Экзамен

То, куда меня привели, вряд ли с первого взгляда можно было бы назвать тюрьмой. Нет, я могу чего-то не знать, конечно, но мне кажется, что темница внутри постамента огромной золотой статуи девушки (правительница, что ли? Хотя кого-то она мне смутно напомнила) — это уже чересчур. Почти весь путь туда мне пришлось висеть, а бравые воины тащили меня за скованные в наручники передние лапы. От этого они успели хорошенько затечь и буквально отваливались через полчаса такого пути. Впрочем, это, похоже, было наименьшей из моих проблем. Мы остановились около кабинки дежурного, тот что-то писал на бланке. Затем мои мучители ослабили хватку и поставили меня на ноги, уйдя за поле моего зрения. Вертеться мне что-то не хотелось. — Четыре месяца, четыре месяца наша доблестная полиция разыскивала этого негодяя, представляешь? Даже Девитта удалось найти и устранить быстрее. Девитт. Это имя было на двери. Господи, как все в голове путается! «Пожалуйста, может хватит?» — прошептал я неизвестно кому. «Хватит этого…» — Хватит?! — взвизгнул Эквардс. Да нас чуть самих пророк на опыты не пустил! Ты хоть понимаешь, что ты…ммм? — он отвернулся к дежурному. — Флетчер его фамилия, Ф-л-е-т-ч-е-р. Так ты хоть понимаешь, что ты сделал? — Я не… — Да мне плевать! В допросную его, буду там через десять минут. Глаза ему завяжите, инвалиды, секретные установки ведь. А ну как он к Фицрой убегал, да все разболтал? Чтобы все шито-крыто было. Сняв черную повязку, меня, как мешок с картошкой, забросили в полутемную комнату, в которой был только один источник света — тусклая настольная лампа, стоявшая на допотопном дубовом письменном столе. Рядом с этой массивной деревяшкой стоял не менее массивный стул — я был почти уверен, что эта дура еще и к полу привинчена. Такие места никогда не сулили ничего хорошего, и меня всегда воротило от них. Всякая защищенность по мне означает недоверие, допуск возможности испортить или украсть что-нибудь. Даже просто большой сейф в кабинете нашего директора всегда был для меня чем-то вроде средневекового замка, наводящего ужас одним видом. Впрочем, выглядел тот и правда грозно, но важно для меня было то, что директору почему-то есть что скрывать. Глупо, да? Но меня такое смущает… Нет, раздражает, да еще как! Даже когда я просто приходил за новым пропуском в кабинет директора, у меня холодело в пятках от этого железного шкафа. А здесь — и мебель привинчена, и руки застегнуты в наручники… Никогда я еще не чувствовал себя так паршиво. Но самое паршивое было, похоже, все еще впереди. Часы на стене отрезали секунду за секундой, и я держался за оставшееся время, как мог. Только в нем была моя последняя надежда — вот придет офицер, я скажу ему, что он ошибся, и я снова буду гулять по незнакомой улице и радоваться жизни… Наверное. Однако через какое-то время в кабинет, наконец, шагнул мистер Эквардс. — Подсудимый, вы должны пройти краткий допрос и после этого проследовать за мной. — Послушайте же меня! Я не тот, кто вам нужен! — заорал я впервые в жизни. Вышло забавно… И очень стыдно. — Ошибки быть не может. Подойди-ка ко мне, кошатина. Я сморщил нос, но, естественно, промолчал. С трудом встал и подошел к офицеру, который даже не пошевелился. — Видишь, у тебя у основания шеи есть шрам. Ты получил это два года назад, когда тебе хотели отрубить голову и заставить ее жить отдельно от тела. Припоминаешь? И даже не говори, что нет. Ты бы никогда не смог забыть такое. Я содрогнулся. Да так, что чуть не упал. В моем мозгу проскочила вспышкой та самая сцена — надо мной вращается циркулярная пила, звук которой заглушает мой истошный вопль. Я поворачиваю голову и вижу толпу, с интересом разглядывающую меня. И вдруг один из стоявших рядом с гильотиной отталкивает мужчину в белом халате за станком от управления и глушит машину. Взгляд мой замутнен и я почти не вижу лица этого человека, но слышу его голос. — Тихо, тихо, малыш… Тихо. Ничего не будет. А этой скотине я так (он длинно и непечатно выругался), что она у меня век помнить будет. Вставай, вставай… — Вспомнил? — откуда-то издалека спросил Эквардс. Я молчал. Этот неизвестный из моего видения, взявшегося как из ниоткуда, хотя я и не увидел его лица, безумно напомнил мне кого-то из моего прежнего мира… Черт, как же все сплелось. Моя жизнь из ровной нити превратилась в огромный клубок, с которым поиграл котенок. — Подопытный Кайл Спиттерс тогда спас тебя из-под резака. Удивительно, что хотя он тогда, как и ты, уже с трудом напоминал человека, в нем все еще оставался разум. С тех пор к тебе установилось некое подобие терпимости, — проговорил Эквардс. Но Кайл сейчас точно не сможет тебе помочь. А я — не он, и мне не жаль подопытный материал. Наука прежде всего, как бы добр я к тебе не был, опыты на тебе ставить будут. Начиная с сегодняшнего дня. — Нет…- выдохнул я. — Нет! Пожалуйста, только не это! — Ты заслужил это, кошак. Нечего было сбегать. Я молчал, потому что моих эмоций просто не хватало, чтобы отразить весь тот ужас, который настиг меня. Но мне все еще важно было узнать одну вещь. — Спиттерс… Где он сейчас? — выдавил я. — Ему прощены за долгую и верную службу все долги и он отправился прочь отсюда. Так что даже не надейся. — Мне и не на что…- пролепетал я. Когда меня провели в мою камеру, я решил поразмышлять, пока есть время до пыток. С их неизбежностью я смирился, и на меня нахлынула волна какого-то тупого безразличия к любой опасности. Если даже и умру, то… Ну за что мне это все, за что? Я не хочу накручивать на себя лишнего, но такие мысли невольно лезут в голову, и я не могу их остановить. Сердце мое дрогнуло. Нет, сдаваться я точно не буду. Кстати, надо отдать должное, Эквардс умел обращаться с врагами. Я не чувствовал с ним ничего общего, но он хотя бы не орал на меня и не издевался над моим видом. Даже тот случай на улице начал мне казаться чем-то вроде спектакля, мол — смотрите, как доблестно наша полиция останавливает нарушителей закона! Никто не ускользнет, а если вы захотите нарушить — мы и вас так унизим при всех! Что ж, это еще кое-как простительно — если только это действительно так. Отведенные мне на отдых в уютной одиночной камере полчаса начинали потихоньку истекать, но мне не было до этого никакого дела. Мне почему-то казалось, что все это — как декорации для школьного спектакля. Вся эта жизнь, которая кажется радостной и светлой при первом взгляде, оказалась жестокой. Но даже здесь люди как будто знают свои роли и делают все только по сценарию, и это не давало мне покоя. Может, тогда и пытать меня будут только ради публики? Может, это мой шанс выжить в этих гранитных стенах? Я выдохнул и провел рукой по лицу. Мне остается только надеяться — не на что-нибудь, а впустую, конечно. По моим закрытым глазам скользнул луч света из открывшейся двери, и охранник ледяным голосом приказал мне: — Флетчер, на выход. Вам предстоит сложный день. Советую следовать за мной. «Трудный день», хах. Хорошая шутка. Как там говорил Адам — «Трудный день не бывает последним»? Мне опять завязывали глаза. Но как только я пришел на место, я понял, что меньше всего это место подходит для пыток. Белые, чистенькие стены, кажущееся удобным вращающееся кресло посередине зала. Но больше всего меня пугало то, что это место не было похоже на лабораторию из моего видения — та комната была круглой, со стеклянными стенами и странными машинами за ними, да и там было совсем не так светло. — Сегодня, Флетчер, — объявил голос по громкой связи. — Мы испытаем ваши способности. Займите место в кресле и приготовьтесь слушать меня. Я медленно подошел к креслу и, поерзав, уселся в него. На моих лапах, лежавших на подлокотниках, защелкнулись крепления — теперь я не мог пошевелиться. — Не пугайтесь. Это может испортить весь опыт, — проговорил все тот же старческий, прерывающийся голос. — Хорошо, — сглотнув ком, проговорил я. Раздался электрический гул, но я ничего не почувствовал. — Приготовьтесь. Сейчас будет немного неприятно. Я чувствовал, что мои пальцы, вжавшиеся в кресло, непроизвольно его отпускают. Я попытался пошевелить рукой… И не смог. Что за черт? Нижние лапы тоже перестали меня слушаться. Это настораживает. — Сохраняйте спокойствие, подопытный. У вас должна появиться эта слабость, все в порядке. — Да ничего у меня не в порядке! — заорал я и рванулся телом из кресла. Но кольца держали меня крепко. — Прекратите! Остановитесь! Но электрический гул не остановился и даже усилился. — Сохраняйте спокойствие. Сохра… Еще один отчаянный рывок заставил меня понять, что все оставшееся тело тоже не хочет меня слушать. Онемение теперь было где-то около шеи, которая казалась почти бетонной. — Идиоты… Идиоты! Комсток за все вам воздаст! Вы — слабые… — все начинало подергиваться черной пеленой. Я терял сознание, шепча на незнакомом мне языке проклятия и мольбы. — Вы — слабые.