Хексберг-400

Табак был непривычной марки, но своей любимой Олаф в местных магазинах не нашел. Он курил, стиснув зубы. Сигарета в его руках мелко подрагивала. В воздухе звенели колокольчики. Маленькие, серебристые. Олаф не видел их, но точно знал, что они есть. Звук прилетал с ветром, перемешивался с шуршанием прибоя, тихий, но явный. Для Осенних Скал на улице было свежо, а на пирсе возле моря — даже холодно, и Кальдмеер безотчетно пытался то спрятать кисти в рукава, то натянуть воротник пальто на уши. Он давно не ходил вот так по берегу, но сегодня почему-то ему этого хотелось. — Создатель, спаси и помилуй… — повторял он, глядя на горизонт, где смешивались в танце волны и небо. Спасательная операция шла уже два дня, и шансы найти кого-нибудь живым с каждым часом уменьшались экспоненциально. Они старались не надеяться, но все равно раз за разом посылали корабли и вертолеты в район бедствия. Ничего: ни яхты, ни трупов. Ничего. Море прибрало. Волонтерская группа в последние дни работала остервенело. Пауль прихватил Руппи и зарылся в техническую документацию, Бермессер отказался от современных источников и окопался в городском архиве, Гудрун принялась изучать социальные сети. Олаф оказался не у дел — никому из своих товарищей он не мог помочь, а создавать толпу и бегать за кофе не имел желания. Некоторое время Олаф потратил, раздавая задания своим студентам, еще немного ушло на текущие дела кафедры, которые можно было решить без личного присутствия. А потом вокруг него словно образовался вакуум, и избавиться от него получалось только стоя на пирсе. В кармане зазвонил телефон, и Кальдмеер вздрогнул — он не помнил, чтобы менял мелодию, но теперь вместо заводского «Доброго утра» из динамиков доносился легкий серебряный звон. — Профессор! — воодушевленно обратился к нему Руппи. — У нас небольшие подвижки, приходите в Адмиралтейство. Это было совсем недалеко — минут пятнадцать быстрым шагом. Внизу на вахте он записался в журнал посещений и без всяких трудностей поднялся на второй этаж. Здание, хоть и называлось новым адмиралтейством, было построено, наверное, еще в прошлом круге. В нем было всего два этажа, зато потолки высились на добрых три метра, двери тоже были солидные, высокие и массивные, с пружиной с обратной стороны, чтобы было легче закрывать. Олаф подумал, что Вальдес был прав — исторические здания в Хексберг очень легко датировать, потому что в Дриксен так не строили никогда. В приемной Руппи беседовал с веселым чернявым парнем в лейтенантской форме. — Нам разрешили выйти в море с гидролокатором! — объявил он, едва увидев Олафа. — Зачем? — не понял тот. — Если ничего не нашли с вертолетов, то почему нам должно повезти больше? Штарквинд пожал плечами. — Это хоть что-то, — признался он. — Я делаю, что могу. Ребята пока полны решимости, но мне кажется, что еще немного, и запал у них закончится. Пора разнообразить обстановку. — Мы просто зря потратим время, — покачал головой Олаф. — Ты знаешь, как происходит гидролокация? Корабль замирает на месте, оператор включает установку, затем снимает показания, и корабль переходит на следующее место. От того, что на борту появится пять лишних человек, процесс ни замедлится, ни ускорится, ни станет хоть чуть-чуть интереснее. Руппи покосился на секретаря, видимо досадуя, что Олаф подрывает его авторитет перед новым знакомым, и ответил: — От того, что мы все бесцельно перекладываем бумажки, тоже ничего не меняется. — Мы занимаемся этим делом несчастных четыре дня. Ну, может, вы еще сделали домашнюю работу в Метхенберг, — попытался успокоить его Олаф. — Иногда расследование крушений занимает много месяцев, а то и лет. — У нас есть только две недели, и я считаю рациональным попробовать разные формы расследования. Может, мы просто смотрим не туда. Я думаю, путешествие к месту крушения яхты поможет нам собраться. Гудрун согласна со мной. Олаф почувствовал что-то сродни слабости. Он не был согласен с Руппи и считал эту затею пустой тратой времени, но у него не было сил отстаивать свою точку зрения. «В конце концов, я тут ничего не решаю», — отстраненно подумал он. — Зачем ты вызвал меня? — спросил он. — Мне нужны ваши паспортные данные и номер страховки для заполнения заявки, — пояснил Руппи. К счастью, все необходимое Олаф всегда носил с собой. — Я, пожалуй, подожду тебя снаружи, — сказал он. — Ты ведь собираешься на обед? — Да, конечно, — Штарквинд наклонился над плечом у лейтенанта и смотрел, как тот вносит данные из документов в компьютер. — Я скомандовал общий сбор, все соберутся здесь в столовой. Олаф вышел в коридор и остановился у большого окна с витражом в верхней трети. На изображении черноволосые девушки в белых платьях кружились вокруг сухого крючковатого дерева. «И зачем художник нарисовал его таким страшным?! — удивился Олаф. — Девочки вот вполне симпатичные…». Он обратил внимание, что везде в других местах стояли стеклопакеты, и решил, что этот витраж тоже часть пресловутого местного колорита. — Не принимайте все так близко к сердцу. Кальдмеер стремительно обернулся. — Ротгер, что вы здесь делаете? Он хотел еще добавить: «Какого Леворукого вы так подкрадываетесь?!», — но постеснялся. — Я же летчик, — Вальдес приветливо улыбнулся и засунул руки в карманы красной форменной куртки. — Осматривал район бедствия, вот вернулся, доложился. — Ничего? — Середина Осенних Скал — никто не протянет столько в воде, а шлюпки мы бы нашли раньше, — покачал головой он. — Каждый, кто выходит в море, знает, что рискует, и смиряется с этим. И море прибрало их, — Олафа передернуло, когда он услышал свою фразу в устах другого человека. «Нет, — хотел закричать он. — Это не море, не фатум, мы еще найдем их. Они живы, живы, не смейте отчаиваться!». Но вместо этого проговорил: — Создателя ради, эти люди просто хотели повидать мир… На дворе конец Круга Ветра, что за дикости вы говорите?! — Да уж, конец, — Ротгер выделил последнее слово. — И скоро Излом. Это странно, не так ли? Четыре корабля, раз в четыре года, за шестнадцать лет до Излома… — он вдруг замолчал, а потом спросил странным, слишком мягким голосом: — Вы знаете, в честь кого вас назвали, Олаф? — Это не секрет. — И вам не страшно здесь, в Хексберг? — Мне не известно, находимся ли мы в родстве с тем самым Кальдмеером — фамилия в Дриксен достаточно распространенная, — он не удержался и закончил: — Примерно как ваша в Хексберг. Впрочем, скорее, нет, не находимся — моя семья эмигрировала из кесарии на одном из первых кораблей, отправившихся в Седые земли, а адмирал-цур-зее точно умер на родине. — Проклиная ее и кесаря, — добавил Ротгер. Олаф пожал плечами и снова поглядел в окно. — Прошло уже четыреста лет, откуда нам знать, что там между ними было… — Просто Кальдмеер был против высадки десанта в Хексберг. Но что поделаешь, кесаря Руперта кэцхен тоже любили. — Вы правда верите в эти сказки? — спросил Олаф. — А вы нет? Слышите? — он замер и прикрыл глаза, будто действительно прислушивался. — Колокольчики… Кальдмеер было прислушался, но услышал на этот раз только, как скрипнула дверь: — Господин Вальдес, — в коридор высунулась голова Валентина Придда, — зайдите, пожалуйста, мне нужно сказать вам пару слов, — он мазнул взглядом по Олафу, но сразу отвернулся, — наедине. Уже на пристани перед отправлением Олаф понял, что собирается плыть в открытое море впервые с момента гибели Неукротимого. Это открытие неприятно поразило его; он не испытывал страха или чего-то подобного, но что-то будто точило его изнутри. — И вот, мы на корабле, который вышел из порта Хексберг, — иронично заметил Руппи. — Можно подумать, наша теория не заключается в том, что из него выходят смертники. — Успокойтесь, в экипаже полно агмов, — отмахнулся Вернер. — Да вы уже, как я погляжу, вконец ударились в мистику, сидя в своем архиве, — поддел коллегу Пауль. Он тоже, как казалось Олафу, чувствовал себя немного неуютно. Гудрун сменила свое эффектное клюквенное пальто на плотную стеганую куртку и надела на голову шапку. Пожалуй, так девушка Кальдмееру нравилась больше, чем накрашенная и разодетая. Она подошла к нему и протянула стаканчик-кружку от термоса. — Шадди лишним не бывает, да? — Олаф благодарно кивнул. — У вас такое лицо, будто еще немного, и небо упадет на землю, — сказала Гудрун. — Пожалуй, это меньшее, что я могу сделать. — Не стоит беспокоиться, это всего лишь немного воспоминаний. Шадди оказался хороший, горячий и с добавлением какого-то спиртного. — После таких слов люди обычно начинают беспокоиться с удвоенной силой, господин Кальдмеер, — заметила девушка. — Я просто хочу сказать… Вы пережили ужаснейшую катастрофу. Четыреста человек погибли, не сумев ничего противопоставить ей. Но вы ее пережили. Неплохо, да? Олаф нахмурился. — Вы сейчас пытаетесь применить на мне свои профессиональные навыки? Гудрун покосилась на него, прихлебывая шадди прямо из термоса. — Вовсе нет, — сказала она потом. — На самом деле, если бы меня пригласили сюда работать психологом, я не согласилась бы ни за какие деньги! Гидролокация действительно была очень скучным занятием, и экипаж корабля вместе с волонтерами развлекал себя, как только возможно. Олаф к своему удивлению обнаружил, что в этом районе ловит интернет, накачал себе старых комедий и проводил время за их просмотром. Бюнц с Бермессером продолжили рыться в бумагах, только теперь документы были электронные. Зато Гудрун на пару с Руппи радостно шныряли по всему кораблю и совали свои носы во все щели, откуда их только не гнали шваброй. — Я совсем забыл, как здорово было, когда я учился у вас в университете, — признался Штарквинд. — Оказывается, я почти все помню из судовождения. — А мне просто жутко любопытно, — пожимала плечами его кузина. — Я и под капот своей машины ни разу не заглядывала, а здесь сразу столько железок! Однако через пару дней после прибытия на предполагаемое место крушения начала портиться погода, и работу пришлось свернуть. — Как качает-то, — вздыхал Пауль, потягивая воду с лимоном через трубочкe. - Метеорологический прогноз в очередной раз всех, мягко говоря, обманул. Они как-то незаметно все собрались в кают-компании. Капитан Аларкон взял со стены гитару и теперь неспешно перебирал струны. — Любой прогноз имеет вероятностный характер, — Вернер потянулся в своем кресле. — Где-то ветер поменял направление, и нам принесло тучек. — Тучек?! Откуда такая нежность? — Бюнц, по-моему, вы здесь единственный, кого мучает морская болезнь, так что нам просто не понять всю степень ваших страданий, — лениво отмахнулся аналитик. Мужчины принялись лениво переругиваться, и Олаф постарался сконцентрироваться на тихом мурлыкании гитары, чтобы не слушать их. Мелодия была незнакомой, но приятной. Она то медленно лилась маленьким ручейком, то мгновенно набирала силу и стучалась в иллюминатор резкими порывами ветра. Тихие переливы сменялись басами, задорный смех всхлипами, а то и плачем. Олаф прикрыл глаза и сам не заметил, как задремал. — Вам будто приснилось что-то нерадостное, — Гудрун потрясла его за плечо. — Олаф, вы в порядке? За окном окончательно потемнело, и в кают-компании зажгли свет. Аларкон больше не играл, а обсуждал что-то с Паулем и Руппи у барной стойки, Бермессер играл в карты с начальником медицинской службы. — Да, — Кальдмеер зевнул в кулак, — просто заснул. Пожалуй, мне нужно выйти проветриться. — Туда?! — удивилась девушка. — Там дождь и ветер. — Вряд ли меня смоет за борт, — отшутился Олаф. На воздухе ему действительно стало легче, будто упала с плеч усталость. Олаф прошелся взад-вперед по палубе и с удовольствием потянулся. Прожектор на корме выхватывал из темноты дорожку плещущейся воды, было красиво. Олаф на минутку поднял голову вверх, чтобы рассмотреть луну и звезды, но все небо плотно заволокло тучами. Когда он опустил глаза, в паре шагов от него стояла человеческая фигура. — Простите… Олаф потянулся к ней, но тут же опустил руку. Единственной женщиной на корабле была Гудрун, а он сейчас видел копну черных волнистых волос и белое платье. Она — кем бы она ни была — обернулась. — Тебе не стоило приходить сюда, — грустно сказала женщина с мелово-бледной кожей, которая будто светилась в темноте. — Нам так жаль… Она положила ладонь ему на плечо, и сознание вдруг поплыло, Олаф понял, что ноги не держат его, и он не может даже закричать. Он видел — правда видел или просто бредил? — как нависает над ним белое лицо с большими омутами глаз, и не хотел смотреть на него. Последним усилием он отвернулся. — Прости, прости… Олаф понял, что ему нечем дышать… И тут все закончилось. — Убирайся! Между ними теперь стоял Валентин, хотя Олаф понятия не имел, как он мог здесь оказаться. Впрочем, сейчас это было и неважно, потому что чудовище, что чуть его не задушило, смотрело на Придда с яростью, скалило зубы, но не могло подойти на расстояние вытянутой руки. — Убирайся! — повторил он властно. И она пропала. Валентин помог Олафу подняться и протянул ему маленькую фляжку. — Ведьмовка помогает сохранять трезвый рассудок, — невозмутимо пояснил он. — И не хватайтесь за эсперу — не поможет, — он нахмурился и посмотрел Олафу за спину. — Гляньте-ка, явились. Кальдмеер проследил его взгляд и увидел, как совсем близко к ним, черным пятном в полосе света от прожектора движется большой парусный корабль. Качка будто вовсе не мешала ему. — Что это? — ахнул Олаф. На грот-мачте корабля развевался полуистлевший флаг кесарии, а чуть ниже на рее висели трупы. Олаф открыл глаза. Сердце стучало в ушах. — Вам будто приснилось что-то нерадостное, — заметила Гудрун, улыбаясь. «Всего лишь сон», — выдохнул он. — Просто заснул. Пожалуй, мне нужно выйти проветриться. На самом деле никуда идти Олафу не хотелось, но отчего-то это казалось очень важным. — Туда?! — удивилась девушка. — Там дождь и ветер. Олафа передернуло от ощущения, что все это уже было. Он вышел наружу, но далеко от двери отходить не стал. «Примерещится же такое», — досадовал он. Прожектор точно так же, как и во сне, выхватывал полосу воды за кормой, но ни красивым, ни загадочным это Олафу уже не казалось. «Пожалуй, мы действительно слишком много говорили о кэцхен в последние дни», — заключил он. Эта мысли успокоила. И тут будто вспышка мазнула по краю сознания. Три точки, три тире, три точки, и снова — три точки, три тире, три точки… Олаф присмотрелся и увидел маленький огонек, мерцающий вдалеке. Три точки, три тире, три точки — свет мигал в последовательности сигнала бедствия.