Renegades

Мы прорвемся, мы поднимемся в небо. Мы не упадем сегодня на Землю. Твоя кожа, твои глаза, каждый твой вдох, Ни греха, ни страха, ни тайн не осталось. Без сожалений, без поражения, Только два сердца побеждают. Приляг обнаженной, приляг со мной. Мы будем великолепны. Сейчас ничего не имеет значения. Великолепны. Звезды сталкиваются вокруг нас. Люби меня сильно, не отпускай меня. Держись до послесвечения. Мы будем великолепны. -Måns Zelmerlöw “Glorious”

— Кара, пожалуйста, открой дверь. Прости меня, я правда не хотел… — Монс нервно сглотнул, вспоминая, как его ладонь с громким шлепком пришлась по стене и как Кара вся сжалась от этого удара. — Я бы никогда не ударил тебя. Кара… Ответа из-за двери не последовало. Все, что он мог слышать, — ее тихие всхлипы. Как же он ненавидел себя за это! За то, что уже дважды за два дня он довел ее до слез, пусть и не намерено. И пусть она действительно была упрямой, невыносимой в своей ревности, пусть его раздражала ее неспособность слушать, это все не оправдывало его поведения. Он не имел никакого права так себя с ней вести. Сельмерлёв обессилено опустился на пол, прислоняясь к стене возле закрытой двери спальни. Ну вот, теперь между ними действительно стояла стена, в буквальном смысле. Почему за полтора месяца они уже дважды сильно ссорились из-за каких-то подозрений, нежелания выслушать друг друга, бросая друг другу ложные обвинения. Почему он раздражался и вел себя с ней так грубо, когда все, чего хотел, крепко прижать ее к себе и никогда не отпускать. Пусть его окружало множество разных привлекательных девушек, на которых он просто не мог не обращать внимания, в Каре было что-то, что влекло его во всех планах. На губах Монса появилась легкая улыбка, вызванная воспоминаниями вчерашнего вечера. Он тихо закрыл за собой входную дверь, боясь разбудить ее. Месси, как ни странно, не выбежал в прихожую встречать его, как делал это всегда. На часах было начало двенадцатого, Монс был абсолютно вымотан и разочарован встречей со спонсорами, да еще и неприятный осадок на душе от встречи с Азрой никак не хотел исчезать. Все, чего он хотел — это смыть с себя этот поганый день и упасть на кровать, вдыхая такой родной запах медового шампуня и засыпая под размеренное дыхание рядом… Но быстро стащив с себя хайтопы и куртку, Монс осторожно, стараясь не шуметь, заглянул в спальню. Кровать была застелена и пуста. Это было настолько непривычно, что его сердце на мгновение дрогнуло. Он нашел Кару спящей на диване в гостиной перед камином, а в ее ногах свернувшегося клубком Месси, который едва пошевелился при виде хозяина и снова опустил морду ей на ноги. Сельмерлёв подошел ближе, опускаясь на колени перед диваном и глядя на спящую девушку. Кара спала, подложив одну руку под щеку, ее светлые волосы разметались по темно-серой подушке, словно белые гребни пены на верхушке волны. Плед съехал набок, и Монс осторожно поправил его, снова накрывая Эрикссон и задерживая ладонь на ее плече. От нее веяло теплотой, спокойствием и… домом. Он легонько коснулся ее щеки, проводя пальцами по бархатной коже, и улыбнулся, чувствуя, что все события дня стали неважными. Не было ни раздражения, ни усталости, — только безграничная нежность к ней. Еще пару минут назад он мечтал только о душе и сне, то сейчас понимал, что мог бы просидеть вот так всю ночь перед этим диваном, любуясь ею и охраняя ее сон. Чувство свободы от прошлых отношений наполнило его до краев. Больше никаких призраков — у него есть яркая реальность. Монс не знал, сколько так просидел, но усталость начала одолевать, и он все-таки решил направиться в душ, когда заметил осколки стекла у противоположной стены. Рамка с фотографией, на которой были запечатлены они с Карой в ночь его победы на Евровидении, валялась разбитой у камина. Первой мыслью было, что она упала с каминной полки, но потом он вспомнил, что фото вообще-то стояло на журнальном столике. Неужели это Месси так постарался, найдя себе новую «игрушку»? Теперь Сельмерлёв знал, почему-то фото было там… разбитое. Кара думала, что он предал ее, изменил ей, обманывал ее, встречаясь с Азрой. До чего же нелепо! И все же ей было больно, она злилась… И запустила рамкой в стену. Монс почти видел ее заплаканные глаза и слышал звон разбитого стекла. Он шумно выдохнул, понимая, что она должна была чувствовать, увидев их с Азрой там. И то ее сообщение о том, что у нее болит голова, явно было враньем, нежеланием говорить с ним… А он даже не догадался об этом. Неужели так плохо ее знал? Или просто не обращал внимание на детали? Ну почему все так происходит? Еще два месяца назад они были абсолютно счастливы, предвкушая совместную работу на Евровидении. Монс отлично помнил тот день. То утро, когда она предстала перед ним на кухне, а он оторопело смотрел на нее, одетую в несвойственном ей деловом стиле, и думал о том, до чего же серьезной и сексуальной она была в тот момент. Ее ожидало важное прослушивание с редактором из «Вернамо ньютер», руководство которой набирало первокурсников факультета журналистики Стокгольмского университета для отдельного проекта, связанного с Евровидением. Кара волновалась, а он уверял ее, что все будет отлично и именно ее возьмут в этот проект. После она сомневалась, что попала туда своими силами, а не его влиянием, но он знал точно, что это была целиком ее заслуга. Он помнил, как ждал ее у здания университета. Одета в деловом стиле, она казалась несколько не похожей на себя, такой взрослой и уверенной в себе. Белая блузка и черная юбка-карандаш до колен идеально подчеркивала ее фигуру, все манящие изгибы тела. Платиновые волосы, закрученные в пучок, открывали шею и несколько меняли черты лица. Девушка шла неторопливо, размеренно чеканя шаг, чем только завершала образ деловой леди. Но стоило ей увидеть Монса, стоявшего у машины и наблюдавшего за ней, как от деловитости не осталось и следа. Кара улыбнулась, и побежала к нему, только каблуки зацокали по брусчатке. Она практически запрыгнула на него, повисая на шее. Монс засмеялся, подхватывая ее так, что ноги девушки оторвались от земли, и прокручивая несколько раз. — Я сделала это! Меня взяли! — радостно произнесла Эрикссон, не в силах больше молчать и хранить это в себе. — Нисколько в тебе не сомневался, — ответил он ей на ухо, крепче прижимая к себе. — У меня был прекрасный вдохновитель и замечательная поддержка, — заговорщицким шепотом ответила Кара, не переставая улыбаться. Монс опустил ее на землю, слегка отстраняя от себя, чтобы заглянуть в ее сияющие глаза. Она вся будто светилась от счастья. И этот свет проникал в каждую клетку и его тела, наполняя его радостью и гордостью за нее. Улыбнувшись, Сельмерлёв подцепил пальцами ее подбородок, намереваясь поцеловать, но она выпорхнула из его объятий, не сдерживая смех от его несколько растерянного вида, и направилась к машине, в одно мгновение оказавшись по другую сторону от Монса и уже открывая себе дверцу. Вздохнув, мужчина покачал головой и себе направился к машине, открывая дверь и занимая водительское место. Кара, больше не церемонясь со своим внешним видом, сбросила туфли, закидывая их под сидение и, подтянув облегающую юбку немного вверх, чтобы не стесняла движений, забралась с ногами на сидение, поджимая их под себя. Только пучок на голове еще сохранял остатки образа деловой леди. Во всем остальном она снова была прежней Карой: непосредственной и эксцентричной. Было в ней что–то от ребенка, что не могло не привлекать. И Монсу она нравилась такой. Не дав ему опомниться, Эрикссон схватила его за край футболки и притянула к себе, глядя с озорством. Обняв Монса за пояс, она перебралась ближе к нему, возвращая «украденный» на улице поцелуй. Кара почувствовала, как губы Сельмерлёва расплылись в улыбке, прежде, чем накрыла их своими. Легко, дразняще, только на какое–то мгновение. Но он не дал ей отстраниться, захватывая ее губы своими, слегка втягивая в рот нижнюю, углубляя поцелуй. Он мог чувствовать ее ускорившиеся сердцебиение, которое сливалось с его собственным, когда, слегка проведя рукой по ее лопаткам, опустился вниз к пояснице, мягко нажимая на нее и придвигая девушку еще ближе, практически к себе на колени. Кара прикусила его губу, словно возмутившись на такие действия, но ее руки, скользящие вверх по его спине, говорили об обратном. Их вдохи и выдохи слились воедино, заставляя забыть обо всем, что происходило вокруг. Не прерывая поцелуй, второй рукой Монс потянулся к ее затылку, нащупывая заколку и вытаскивая ее из пучка, заставляя волосы девушки разлиться по плечам белыми шелковистыми волнами. Все, теперь существующий еще две минуты назад образ был полностью разрушен. Монс запустил руку в ее волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Так гораздо лучше. Он уткнулся лицом в ее шею, прикрытую волосами, вдыхая их медовый запах и переводя дыхание. Кара в свою очередь тоже сделала несколько судорожных глотков воздуха и опустила голову на плечо Сельмерлёва, дразняще проводя носом по его шее, вдыхая запах его кожи. Они могли бы сидеть вот так вечно, в объятиях друг друга, наслаждаясь этой близостью. Мир словно замер, превращая это мгновение в вечность. Как же нестерпимо ему хотелось снова обнять ее вот так и чувствовать на своей шее ее теплое дыхание… Кара сидела за дверью, опершись о нее спиной и обхватив колени. Она вытирала слезы, но они появлялись снова и снова. Она пыталась успокоиться, но рыдания продолжали сотрясать тело, а эмоции накатывали волна за волной. Вначале Эрикссон злилась на Азру, потом на Монса. Черт, в какой-то момент она ненавидела его! Когда осознала, что на самом деле значили слова Османцевич, так небрежно брошенные в студии, осознала, что все это время ее обманывали, она почувствовала жгучую обиду. Потом, ввинчиваясь в сердце, пришла боль. А потом боль сменилась злостью. И когда он закричал о том, что устал от ее ревности, ее окатила волна ненависти, заполняя все существо. Но только на короткий миг, потом она снова стала болью. И те ее слова ему в ответ забрали у нее все силы, опустошив эмоционально. Но, когда Монс схватил ее за руку и ударил ладонью в стену, у нее появилось совсем новое чувство. В тот момент она действительно подумала о том, что следующий удар может прийтись по ее лицу, и это заставило ее застыть от страха. Она боялась потерять его, но никак не боялась его самого. Она никогда и подумать не могла, что он может причинить ей боль… в физическом плане, что может ударить ее. Но на тот краткий миг поверила, что он был способен на это. Сельмерлёв сам испугался своего поведения, Кара видела это по его глазам, и у нее отлегло от сердца, но это все равно оставалось слишком большим эмоциональным потрясением. Как и их ссора. Она просто не могла видеть его, не могла выносить его прикосновение. Она вырвала руку и убежала, отгораживаясь от него дверью спальни. Все чувства смешались, выливаясь слезами, которые они никак не могла остановить. А когда, кажется, наконец начала успокаиваться, поняла, что злилась на саму себя. Сначала ругала себя за наивность и доверчивость, потом за глупость. После — за то, что вела себя слишком эксцентрично. Он был прав, она даже не хотела его слушать, оставаясь при своем мнении. Почему она не давала ему шанса объяснить? Разве не так повела себя Азра? Неужели она собирается повторить ее ошибки? То, что она говорила ему… Кара продолжала всхлипывать, злясь и ругая себя одновременно. Ей стоило выслушать его. Но могла ли она верить его словам? Могла ли верить его чувствам? В голове сразу же всплыло воспоминание о прошлой осени. Тогда она попала под дождь, потому что решила прогуляться до дома, отказавшись от предложения Монса заехать за ней. В результате сильно промокла, и это в конец октября. Сельмерлёв тогда отругал ее за это, отправив под горячий душ. Он действительно переживал о том, чтобы она не заболела, заставив выпить не одну чашку горячего чая. Они лежали на диване в гостиной, греясь у камина, но ей и так было жарко в его объятиях. А еще невероятно спокойно. Она ощущала себя такой защищенной, какой чувствовала только когда-то в детстве, когда ей было три или четыре года и когда отец еще был жив. Это были почти выцветшие воспоминания, скорее, как далекий отголосок прошлого. Кара прижималась ближе к Монсу, вдыхая аромат его парфюма, который сводил ее с ума. Ей было так уютно. Он играл с ее волосами, пропуская и накручивая на пальцы пряди. А потом его пальцы пробежались по ее шее, посылая по коже электрические импульсы. Она развернулась к нему, встречаясь с такими родными теплыми карими глазами, от взгляда которых перехватывало дыхание. Руки почему-то тряслись, когда она потянулась к его лицу и коснулась щеки, опускаясь вниз и поглаживая линию подбородка, чувствуя под пальцами слегка колючую щетину. Несмотря на то, что они встречались уже полгода, Кара словно все еще боялась в открытую демонстрировать свои чувства, словно в ее сознании стоял какой-то блок. Но Монс стал тем, кто разбил его… Он улыбнулся и склонился к ней, целуя. Его горячие губы обожгли ее, поднимая температуру всего тела. Она обняла его за шею, притягивая еще ближе к себе, пробегаясь пальцами по его затылку так, как ранее это делал он, запуская их в его волосы. Этот поцелуй был наполнен нежностью, пленил и дарил уют, в которых Кара растворялась. Но она слегка прикусила его губу, будто требуя большего. Она чувствовала, как его губы расплылись в ухмылке, а потом он углубил поцелуй, проводя языком по ее губам, проникая внутрь. Его руки переместились на ее поясницу, затем немного ниже. На мгновение Кара задохнулась от охватившего волнения, но в следующую секунду ответила ему, а ее руки заскользили по его спине, чувствуя напряженные мышцы под ладонями. Его сильные руки скользили от ее талии к бедрам, затем снова поднимались вверх к груди. В тот момент она поняла, что ее тело хотело его так же, как его тело хотело ее. Они оба это поняли. Монс оторвался от ее губ. Его дыхание было слегка сбившимся, как и ее. Его глаза как бы спрашивали разрешения, а она не отказывала. В следующий момент его губы нежно коснулись ее шеи. В нос ударил пьянящий запах парфюма. Он продолжал оставлять легкие поцелуи, от которых тонкая кожа словно воспламенялась. Поцелуи в шею не были чем-то непривычным, но сейчас в них угадывалась страсть, постепенно они становились более настойчивыми, и это заставляло Эрикссон дрожать. Его руки блуждали по ее телу, и она была уверенна, что он чувствовал ее дрожь. Он слегка приподнялся на локтях, заглядывая ей в глаза и видя в них боязнь. — Прости… Я не хочу на тебя давить. Если ты… Она чувствовала его возбуждение. И, несмотря на волнение, понимала, что хочет того же, что и он. — Я хочу тебя, — выдохнула Кара, безуспешно пытаясь унять сумасшедшую дрожь в теле. Монс улыбнулся, заняв сидящее положение, потянув ее на себя и возобновив прерванный поцелуй, но целуя уже более настойчиво. Она нащупала края его футболки и потянула их вверх, снимая с него и отбрасывая куда-то в сторону. Она изучала пальцами его тело, каждый мускул и каждый кубик пресса на животе, и больше это не казалось чем-то неправильным. В тот момент он принадлежал ей и только ей. Сельмерлёв улыбнулся, снимая с нее свою же футболку, и замечая, как на ее щеках появился румянец. Ее смущение только прибавляло ей очарования. Она была для него эдакой фарфоровой вазой, с которой хотелось обращаться с особой бережностью и осторожностью. Он погладил ее по щеке, отбрасывая назад длинные волосы. — Я смотрю, у тебя слабость к моим волосам, — тихо выдохнула она почти ему на ухо. — У меня слабость к тебе, Кара… ко всей тебе, — так же тихо произнес он шепотом, оставляя легкий поцелуй на впадине за ухом. Затем опустился ниже. Жилка на шее пульсировала словно от страха. Он чувствовал ее ускоренное сердцебиение и знал, что она волнуется, но вместе с тем чувствовал ее возбуждение. Он подхватил ее на руки и перенес в спальню. Она лежала перед ним такая хрупкая, беззащитная и, казалось, испуганная, но такая желанная. — Ты правда хочешь этого? — спросил он, хотя сам не был уверен в том, что смог бы остановиться. Его тело казалось наэлектризованным, и его, как магнитом, тянуло к ней. Кара нервно кивнула головой, хотя ее глаза горели желанием. Она привыкла к нежности, к его уютным объятиям во сне, но тем вечером помимо нежности, между ними была страсть. И ей хотелось попробовать ее на вкус. Она притянула его к себе, больше не останавливая ни его, ни себя, растворяясь в ощущениях. Его рука скользнула по ее бедру, сжимая, а затем сгибая ногу. Ее тело трепетало в его сильных руках, словно загнанная в сеть бабочка, но ей не хотелось освобождаться. Наоборот, дрожащими руками она притягивала его еще ближе к себе, стирая даже минимальные границы. Когда его руки заскользили по ее рукам, прижимая их к кровати, сплетая их пальцы, Каре показалось, что они воспламеняли кровь в венах, словно туда заливали жидкий огонь. Их сердца бились в такт, дыхания сливались в одно. Они подчинялись одному ритму, были одним целым… От воспоминаний у Кары по коже побежали мурашки, а затем накрыла горячая волна. В ту ночь между ними не было ощущения неправильности, не осталось ни страха, ни тайн. Только два сердца бьющихся в унисон, желающих друг друга. Монс стал тем, кто разбил ее стены боязни. Вокруг них тогда словно сталкивались звезды. И ей хотелось любить его так сильно, насколько она была способна, и никогда не отпускать. Так что же случилось с ними? Неужели звезды погасли? Неужели для него это никогда и не было тем, чем было для нее? А может, это она все разрушала, позволяя подозрительности и ревности проникать внутрь, отравляя ее кровь, образовывая в сердце черную дыру и вместе с тем возводя стены непонимания? В голове зазвучали его слова «Мне нужна ты, и это все», «Ты тоже делаешь мне больно тем, что не хочешь меня слышать»… Люди часто портят все недомолвками и несказанными словами, которые остаются в мыслях и постепенно разрушают доверие, словно вода, которая точит камень. А потом слишком драматизируют, лишь усиливая страдания любимого человека и свои собственные. Возможно, все, что нужно, — это немного прощения.