Их ночи

Рассеянная слабость прочно поселилась в теле, оккупировав ноги, руки, голову… Случайное прикосновение к холодному кафелю ванной заставило зашипеть, а пуговиц на рубашке определенно стало вдвое больше, чем было. Или, возможно, втрое. Для лучшей концентрации пришлось закрыть глаза. В ушах потрескивало, когда он сглатывал, и это было мерзко. Хотя сейчас все казалось мерзким – коврик под ногами, шум бегущей из крана воды, собственные одеревеневшие пальцы… Да каждый вздох! Почему он дышал так часто? Это вообще нормально? Может, это гипервентиляция? Что делают при гипервентиляции и считается ли расстегивание рубашки интенсивной физической нагрузкой? Да уж, хороший врач - ничего не скажешь. Неприятное покалывание в горле, мучившее его с самого утра, усилилось и теперь уже, собственно, и не походило на покалывание. Скорее на то, что Джон нечаянно проглотил терку. Или что кто-то натер ему глотку наждачной бумагой. Ему бы не ходить на работу, но завтра проверка. Нельзя пропускать проверку… Она именно завтра, это наверняка ему назло. Да он и так брал уже слишком много отгулов… А все Шерлок. Ни в один из своих отгулов в этом году Джон не был болен – он срывался на расследования… Дьявол, и теперь, когда ему действительно нужен законный больничный, ему стыдно брать его. Он мог бы проспать. Ну просто не заводить будильник. Его бы, возможно, уволили, но он бы по крайней мере выспался. Как давно он не высыпался нормально? Две недели? Месяц? Год? Вечность. Заманчивая мысль, прекрасная в своей нереальности – он прекрасно осознавал, что никогда так не сделает. Он встанет в чертову половину восьмого, безуспешно постарается привести себя в порядок, махнет на это рукой и придет на работу к положенным девяти, усталый, помятый, сонный и мрачный. Прелесть, а не перспектива. Он сейчас даже душ принять не сможет - ведь это значит залезать в ванну, стоять под струями воды, потом вытираться полотенцем и брести к кровати, дрожа от холода. Так что он просто выдавил на щетку немного зубной пасты. Зубы положено чистить три минуты? Ничего подобного, вполне хватает двадцати секунд. Или не хватает… Медленно, неуклюже Джон вышел из ванной. Весь путь до кровати он преодолевал желание закрыть глаза и лечь прямо на пол, - удерживало его только понимание, что он, скорее всего, таким образом и до утра не доживет. Нужно было лечь в теплую постель, со свежим бельем, с плотным одеялом… Он лег, и это было наивысшее счастье. Джинсы – он все еще был в джинсах – ему даже не мешали. «23:46» - показывали часы. Не так уж и мало осталось до утра, за это время вполне можно выспаться. Если удастся заснуть… Ему не удавалось. Две, четыре, десять минут он лежал, глядя в потолок и стараясь мысленно измерить себе температуру. Не меньше тридцати семи и четырех, наверное. Самая отвратительная температура… Сбивать ее нельзя, а кости от нее ломит ужасно. Потом он закрыл глаза… И открыл их. Часы недружелюбно сообщили, что сейчас семь утра двадцать восемь минут. Ну что может быть еще хуже! Джон застонал, зарываясь лицом в подушку. Проснуться за две минуты до будильника! Когда вообще успели пройти эти семь с лишним часов? Господи… Никогда еще ночь не была такой короткой. Теперь придется вставать. Воздух ледяным потоком влился в легкие, когда он вздохнул. Ну, по крайней мере, суставы не болели так сильно. Зато горло… и голова… Это что же, грипп? Как он может идти лечить больных, когда сам болеет гриппом? Но он должен… *** Шерлок ходил по гостиной туда-сюда, нервно сжимая в руках скрипку. Играть или не играть? Баха или Вивальди? Брамса? Почему сверху не доносится никаких звуков? «А чего ты хотел бы, - тут же одернул себя Шерлок, - криков от кошмаров? Он спит, поэтому наверху тихо. Все правильно». Но он так плохо выглядел, когда шел спать. Так медленно двигался и неосознанно потирал горло. И старался не двигать головой и вообще не совершать резких движений – головокружение? Головная боль? Джон страдает мигренями? Нет, Шерлок точно знал, что мигренями Джон не страдает. Ему просто нездоровилось, Джону, ничего серьезного. Ничего такого, из-за чего стоило бы волноваться, верно? Все, что нужно делать – это не играть. Не будить Джона, если он спит. А если не спит? Что, если ему очень плохо? На самом деле Шерлок был не столько взволнован, сколько полностью захвачен необходимостью проверить, спит Джон или нет. Ну то есть Шерлок был взволнован, да. Но не слишком сильно. И не тем, что происходило сейчас, а тем, что могло случиться позже. Он весь был… в ожидании худшего. (Определенно сказывалось отсутствие новых дел.) Решение было мгновенным и очевидным – подняться наверх, проверить и спуститься. Не будить Джона, только взглянуть на него. Шерлок положил скрипку на кресло, но, подумав, взял ее снова. Если Джон не спит, он сможет сыграть ему наверху. Джон всегда хорошо засыпал под классическую музыку. Три подозрительных ступеньки, которые могли заскрипеть, Шерлок перешагнул, а перед самой дверью все же умудрился наступить на скрипящую половицу. И тут же замер, на мгновение испугавшись, что увидит пистолет, направленный ему в грудь, если войдет сейчас. Мало ли что Джону могло показаться… Дверь была закрыта, но не заперта (знак доверия), и Шерлок аккуратно повернул ручку. Он ожидал войти в темноту, но увидел свет. Из ванной – Джон забыл его выключить. Сам Джон спал на спине, раскинув в стороны руки, джинсы сползли с талии на бедра, а одеяло лежало уже почти на полу. Не выключил свет, лег спать, почти не раздеваясь, не принимал душ, едва-едва почистил зубы... Болен, очевидно. Заболевает, если точнее. Взгляд Шерлока упал на телефон Джона – совсем рядом с краем кровати, Джон выпустил его из рук, заведя будильник, не нашел сил дотянуться до тумбочки. Завтра четверг, рабочий день, у Джона в больнице – проверка, ему вставать в семь тридцать утра… Шерлок коротко взглянул на наручные часы – два двадцать три. Грудь Джона медленно поднималась и опускалась, а кожа казалась ненормально горячей в этом слабом освещении. На секунду Шерлок всерьез задумался, как отреагирует Джон, если разбудить его прямо сейчас и сообщить, что он не идет ни на какую работу, но потом решил, что это может подождать до утра, а пока – надо выключить свет. И он так сделал, неслышно ступая. Хотел еще поправить это одеяло (оно раздражало), но не решился. И тихо вышел из комнаты. Самому ему не спалось, и он сидел с книгой до самого рассвета, откладывая ее только затем, чтобы подняться к Джону и проверить, как он спит. Он делал это в два сорок девять, в три тридцать четыре, в четыре пятьдесят и в шесть двадцать. Правда, уже не заходил внутрь, а только стоял на пороге – не больше трех секунд. Никогда еще ночь не была такой длинной. Шерлок не мог дождаться, пока у Джона прозвенит будильник. И сам усмехался себе, и радовался, что Джон останется дома и выспится. Не должно было возникнуть особых проблем с тем, чтобы уговорить его пропустить работу – в конце концов, Джон и сам поймет, что в таком состоянии никуда идти нельзя. Он выслушает Шерлока, кивнет, завернется в одеяло и продолжит спать – организм будет пытаться восстановить силы, так что заснет он легко. Да когда же эти семь тридцать… *** Все разрешилось гораздо проще, чем думали они оба. Шерлок вошел в спальню к Джону в семь двадцать девять, как раз когда Джон пытался, не открывая глаз, нащупать мобильный. - Джон, как врач, ты уже должен был оценить свое состояние, - начал Шерлок, убедившись, что тот проснулся, - и, разумеется, ты понимаешь, что нецелесообразно… - Шерлок, - одновременно с ним простонал Джон, - слушай, возьми, пожалуйста, мой телефон, позвони Саре, скажи, что я… Они замолчали, каждый прокручивал в голове то, что сказал другой, а потом Шерлок довольно хмыкнул, а Джон слабо улыбнулся. - Спи, - велел Шерлок, взял телефон и, все еще – по ночной привычке – стараясь не шуметь, вышел. Ему следовало проверить, есть ли у них молоко и мед.