и смотреть, как они всех перемалывают в биомассу? Джеймс поморщился. Если бы ей вернули корабль и экипаж, она бы из кожи вон вылезла, чтобы наконец-то убедить Совет, чтобы привлечь всю возможную помощь. - Лола, тебе вернут корабль и даже я знаю, что ты сделаешь. Ты соберешь нахрен всех. За тобой пойдут кроганы, распевая боевые песни. Турианцы за тобой строем будут маршировать. - Сомневаюсь, что эти согласятся сотрудничать. - А ты не сомневайся. Даже идиотов можно убедить. Все соберутся вместе и попрут на Жнецов одной большой кучей, и мы справимся. - Думаешь? - Стопудово. Шепард покачала головой – она, конечно, не верила в этот чересчур оптимистичный прогноз, но все равно улыбнулась. - С вами мир становится ярче, мистер Вега. - Это не я, это снаружи фонари зажгли. - Ха! Джеймсу стало неловко. Он поспешил придумать еще одну отвлеченную тему для разговора – пока мозг еще варил. - Мы пьем текилу неправильно. - А как надо? Правильно было бы медленно раздеть тебя, положить на спину, потом слизать соль с твоего живота, выпить текилу из твоего пупка и закусить куском лайма. Который ты бы держала во рту… Заткнись!!! - Ну… Правильно пить ее теплой. И запивать перченым томатным соком. Диос эс ми тестиго*, Лола, я бы облизал тебя всю, с солью и лаймом, или без. - Да? Ну ладно. Так тоже неплохо, – сказала она, опрокинула еще одну стопку в рот и впилась зубами в дольку лимона. Вега, скрипя зубами и борясь с очень настойчивыми идеями в голове, сорвал упаковку с двух сигар, обрезал кончики одной и подал Шепард. Она прикурила от своего омни-инструмента. Потом занялся своей. Через пару минут почти торжественного молчания комната наполнилась дымом, вязавшим красивые узлы в полутьме. - Кубинская, - сказал он наконец. – И настоящий табак. Круто. Ему не хотелось думать о том, что они шикуют за счет майора Аленко. Предпочитал считать, что на деньги налогоплательщиков. - Ты определяешь разницу? – удивилась Шепард. Ей как раз удалось выпустить изо рта несколько почти идеальных колечек. Джеймс смотрел на них и изо всех сил старался не дать взгляду расфокусироваться. Получалось плохо. - Еще бы. Будем, - он разлил текилу. Уже порешили бутылку, оставалось на донышке. Хорошо, что есть еще две. - Откуда? - Чего откуда, Лола? - Откуда ты знаешь все это про табак и выпивку? Бурная молодость? - Ну про табак грех не знать, если сдуешь сигар с моё. А насчет алкоголя – это проще. У нас на Фел Пр… - он запнулся, широко раскрыв глаза. Блядь. «У нас». Ну да. На Фел Прайм были два друга-инженера, оба прожженные алкаши, один из которых смастерил собственный самогонный аппарат чуть ли не из мусорных запчастей. И гнал на нем бражку каждую свободную минуту, гнал из всего подряд – от мучных рационов до старых шин и шнурков. И все истории о том, как что пить, что во что наливать и чем закусывать, Вега узнал именно от него. Этот человек был мертв. Как и его друг. Как и все остальные. - Фел Прайм, - сказала она. Это был не вопрос. - Фел Прайм, - подтвердил Вега. Куда уж было деваться. Все отвлеченные темы почему-то улетучились. Вот они вроде как были – и вот их нет. - Что случилось, Джеймс? Мне надо знать. Зачем ей знать? Мало ей, что ли, собственной горы на плечах, хочет еще камушек сверху водрузить? Он не хотел говорить, но текила заговорила вместо него. - Коллекционеры случились. Фел Прайм был одной из последних колоний, в которую они наведались. И он все рассказал. Выложил как на духу. Шепард слушала молча и пила, он говорил и пил, а прерывался только чтобы расчехлить вторую бутылку и налить еще. И еще. И еще. - Они в этом никогда не признаются, но они точно в глубине души считают, что я спасал Трию, а не информацию, которая у нее была. - Вранье, - наконец подала голос Шепард. – Если бы они так считали, то… - Не надо меня переубеждать, Лола. Я и сам не уверен. Может, оно и повлияло. - Я слышала о Трие от Лиары Т’Сони. Буквально пару слов, мельком и давно, но… похоже, Галактика имеет форму и вместимость чемодана. - Мир тесен, это уж точно. Не будь он тесен и полон абсурда, сидел бы Джеймс здесь и сейчас с женщиной, на которую молился два с лишним года и даже не надеялся увидеть воочию, напивался бы с ней текилой, обсуждал бы то, что пообещал себе не обсуждать ни с кем и никогда? Вряд ли. - Вы потом встречались? После Фела? - Нет, - Джеймс покачал головой. – И не хочется, - она снова утверждала, не спрашивала. Вега кивнул. - Откуда знаешь? - Да это-то просто… Я не в курсе, что у вас было и что могло бы быть, но такая травма на двоих… Короче, мне кажется, что там отношений не построишь. Надо двигаться дальше. - Лола, ты сейчас о себе или обо мне? Она застыла, глядя на то, как ленивой ленточкой вьется дым из заметно укоротившейся сигары. Он затушил свою. Джеймс впервые в жизни не веселился от текилы – просто не мог. Отчего-то «самый веселый алкоголь» поверг его в состояние ступора, глухой тоски. И дело было вовсе не в том, что он только что пережил события на Фел Прайм заново, пока говорил: вовсе нет, не пережил, он даже поразился тому, как отстраненно чувствовал себя, когда рассказывал. Он смотрел на Шепард, смотрел, как неоновый свет из большого мира за окном отражается на ее бледной коже, как расслаблено ее тело, но какое при этом зубодробительное напряжение живет в ее глазах… Смотрел, и в его голове плелась паутина из тревожных и горестных мыслей, совершенно не связанных с Фел Прайм. Той ночи, когда он ее обнимал, а она плакала до тех пор, пока не отключилась, когда попытался дать ей понять, что будет ее стеной, если она только попросит, когда смотрел на нее, спящую, целую вечность, пока не заставил себя уйти, хотя больше всего на свете хотел остаться… Этой ночи не было. А фраза про «ничего не получится» - была. Возможно, напейся Шепард как следует, она бы сама превратила их дурацкий флирт «между делом» в такой же, ничего не значащий, секс между делом. Но Джеймсу не хотелось обладать ею только физически. Он хотел всё – хотел утолить ее печали, найти способ снять груз с ее плеч, сделать так, чтобы ее лицо разгладилось, чтобы она выкинула свою каменную маску в первый попавшийся мусоросборник и – больше никогда. Хотел, чтобы она принадлежала ему и телом, и душой, чтобы доверяла, чтобы положилась на него. Но этого никогда не будет. Эта женщина никогда не будет принадлежать ему. Потому что она не принадлежит даже самой себе. Она – костяк и стержень цивилизации, она – оплот спасения и здравого смысла и, когда все кончится, ее не станет. Рано или поздно ее распнут. Она умрет за людские грехи. Мысль была такой внезапной, такой всепоглощающей, навязчивой и жуткой, что Джеймс не выдержал – он уронил голову и закрыл лицо ладонями. Нет. Нет. Я не дам этому случиться. - Джеймс. Шепард одним точным движением бросила сигару в стакан с нетронутой минералкой, под затухающее шипение переместилась ближе и положила руку ему на плечо. Он чувствовал буравящий взгляд на своем затылке. Они не двигались очень долго. Время замедлилось – то ли по своей собственной воле, то ли по вине выпивки. Потом Джеймсу стало все равно. Завтра будет завтра. Завтра принесет тысячу новых поводов жрать себе мозг, тысячу пудов нового дерьма, тысячу новых способов притворяться, что ему на все насрать, и что он уверенный в себе альфа, и все тысячу раз поверят. Сегодня у него было совершенно нереальное, совершенно непостижимое – Шепард сидела рядом с ним и слушала его молчаливый вопль, как это всегда делала в его снах Лола. И только одно это уже было маленьким чудом, делавшим жизнь достойной того, чтобы ее кое-как жить. Пусть больше ничего не будет. Пусть. К черту всё. И субординацию тоже к черту. Он повернулся и притянул Шепард к себе, она совершенно не сопротивлялась, алкоголь сделал из нее тряпичную куклу. Джеймс опустился на диван, положил тяжело гудящую голову на обитый черной кожей подлокотник, Шепард прижалась к нему, он обнял ее одной рукой, другой убрал с ее лица упавшие ему на грудь пряди… Ничего сексуального в этом объятии не было, и не осталось никаких желаний, кроме одного: лежать так вечность. Джеймс почти видел тоску, охватившую их обоих. Она вила узоры в воздухе, обволакивая, будто сигарный дым, оплетая их коконом. Он прижал Шепард к себе еще крепче и поцеловал ее макушку. - Жизнь такое дерьмо, Лола. - Не всегда, Джеймс, - отозвалась она сонным голосом. Мир тихонько заглушил моторчики и остановился. * исп. Господь свидетель