Моей бессоннице

      Все мы когда-то были юными и не очень умными, за что расплачивались синяками, сигаретными ожогами на руках, бессонными ночами и бесконечным количеством истраченных нервных клеток. Наверное, ребятам сверху, что наблюдают за нами, особо интересны некоторые экземпляры, иначе я не могу объяснить то, что иные особо не очень умные успешно доживают до первой седины, пусть и ранней, в относительной целостности. Чуть поломанный мозг — это лишь небольшое предупреждение на будущее, ущерб ожидаемый и принятый со всем возможным смирением. Но кто знал, кто знал...       "Лучше бы ты любил моря и рассветы так, как любишь научно-исследовательский подход!" — звенит в мыслях. Настоящему испытателю не жалко времени, ресурсов и себя, на то он и настоящий, а не красиво сидящий в белом халате — в нашем случае уже далеко не белом, а в хорошо подпаленном. Работа в руках горит, а мысль искру высекает. Тяжелая мысль.       Цель научного исследования: "Как испортить себе жизнь и утонуть в кромешном ужасе".       Актуальность научного исследования: "Еще бы это не было актуальным".       Метод научного исследования: "А почему бы не попробовать вот это..."       Я не помню, где вычитал о невероятной возможности материализации своего кошмара. Нет, не так: Невероятной. Ибо материализуется он в смертную форму. А что смертно, то можно убить. А если такую дрянь можно убить, то нужно. Логика проста, как молот, и так же действенна. Настоящему исследователю не жалко самого дорогого, самого давнего и нежно оберегаемого кошмара, в который ночь за ночью приходилось нырять с головой — разумеется, недобровольно. Тот вид ненависти, когда врага держишь ближе к себе, и ласковой рукою перебираешь его ядовитые шипы, а по руке льется кровь, а враг любовно мурлычет и затягивает в себя все глубже. Отвратительный симбиоз, зато всем хорошо. Рука ведь настолько привыкла к шипам, что принимает боль, как благо.       Это было недолго, даже заскучать не получилось. Страшная черная-черная книга с черными-черными страницами, на которых черными-черными буквами было написано... То, что нужно читать в темной комнате с черными котом на коленях, да в безлунную ночь, да чтоб ни одна звезда не посмела блеснуть в небе. Побочные эффекты: зарубленное на носу "помой руки после работы" больше не действовало, ведь от одного касания ладони гас любой огонек. Будто чистой тьмой его усыпляло. Текст обещал живой кошмар в ближайшую полночь, только надо было уберечь его от любого света, чтоб не ослеп поначалу. Я и не заметил, как задремал в ожидании, и получил странное видение: вместо тяжелой воды, не пропускающей ни единого луча, вместо темных прядей, исчезающих в обманчивой ряби, вместо цепкой хватки на запястьях я увидел закрывающуюся дверь. И тихий шелест: "Спасибо...".       И лучше бы я не просыпался. Тело ясно чувствовало разложенное рядом оружие, и почти было потянулось к тому, что ближе, но чутье остановило еще на вдохе: рядом кто-то был, и он дышал натянутым ожиданием, я почти видел стиснутые зубы и прищуренные, залитые тьмой глаза, хоть и не раскрывал свои.       — Я же знаю, что ты не спишь... — металлический смех и едва ощутимое движение совсем близко, так, что можно взять за руку. И я почувствовал тонкую, холодную ладонь на своей — почти трепетно. Не так, как во снах, не намертво, не до кровоподтеков. От этого и перехватило дыхание. А от выдоха прямо в губы едва не остановилось сердце: "Спасибо тебе...".       Цель научного исследования не была достигнута. Да и от исследователя не осталось ничего: он не знал, что убить можно, но не очень-то и нужно. Кто сжился в симбиозе по ту сторону кожи и кости, тому нет нужды расставаться, имея возможность быть рядом по-иному. Сознание окутано горьким дымом, лицо всегда сокрыто тенью, но что все это, когда кошмар оказался вовсе не кошмаром, а тем, чего так давно не хватало?