Серафим

Не дождавшись ответа на стук, он все-таки вошел, помедлив немного. Перед этим он минут двадцать наблюдал за тем, как Шепард ходит по комнате кругами. Действительно, будто зверь в клетке. Джеймс посчитал нужным дать ей время очухаться и успокоиться, возможно, даже поспать – если она в принципе сможет спать, - но люди, управлявшие этим учреждением, считали иначе. Ему на коммуникатор пришло требование «препроводить заключенную» на осмотр к врачу. Инструкции, куда идти, прилагались. Про наручники там не было ни слова, так что… Теперь она уже не кружила по помещению, а стояла у окна, прислонившись к нему лбом, и глядела на шикарный открывающийся вид – озеро и очертания подернутых дымкой небоскребов на восточном его берегу. Интересно, безопасно ли ей находиться в комнате, к которой можно снаружи подлететь и… Впрочем, судя по всему, это стекло не так-то просто пробить. Может быть, его даже ракетой разбить не удастся. Джеймс кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Ноль эмоций. - Шепард… - сказал он нерешительно. Она никак не среагировала. Кажется, она успела уйти в какой-то очень далекий мир – мир своих мыслей, - и не слышала его. Джеймс даже грешным делом подумал, что она плачет, и эта мысль напугала его гораздо сильнее, чем он в принципе мог себе представить. Плачущая Шепард? Это разрушило бы его мир. Но ее спина не двигалась, плечи не дрожали – она не плакала, она оцепенела. Разумеется, ведь супергерои не плачут, так ведь? Ему пришлось подойти вплотную и тронуть ее за предплечье – Шепард тут же вздрогнула. - Врачи хотят вас осмотреть. - Прости, я… Задумалась, да. Такое бывает. Интересно, о чем конкретно? О том, что ее могут казнить? Или никогда не вернут ей корабль, посадят за решетку до конца ее дней? О том, что якобы скоро конец света? - Я просто задумалась о моем сыне. Вега застыл с приоткрытым ртом. У нее сын? Вот уж что-что, а это он точно не знал. Джеймс пытливо посмотрел в ее лицо, пытаясь отыскать там намек на «я шучу, расслабься». Но Шепард была предельно серьезна. - Мне пришлось высадить его на Омеге, как и остальных. - Вы… эм… - Вега решительно не знал, что сказать. – Переживаете за него, наверное, да? А он еще маленький? Кто-то о нем заботится? Шепард неожиданно улыбнулась. - Он очень большой и он сам о себе заботится. Думаю, я зря волнуюсь. Ладно… Врач, да? Вега ошалело кивнул. Она пошевелила плечами, качнула головой в одну сторону, другую, пока не услышала хруст. Как будто готовилась к драке, а не к приему у врача. Пока Джеймс вел ее коридорами, то и дело сверяясь с омни-инструментом, он думал про этого самого сына и вспоминал все, что знал о Шепард. Ей ведь, кажется, тридцать один. Родилась она в колонии, участвовала в Скиллианском Блице. Она служила в армии чуть ли не с шестнадцати лет. Когда у нее нашлось время на то, чтобы родить сына и вырастить его до состояния «большой и сам о себе заботится»? Сказать, что Джеймс заинтригован, значило – ничего не сказать. Врачей было трое – целый консилиум. И все трое - мужчины. Джеймс опешил, когда увидел их, даже решил поинтересоваться, не произошло ли какой-то ошибки. Если полный осмотр, то, наверное, Шепард придется раздеваться. А если раздеваться, то почему ее будет осматривать не женщина, а стадо мужиков, пялившихся на нее, как на потенциальное научное открытие? И хорошо, если так, а не как-то иначе. Тот, что постарше, приветствовал Шепард кивком и пригласил ее лечь на кушетку. Даже не поздоровался. Он молча активировал сканирующее устройство и уставился в экран, дожидаясь, пока система закончит операцию. Двое других, помладше, жадно следили за его действиями. - Раздевайтесь, пожалуйста. Шепард покорно расстегнула толстовку, не задумываясь, на автомате. - Э-э-э, - встрял Вега. – А может, мне выйти? Вега поймал на себе ее взгляд. Беглый, короткий. Она как будто не волновалась, что он увидит ее без одежды, наоборот, не хотела, чтобы он уходил и оставлял ее с этими недружелюбными людьми. А может, ему просто показалось. Может, он видел то, что хотел видеть… - Вам не положено уходить, - сухо сказал ему врач. – Просто отвернитесь, если вам неприятен вид обнаженного женского тела. Блядь. Неприятен вид женского тела. Козёл. Что это за неуместный сарказм? Да он специально издевается над Шепард! Он же ее ненавидит, это очевидно. Они все здесь ее ненавидят, все они либо хотят сделать из нее козла отпущения, либо выковырять из нее церберовские имплантаты для исследований. Вега захотел ударить его чем-то тяжелым. Пока размышлял, что именно из предметов в комнате подойдет лучше всего, Шепард уже сняла толстовку и встала, чтобы расстегнуть брюки. - Джеймс, все нормально, - сказала она. И это его моментально успокоило. Вега отвернулся. Не потому что ему был «неприятен вид обнаженного женского тела», - черт подери, если даже эта бесформенная одежда не может скрыть того, как Шепард прекрасно сложена, - а из уважения к ней. К черту еблана-врача. Он смотрел в стену полминуты, слушая шорох снимаемой одежды. - Нижнее белье тоже, - сказал врач. И еще шорох. Почему-то от мысли, что она стаскивает с себя трусики, а эти три мудака пялятся на нее, Веге стало муторно. Потом потянулись бесконечные минуты. Джеймс изучал скучную белую стену. Старший врач задавал вопросы, другие молчали или шептались между собой. - Вижу многочисленные имплантаты в вашем мозгу. Бывают головные боли, потеря ориентации, головокружение? Нет? Галлюцинации? - Поднимите руки. Не дышите. Дышите. - Мышечный тонус в порядке… Бывают боли в суставах? - Почему я не вижу шрамов? Искусственная кожа?! Вам известен ее состав? Я возьму образец на анализ… Щелчок шприца с дозатором. Это длилось и длилось. Доктор задавал вопросы, она быстро, сухо и без эмоций отвечала. Он заставлял ее вставать, садиться, ложиться, стучал по ее коленным чашечкам, щипал, дергал за пальцы, смотрел глазное дно, спрашивал, верны ли записи о ее прежних шрамах, а вот об этих, а об этих, интересовался другими перенесенными травмами. И, наконец: - Беременностей не было? Джеймс затаил дыхание. - Нет, - сказала Шепард. – Не было. Так. И что же это за сын тогда? Приемный? - Я возьму кровь на анализ. Когда вы в последний раз ели? Шесть часов уже прошло? - Прошло. Берите. А когда она в последний раз ела? Господи, надо ее накормить как только все это закончится. Надо в нее силой еду запихать, если потребуется. И самому поесть… Но это уже задача второстепенной важности. И снова щелчок, снова игла. Шепард и на этот раз не издала ни звука. Джеймс терпеть не мог процедуру забора тканей, он всегда ойкал и ругался, когда у него из вены брали кровь. А она даже не вздохнула. - Все показатели в норме, - сказал врач через минуту, наполненную абсолютным, липким молчанием. – Одевайтесь. Потрясающе, пока врач проверял ее кровь, она сидела голая? А что мешало предложить ей одеться до того, как… Долбаный козел. Он услышал, как Шепард защелкивает пряжку на поясе, и развернулся, не в силах больше стоять без движения. Толстовку она еще надеть не успела – стояла в одной черной майке. Джеймс невольно оглядел ее руки – запястья уже не казались ему такими тонкими, потому что мышечный тонус и вправду был… в полном порядке. Да ты зацениваешь ее, еблан. Заткнись, заткнись, заткнись. Неправильно видеть своего кумира под арестом, неправильно быть выше него по рангу. Самое неправильное - наблюдать, как твоего кумира унижают, и не иметь возможности помочь хоть чем-то. Обратно они шли в молчании. Ее плечи опустились, взгляд потух – всё, батарейка достоинства и окаменения, кажется, иссякла. Потому что одно дело – гордо смотреть в лицо наглым бюрократам, и совсем другое – провести час голой, пока один врач, явно считающий тебя отличным материалом для опытов (но не более) тебя щупает, а другие пялятся. В комнате она тут же ступила обратно к окну и прислонилась к нему лбом. Джеймс, не знал, что ему делать. Уйти? Сказать что-нибудь? Больше всего хотелось положить ей руку на плечо и выдать какую-нибудь гадость про бесцеремонного козлину-врача, чтобы поддержать ее, но он не решался, продолжал стоять у двери, глядя Шепард в спину. Мышечный тонус… Диос, нет, какая же она все-таки маленькая… Джеймс сделал пару шагов к окну и встал рядом. - Вам надо поесть. Она не ответила. Из окна виднелся кусочек серо-зеленого озера и мирно пасущаяся на нем прогулочная яхта скромного вида. Таких у береговой линии Торонто всегда было порядком. Шепард смотрела на эту яхту с тоской. Там, наверное, отдыхали сейчас праздные представители среднего класса. У них суббота, выходной, никаких забот, никакой ответственности до понедельника. Им хорошо и спокойно. Им неведома тоска, зато ведомо будущее: зарплата на чит через неделю, ужин в кругу семьи вечером. Джеймсу снова захотелось сделать что-нибудь, чтобы отвлечь Шепард от этой яхты и мыслей о ней. И о враче. И обо всем плохом на свете. Но он по-прежнему не знал, что. Поэтому он снова глянул на озеро и взмолился об отвлекающем факторе, - каком угодно! - и небеса его услышали. Картина изменилась: к кораблику по воздуху теперь направлялся красный полицейский шаттл. Красивая яхта внезапно оказалась мощной моторной лодкой и помчалась прочь от приближающейся угрозы, как наскипидаренная белка. По ходу дела следом за ней разворачивался невероятно длинный зеленый плакат (или голографическое изображение?), на котором легко можно было прочитать буквы, написанные «гринписовским» шрифтом: «ПРЕКРАТИТЕ ЗАГРЯЗНЯТЬ ОНТАРИО» Джеймс вздрогнул от неожиданного булькающего звука и повернулся к Шепард. Она смеялась. Сначала сдержанно, а потом, когда надпись сменилась на «ИЗ-ЗА ВАС ГИБНУТ АЛЛИГАТОРЫ», а полицейские настигли яхту, спрыгнули на палубу и принялись бегать по ней туда-сюда за выскочившим из-под палубы активистом, с Шепард приключилось нечто вроде истерики от смеха. Она тряслась, всхлипывала и хохотала так громко, что Джеймс испугался, как бы она не поперхнулась. - Шепард? Всё нормально? Обошлось. Она отсмеялась, утерла слезы, уже не глядя, как полицейские скручивают «зеленого», а тот лягается руками и ногами. - Господи, Джеймс, - хрипло сказала она. – Здесь и правда водятся аллигаторы? - Водятся. Одного точно знаю – Самир Рушди его зовут. Работает пресс-секретарем премьер-министра. Тот самый, который орал по телеку во всеуслышанье, что Шепард надо сделать смертельную инъекцию за ее «преступления против галактического сообщества». Шепард прикрыла глаза, потерла виски пальцами. Джеймс не выдержал: - Так значит, ваш сын – приемный? - Да, - сказала Шепард. – И он кроган, - а потом, не дожидаясь, когда Вега проглотит шок, добавила: - Ты прав. Я бы поела. Джеймс, кажется, кивнул, сделал шаг назад. А она, кажется, улыбнулась ему. Кажется. К своему терминалу он шел на ватных ногах. Приемный сын – кроган. Господи, она еще более потрясающая, чем Джеймс себе представлял. Она просто крышесносная. Она не такая, как он думал, она гораздо, гораздо круче.