***
В её родном городе ничегошеньки не изменилось. Будто попал во временную петлю, продолжая размеренно дышать и ощущать биение сердец каждого местного жителя. Повсюду летал ненавистный тополиный пух, от которого девушке так трудно дышать. Шла медленно, намеренно сворачивая не в ту сторону, по узким и душным улочкам, которые знала, как линии собственной руки. Просто хотелось оттянуть момент, когда ей придется встретиться с родителями, но вскоре все возможные отсрочки исчерпали себя. Её дом словно утопал в листве, спрятавшись от посторонних глаз и от людской суеты. Харуно улыбнулась внезапно нахлынувшему приступу сентиментальности, подумала, что, по-видимому, давно хотела приехать сюда, но никак не решалась. Ведь вернуться – это значит сдаться. Сакура пожалела о своем решении. Что она скажет им? Что увидит в их глазах? Разочарование? Боль? Понимание? Сочувствие? Безразличие? – Готова? – осторожно спросил Даичи. По инерции попятившись назад, ощутила, как сердце предательски задрожало, отбивая бешеный ритм, чуть ли не вырываясь наружу. Кулончик жалобно тренькнул. – Сакура, все в порядке. Ничего не бойся. От неё, видимо, за версту разит страхом, поэтому он мягко похлопал сестру по плечу и одарил её такой по-детски светлой улыбкой, что все сомнения улетучились. Как бабка отшептала, честное слово. Какое-то время зеленоглазка просто стояла неподвижно, собираясь с силами, после глубоко вздохнула, смахнула со лба непослушную розовую прядь и постучалась. Колокольчик звякнул нежным аккордом – дверь открылась, а на пороге через секунду появилась приятной наружности женщина. – Даичи? Сакура? Что вы здесь делаете? Почему не предупредили о своем приезде? Сакура, ты так исхудала! А я ничего не приготовила! Ну ничего, сейчас что-нибудь придумаю. – Мам, не стоит… – Как это не стоит? Ты взгляни на себя! Похожа на какую-то школьницу-анорексичку, а не на мою дочь! Сынок, да не стой ты в дверях. В гостях, что ли? Признаться честно, посторонние люди частенько робели перед исключительной прямотой Харуно Мебуки. – Дорогой! Мужчина почитывал что-то, как вдруг чересчур радостный и звонкий голосок женушки чуть не заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Затем некоторое время он откровенно, но без капли удивления рассматривал своих детей. За одно короткое мгновение, казалось, успел взвесить и оценить каждого находившегося в комнате. По всей видимости, результат его не удовлетворил. – Что-то случилось? – поинтересовался он. – Отец, мы просто приехали навестить вас… – Даичи, я спрашиваю не тебя. Сакуре стало как-то не по себе. Она ответила тихим и неуверенным голосом, как будто сознавалась во всех смертных грехах: – Я решила вернуться домой. – Навсегда? – Я не знаю… – Что и требовалось доказать. Глупо было с моей стороны отпускать тебя и разрешать заниматься подобными глупостями. Было очевидно, что ты ничего не доб… Кизаши, словно намеренно задевал все нервные окончания зеленоглазки. Она прекрасно помнит эту оскорбительную и столь возлюбленную (для него самого) манеру речи, которой критиковал своего сына, порицал выходки Нодзоми и игнорировал Сакуру. Резкая и грубая речь, где даже любезность звучит как издевательство. – Что ты такое говоришь?! Обычно эта миловидная дама никогда не шла на прямой конфликт со своим супругом. Нет, она его нисколечко не боялась. Просто не видела смысла в спорах и скандалах, да и привыкла жить просто и непритязательно. Наверное, поэтому и терпела все эти годы скверный характер второй половинки. Ведь она достаточно умна, чтобы ладить с Кизаши. Лишь одно могло создать дисгармонию в их отношениях – дети. Мебуки – настоящая женщина во всех её ипостасях. Поэтому стоит лишь задеть её драгоценное чадо, она тут же впадает в какое-то сомнамбулическое состояние, в котором вполне способна загрызть обидчика. – Неужели у тебя нашлись только такие слова для своей родной дочки? Одного очень недружелюбного взгляда со стороны матери было достаточно, чтобы Кизаши отступился и немного смягчился. – Собственно, я тебя не гоню из дома, Сакура. Мне даже будет спокойней, если ты будешь в моем поле зрения. Да и в этом месте мое слово имеет определенный авторитет. Я смогу устроить тебя на работу, например, журналистом, с твоим-то образованием. По-моему, не так уж и дурно? К тому же имеется возможность обзавестись связями среди местного бомонда. В мужском голосе ощущалась плохо спрятанная оскорбительная подковырка, которая нанесла колоссальный моральный урон Сакуре. Мебуки наступила (якобы случайно) на его ногу, заставив замолчать. Родители так и стояли, испепеляя друг друга. Первым, возможно, специально сдался Кизаши. В ответ слегка толкнул её локтем и ушел по своим делам. – Сынок, не мог бы оставить нас наедине? Мы с Сакурой займемся ужином. Кстати, проследи за своим отцом. Он должен был починить кран в ванной. Как бы без моего присмотра, эм, ничего не отчебучил. Понимающе протянул Даичи: – Конечно, ма-а-ам. Как только молодой человек вышел из комнаты, женщина сразу же переключила свое внимание на зеленоглазку. – Не обижайся на отца. Ты ведь знаешь, что он всегда был таким. – Как же ты в него влюбилась? – случайно вырвалось из уст Сакуры. – Он жесток, а порою ужасен, но в него просто невозможно не влюбиться. Такой тип всегда привлекает своей противоречивостью. Например, я всегда буду переживать за моего сына. Он чересчур хороший и даже местами идеальный. Для девушек он автоматически становится лучшим другом. – Мам, это немного резковато…. – Зато правдиво. Что ты хочешь, чтобы я приготовила? – Я хочу тыквенный суп. – Где я тебе достану тыкву в такое время? – Ладно, тогда… Без разницы. Где Нодзоми? – поинтересовалась Сакура. – Она бойкотирует. Мебуки вытащила из холодильника овощи, затем тщательно промыла их. – Против кого? – Что за глупый вопрос? Против Кизаши. – Опять поругались, что ли? – смешок. – И не говори. Кажется, что я живу на поле боя. Сакуру привлек незатейливый узор на новенькой или уже старенькой, но прекрасно сохранившейся клеенке слегка термоядерного оттенка желтого цвета. Ей подумалось, как же, наверное, раздражает отца этот предмет интерьера. На душе стало весело. – Скажи мне… У тебя что-то случилось? – О чем это ты? – девушка моргнула несколько раз своими изумрудными глазами, пытаясь изобразить непонимание. – Мне больно от мысли, что ты что-то от меня утаиваешь. Мебуки обладала поразительным даром – умела странным образом (как по мановению волшебной палочки) располагать к себе людей, а заставить человека раскрыться и выдать всю подноготную перед ней – вообще не проблема. Сакуре кажется, что её мать обожает «потрошить» чужие души, не боясь неприглядности «скелетов». – Я влюбилась… – Так ты опять испугалась этого чувства? – улыбнулась. – Мам, я не вижу смысла в этом разговоре. – Он тебя отверг? – Да, оттолкнул. – Всего раз? – Этого было достаточного. – Ты упряма. Тебя бы это не остановило. Есть другая причина? Сакуру начало знобить – холод пробрался даже за шиворот. Казалось, что с неё против воли срывают покрывало. – Нет. Мебуки не сдавалась: – Врешь. Что тебя на самом деле напугало? Почему ты убежала? Еще чуть-чуть и она почувствует собственную наготу, от которой отдает сильный запах слабости. Заворожено наблюдала, как ловко Мебуки орудует ножом, разрезая хрустящие свежие огурцы. Вдох-выдох: – Он слеп. Женщина раскрыла рот, не зная, что ответить. Весь её энтузиазм сразу же размяк, а лицо приняло какое-то потерянное выражение. Сакура уже приготовилась услышать что-то вроде «просто забудь об этом». – Бедняжка, неужели ты испугалась именно этого? Мебуки же, состроив крайне забавную и крайне неожиданную рожицу, потискала свою дочь за щеки. – Мам, прекрати меня щипать. – Я хочу, чтобы ты очнулась и пришла в себя. Неужели ты опять падешь ниц перед столь нелепыми обстоятельствами? Откажешься от мечты, от любви, от своего счастья? Не слушай отца, не думай о последствиях, не прикрывайся словами «он меня не любит» только из-за страха быть отвергнутой. Сакура, скажу тебе по секрету. По большому секрету. Если мы любим по-настоящему, то невозможно извлекать из этого чувства какую-либо выгоду. Ведь именно в грусти мы действительно чувствуем себя живыми.***
Щелк, щелк, щелк. – Ты починил кран? Опять уселся за свой компьютер. Твоя работа не дает покоя даже здесь. – Даичи решил мне помочь. - Конечно-конечно, дорогой. Ты его опять заставил. Не глядя на мышку – щелк. – Что у нас на ужин, Мебуки? Кстати, где Сакура? – Уехала. Нажал на пробел. Возмущенно открыл рот. – Куда? – К себе. Обратно. Чертыхнулся. – И ты отпустила? – Это её жизнь. – Зачем ты кормишь её ложными надеждами? – в один этот вопрос он вложил всё своё пренебрежение. – Наверное, потому что не хочу, чтобы она стала похожей на нас. Мебуки с такой нежной кожей и нежными руками казалась воплощением кротости и смирения. А выражения её глаз, наполненных твердостью и решительностью, явно контрастировали с общей картиной. – Я так благодарна тому, что мы не доглядели за ней, потому что все это время присматривали за Нодзоми и радовались вечным успехам Даичи. Мы упустили тот момент, когда Сакура превратилась в чудачку и создала свой персональный волшебный мир. Знаешь, как я была счастлива, когда поняла, что Сакура осталась ребенком, таким невинным и наивным, несмотря на то, что по всем биологическим показаниям перешла во взрослое состояние. Она, подобно младенцу, восторгается тем, чему множество людей просто не придают совершенно никакого значения и абсолютно равнодушна к тем вещам, за которые мы продали свою душу. Я не могу больше безучастно смотреть на то, как ломается её хрупкий мир. Мебуки всегда была очень сдержанной с ним. Все эти годы послушно подчинялась его воли и разделяла его мнение. Кизаши даже раздражало и задевало то, что она ни разу не возразила ему, но вскоре он понял… – Дорогой, нам срочно нужно посадить тыквы, чтобы к осени они успели созреть. …в этом вся она – никто и никогда не знал, что у неё в голове и чего можно от неё ожидать.