Mancante

– Так странно, что пролетела уже сотня лет с тех пор. – Это была очень насыщенная сотня лет. «Пролетела» здесь не подойдёт. – Не поспоришь. Этой прогулке должен был рано или поздно прийти конец. Автомобиль они оставили за воротами Откомба, шли медленно, поэтому путь казался длиннее того, каким он должен быть. Это место не располагало к дешёвым разговорчикам, но и высокодуховными беседами напрягать обстановку не хотелось, поэтому добрую часть времени они шли в тишине, изредка обмениваясь несколькими фразами. Но и это потихоньку становилось прошлым. Хотя за спинами воплощений дороги несоизмеримо длиннее той, что они преодолевали сейчас. Но не бывает бесконечных дорог. Они наконец остановились у нужного им места. Несмотря на тишину, находиться здесь было в какой-то степени приятно. На некотором отдалении, по левую руку от них, устроились здания аббатства, впереди рябило озеро, над головами своими ветками махали деревья – периодически поднимался ветер, стараясь нагнать облака, но быстро бросал это занятие, лишь чтобы вернуться к нему снова. У их ног был не очень примечательный самодельный крест без обозначений – дабы не привлекал внимание туристов лишний раз. Туристы сюда ездят к могилам монархов, а не к этой. Женева сунул руки в карманы и повернулся к Пьемонту, пытаясь поймать его взгляд, но тот упрямо смотрел в сторону. – Скучаешь по нему? – Нет. – А, это поэтому у тебя в комнате висит его флаг, да? Рудольф невольно улыбнулся, понимая, что хоть какой-то реакции от Роберто он добился. Тот вздрогнул и всё-таки поднял глаза на друга, безразличие в них сменилось некоторым удивлением и возмущением. – Так, следующий вопрос. – Вопросов нет. Разорвав зрительный контакт, они вернули внимание к тому, ради чего приехали. Только сейчас они заметили что-то лишнее здесь. Перед крестом лежала уже увядшая ветка с цветами, и могло показаться, что она попала сюда совершенно случайно, если бы не одно но: она была перевязана лентой. – Кажется, мы здесь не первые. Женева подобрал её, чтобы они могли рассмотреть её получше, с неё тут же упал один из цветков. Некогда жёлтый, а сейчас иссохший бобовник печально свесил головы с ладони Рудольфа, но лента была яркой, как прежде, и погибшую частицу целого растения обрамлял неестественно живой триколор: синий, белый и красный. – Отвратительно! – Пьемонт резко выхватил ветку так, что она надломилась около середины. Свободной рукой он пытался достать из кармана плаща что-то неожиданно важное в этот момент, только злость не позволяла сделать это сразу. – Каков же он мерзавец! – Франция-то? Хм, не то слово, – холодно и с долей злобы, но спокойно произнёс Женева. Кроме как Франции это было делать некому. – Надеюсь, он сейчас не объявится с тонной злорадства наперевес, как он любит. – Я сделаю с ним то же самое, если так, – тем временем Роберто, менее спокойный, чем его спутник, достал зажигалку и поджёг этот небольшой триколор. Атлас почернел и стал плавиться, огонь задел и цветки, так что он быстро охватил весь «подарок» умершему. Пьемонт вернулся на тропинку, приведшую их сюда, и швырнул ветку на голую землю. Пока она догорала, он достал пачку сигарет и закурил одну, наблюдая за пламенем. Женева в свою очередь безмолвно наблюдал за ним самим. – Мне пришлось вытерпеть тот фарс в дни плебисцитов, но подобного я терпеть не собираюсь! Оставив от бобовника пепел, а от ленты скромный обуглившийся кусочек, Пьемонт затоптал ветку, останавливая огонь так же, как он его и начал. Закончив своё дело, он не возвращался к Рудольфу и даже не затягивался, как будто его сознание на несколько секунд отключилось и сейчас пыталось заработать вновь. Но тот нашёл себе занятие на этот момент. Раз уж от «неправильных» цветов они избавились, он решил занять их место «правильными». Из нагрудного кармана куртки он достал помявшиеся, но всё ещё достаточно свежие цветы груши и положил их на землю возле креста. – Не сказать, что я удивлён, честно говоря, – после некоторой паузы заговорил Женева. – Уверен, он так и не смирился, что Савойя покончил с собой, гордо назвав себя «не Францией». – Если ты семь раз оккупировал территорию, ты всё ещё не имеешь права называть её своей в восьмой! Спроси Рудольф, что Роберто защищал сейчас, Савойю, похороненного здесь, или справедливость, лежащую неподалёку, тот бы отмахнулся и даже, возможно, разозлился бы сильнее, но он прекрасно понимал, что правильным ответом должно быть «и то, и то». По крайней мере, так выглядела справедливость для этой парочки. В чём здесь истина – не скажет никто, но действительность доступна всем. – Он даже не удосужился запомнить точную дату, – фразу Пьемонта Женева пропустил, продолжая рассуждать дальше. Пока один из них злился, другой пытался облачить этот гнев в словесную формую. – Цветы лежали давненько. – Как будто ему есть дело до этого! Для него не существует Савойи, Бургундии или Прованса, для него есть только он! Молча докурив сигарету, Пьемонт бросил её к пеплу и вернулся к также безмолвному Женеве. Без всяких слов он крепко обнял друга – наверное, упоминание его братьев, потерявших независимость и жизнь в пользу Франции, было лишним. – Всё-таки, ты скучаешь по нему, – Рюди улыбнулся, закрыв глаза и уткнув нос плечо Роба. – Это принцип и гордыня, а не тоска по этому засранцу. – Так я тебе и поверил, Робель.