Мой ужасный нянь

Не будучи в состоянии обмениваться мыслями, люди перебрасываются картами.

***

Gloomy Sunday, with shadows I spend it all Мрачное Воскресенье, я провожу его с тенями, My heart and I have decided to end it all Я и мое сердце, мы решили закончить все это. Soon thereʼll be prayers and candles are lit, I know Зажжены свечи и скоро здесь будут молиться, я знаю. Let them not weep, let them know, that Iʼm glad to go Пусть они не плачут, дай им знать, что я рада уйти.

Кажется, ей пора открыть все карты ему. Если бы ещё до этого чёртового идиота можно было бы дозвониться. «Абонент временно недоступен…» Хочется швырнуть со всей силы об стенку этот глупый телефон, который не может выполнить элементарную, предписанную ему функцию: дозвониться до нужного ей человека. До единственного человека, который знает, чем помочь ей. Жмурясь, она бросает взгляд на окно, за которым расцветает промозглая осень, с её мрачными красками, которые будто бы окрасили весь белый свет. Тяжелые тучи, бродили по небосводу с самого утра. Ветер гнал их куда-то в сторону, но те упрямо не желали покидать горизонт. Здешняя погода мало чем отличается от той, которую она наблюдала за окнами пансионата. Да и само это место мало, чем отличается от него. Вокруг ходят одни и те же люди, что и там, будто бы под копирку наблюдают за ней, задают вопросы, а в глазах у всех одно и тоже проклятое: как ты? Раньше это выводило из себя ежеминутно, но ко всему можно привыкнуть. Абсолютно ко всему. Такова человеческая природа. Мрачное воскресенье. Пожалуй, день под стать её настроению. Уткнувшись носом в одеяло, она старается забыться, старается отбросить всё прочь и снова уснуть, но из головы не выходят цифры. Один. Слышны шаги. Кто-то поднимается на её этаж. Два. Кто-то старается идти тихо, будто бы на цыпочках. Три. Кто-то стоит перед её дверью и не решается постучать, не то, чтобы войти. Как обычно. Четыре. Кто-то колеблется всего секунду, перед тем, как побороть себя и… — Доброе утро, соня. Чуть приоткрытые шторы распахиваются настежь, впуская скудный свет в её комнату. — Сегодня опять дождь, — она пододвигает поднос на ножках, ближе, как бы намекая, что пора и позавтракать, — Отличный день, чтобы посвятить его какому-нибудь хорошему фильму. Как считаешь? С неба падают звёзды, слезы ночного дождя, Ветер куда-то уносит, куда-то зовет меня. Нахмурившись, незваная гостья поправляет ей подушку и, не сдержав своего негодования, продолжает: — Может, хотя бы сегодня ты поешь без моей помощи? А я стою на крыше и сверху смотрю на жизнь, Которую я так ненавижу, которую я так люблю. — Пожалуйста, Даш, просто скажи мне хоть слово, иначе я… — …прыгай вниз, прыгай вниз, не бойся, тихо шепчет мне в душу дождь, — еле слышно произносит ей та, которая меньше всего на свете что-либо хочет произносить. — Что? — не смогла расслышать, очевидно. Это поправимо. — … прыгай вниз и не беспокойся о том, куда ты попадешь. На сей раз слова дошли до адресанта. И произвели не самое благоприятное впечатление, что через мгновение подтвердилось. — Прекрати. Прекрати цитировать слова этой глупой песни! — она старалась не кричать, старалась проявить терпение, но слишком многое она уже успела стерпеть. Подобные выходки уже выходят за рамки, — Меня она раздражает, — она практически выбегает из комнаты, чтобы вскоре вернутся. И обе знают об этом. Знают, что сколько бы раз они не доводили друг друга до истомы, всё равно, в два часа дня она принесёт ей обед, а подопечная уговорит её на совместный просмотр какой-нибудь мелодрамы. Девушка морщится от подобной перспективы, от которой ей не убежать. Надо же как-то извиниться перед Юлей, и как-то не сойти с ума в этой комнате, где ежедневное пребывание подобно неистовой муки. «Уж лучше бы сдохнуть.» Такая простая и одновременно заманчивая идея. Прыгай вниз, прыгай вниз, не бойся, твоя жизнь сплошная ложь; Сегодня воскресенье. Сегодня мрачное воскресенье. Сегодня мрачное воскресенье, ни чем не отличающееся от предыдущих. Сегодня мрачное воскресенье, ни чем не отличающееся от предыдущих, и которое так идеально подходит на роль её последнего дня. Может сегодня получится. Если нет, то есть завтра, послезавтра и ещё много-много дней… И вот уже много-много дней, она просит Юлю не давать ей эти дрянные таблетки, которые помогают ей от бессонницы и так убивают её изнутри. Но ведь: «Врач прописал — значит пей!» Она любит свою подругу, но в моменты, когда та боится сделать и шага в сторону от чьих-то указаний, хочется взвыть во всю глотку от переизбытка далеко не самых приятных эмоций. И ещё она любит порой подшучивать над ней. Ни со зла, нет. Просто порой даже её еле дышащая душонка требует хоть каких-то потрясений, хоть каких-то переживаний. Будто то стыд за совершённые проступки или ненависть к самой себе из-за отсутствия чувства меры. Сегодня была классика. Цитирование строк той песни, которую они обе услышали в одном из тех фильмов, где девушка кончает жизнь самоубийства из-за несчастной любви. Такие сцены иногда доводят до слёз Юлю, и всегда доводят её до высшей степени нервоза. Что за чушь умирать из-за того, что кто-то просто сказал тебе «нет»? Он просто был один из многих других парней, которые тебя кинули. Это то, чем они занимаются. И страдать из-за этого — слишком бессмысленное удовольствие в реальной жизни, ни говоря уже о том, чтобы снимать об этом фильмы. В этой жизни есть куда более подходящее причины, чтобы покончить с ней. Нет. Отбрось эти мысли. Это — не ты. Она держит в руке маленькую, белую таблетку и против воли задумывается. Она старалась специально не вспоминать об этой капсуле уже многие дни, но вчерашняя доза снотворного оказала ударный эффект по её оголённым нервам. Тоска заливает сердце, затем сменяется глухим раздражением. Такого мрачного воскресения, как это, не было уже давно. Осень сама по себе унылая пора, а на рубеже приближающейся зимы и вовсе не оставляет повода для приятных мыслей. Она прикрывает глаза, и почему-то не может представить, каким будет завтрашний день — понедельник. Каким будет вторник, среда и четверг или любой другой день. И отчего-то совсем не верится в то, что тучи когда-нибудь рассеются, а холода закончатся, так и не начавшись. Она обещает себе, что проглотит её после того, как мысленно допоёт в голове ту самую песню. И почему именно сегодня. Хотя… чем сегодня хуже любого другого дня? Бороться? Глубокий вдох и судорожный выдох. Последний припев и последний рывок… Устала. Как вдруг она осознала, что «сегодня», оказался не самым подходящим днём. Отец прислал сообщение с просьбой пройти в его кабинет. Он никогда не звонит ей, а она и не просит. Эта некая гармония, которую они создали не намеренно, была единственной в их отношениях. С судьбой не поспоришь, поэтому она отодвигает не тронутый ею завтрак и собственноручно справляется с такими простыми, но такими сложными действиями раньше. Натянув шерстяное платье, она перемещается с кровати на своё кресло, что стояло рядом. Когда-то это казалось столь невыносимо трудным, а теперь так привычно для неё. Она потеплее укутала пледом ноги и ещё раз взглянула на телефон, лежавший на кровати, закрыла за собой дверь, себе под нос напевая: — Прыгай вниз и ни о чем не беспокойся, все равно когда-нибудь умрешь.

***

Неделю спустя

— Как ты узнал?.. Как?! Голова слегка кружилась, но понемногу девушка приходила в себя. Она постаралась, как можно лучше сфокусировать свой взгляд на мужчине, который столь пристально глядел на неё без какого-либо порицания или сочувствия. Добрый взгляд. Как же этот парнишка узнал о её небольшом пристрастие? Ведь он не мог наблюдать за ней постоянно, так как по большей части времени он проводил за пределами этого номера. Он не похож на высокоактивного социопата, способного подмечать любые детали и перемены. Как ему удалось прочесть в ней то, что никто не хотел видеть не увидел ранее? — Расскажешь? — он терпеливо ждёт. — Сначала ответь на мой вопрос, — она инстинктивно поёжилась. Он хмыкнул. — Я нагляделся на это в своё время. В тюрьме встречаешь много разных людей, у которых свои пристрастия. Его собственный тон казался ему до того неуместным, что окончить фразу было облегчением. — Ты сидел в тюрьме? — он испугал её, чего нельзя было не заметить. Господи, уж лучше бы она вернулась в тот мерзкий пансионат, чем иметь такую «няньку». — Бывало, — он пожал плечами, — Около месяца. — За что? — Это важно? — Да, важно. Что ж, правда за правду. Всё честно. — Вождение в нетрезвом виде, — без тени сомнения признался он, — Но сейчас разговор не обо мне, а о тебе. — За это, не садят в тюрьму. — А я разве сказал, что эта была единственная причина? Так вот оно что. — Что ты принимала? Деваться некуда, вряд ли он отстанет от неё так просто после собственного откровения.  — Калипсол, колеса и еще какая-то дурь, всего и не упомнишь. — Сколько времени ты употребляешь? Она набирается сил и вновь поднимает глаза на него. Она видела так много лиц, взглядов, глаз, пересчитать которые было бы сложнее, чем звёзд на небе. Но этот взгляд первый. Его взор: не осуждает — её так достали эти нравоучения; не встревожен — она так устала наблюдать это вечное беспокойство окружающих, будто бы она не в состояние позаботиться о себе; не жалеет — жалость, она ненавидела даже больше осуждения. Он заинтересован. Он хочет её выслушать. — Я не… не знаю, — в глазах слегка зарябило, она сплела пальцы обеих рук и спрятала их между коленей. — Может несколько недель… Да, похоже на то. — Что заставило тебя? Вот тот самый верный вопрос, который нужно было задать, мистер. Молчит. Не доверяет. Не верит. И кто же сделал тебя такой? Он замечает, что девушка начинает клевать носом, поэтому решает, что на сегодня расспросов с неё довольно. Слишком уж девчонка вымоталась, глядишь, и сознание потеряет. — Договорим завтра утром, — тут он встаёт с четверенек и, подойдя к ней, подхватывает на руки словно пушинку, не заморачиваясь о том, чтобы спрашивать разрешение. Ей бы сопротивляться, да вот только мышцы будто онемели, а голос потерял всякую слышимость. Да и не хочется противиться этим рукам. Этим тёплым, сильным рукам, что аккуратно кладут её на кровать, и накрывают одеялом. И почему она всё так просто рассказала ему? Но под таким взглядом невозможно что-то скрыть. Как много откровения с его и с её стороны за один вечер. Она набирает в лёгкие воздух, чувствуя новый позыв рвоты. Как давно она не была такой честной с кем-то. Оказалось, это так просто. — Поспи хорошенько, — просит он её и прикладывает ладонь к её лбу. Температуры нет, а это хороший знак, — А завтра договорим. Она беззвучно шепчет «спасибо», не открывая глаз, и продолжает тяжело дышать. Он кивает в ответ и окидывает взглядом помещение. Пожалуй, вон то кресло идеально подойдёт на роль его сегодняшнего лежбища. Оставлять её сейчас одну сродни тому, если оставлять включённым газ в квартире. Он должен быть рядом, в случае чего, оказать помощь, что делать ему не в первой. Поудобнее устроившись на кресле, он подметил, что и сам был сегодня чересчур откровенным. Как же давно он не вспоминал те дни, и лучше не пробуждать их в своей памяти. Хотя, наверное, придётся, ведь вряд ли она забудет сегодняшний разговор. Пожалуй, он поторопился с выводами. Проблемы всё-таки возникли.