Мертвец: Правосудие

Третий блок окружной тюрьмы Парка Дружбы ничем не отличался от второго или первого, или даже четвертого блока: осыпающий сводчатый потолок, черный гранит на полу, вдалеке одиноким маяком светило окно. Этот бесстрастный голубой свет – будто око Всевышнего – и эти бесконечные коридоры – лабиринты чистилища, были всем, что Уолкер видел на протяжении долгих тридцати лет. Он не боялся разрухи и одиночества. Он привык и полюбил угасающую красоту своей темницы. Но иногда его донимала скука. Из пустых камер скалилась темнота, и по ее стенам ползла кровь тех, кому когда-либо довелось побывать здесь. Кровь была разной. Зеленая, если все происходило медленно, красная, если не успел осознать свою смерть, неоново-фиолетовая, если утратил все человеческое. Но мертвецы, как всполохи спичек, угасали быстро и кровь их была будто прокисшее молоко. Уолкер швырнул девчонку на пол и обтряхнул руки. Слабость, вызванная прикосновением проводника, отдавалась в позвоночник, но Палач стал сильнее, намного сильнее с тех пор, как по коридорам тюрьмы полилась настоящая живая кровь. Вот-вот, с минуты на минуты, барьер, сдерживающий его в этом пустынном чистилище будет сломлен. Люди сами призвали его, сами каялись ему, сами шли умирать. - Ты довольно скучный экземпляр, девочка, - сказал Уолкер, - хнычущие, слабые, бесполезные – все вы такие. Девочка молчала, лежала лицом вниз на битом полу, не дышала. - Но он другой. Все еще хватается за жизнь, и как, - губ коснулась улыбка, - как ненавидит себя за это! Седой призрак. Хлипкий мальчишка. Но зелень в его глазах была настоящей: бежала, как в иных кровь, бурлила и терзала душонку призрака, и в то же время наделяла его восхитительной силой. Никто еще не смог пройти испытание Уолкера и отказаться от выстрела: он смог. Никто еще не рисковал добровольно предстать перед взором Коменданта-Палача дважды: он рискнул. Очень давно уже никто не вступал с Уолкером Фрименом в бой: он вступил. Уолкер надеялся, он почти ждал, что Кольт Питон выстрелит в холостую. Как чудесно это будет: сладкая минута поражения, а за ней кровь! Много крови. Красной и зеленой. Призрачный Билл, на мгновение поверивший, что победил, будет настигнут единственной существующей в этом мире справедливостью – властью. И Уолкер будет отнимать его жизнь медленно, плевав на приговор «суда пяти», наблюдая, как жизнь угасает в глаза мертвеца, и как красная человеческая кровь заливает третий тюремный блок, наделяя его силой. Власть. Кровь. Сладость. - Знаешь ли ты, почему мне дарован титул Палача? – спросил Уолкер у девчонки. Тишина. - Я никогда не проигрывал суд пяти, - объяснил Уолкер, - я играл в него трижды, и трижды выиграл. Мой третий раз случился перед смертью. Я взвел револьвер, уверенный, что уж теперь то моя вина доказана, и знаешь, что? Выигрыш. По трубам над потолком прошла дрожь. - Забавно. Тот наглый юнец был прав. Судя по всему, никакой высшей справедливости не существовало. И тогда, в тот самым момент, я понял, что, если ее – справедливости - не существует – я ее создам. Я стану справедливостью, палачом, правосудием. Я снова приставил револьвер к виску, и я снова нажал на курок. Это не было игрой вероятностей, девочка. Я сам вынес себе приговор. Воздух накалился, и на мгновение подделся серой дымкой. Сквозь ее ребристую пелену, в третий блок окружной тюрьмы Парка Дружбы ступил седой мальчишка, с приставленным к виску револьверу. Его боль, страх и острая, как лезвие, решимость дохнули на Уолкера свежестью живого мира. Мертвец имел много преимуществ, но только живые умели умолять о пощаде. «И он будет умолять». Уолкер Фримен улыбнулся, объяснил: - Я сам вынес себе приговор и получил право судить других. Кто же виноват, что мне нравится моя работа? Мальчишка был спокойным, как вода. Его лицо ничего не выражало, и только дорожки слез на щеках выдавали в нем человека. Восхитительно! - Ну, как, Призрачный Билл? – спросил Уолкер с искренним снисхождением к этой глупой, потерявшейся в грехах душонке, - все еще веришь, что никто не заслуживает смерти? *** «Нет. Не могу», - Теренс пятился прочь от возмутителя частиц. Харон бесстрастно мерцал в углу, индифферентный к чувствам бывшего руководителя программы. Трус. Жалкое ничтожество. Но Теренс не готов был умирать! Призрачный Билл, ради всего святого, убил Джонатана Шварца! А что Департамент?! Департамент помогает людям! И если они убивали, пытали, сводили с ума, все это делалось ради сохранности человечества! Разве нет?! «Оправдания! Нелепые оправдания!». Каждый шаг давался легче предыдущего. Теренс знал: сделает еще несколько, и побежит! Не оглядываясь, не задумываясь! Он помогал Призрачному Биллу! Он помогал призраку, убившему Джонатана Шварца! Это ли не сумасшествие?! - Черт вас всех подери, - заорал агент пустым стенам второго испытательного зала, - я просто хотел, чтобы меня оставили в покое! Я не собирался становиться военным! Я не собирался терпеть все это… я просто хочу, чтобы все стало, как раньше… я… я… Трус. Сердце колотилось о грудную клетку, воздуха не хватало. Теренс вцепился в волосы, согнулся, на плечи ему мертвым грузом упали все его ошибки и преступления. Агент оцепенел. И в этот момент, когда ничто не останавливало Теренса от побега, случился взрыв! Все произошло внезапно. С оглушительным грохотом взлетела на воздух металлическая дверь. Баррикада из мебели и инструментов разлетелась в щепки! Осколок столешницы сбил Теренса с ног. Комнату накрыло клубами пламени и дыма. В мгновение зал потонул в громоподобном реве, и тут же, не успела еще взрывная волна врезаться в белые стены, наступила жуткая тишина! Теренс упал, ударившись затылком об угол Харона. В этой абсолютной тишине тянулся высокий, на грани уловимого писк, и едкий дым, хищником заполонял собой второй испытательный зал, упирался в потолок, заволакивал треснувшую плитку, и казался таким плотным, что мог бы раздавить агента в лепешку. Теренс увидел фигуру, идущую сквозь дым. «Призрак», - подумал он почему-то. Пахло горелыми волосами и синтетикой. Затылок налился свинцом, в глазах темнело. *** Дуло Кольта Питона упиралось в висок. Холодное, бесполезное. Денни стал призраком, и костюм Амити окрасился черным. - Ну, как? – спросил Комендант-Палач, заслоняющий собой свет из окна, - все еще веришь, что никто не заслуживает смерти? Денни не шевельнулся. Комендант был огромен. Полы шляпы падали ему на лицо безупречной маской, но даже сквозь ее непроглядный мрак, можно было видеть огонь в глазах Палача, опасный и жадный. Лошадиное лицо, перекошенное давним выстрелом, сейчас было преисполнено ехидства. Маньяк. Только теперь Денни понимал, как же сильно ему хотелось, чтобы у Уолкера была причина убивать. Правильная, трагичная причина быть тем, кто он есть. Увы. Глядя на Коменданта-Палача, некогда погубившего почти полсотни душ в третьем тюремном блоке, Денни больше его не боялся. Медленно, будто спешить им было некуда, Комендант-Палач наклонился и за волосы поднял перед собой Эллу. Девочка не сопротивлялась, повисла в руках у Уолкера, будто сломанная кукла. Взгляд Эллы был пустым. Левая сторона лица, шея, плечо шли зелеными волдырями. Она смотрела на Денни, но будто бы и сквозь него. Денни молчал. - Ты, наверное, хочешь мне что-нибудь предложить? – спросил Уолкер насмешливо, - возможно, сохранность девчонки за суд пяти? Денни не ответил. - И правильно, - похвалил комендант, - ты не в том положении, чтобы торговаться, щенок. Сердце билось ровно. «Бойся меня. Слушайся меня. Доверяй мне». По обожженному лицу Эллы потекла эктоплазма, крупными каплями скатилась на шею и впиталась в белую ткань майки. Дуло Кольта Питона по-прежнему упиралось Денни в висок. Уолкер перестал улыбаться: - У меня нет времени на детские игры, - сказал он, - стреляй, или я сверну ей шею. Под костюмом Амити взволновалась эктоплазма, поползла по плечам, схватила Денни за горло и вязкое отвращение к самому себе накрыло мальчика белым покрывалом: Элла, мистер Уайт, Сэм, Джонатан Шварц, Эрик Келли, папа – все они закрутились вокруг Денни в круговороте обвинений и проклятий. Мальчик не шевельнулся. Только выдохнул тяжело, и в темноту тюремного блока вырывалось облако пара. Холодно. Уолкер неотрывно следил за действиями мальчика и азарт, проступающий сквозь кожу мертвеца, наливался опасным белоснежным цветом. Это был очень тихий момент во времени. Сводчатый потолок давил на плечи, но воздух в тюрьме оставался ледяным и чистым, как в давний день комендантской бойни. Денни держал палец на курке. Он не спешил и не пытался застать Уолкера врасплох. Медленно он отвел руку с револьвером от виска и направил в сторону. Чернота в глазах Уолкера выжидающе сощурилась. Денни не отвел взгляда. - Я не готов признать себя невиновным, Уолкер, но у меня нет никакого права умирать. Ни один жест не давался мальчику легче! Он швырнул револьвер к ногам Коменданта. *** Теренс попытался встать на четвереньки. В голове гудело. Перед глазами гнездился рой назойливых мушек, а в ноздри ударило едким химическим запахом и гарью. Теренс закашлялся. Медленно подтянул к себе колени. Сознание было спутанным. Кое-как агент сообразил в какой части пространства он находится, и заелозил рукой в воздухе, пока, наконец, не ткнулся ладонью в горячее стекло изолятора. Стекло опасно затрещало, что в общем-то было хорошо: во-первых, изолятор выдержал взрыв, во-вторых, раз Теренс услышал треск, он все-таки не оглох. Радость, впрочем, была грошовой. В затылок агенту уперлось что-то твердое и холодное. - Повернись, - велела Эсмеральда Гонзалес, голос был приглушен респиратором, - медленно. Иначе я вышибу тебе мозги. Секунду Теренс оцепенело пялился сквозь мутное от трещинок стекло на выключенный возмутитель частиц. Трус. Затем губ агента коснулась слабая улыбка. Спина расслабилась. Теренс затылком оперся о дуло пистолета. - Зачем? Ты ведь все равно меня убьешь. - Хочу посмотреть тебе в глаза. - Эсмеральда. - Заткнись! Дым и пыль оседали на белую плитку, укрывая второй испытательный зал черным снегом. Медленно, отчего брюки вымазывались в саже, Теренс повернулся к Эсмеральде и сердце его болезненно сжалось. - Чего ты улыбаешься, сволочь? – рявкнула доктор Гонзалес, волосы торчали во все стороны, а глаза были красные от едкого запаха химии. - Любуюсь. Плечи Эсмеральды опустились. Пистолет в руках перестал дрожать. - Ты предал меня, - прошептала она, снимая респиратор. Дым вился в ее волосах узорными колечками. Она была прекрасна. - Да, - согласился Теренс Бишоп. Ему теперь и самому было странно, что он вдруг раздумал умирать. Эсмеральда Гонзалес выстрелила. *** С оглушающим грохотом Кольт Питон прокатился по каменному полу, ткнулся дулом Уолкеру в ботинки, и долгие несколько секунд Комендант-Палач не мог отвести от револьвера пронзительного взгляда. Он улыбался. Мрак в глубине отбрасываемой им тени улыбался тоже, тянулся к ногам Денни Фентона, хищно сгибал скрюченные пальцы. Тюрьма загудела. Долгий протяжный вой, прошедший по ней, начался от Уолкера и уходил все дальше по пустынным обветшалым коридорам призрачного убежища. Сквозняк в трубах или стон в ржавеющих балках, вой больше всего походил на вопли сотни растерзанных голосов, от его жуткой пронзительной силы гнулись решетки, покрывались вмятинами трубы, щетинился гранитный пол. Денни не шевельнулся, хотя все нутро у него сжалось от накрывшей третий тюремный блок канонады. «Забавно. Кажется, я уже выиграл», - подумал мальчик, глядя как голубой свет переливается на дуле Кольт Питона, и это было почти правдой: как бы страстно не хотелось Денни Фентону узнать свой приговор – освободиться, как освободился, признав свою вину Теренс Бишоп - он не стал этого делать. Это ли не победа? - Очень хорошо, - Уолкер швырнул Эллу в сторону, - очень хорошо, щенок. И не добавив ничего, призрак побежал на Денни, настолько же бесстрастный, насколько и смертоносный. Он не шутил: детские игры кончились. Костюм Амити наполнял Денни Фентона силой, и плохо влиял на окружающих его призраков. Мальчик встал в защитную стойку, молча наблюдая за тем, как молниеносная тень Коменданта несется на него сквозь пространство третьего блока. «Я не проиграю», - понял мальчик, - «Я не имею права проиграть». Когда Уолкер Фримен достиг цели, Денни Фентон исчез. То есть, не исчез конечно, но принял человеческую форму. Отчего костюм мальчика побелел, а сам он сделался неосязаемым для мира призраков. Холод и слепота впились в Денни, погребая его под своим бесконечным шлейфом: мальчик снова стал мертвецом! Этого мгновения оказалось достаточно. Уолкер Фримен не успел остановится, скользнул сквозь мальчика, и в следующее мгновение Денни Фентон был у него за спиной. Денни не сказал ничего едкого, хотя его так и подмывало съязвить. Вместо этого мальчик выстрелил. Столб зеленой эктоплазмы попал Уолкеру Фримену между лопаток. Великан, лоснящийся от мрака, он выгнулся, долетел до охранного пункта, и вцепился в решетки, чтобы не упасть. Одежда Уолкера задымилась. Шляпа упала на пол. - Очень хорошо, - повторил он, поднимая голову и оборачиваясь, кровь в развороченном виске мерцала неоново-красным цветом, - решил нарушать правила, щенок? Очень-очень хорошо. Денни стиснул зубы. «Молчать», - решил он, - «Я не буду разговаривать с мясником». И кажется, не подлый прием мальчика, а именно это его решение взбесило Уолкера больше прочего. Растеряв всякую выдержку, Комендант-Палач заорал и ринулся на мальчика, укрываясь паутинкой белоснежных молний. Третий тюремный блок заиграл безумной смертоносной иллюминацией! Зеленый свет отражался от решеток, выгибался под потолком и летел в бесконечном повторении, бросая на пол и стены уродливые, троекратно вытянутые, тени железных прутьев. Две фигуры, рвущие друг друга на части, отражались на стенах и потолке, и каждый теневой двойник Денни Фентона все больше наседал на двойника Уолкера, и костюм Амити сверкал, отражая всполохи чужой эктоплазмы и троекратно усиливая эктоплазму Билла. Всполохами молний возникали во мраке коридора полуразрушенные глотки камер, а с потолка, порывами ветра, идущего от движений призраков, срывало бетонную крошку, и целые блоки кирпичей падали со стен на посеревший, в голубых искорках пол. Лицо Уолкера теряло эмоции. Рвущаяся сквозь него эктоплазма засветила собой кожу и мышцы того, кто был раньше Комендантом-Палачом. Мертвец походил на облаченный в плащ рентгеновский снимок: оскал крупной челюсти, пустые глазницы, пальцы в запонках костей. Камень под ногами хрустел. Гудели трубы. В защитном костюме, и располагая неосязаемостью человека, Денни наконец нашел, что противопоставить настолько сильному мертвецу, как Уолкер Фримен, и пользовался этим сполна, не гнушаясь ни подножек, ни ударов исподтишка. «Победить», - стучало в висках и это было столько же ново, сколько и странно, - «Победить любой ценой». - Прекрасно! – вопил Уолкер, но теперь это было не поощрение, а жалкая попытка взять вверх, - Прекрасно, щенок! Очень-очень хорошо! Денни дрался. Страх отступил, и дыхание мальчика сделалось ровным. Он нырял в пустоту Призрачной Зоны, заканчивал маневр и возникал у Уолкера за спиной, чтобы тут же впиться в мертвеца троекратно увеличенным излучением костюма Амити. Спустя тридцать отсчитанных в голове секунд, Денни удалось нанести Уолкеру первый удар. Спустя еще пятнадцать, он повторил удачу, впившись кулаком мертвецу в живот и раскрыв, искрящиеся от эктоплазмы, пальцы. Зеленое свечение пронзило Уолкера изнутри. Сквозь глаза, рот и ноздри рванулись к потолку ядовитые лучи. Комендант заорал. Третьим ударом Денни швырнул Коменданта-Палача в камеру, потемневшую от пятен крови, и встал на пороге, смерив побежденного мертвеца презрительным взглядом. «Мясник». Уолкер был в сознании. Глянул исподлобья, и улыбнулся, отчего сквозь зубы рванулся в пространство камеры белоснежный дымок. - Очень хорошо, щенок. Осталось только меня добить. Кольт Питон валялся неподалеку. Денни не счел нужным отвечать. Мальчик повернулся к Коменданту спиной, подошел к Элле и протянул руку: - Идем. Мышцы Денни были сведены от напряжения, и он готовился в любой момент отразить атаку Коменданта, но Уолкера либо действительно хорошо приложило, либо же он вдруг раздумал драться. Элла послушно взяла Денни за руку и позволила увести себя прочь от камеры. Весь вид девочки говорил о том, что, во-первых, она не успела понять, что произошло, во-вторых не особенно и желает в этом разбираться. - Тебе следует убить меня, мальчик! – крикнул Уолкер гортанно, когда Элла и Денни почти покинули тюремный блок. Девочка сжала пальцы на ладони своего проводника, как бы целиком соглашаясь с Уолкером. Денни покачал головой: - Идем. С минуту на минуту все будет кончено, и он нас не догонит. - Но… - Харон включен, - пояснил Денни, - твоя дверь будет наконец открыта. Элла побелела. На секунду ее глаза стали совсем пустыми, и Денни испугался, что сейчас девочка начнет задавать вопросы, один другого страшнее, но Элла взяла себя в руки. Кивнув, она вышла вслед за Денни из коридора и помогла ему закрыть решетку. Уолкер больше ничего не говорил. Денни перекинул через прутья цепь и щелкнул механическим замком. Следовало спешить ко второму испытательному залу. Денни очень надеялся, что Теренс Бишоп уже исполнил его просьбу и запустил Харон, как они с агентом и договаривались. *** Кровь, пульсируя, вытекала из простреленного плеча. Теренс Бишоп прижался к Харону, и невольно зажмурился, когда вслед первому выстрелу, Эсмеральда выпустила в бывшего руководителя программы всю обойму. Сердце стучало, как бешенное. Уклонился! Удалось! Черт возьми, Теренс и не подозревал, что сумеет увернутся от прямого выстрела, но он все еще был жив и значит получилось! «Сукин сын», - рассмеялся он истерично, - «А еще низший бал по боевой подготовке!». Выстрелы прекратились. «Ага. Патроны кончились? Или бережет?». Теренс осторожно выглянул из-за Харона. Мимо ухо просвистела пуля, врезалась в стену, рикошетом ушла к изолятору. Стекло мучительно загудело, но выдержало. «Значит, бережет». - Выходи! – заорала Эсмеральда, - черт бы тебя побрал, Теренс Бишоп! Выходи! Ненавижу тебя! Тварь! Ублюдок! Предатель! Не могу поверить, что ты… что я… Ненавижу тебя! Пальцы были липкими от крови. Красные капли на полу мешались с золой и собирались в мутные шарики. Теренс старался не обращать внимания на боль и размышлять трезво. Следовало добраться до возмутителя, а единственный способ сделать это – обезоружить Эсмеральду. Сумасшедшая стерва! Кто только доверил ей оружие?! - Зачем ты это сделал?! У тебя же все было! – вопила доктор Гонзалес, - должность, положение, деньги! Ты мог войти в историю! - Какую историю, Эсмеральда?! – крикнул Теренс из своего укрытия, - Мы убивали людей! - Преступников и трусов! - А TS/C/1?! Что такого совершила Даниэлла М?! - Не помню, чтобы ты спрашивал об этом раньше! «Нет, не спрашивал», - согласился Теренс, и на душе опять стало спокойно, - «Никогда ни о чем не спрашивал тебя, доктор Гонзалес». Тело было пружинистым и легким. Эсмеральда Гоназлес вскрикнула, когда Теренс бросился на нее и сбил с ног. Раздался выстрел. Теренс вцепился Эсмеральде в запястье. Отвел руку в сторону. - Нет, - рявкнул он, - кончено! Удара в пах он ожидал. Агента, до кончиков нервных окончаний, вывернуло, но он не отпустил Эсмеральду и навалился на нее всем весом: - Я сказал хватит! Пальцы сжимались на тонком запястье сильнее, яростнее. Ей должно было быть очень больно, но пистолета Эсмеральда не отпускала. Глаза доктора горели ненавистью, зубы были плотно сжаты. - Я сломаю тебе руку! – заорал Теренс, - черт побери, Эсмеральда! Все кончено! Просто признай этой и уходи! Она, конечно, не послушалась. У нее, конечно, был прекрасный способ выбить Теренса из колеи. - Я убила Макса Уоррена, - сказала Эсмеральда холодно. Сердце предательски екнуло. - Что? – Теренс как будто всерьез ожидал ответа. Рука Эсмеральды высвободилась из ослабевшей хватки. «Что?». Пистолет уперся Теренсу в грудь. «Ты же не всерьез». На этот раз агент не смог бы увернутся, и может быть хорошо, что все его мысли в этот момент были поглощены словами доктора Гонзалес о смерти… нет, об убийстве Макса. Она могла соврать ради преимущества, но у нее не было времени на такую странную, изощренную ложь. Значит... Эсмеральда не колебалась – нажала на курок, и это только подтвердило ее слова. Психопатка. Выстрела не произошло. Кончились патроны. Все происходило, как в тумане. Прежде чем доктор Гонзалес осознала свой промах, Теренс вырвал пистолет у нее из рук. Он не соображал, что делает, во всяком случае он не успевал отдавать себе отчета. Рука взметнулась вверх. Лицо Эсмеральды Гоназлес перекосило бешенством. Теренс ударил ее рукояткой в висок. Сильно. Сильнее, чем возможно планировал. Глухой удар отпечатался кровью на смуглой коже. Глаза Эсмеральды закатились. Голова смешно дернулась. Она потеряла сознание. Теренс отпрянул от нее, как от зачумленной. «Нет». Теперь ему вдруг показалось, что проступающие сквозь дым груды хлама по углам, окроплены неправильным красным цветом. Нет. Нет… это глупо… она бы не стала взрывать дверь, когда… Теренс Бишоп встал. Кровь из плеча не останавливалась, и приложившись к ране ладонью, агент слышал, как стучит его сердце – медленно, с ленивой неохотой. Если так продолжится, он упадет без сознания. Впрочем, имеет ли это значение? На этот раз сомнений не было. Трусость вымывало вместе с кровью. Шатаясь, Теренс подошел к изолятору. С коридора падал на мутное стекло зеленый отблеск протосети. Он забивался в тонкие трещинки, переливался на надломленных гранях, и стены изолятора стали походить на соборскую мозаику, вроде той, что была у Теренса в воскресной школе. Открывать дверь казалось все равно, что вколачивать гвозди микроскопом. Проигнорировав кнопку блокировки, Теренс просто разбил и без того держащееся на чуде стекло. С мелодичным звоном его накрыло стеклянной крошкой. Зелень опалила щеки. Слушая, как хрустят под ногами осколки, Теренс прошел в изолятор и одним уверенным жестом пустил в возмутитель частиц энергию. Зеленый луч рванул в пространство. Бывший руководитель программы Амити открыл контейнер с эктоплазмой и приготовился умереть. Сзади на Теренса обрушилось что-то очень тяжелое.