***
Игнат сидел на стуле; напротив него, откинувшись на спинку компьютерного кресла, сидела и искала что-то в интернете Марго. Туманов, скрестив руки в замок, нервно наблюдал за тем, что делает женщина. Она быстро набрала нужный запрос в поисковую систему, нажала «поиск» и стала ждать ответа. Интернет все-таки лесной, не городской. Благо, что вообще есть. На это время она повернулась в кресле к Игнату и развела руками, показывая «будем ждать». Он молча кивнул. Марго медленно сделала оборот в кресле и остановила его, увидев, что интернет сегодня «добрый», и вышел список сайтов. Она подозвала Игната, тот соскочил со стула и, прихватив его с собой, подсел около Маргариты. На столе стоял небольшой черный ноутбук, некоторые клавиши которого уже стерлись с течением времени, корпус поистаскался, сенсорная панель не всегда срабатывала. Там он увидел сайт отделения внутренних дел города Москвы по району «Щукино». Кликнула куда-то; перед ними открылось окно со списком людей, работающий там. Она быстро промотала колесиком мыши вниз, прочитывая фамилии сотрудников. Затем остановилась и ткнула пальцем на одну из фамилий. Еще немного опустила и сделала то же самое. Резко развернулась к Игнату и посмотрела на него яростными глазами. Мужчина потер голову, показывая, что все плохо, и нахмурил лоб. Подпер голову рукой и посмотрел на готовую взорваться Маргариту. «Много нам дадут?» — спросил он так тихо и спокойно, что Темнова вскочила с кресла и, готовая растерзать Туманова, быстро практически подлетела к окну, чуть не сорвав занавески. — Идиот! — крикнула она. — Какой же ты идиот! Так сложно было пробить ее? Нет, ты сжег паспорт — и доволен! Вот, посмотри — следователь московский! А тот, — она указала на дверь, — опер. Хороший ты расклад придумал! Там больше баб не было?! — Ты ж сказала… — А ты сам думать не умеешь? — она села на стул. — Но я, кажется, знаю, что нам делать. Несчастные случаи ведь никто не отменял, так? А уж после такой личной трагедии, и подавно. Игнат усмехнулся. Посмотрел на экран монитора: «Так вот какой она была тогда, а я и забыл. А ей, чертовке, форма идет…» — пронеслось мимолетно в его голове. Он посмотрел на забросившую ногу на ногу Маргариту, перевел взгляд на монитор, незаметно улыбнулся. Такая холодная, статная, недоступная Маргарита и маленькая, незаметная и неброская Ася, которая резко изменилась в его представлении. Сейчас он понимал, что они создали именно Асю Туманову и вряд ли допустят, чтобы вернулась Лена Брусникина… Он открыл ящичек стола и вынул оттуда паспорт. Открыл его, посмотрев на фотографию. «Не очень ты получился, — усмехнулся он, — этот тоже сжечь?» — он помаячил перед Маргаритой паспортом, на что она лишь отрицательно мотнула головой. Игнат, пожав плечами, положил его обратно, решив, что у нее уже есть план, и она знает, куда можно применить этот документ.***
В дверь Артема постучали. Он, не задумываясь, крикнул «открыто», подумав, что это вернулся Малышев, и продолжил перещелкивать каналы. На полу стояла опустошенная бутылка пива. Водку вылила внезапно ворвавшаяся в его комнату Олеся. Осталось только незаметное ее взору пиво, точнее его остатки.Пиво ударило в голову наряду с несмытой душем до конца водкой. После новости о том, что Лена, их Лена, его Лена жива захотелось еще принять внутрь, напиться до потери памяти. Только утром он пил за упокой, а сейчас вроде надо бы за здравие. За то, чтобы это и правда была Лена, чтобы она была жива, а не лежала в сырой земле. Дверная ручка легонько повернулась, дверь, чуть-чуть соскрипев, открылась, и в комнату тихо прошла женщина в бежевых балетках. Она прикрыла за собой дверь и обратилась к хозяину комнаты. Он повернул голову в сторону двери и увидел там Марго. Женщина медленными мелкими шагами подошла к нему и присела рядом. Ее волосы были теперь уже не завитыми локонами, а собранными в неровный, растрепанный хвост. От белого свитера пахло больницей, тем самым запахом, который стоит в поликлиниках. Сама она была бледной, но как-то неестественно бледной, на что Тёма не очень-то обратил внимание. Ее руки теребили белый с фиолетовой окантовкой носовой платок. Глаза были слегка покрасневшими. Нос, казалось, тоже. Она подняла на него глаза и ждала от него этого же жеста. Артем отложил пульт и посмотрел на Маргариту. — Асе хуже, — проговорила она, — жар, лихорадка. Артем, это ваша вина. Ваша, и больше нет здесь ничьей вины. Вы воспользовались неопытной девочкой, молоденькой девочкой. Вы использовали ее единожды и, видимо, решили повторить, предварительно споив ее. Если ей не станет лучше, то на Ваших плечах будет загробленная жизнь девчонки. На Ваших, Артем. И Вам нести этот груз долго. Долго, да что там — всю жизнь. Разве стоит жизнь Аси Вашего низкого желания? Знайте, что ее смерть будет на Вашей совести, и Вам от этого не уйти. Судить Вас не за что, но вот суд совести куда более суров, нежели суд людской. Маргарита поднесла платок к глазу и вытерла слезу, сделала то же самое со вторым глазом. Поднялась и подошла к двери, собираясь уходить. Уже положила руку на дверную ручку, как резко обернулась и посмотрела на него, опустошенного полностью, убитого. Кажется, он бы не дрогнул, направь она на него сейчас пистолет. Не попросил бы пощады, а попросил бы, чтоб она скорее нажала на курок. «Какой он жалкий! — подумала она. — И что он может? Хоть и мент, а толку…» — а вслух произнесла: — Запомните, Артем… И ушла, захлопнув за собой дверь. Артем слез с кровати и сел на пол. Глаза были на мокром месте. Держаться удавалось с трудом. Он убил ее. Он снова убил ее… Только обрел, как тут же потерял — как нелепо, как глупо и страшно. Ведь именно он не запретил ей пить, не забрал бутылку. А теперь она при смерти. Почему всегда так? Не успев принять, что она выжила, осталась жива и находится совсем рядом, как тут же на него обрушивается новость о том, что по его вине она может умереть. И он ничего не может с этим сделать, не может спасти ее от гибели, как тогда, во сне, когда он держал ее всеми силами, но она упала в ту черную дыру, куда падали все. Он был уверен, что сможет удержать ее, но не смог. Не смог удержать и сейчас. Она провалилась в черную бездну. И теперь уже точно не вернется никогда. Он, который спасал десятки чужих жизней, не спал ночей, чтобы спасти эти жизни, рисковал собственной и подставлялся, как мишень, чтобы спасти неповинных, фактически убил нечужого себе человека. Не смог уберечь дважды. Дважды его желание было выше всего. Дважды он делал выбор не в ее пользу. Сейчас он был готов сам себя застрелить за то, что сам же и натворил. Было бы под рукой табельное… Жаль, что он оставил его в Москве. Он — человек, несущий за плечами смерть самого близкого человека. Он убил ее дважды. И третьего раза не будет. Не будет и ее. Тёма поднялся и подошел к окну. Уперся кулаками в деревянный подоконник со всей силой, буквально продавливая его вниз, опустил голову вниз, прошептав: «Это я виноват… Я убил ее… Так почему я буду жить, а она — нет? Почему убийцы не умирают, после того как убили?.. Надо это исправить…».***
Олеся прошла в комнату Вадима, подозрительно оглянувшись перед тем, как закрыть дверь. Девушка присела около него. «Вот я и вернулась, — с улыбкой на лице проговорила Леся, — я должна рассказать тебе, почему твоя подруга тебя и Артема не узнает». Вадим с интересом посмотрел на Олесю и всем сердцем хотел, чтобы она не ошиблась, что какая-то девушка — их Лена. Олеся тяжело вздохнула. Было видно, что ей было тяжело говорить, но она начала разговор, хоть ее голос и дрожал. — Дело в том, что когда я устроилась к Маргарите, то поняла, что никакими таблетками здесь и не пахнет, а руки у нее по локоть в крови, если не выше. Говорят, у каждого врача есть свое кладбище, так вот у нее можно было действительно строить неподалеку кладбище. Сколько здесь жизней прервалось — и подумать страшно, и всему виной что? Деньги. Жажда наживы. Я видела, как некоторые, уже непомнящие себя люди просили напоследок воды. А им не давали. Понимаешь, не давали. Я почувствовала, что в концлагере, что я среди каких-то фашистов. Нет, хуже фашистов — они своих убивают. И люди шли на это ради все того же — денег. И Сашка не исключение, — она потупила взгляд, Вадик взял ее за руку, — и он пошел за деньгами. И тоже не вернулся. Знаешь, что меня раздражало все больше? Люди шли на это, подписывая какие-то бумаги. Я видела такую у Сашки в комоде. Видно, что копия. Там он писал, что не имеет претензий к Темновой Маргарите. И что я после этого могла? Он сам подписал себе смертный приговор, а я должна была его опровергать? Все эти люди не жили долго. То ли организмы слабые — а они все шли сюда не от лучшей жизни, — то ли доза велика. А потом я заметила израненную девушку. Она долго бредила. Честно, думала: помрет. В бреду Артема какого-то звала. Просила его не умирать. Потом вроде отошла. Я сама за ней ходила. Мы поняли, что у нее амнезия, она ничего не помнила. Даже собственного имени. Когда она стала сама ходить, пошла на поправку, Маргарита предложила Игнату испробовать на ней новый препарат. Он сначала отнекивался, а потом согласился. Сделали они из девушки без памяти Асю Туманову. Но заставляли укол ей ставить они меня. А я ставила гораздо меньшую дозу. Может, потому она и осталась жива. Не знаю. Однажды мне удалось залезть в стол Игната. Он как-то говорил Асе, что нельзя в тот ящик лазать. Вот я и решила, что там напоминание о ее прошлой жизни. Там лежал паспорт на имя Колосова Артема Валерьевича, ну и фотография его. Я сфотографировала его. А тут же полгода аварии. Телевизор в сестринской работает, вот я и увидела в числе пострадавших в аварии абсолютно случайно Колосова А. В. А я знала, из подслушанного разговора Маргариты и Игната, что Ася — пострадала именно в той аварии. Вот тогда у меня все сошлось. Я вспомнила, что видела в списках постояльцев санатория фамилию «Колосов», вот и решила: мне терять нечего, не уберегла Сашку, так хоть людям помогу… Она закончила. Вадик смотрел на нее удивленным взглядом. Перед ним сидела самоотверженная, готовая на всё девушка, которая потеряла веру в людей и, наверное, перестала верить им. Но сейчас она смотрела на него взглядом уставшего от борьбы бойца, который хотел бы переложить свою ношу на чужие плечи, но понимал, что это — его долг. И если Бог дал ей эту ношу, значит она ей по плечу. И она вытерпит. Вытерпит, несмотря ни на что. Он приобнял ее за плечи. На ее лице проскользнула еле заметная улыбка, также быстро, как и появилась, она исчезла. Александрова убрала его руки со своих плеч: «Не надо, — мягко сказала она, — мне сейчас не до сантиментов…». — Никто и не собирался… — пробурчал Малышев. — Пойдем к твоему другу. Нужно сказать ему, кто на самом деле Ася Туманова.***
Тёма открыл окно и посмотрел вниз: сухие листья сгребены в кучки, голый асфальт с изредка покрывающими его разноцветными листочками и шишками. «Ну вот и все, Артем Колосов, убил — так будь убит и ты. Надо же, как заговорил к концу-то…». Он нарочно включил погромче телевизор, еще раз оглянулся назад в свою жизнь. Чего он добился? Кто он? Рядовой мент с собакой, у которого нет никого. Он тот, кто убил дорогого ему человека и смог даже сделать это дважды. И теперь жизнь уж точно не имела смысла. «Ну вот и все. Ну что, Ленка, скоро встретимся…»