Кинолог

Проснуться, первым делом налить себе ароматного кофе, потом душ, почистить зубы, высушить волосы, сделать укладку, макияж, надеть колготки и платье приятного силуэта. Для некоторых женщин подобное было утренней рутиной, повторяемым из года в год порядком, набившим уже на зубах оскомину. Для меня это было ново. Но Америка не терпела промедления — тут всем жизненно необходимо было спешить. И постепенно я влилась в этот ритм. Преподаватели говорили, что есть несколько путей адаптации к новой ситуации, что восприятие нового места жительства во многом зависит от настроя переезжающего. Одна милая индуска, ведущая у нас, «почти-магов», Историю магии, рассказала нам, что как-то, путешествуя по Европе — дело было в августе — решила заглянуть на Мальту. Знакомые предупреждали ее, что на острове такая жара и влажность, что не помогают никакие охлаждающие чары, ведь они сразу развеиваются, стоит выйти на улицу. И она несколько дней уговаривала себя, что пару дней, которые ей понадобятся на осмотр этих трех островов, она потерпит. В результате, когда она приехала на остров, жара не приводила ее в тот ужас, который она видела на лицах других туристов. К сожалению, у меня самой такого чудесного аутотренинга не было, потому самые первые дни казались для меня сущим адом. Несмотря на то, что язык был один, американский акцент, а также нечеткие звуки, которые были ему присущи, крайне раздражали. Казалось, будто все вокруг кривляются, пытаясь говорить специально неправильно. Раздражала и американская расточительность. Всю нашу группу после первого же, ознакомительного дня преподаватель повел в какую-то находящуюся рядом со зданием школы забегаловку. И я хоть и похудела уже достаточно давно и успела свыкнуться со своим новым меню, все равно продолжала иногда себя контролировать. Потому, наверно, и отметила с ужасом количество подаваемой еды. Решив не испытывать судьбу и проверять, будет ли в восьмисот граммовой порции отбивной пятьсот граммов травы и триста — мяса и сухарей или все-таки все будет наоборот? Потому и заказала себе с легкой совестью на ужин один салат с курицей. Как оказалось, я была одной из немногих, кто угадал с блюдом — большинство же пыталось доесть то, что им принесли. Так и повелось. На второй же день, он же первый, в который нам сказали добираться до школы самостоятельно, опоздала половина группы. В основном жители тихих стран и маленьких городов, непривычные к Нью Йоркским пробкам. Не скажу, что я сама выдержала все экзамены другой страны так же хорошо, как первый, с рестораном. Впрочем, это было и не так важно. Ведь стоило только пересечь порог школы, как сразу же начиналась другая жизнь — магическая. Кратко говоря, нас учили не самой магии, а тому, как сойти за мага. Ведь не используют же взрослые, респектабельные и спокойные маги волшебство на каждом шагу? Зачем! Ведь прелесть не в том, чтобы, идя за покупками, аппарировать к каждому следующему магазинчику, а том, чтобы мерно вышагивать, раскланиваясь со знакомыми. Этим и предлагал воспользоваться курс. Но тут был еще один подвох. Люди, которых нелегкая занесла на другой континент в поисках волшебства, зачастую уже имели знакомых в магическом обществе. Кто-то не хотел их терять, и для тех была совершенно другая система, о которой я мало что знала, а кто-то, как я, был согласен войти в магический мир как совершенно новая личность. И таким этого нового магического себя помогали создать. Кому-то помогали менять внешность, но мне больше экспериментов над собой не хотелось. Да и всегда придерживалась я мнения, что главное найти какой-то внешний образ, подходящий внутреннему тебе, а я его уже нашла. Потому со мной занялись сразу определением способностей и проработкой легенды. Магии во мне, как я и думала, не было и чуть, зато обнаружили неплохие способности к всяческому рукоделию. Тут правда, скорее, играли инстинкты тела… Но мне заявили, что способности точно есть и что теперь я — эмигрантка из Уругвая, учившаяся у бабушки, покинувшей Европу и переехавшей в тот самый Уругвай из-за угроз немецкого правительства завоевать Эльзас и Лотарингию, а следовательно — угрозы войны на территории этих княжеств. На резонный вопрос, как мне тогда оправдать незнание испанского, французского и альмандского диалекта немецкого, на которых я должна, по сути, великолепно говорить, оказалось, что все детство я жила с отцом в Сан-Франциско, ведь мои родители развелись, когда мне было два. Мать же я посещала только на летних каникулах, когда училась в средней школе. Легенда была до жути странная, мне казалось, можно было придумать что-то более правдоподобное. Например, что я жила в глухой шотландской деревне, ходила и помогала, когда была подростком, одной старушке, она и научила. Шотландский акцент я, по крайней мере, изобразить могу. На что меня спросили, как называется деревенька. Я и ответила: «Ну, допустим, Литтл Хенглтон». На что Сара, моя куратор, с которой у меня и состоялся этот разговор, лишь рассмеялась мне в лицо. — Скажи мне, Мардж, сколько в твоем Литтл Хенглтоне жителей? — Думаю, тысячи две. А что? — спокойно ответила я. — И все непременно друг друга знают, ведь так положено у вас, в Англии? — уже спокойнее проговорила она. — Ну, не то, чтоб лично, — я нахмурилась и задумалась, — но шапочно — да. — И теперь скажи мне, скольких людей придется отлигилиментить хорошему магу, чтобы понять, что не было никакой старушки и ему врут в лицо? Я вздохнула. Впереди было много всего интересного и познавательного, время, которое я проведу в Америке, обещало стать ярким и интересным. Но я уже скучала по Гарри, по Регулусу и по родной милой Англии. Дом, милый дом.