Я встретил Вас, и всё былое...

      Первая официальная тренировка в Оберхофе началась для Антона с пристрелки. Андрей Александрович Гербулов недавно приехал из расположения резервной сборной, и с корабля на бал отправился на стадион консультировать Шипулина. Погода как раз прояснилась, где-то вдалеке над горами показался застенчивый солнечный луч. Общее настроение среди спортсменов улучшилось, появилось оживление на сосредоточенных лицах. Будто груз напряжения падал с плеч, хотя впереди были ответственные гонки. Как ни крути, а внутренний мир человека очень зависит от внешних факторов.       Лидер российской сборной провел пробную стрельбу очень хорошо, но похвалы специалистов не ждал. Прекрасно понимал он, что в ясную погоду положить 5 мишеней - задача простая, а вот попробуй в ветер с туманом так же точно и кучно работать. "Габаритной болезнью" он не страдал: спринт на Олимпийских Играх навсегда убил в нём надежду на "авось повезет, габарит пройдет", поэтому он старался попадать точно в центр чёрного кружка. Иногда стремление к точности подводила погоня за скоростью стрельбы, и получались далёкие ("детсадовские", - подшучивали тренеры) безнадежные промахи. Иногда же в след от его пули можно было вставить циркуль и начертить окружность, точно повторяющую контур заветной мишени. В этом парадоксе крылась банальная и хорошо всем известная синусоида, от которой не в силах спрятаться спортивная жизнь, потому что без падений не бывает взлётов.       Пожалуй, последнее утверждение Антон повторял сам себе слишком уж часто, пытаясь найти силы после череды неудач, постигших его в прошлом сезоне. Уже потом, жарким летом, во время изнурительных силовых тренировок, он нашёл некоторые объяснения ошибкам и воспрял духом. Андрей Сергеевич Крючков реагировал на эти догадки спокойно и одобрительно. Его аналитический ум давно уже всё просчитал и нашёл трещины в прежней схеме подготовки. Но тем и славился личный наставник лучшего биатлониста России, что учил думать самостоятельно. "Профессиональный спортсмен должен уметь пользоваться мозгом, а не только мышцами", - такой философии придерживался Крючков. Успех, по его мнению, приходил только к тем, кто сам выстраивал свою дорогу к нему, а не шёл по кем-то уже проторенной тропе. Подобных примеров хватало даже в текущем топе кубка мира. Имена Мартена Фуркада и Уле Эйнара Бьорндалена особняком выделялись в столбце лучших из лучших. Один не боялся экспериментов с разными методиками и спарринг-партнерами, а другой знал всё о сборах в горах. Норвежец давно мог бы написать не один учебник по грамотной и действительно эффективной подготовке в условиях высоты, но не считал это нужным. Накопленные знания он трансформировал в самый настоящий дом на колёсах – тренировочный трейлер, оснащенный всем необходимым для проживания и тренировок.       Сейчас это чудо человеческой мысли красовалось на стоянке рядом с вакс-грузовиками, сверкая недавно протертыми боками. Бьорндален любил во всем порядок, стремился к чистоте и даже самостоятельно проводил влажную уборку в своем гостиничном номере. А про его пылесос уже слагали байки среди поклонников биатлона. Педантичность, с которой Уле относился к защите от бактерий, вызывала только уважение, в том числе и у Антона. Россиянин считал норвежца своим кумиром, никогда этого не скрывал, и иногда, в самой глубине души, всё ещё испытывал трепет перед его достижениями, ощущая себя мальчишкой рядом с ним.       Однако проходя мимо того самого супер-трейлера, Антон не думал вообще ни о чём. Счастливо улыбаясь, он помогал сервисерам нести лыжи, вел с ними ничего не значащий разговор о какой-то ерунде и подставлял лицо слабому солнечному свету. Безразлично скользя взглядом по нарисованному яркой краской норвежскому флагу на белой панели, он заметил своего друга Илью Трифанова. Журналист увлеченно общался с девушкой в бордовой форме, стоявшей к нему спиной. По цвету костюма Антон не смог определить, из какой она сборной. Впрочем, этот вопрос мелькнул на самом краю его мыслей и тут же исчез.       Он стоял у выхода с огромной парковки, давно попрощавшись с ребятами из сервис-группы, и ждал. Чего он ждал, не понимал сам. То ли вездесущего друга с камерой в руках, то ли тренера с планшетом, а может, он просто наслаждался редкими минутами хорошей погоды в этом маленьком городке. Какие мысли в тот момент бродили в его голове, не знал никто. Можно было только догадываться, что мысли определенно носили приятный характер. - Привет! – звонкий голос нарушил миг умиротворенного спокойствия и ожидания, тяжелая рука опустилась на его плечо. - Илюха, что ж так внезапно подкрадываешься? – чуть-чуть повозмущался Антон. - Работа у меня такая – быть неслышимым, невидимым, чтобы самому при этом всё видеть и всё слышать… - А потом выкладывать на нас компромат? – со смехом закончил фразу Антон, перебив Илью. - Монтировать передачи с хорошим ТВ-рейтингом, - поправил Трифанов. - Ну да, ну да. Рейтинг, - пожал плечами биатлонист и замолчал.       Но Трифанов был не из тех людей, которые в хорошем настроении поддерживают тишину, особенно при встрече с хорошими друзьями. Даже если эти встречи происходят несколько раз в день в течение полугода. - А ты чего здесь стоишь? Почему не уехал ещё? – поинтересовался Илья. - Да так. Хорошая погода, даже солнце светит немножко. Решил воздухом подышать свежим.       Ответ насмешил корреспондента. В самом деле, о каком свежем воздухе может идти речь на оживленной парковке? Да и потом, разве биатлонисты не проводят много времени вне помещения? Илья понимал, что дело совсем не в этом, но решил не докапываться до истины. В конце концов, вопрос был слишком мелким и незначительным. - Кстати о рейтинге. Мы сегодня вечером интервью с Домрачевой записывать будем! – поделился рабочими планами Илья, решив перевести тему. - Интервью – это хорошо, - задумчиво протянул Шипулин.       Трифанову показалось, что друг почти его не слушает, улавливая только отдельные слова из его реплик. Подозрение подтвердилось последовавшим вопросом. - А с кем, говоришь, интервью, будет? – спросил биатлонист, рассеяно глядя куда-то вдаль и вверх. - С Домрачевой Дарьей Владимировной, - почти по слогам и с явной насмешкой в голосе отозвался Трифанов. – Вот как раз сейчас договаривались о времени. Пока она тренируется, мы вопросов ещё накидаем животрепещущих. - Аааа, - только и ответил Антон. - У тебя точно всё в порядке? – Трифанова не на шутку взволновала эта не свойственная Шипулину отвлеченность и даже некая отрешенность. - Да-да, Илюха, всё хорошо. Задумался просто.       Пока они разговаривали, погода начала портиться. Набежали свинцовые тучи, грозившиеся обрушить снег. Ветра ещё не было, но где-то за горами облака уже становились рваными от резких порывов. Друзья переглянулись и решили, что пора уже, наконец, ехать в отель. Биатлониста с удовольствием подвезли на автомобиле съемочной группы, хотя и поворчали, что салон не резиновый.       Замерев перед автоматической дверью главного входа в гостиницу чтобы попрощаться с Ильей, Антон вспомнил, что его заинтересовало перед разговором на парковке. - Триф, а кто у нас сейчас в бордовый цвет экипирован? Я что-то не припомню, чтобы норвежцы новые комбинезоны надевали. В смысле, с кем ты разговаривал у трейлера Бьорндалена? Явно ведь не с Тириль Экхофф. - А ты зачем спрашиваешь? – насторожился Илья, внезапно вспомнив некоторые обстоятельства, принадлежавшие прошлому его лучшего друга и одной симпатичной девушки. - Просто интересно. Она мне показалась знакомой, но не мог вспомнить, кто она или из какой сборной. - Да Домрачева это, Дашка. Я же тебе говорил, что мы с ней об интервью договорились. Она в декабре тренировалась одна, и супер-сооружение ей помогало. Сразу видно: муж заботливый, карьера жены важнее всего, - осторожно протянул Трифанов, опасливо ожидая реакции со стороны Шипулина.       Тот хлопнул себя по лбу: - И как я раньше не догадался? Давно не общался с Бочарниковым, забыл, что у их команды теперь такой интересный цвет комбинезонов.       Фразу о муже он проигнорировал (случайно или намеренно, Илья не мог сказать). В глазах Антона не изменилось ничего, но именно это и беспокоило приятеля. Он решил продолжить опасный разговор. - А что с цветом такого? С начала сезона они в нём щеголяют, - безразлично пожал плечами Илья, пытаясь не выдать своих опасений. - Ну не знаю, этот цвет мне напоминает вино. Хорошее французское вино. - По-моему, у вина не такой оттенок, - заспорил Трифанов, радуясь возможности отдалиться от темы, ведущей на скользкую дорожку воспоминаний. - Может, и не такой. Но мне всё равно напоминает вино.       Обменявшись ещё парой фраз, друзья разошлись в разные концы коридора. Кто-то спешил вернуться к профессиональным делам, а кто-то на встречу с массажистом. Разыгравшаяся за окном метель напомнила всем, что они находятся в самом непредсказуемом биатлонном местечке, отбила всякую охоту гулять у любителей романтики. Прогулка даже до ближайшего кафе казалась надругательством над здравым смыслом, во внутреннем дворе отеля все передвигались исключительно бегом от корпуса к корпусу.       Вечер закончился традиционным собранием с тренерами и обменом впечатлений между ребятами. Дебютанты Оберхофа с ужасом косились на снежные завихрения за окном и тихо переговаривались о возможном количестве промахов в такую погоду. - Да ладно вам, это ж к вечеру разыгралось, а гонки у нас с утра, - Антон попытался приободрить молодёжь, но встретил два таких затравленных взгляда, что даже испугался.       Фраза неловко повисла в воздухе, и её автор поёжился от реакции на неё. Он нашёл место на диване рядом с Максимом Цветковым и тихонько спросил: - Что это с ними случилось?       Максим пожал плечами и пробормотал что-то о метели, нагнетающей слишком сильную тоску. - Так ты бы убедил их, что это норма, - попытался пошутить Антон, снова обращаясь к Цветкову.       На сей раз Максим был резок в ответе: - Я им в няньки не нанимался! Взрослые уже. Сами поймут, что нравится им это или нет, а гонки будут именно в такую трэш-погоду.       Шипулин вполуха слушал старшего тренера и думал обо всём, что сейчас увидел и услышал. Ему определенно не нравилась назревающее напряжение между ребятами, но открытого конфликта не было. Временно возникшее недопонимание? Очень может быть. Только как же его разрулить? У него такие ситуации тоже возникали, и не раз, сам Антон мог вспылить, Дима Малышко тоже, Трифанов так вообще никогда не отличался терпением. Отличие было в том, что с Дмитрием в недомолвках на сборах удавалось разобраться внутрикомнатно, с Ильей в юниорские годы тоже. У этих же ребят конфликт мог отразиться на команде в целом. - Шипулин, ты в каких облаках летаешь? – тренер Касперович, видимо, не в первый раз обращался к Антону, а Цветков вот уже секунд 30 болезненно тыкал его в бок. - Ни в каких. Извините, пожалуйста, - виновато произнес Антон, морщась от тычков. - Ладно, проехали. Повторяю вопрос... – Касперович продолжил собрание, а Шипулин заставил себя сконцентрироваться на его словах, забыв обо всех своих и чужих проблемах. Некстати появившиеся днём воспоминания и ассоциации с вином бордо он тоже отправил в самый дальний угол шкафа мыслей, в тот самый пыльный закуток, в котором «уборка» наводилась крайне редко и куда он без особой надобности не заглядывал.

***

      Утренняя тренировка проходила сумбурно. Ребята обсуждали, какую выбирать стартовую группу на спринт, а погода продолжала огорчать серой хмуростью. Предрассветный туман уже давно рассеялся, но видимость всё равно была плохой. Мишени казались картинкой в испорченном телевизоре. Столкновений на трассе удавалось избегать только благодаря ярким цветам комбинезонов и курток. - Типичный Оберхоф, - пожимал плечами Дмитрий Малышко.       Считалось, что Дима любит Оберхоф, а Оберхоф любит Диму. Только вот что-то в последние годы эта любовь претерпевала кризис, всё больше превращаясь в очередную биатлонную байку, которыми потчевали дебютантов. - Я бы сказал, что это лайт-версия типичного Оберхофа, - добавил Шипулин, рассматривая планшет в руках Гербулова. - Это почему лайт? – звонкий и почти мальчишеский голос Бабикова нельзя было спутать ни с чьим другим. - Потому что, дорогой мой тезка, в типичной версии магнитики на планшете Андрея Саныча красовались бы где угодно, но только не здесь, - и Шипулин показал на внутреннюю часть толстого контура нарисованной мишени.       Бабиков результат работы оценил уважительным кивком головы, а затем обернулся к Матвею Елисееву. Шипулин пригляделся к их лицам: вроде оба в хорошем настроении, глаза горят, щеки алеют здоровым румянцем. Хоть прямо сейчас в гонку выставляй! Так что же вчера у них произошло? Об этом он хотел поинтересоваться у Цветкова, но Максима поблизости не было видно. Невольно на его вопрос ответил ещё один новичок команды, Юрий Шопин. - Представляете, мужики, вчера американец этот, Бэйли, наехал на Матвея с Антоном по поводу допинга. Дескать, все вы русские на препаратах запрещенных, отстранить вас надо, - возмущенно рассказывал Юра, который совсем недавно приехал из резервной команды. - Подожди-подожди. Вот просто ни с того ни с сего Бэйли подошёл к нашим и начал бочку катить? – возмутился кто-то из девушек. - Примерно так и было, - ответил Юра. - Но почему именно к ним?! – Антон с трудом узнал собственный голос, так как почувствовал, что охрип от нахлынувшего возмущения. - Потому что они английский хорошо знают, и с канадцем каким-то хоккей обсуждали. А канадцы в одной гостинице с американцами живут. - Вот ведь…, - а дальше Антон выругался нецензурно.       В душе его закипела злость. Нехорошая злость, не спортивная, подгоняющая вперёд, а звериная. Та, что сопровождается гневом и может толкать на необдуманные поступки. Мало им травли в прессе, так ещё и наезды исподтишка начались! Хорошо хоть в лицо сказал, а не в твиттере написал. Прекрасная, конечно, мишень для атаки выбрана – молодые спортсмены, ещё толком пороху не нюхавшие, почти без опыта за плечами. Вот и изучай после этого английский, чтобы потом умники приставали с беспочвенными нападками. - И чем всё закончилось? Ребята ему что-нибудь сказали в ответ? – допытывались девушки. - Да, вежливо сказали, что им бы тоже не мешало за свои допинг-пробы побеспокоиться, - закончил свой рассказ Шопин.       Это происшествие могло бы всколыхнуть команду надолго, бурная дискуссия на животрепещущую тему уже висела в воздухе , но Касперович быстро раздал всем девушкам персональные задания, пресекая любые попытки отвлечься и поболтать. Мужская же тренировка подходила к концу, нужно было только дождаться Максима с закатки. Цветков уже виднелся на ближайшем спуске в сопровождении Рикко Гросса, и это означало скорое отправление команды в зал для ОФП.       Антон подхватил рюкзак и чехол с винтовкой, шутливо пихнул Диму, который не мог вспомнить, куда положил аккредитацию. Помахал рукой проходящим мимо белорусским биатлонисткам и уже собирался выдвигаться в сторону выхода со стадиона, как его неожиданно окликнули. Голос, который его приветствовал, он бы узнал из миллиона. Вот только раньше он вызывал трепет, дрожь, иногда даже боль, но чаще всего – радость. Сейчас Антон не почувствовал ничего. Почти ничего. «Почти» заключалось в легком удивлении узнавания и еле заметном трепыхании клубка мыслей в пыльном углу на нижней полке. - Привет, Антон! Как дела?       Давняя знакомая вежливо улыбалась ему, над стадионом бушевал ветер, на стрельбище трещали закрываемые мишени, совсем рядом по рации переговаривались тренеры. Жизнь текла сквозь обычные для биатлониста события, вот только Антон воспринимал их с трудом. - Привет, Даша. Дела нормально, вот тренировку закончил. А у тебя как дела?       Длинную, хоть и вполне обыденную фразу Шипулин торопливо произнес на одном выдохе, оправдывая себя боязнью ледяных порывов. Дарья Домрачева (конечно же, это была она) с той же вежливой улыбкой продолжила разговор: - У меня всё хорошо. Слышала, что твоя сестра Анастасия снова в строю. - Да, она выступала в Поклюке, - собственная интонация показалась Антону неродной, будто вместо него вещает магнитофон.       Их разговор со стороны выглядел абсолютно обычно. Только голос россиянина теперь звучал излишне бодро и отчужденно, как при общении с иностранной прессой. Даша отпускала ничего не значащие реплики всё с той же дежурной улыбкой, которая предназначалась посторонним. Что поразительно, оба избегали прямого контакта взглядов. Беседа вроде бы не напрягала её участников, не вызывала в них бурю эмоций, но некоторая натянутость маленькой иголочкой сквозила во вполне дружелюбном обмене вопросами и делала первые уколы для будущих стежков. И неудивительно, что в момент прощания оба едва заметно, но всё же вздохнули с облегчением.       Ещё год, полтора года назад, Шипулину даже представить себе не мог, что будет вот так спокойно и безразлично общаться с Домрачевой, интересоваться её здоровьем и рассказывать о своей сестре. Их предыдущий разговор происходил на таких повышенных тонах, что в гостиничном номере запросто могли вылететь оконные стекла. Занавески цвета бордо растерянно колыхались от криков, пол украшала разбитая бутылка французского вина. Дашин оглушительный хлопок дверью, казалось, поставил бескомпромиссную точку в их многолетней запутанной дружбе. Любые отношения, будь то дружба или любовь, выстраиваются годами, а разрушаются гораздо быстрее. Когда их фундамент дал трещину, уже и не вспомнить. В памяти Антона остались только руины, в душе – остро болящие раны. Только ехидная совесть обрела наконец-то сон и покой, отправляя Шипулина в ювелирный магазин за кольцом для совсем другой девушки, матери его будущего сына.       Руины вскоре превратились в пепел, раны затянулись, не оставляя шрамов. Психологическое равновесие восстановилось не скоро, понадобилась вся осень, чтобы выбраться из непонятной хандры. Маленький Дмитрий Антонович, ворвавшийся в его жизнь незадолго до католического Рождества, вернул ему веру в чудеса и хорошее настроение.       Все эти воспоминания мелькали каруселью в мыслях Шипулина, пока он качал пресс, занимался растяжкой и лежал у массажиста на кушетке. Только последовавший контрастный душ напомнил ему об усталости и выветрил остатки постороннего шума из головы. Врач рекомендовал всем после обеда поспать, чем Антон и занялся.       Проснулся он через несколько часов, незадолго до ежевечернего собрания. Дмитрия в номере не наблюдалось. Антону почему-то вдруг захотелось прогуляться или поговорить с кем-нибудь. Абсолютно ровные светлые стены давили и вселяли смутное беспокойство. Стандартная гостиничная кровать казалась слишком мягкой и не вселяла желание находиться в ней ещё хоть сколько-нибудь времени. Он оделся, вышел в безукоризненно чистый холл и огляделся в поисках компании. Украинские спортсмены приветственно помахали ему рукой, но он только кивнул им. Среди представителей географически соседней сборной хороших друзей и даже просто приятелей у него не водилось. Нужен был кто-то родной, хорошо знакомый. Антон Бабиков, одиноко сидевший с книжкой в руках на подоконнике, показался ему маяком надежды во тьме отчаяния. Шипулин решительно направился к тёзке. - Не возражаешь, если я присяду? – спросил он, картинно смахивая несуществующую пыль с белой поверхности. - Места много, садись, - Бабиков сильнее поджал к себе колени.       От резкого движения книжка вылетела из его рук. Потрепанный бумажный переплет не выдержал, и светло-серые странички молчаливым укоризненным веером рассыпались по полу. Антон-младший (так называли его врач, массажист и сервис-бригада) расстроено спрыгнул с подоконника. - А я ведь только устроился удобно, - сетовал Бабиков.       Шипулин, чувствуя свою вину, встал было, собираясь помочь, но коллега твёрдым жестом попросил его не дергаться. Страницы не могли далеко разлететься, поэтому Антон быстро справился с наведением порядка. Проворно сложив листы плотной стопочкой, он снова сел у окна, прижался спиной к стене и мечтательно поглядел вдаль. Хмурый вечер никак не мог испортить его приподнятого настроения. Видимо, вчерашнее происшествие с американцем уже тоже забылось. Да и зачем внимание обращать на провокаторов? - Что читаешь? – поинтересовался старший товарищ. - Стихи. - А чего не вслух? - Слушателей не было, - пожал плечами Бабиков. - Может, мне почитаешь? – хмыкнул Антон.       Другой Антон слегка смутился, его и без того не бледные щеки вспыхнули совсем ярким румянцем. Шипулин сумел разглядеть на потрепанном корешке заглавие книги: «Любовная лирика русских поэтов». - Я-то думал, ты Рождественского постигаешь, - прокомментировал он увиденное. - Бесконечен этот тягун, Как дорога в неблизкий свет. За твоей спиною сквозь гул Потрясающе катит швед! – продекламировал он с выражением, а затем виновато добавил, что дальше не помнит. - Главный знаток творчества Рождественского в комментаторской кабине сидит, - засмеялся молодой биатлонист. – Куда мне с ним тягаться? - И то верно. А кому в любви признаваться будешь? – продолжал разговор лидер сборной. - Ну не винтовке же, - отмахнулся парень, считая ответ слишком очевидным и банальным. – Жаль, что переплет опять рассыпался.       Бабиков с явным сожалением вертел в руках стопку чуть помятых страниц. Шипулин понял, что этот порядком потрепанный сборник является значимой вещью в обиходе товарища по команде, несмотря на наличие современного мобильного телефона и стабильной сети Wi-Fi в отеле. - Давай я заклею? У меня как раз есть картонка, которую ещё не выкинул, от подарочной упаковки осталась, - голос Антона-старшего выдернул его тезку из сентиментального настроения. - Ну давай, - согласился любитель поэзии. - А можно я до завтра себе оставлю? Почитать вдруг захотелось.       Вопрос прозвучал неожиданно даже для самого Шипулина. В век информационных технологий печатные книги становились редкостью. Но оба Антона ценили стабильность: у бумаги не закончится заряд батареи, а содержание напечатанного не зависело от мощности сигнала интернет-сети. Младший товарищ с пониманием отнёсся к просьбе старшего. Вместе они дошли до уютных диванов в закутке одного из гостиничных этажей, где тренерский штаб готовился сообщить им стартовые номера на спринт.       После собрания в своём номере Антон прежде всего занялся починкой переплета. Выудил из недр чемодана помятую картонную коробку, скотч и ножницы, проверил нумерацию и порядок страниц, разгладил обложку. Книга изрядно потрепалась во время многочисленных переездов её владельца, но типографская краска была качественной, поэтому буквы не размазались. - Надеюсь, мы не потеряли какую-нибудь из страниц в коридоре, - пробормотал Антон, оглядывая дело рук своих.       Дима, с удивлением косившийся на манипуляции соседа, попросил книгу, чтобы посмотреть поближе. Название сборника сразу выдало владельца, и Малышко даже не стал спрашивать, кто же в современном мире покупает бумажные книги. Лично он, Дмитрий, категорически не понимал этого пристрастия к устаревшим, на его взгляд, вещам, но вступать в спор не хотел. - Раритет, - небрежно заключил он и вернул сборник стихов на тумбочку Шипулина.       В голосе друга Антону почудилась нотка презрения, но он быстро отмёл все эти нелепые подозрения, не желая ссориться по пустякам. Пожелав спокойной ночи, Антон устроился поудобнее в кровати, вытянул уставшие за день ноги и осторожно открыл книгу на первой попавшейся странице. На ней было напечатано стихотворение Тютчева, которое он когда-то учил наизусть в школе:

Я встретил вас — и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое— И сердцу стало так тепло... Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час, Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас, — Так, весь обвеян дуновеньем Тех лет душевной полноты, С давно забытым упоеньем Смотрю на милые черты... Как, после вековой разлуки, Гляжу на вас, как бы во сне,— И вот — слышнее стали звуки, Не умолкавшие во мне... Тут не одно воспоминанье, Тут жизнь заговорила вновь, — И то же в вас очарованье, И та ж в душе моей любовь!..

      Строки почему-то зацепили своим содержанием, и Антон перечитал их несколько раз. Какая-то тонкая струнка в душе остро отзывалась на вкладываемый смысл. Аттракцион воспоминаний завертелся с новой силой. Но появляющиеся в голове ассоциации тратили так много энергии, что Шипулин не заметил, как уснул с книгой в руках, не погасив лампу. Малышко заботливо щелкнул кнопкой выключателя и небрежно извлек сборник стихов из крепкой хватки друга. - Не хватало ещё, чтобы спринт завтра провалил из-за того, что отвлекался на лирику, - обеспокоенно пробормотал Дмитрий, забираясь под одеяло.       Его опасения не были напрасными. Спринтерские гонки на немецких этапах никогда не складывались удачно для лидера российской сборной. Обычно ему не везло с ветром, пару раз осечки случались из-за душевных переживаний. Питерец не знал о воспоминаниях, которым Антон предавался днём, и потому беспокоился исключительно о погодных условиях. В Оберхофе трудно сохранять концентрацию на протяжении всей дистанции, всё время приходится держать себя в напряжении. Почти невозможно контролировать устойчивое положение винтовки на стойке, если захлестнул порыв ветра. Словом, условия не из легких.       Почти сутки спустя, когда усталый и раздраженный Шипулин направлялся в комнату прохождения допинг-контроля, он мысленно рассуждал теми же словами, что и его напарник накануне. Отвратительное выступление он связывал только с неудачной работой на рубеже. Можно было также свалить на ошибку в подготовке лыж, но ведь плохому танцору и сапоги мешают. Ему и в голову не приходило вспомнить ускользающий сквозь пальцы сон, в котором его звал чей-то голос, а он хотел бежать, но не мог. В реальности же его гнали тренеры с самого первого отрезка, подсказывая отставание, но ноги казались свинцовыми и с трудом набирали скорость даже на спусках. Простая аналогия помогла бы разобраться с таким важным вопросом, но умные мысли никогда не приходят вовремя.