Fight

Два тяжёлых взгляда буравят мне спину, грубое мужское дыхание обдает по шее. Мои руки скрещены на груди, чтобы придать более грозного вида, а заодно унять дрожь в теле. Позади меня в идентичной позе стоят два мускулистых парня, и это делает меня чуть увереннее. Напряжение висит в воздухе, оно ощущается неимоверно. Просто тупая ситуация вводит меня в состояние отрешенности. Дышу ровно, размеренно. Успокаивает. Я смотрю на него в упор, пугаюсь сама своего взгляда, потому что из моих глаз однозначно сыпятся искры. Меня бесит развязная поза парня напротив. Готова подойти и врезать ему, но я вовремя вспоминаю, что я всего лишь слабая Ира. Это меня отрезвляет. Сотни фейерверков взрываются в моей голове яркими красками, когда я вспоминаю вчерашнюю ночь. Перед глазами все мутнеет, потом плывет. Я удерживаю себя на плаву сознания из последних сил. Вся ситуация кажется мне сном. Таким качественным, страшным сном. Хочется верить, что я скоро проснусь и верну в своё распоряжение мою никчемную, но родную жизнь. - Значит, вы утверждаете, что именно этот человек напал на вас вчера вечером? Голос капитана возвращает меня в реальность, в этот кабинет полицейского участка. Если бы он знал, как меня раздражает его привычка - задавать вопросы по несколько раз. Хоть бы на диктофон записывал, чтобы не забыть. - Утверждаю. Я еле живая. Как бы я не старалась держать себя в руках, во всех смыслах, моё лицо бледнеет с каждой минутой, с каждым наглым взглядом этого мудака. Как он вообще смеет так смотреть на меня? Будто это я вчера пыталась его отыметь, а сегодня меня ждет страшная расплата. Но упасть сейчас кажется мне не опасным, потому что два парня всё ещё стоят за мной. - Соловьёв, вы узнаёте это девушку? - монотонность этого голоса способна вводить людей в гипноз, и капитан выбрал явно не ту профессию. - Первый раз вижу. Он говорит так легко и непринужденно, что я задыхаюсь от недовольства. Вот так. Так просто. Как с куста. Из моей груди вырывается разъяренное "что?", и я уже готова сесть в тюрьму за нанесение тяжких телесных. Да как он вообще может так улыбаться мне в лицо? В то время, как я ищу хоть малейший повод отговорить себя от слёз, которые так и норовят брызнуть из моих глаз, когда моё сознание находится в шаге от пограничного. В этом мире всё так нечестно. - А этих молодых людей вы узнаёте? Я практически не ощущаю, как два крупных мужских тела оказываются еще ближе ко мне, стараясь придать уверенности, но вместо этого я лишь уверена в том, что не упаду навзничь на пол. Капитан решил довести меня до белой горячки своими вопросами, и ему удаётся это на все сто. Да премию ему выписать за это. Две. - Да, вон, тот, справа, вчера ударил меня. Это было последней каплей. Я взорвалась. Всё то, что тревожило меня последние сутки выльется на него в ближайшее время. Меня просто трясёт от этого бреда, пробивает истерический смех, и я, как истеричка разворачиваюсь к ребятам, которые недоверчиво смотрят на меня. - Это вы на него напали, слышали, да? - мой смех такой громкий и наигранный, что даже капитан опешивает. - Какие плохие дяденьки. Я цокаю и грожу им пальцем, а затем вновь начинаю смеяться. Этот абсурд меня доканал. Я медленно превращаюсь в истеричку, у которой поминутно меняется настроение и взгляды на жизнь. И если с жизненной позицией можно смириться, то с настроением ничего не поделать. Когда серьёзность карих глаз неожиданно передаётся мне, я резко перестаю смеяться и дёргаюсь в сторону сидящего напротив Соловья-Разбойника, и нависаю над ним, оперевшись руками о подлокотники кресла, на котором он сидит. - А может это я на тебя напала, а? А потом хотела трахнуть прямо в парке? Мы встречаемся взглядами, и я впервые перебарываю свой самый большой страх и смотрю дальше, не отводя глаз. Наглость в его глазах не исчезает, а только увеличивает своё количество. Он пытается меня смутить, вывести из равновесия, а я держусь обеими руками за одну простую мысль о том, что всё это несправедливо. Неожиданно чувствую прикосновение знакомых рук к своему телу, не успеваю ничего понять, как меня буквально убирают от этого ублюдка, а я оказываюсь позади двух крепких спин. Они закрыли меня собой, как щитом, от всех проблем. А поскольку всеми проблемами я считаю исключительно этого мерзкого паренька на кресле, то можно считать, что ребята меня избавили действительно от всего самого страшного. На время, разумеется. Мне кажется, что моя нервозность витает в воздухе и передаётся всем присутствующим, потому что спина Ромы напряжена, и я могу разглядеть все его мышцы. Вот что я здесь делаю? Разговариваю со своим насильником? Ира, ты идиотка. Делать себе больнее с мазохистским наслаждением становится моим фетишом. - Ирина Анатольевна, так на вас нападали вчера или нет? Стоп. Он, что, мне не поверил? То есть, я похожа на лгунью? Человека, который решил развлечься и устроил себе шоу-программу в местном отделении полиции? Меня подкидывает. Мне хочется кинуть чем нибудь тяжёлым в капитана, да так, чтобы это «что нибудь» потом отлетело в голову этому чудесному человеку в кресле. От возмущения у меня перехватывает дыхание, я задыхаюсь. Говорят, если тебе трудно справиться со стрессом, то достаточно лишь посчитать про себя до десяти. Так вот, мне этого оказалось не достаточно. Я дошла до ста пятнадцати, а мой уровень стресса только рос, поэтому я просто закрываю глаза, шумно выдыхаю и молча закатываю рукава толстовки. Парни передо мною расступаются, давая капитану разглядеть меня во всей красе. Я делаю это первый раз: показываю насколько я слабая перед физической силой, надеясь, что так никто не заметит мою слабость перед силой моральной. Ошарашенный взгляд Ромы с каждой секундой становится всё более озадаченным. На побелевшей от постоянного напряжения коже мои синяки выглядят весьма внушительно. Я не сразу обращаю внимание на Сергея, но когда наши глаза встречаются, кроме безразличия на его лице я не вижу ничего. Он как будто не удивлён ни грамма, будто знал, что эти идиотские гематомы есть на моём теле. Мне становится обидно. Кто же будет меня жалеть, и почему ему меня не жалко? И вообще, нужна ли мне его жалость? Но я не успеваю подумать об этом тщательнее, потому что капитан вновь перебивает мои мысли. - Телесные повреждения вам нанёс кто? Он вздыхает так обреченно, будто мы стоим здесь вторые сутки без перерыва, и пытаемся убедить его в существовании собственной цивилизации у пельменей. Эта халатность просто выводит меня из себя, потому что я всю жизнь жила в каком-то отстранённом от реальности понятии о честности и достоинстве. На самом же деле, таких качеств в природе не существует. Хотя чему я удивляюсь? У этого человека за день проходит более двадцати таких же жалких, как и я девушек, у которых наверняка случилось что-то похожее. Я совершенно забываю о том, что у полицейского тоже могут быть личные проблемы, и от этого мне становится немного стыдно. Совсем чуть-чуть. - Я сама себя за руки хватала, - язвительно отвечаю капитану, но потом становлюсь вновь серьёзной, даже серьёзнее Сергея, - это вчера на мне оставил он, - киваю в сторону Соловьёва. - Чем докажешь? Ехидная и едкая улыбочка играет всеми красками на этом мудаке, он устраивается по-удобнее в кресле, закидывая ногу на ногу. Если бы не Рома, который стоит в паре сантиметрах от меня полу боком, и о руку которого я ухватилась своей ладонью, впиваясь ногтями в кожу парня, то грохнулась бы прямо тут. Я понимаю, что держаться и прикасаться к едва знакомым парням неправильно, но за эти сутки мы прошли вместе через многое, да и к тому же, это мой единственный шанс не ударить лицом в грязь и линолеум. - Со мной подруга была, она может быть свидетелем? - пропустить колкость в мою сторону оказывается наиболее выгодным решением, поэтому капитан видит, что ругаться я не намерена. Он соглашается со мной, и я начинаю рыться в карманах, чтобы набрать номер Даши. Пропуская слова извинений, я начинаю тараторить что-то непонятное, но когда она слышит, что я в полиции, то наскоро кидает мне пару ласковых и обещает убить на месте, как только приедет. Мне хочется верить, что она не обиделась на меня сегодня утром и поняла, в чём она была не права. Но это же Даша, о чем это я? Надеюсь, она будет на моей стороне, потому что сейчас она нужна мне, как никто другой. Я ведь не могу вечно хвататься то за Рому, то за Сергея. Мы ждём Колиниченко в коридоре. Вчетвером. И эти двадцать семь минут ровно кажутся мне кромешным адом. Я стою рядом с парнями в одном конце коридора, а Соловьёв в другом, разговаривая с кем-то по телефону, и смеясь во весь голос. Такая самоуверенность. Куда бы деться. Хотя может это и правильно - быть таким самонадеянным? Мне не хватает этого в жизни, я чувствую. Потому что не могу быть уверенной в том, что состоюсь в этой жизни, что найду надёжных людей, с которыми пойду по жизни. Это чувство меня гложет. Между нами царит молчание, иногда Рома переглядывается с Сергеем, а я лишь смотрю в пол. На фоне высоких и сильных хоккеистов я кажусь такой маленькой и беззащитной, что меня полностью характеризует. Моё подвешенное состояние выражается во вновь кружащейся голове, и это болезненное состояние добавляет ситуации драматичности. Ребята кажутся такими серьезными, решают не менее серьёзные проблемы. И мне становится так паршиво от того, что весь этот цирк затеяла я, точнее его затеяли за всех нас. Чувство стыда перемешивается со злостью, и весь этот коктейль вот-вот выльется наружу. Я жду Дашу, а вместе с ней неимоверной поддержки, в которой нуждаюсь больше всего. Слишком эмоциональной Ире нужен слишком трезвый человек. Колиниченко врывается в здание полиции, словно гром среди ясного неба. Мне кажется, что все вокруг замерли, наблюдая за тем, как эффектно моя подруга идет по коридору, как её блондинистые волосы развиваются на сквозняке. Её классические лодочки на шпильке сотрясают обеденную тишину полицейского участка, точно также, как сейчас потряхивает мою жизнь. Даша идет уверенно и стремительно по направлению ко мне, но я всё же чувствую, что первым, кого она точно заметит, будет Сергей. - Ты всё-таки неисправимая эгоистка. Меня распирает от радости, потому что Даша обращается первым делом ко мне, забыв все обиды. Это единственная хорошая новость за сегодняшний день, исключая ту, что я по-раньше сбежала из универа. Я ничего не успеваю ответить, потому что потом всё происходит слишком быстро для моего заторможенного мышления. Мы вновь куда-то идем, с кем-то говорим, объясняем, рассказываем. Нас передают от одного полицейского к другому, только потому что наш капитан соизволил отобедать именно сейчас. Когда рассказ вертится по второму кругу, Даша уже сама закатывает рукава моей черной кофты с черными кожаными вставками по бокам, показывая все мои синяки. Чувства постепенно возвращаются ко мне, когда нам велят пройти в очередной кабинет, а еще лучше прийти завтра. В то время, как парни устало вздыхают, а Соловьёв победоносно улыбается, я просто взрываюсь и начинаю истошно орать, угрожая работникам полиции всеми карами небесными и отчимым-полковником МВД в отставке. Какого вообще чёрта? Почему нас никто не воспринимает всерьез, а на мои синие руки все просто закатывают глаза? Я знаю, никто не хочет чувствовать чужую боль, но должна же правда восторжествовать? Наконец, когда трапеза нашего капитана завершена, он возвращается к нам и нашему увлекательному рассказу вновь, и, сжалившись надо мной, советует снять побои. Эта идея будто взбудораживает нашу великолепную четвёрку, и мы всей гурьбой летим к выходу, где Рома вызывает такси. Дорога до ближайшего травмпункта занимает около тридцати минут, которые проходят в полной тишине. В такси играет приятная музыка и я растворяюсь в своих переживаниях. - А вот этот синяк получен ранее, верно? Пожилая женщина-доктор внимательно рассматривает моё тело и кровоподтёки в одном из процедурных кабинетов. Моя группа поддержки оставалась в коридоре, и я слышала за дверью оживленную беседу между Дашей и Ромой. Они обсуждали меня, заявление на Королёва, и вообще всю ситуацию в целом. Сергей молчал. Он как будто был рядом просто так, за компанию, и находится здесь совершенно случайно. Его решение не бросать друга кажется мне слишком идеализированным, но весьма правильным. По крайней мере, с моей точки зрения. - Да, около месяца назад, - умудрённый жизненным опытом, взглад врача заставляет меня продолжить свой рассказ, ибо она всё знает наперёд, - просто упала. - Что-то вид у тебя не здоровый. Приболела небось? - Давление скачет, - отмахиваюсь я. Женщина добродушно улыбается, и это единственное, что меня успокаивает сегодня. Она кажется мне такой доброй и милой, что мне хочется просто подойти и обнять её. Когда доктор доходит до моей спины, я с ужасом вглядываюсь в своё отражение в зеркале напротив, потому что даже я вижу эти ужасные отметины на себе. Врач напротив огорченно качает головой, постоянно что-то приговаривая, а я стою, остолбенев, не понимая ничего. Выхожу из кабинета с направлением в бюро судебно-медецинской экспертизы, где, по словам доктора, мне должны выдать справку о снятии побоев. Я прохожу мимо ребят, совершенно не обращая внимания на их опешившие лица, потому что моя голова занята посторонними мыслями, и делиться ими с кем-то ещё кроме себя я не собираюсь. Они идут за мной, резко замолкая, но я по-прежнему не реагирую на них. Даша хватает меня за запястье и берёт мою ладонь в свою, отчего мне вдруг становится так горько и жалко себя, что я готова заплакать прямо тут, в коридоре. Сдерживаю себя лишь одной мыслью, что скоро это всё закончится, и уж тогда я смогу наплакаться вдоволь. Мы так и идём, держась за руки. Даша неожиданно становится для меня самой важной персоной на всём свете, и я сжимаю её руку крепче, чтобы удержаться в состоянии уравновешенности. Рома вновь вызывает такси, мы едем в это бюро, по названному адресу в больнице, в привычной тишине: мои знакомые явно не хотят обсуждать что-либо при мне. Сергей всё также молчит, чем ужасно бесит меня. Безучастность в моих проблемах меня угнетает, и он напоминает мне капитана, к которому мы должны вернуться к четырём часам. В бюро мне выдают справку о характере моих побоев, посчитав их лёгкой тяжестью, но, к сожалению, мои душевные травмы невозможно вписать в эту справку, а иначе Соловьёва засадили бы лет на пятнадцать, ибо я истощена морально неимоверно. Чувство необоснованной паники заседает где-то в районе грудной клетки, отчего мне становится почти физически больно. В лёгких оседает ком, и мне становится трудно дышать. Шум в ушах нарастает, и я судорожно вздыхаю спёртый воздух. Мне ужасно страшно, тревожно, и я хватаюсь за сердце, думая, что оно всё также чувствует всю мою боль. Меня никто не о чём не спрашивает, меня не пытаются как-то развеселить, и я мысленно говорю ребятам за это спасибо за то, что оставили меня в покое: разговоров я бы просто не выдержала. Такси паркуется около полицейского участка, мы выходим из машины и заходим в здание. Я безразлично окидываю взглядом пустой коридор в очередной раз, устало вздыхая. Просто устала, вот и всё. Мы ждём около десяти минут, и Соловьёв заходит в кабинет вместе с капитаном в весьма приподнятом состоянии. Полицейский переводит взгляд то на справку, то на нас, то опять на справку, а затем ни с того, ни с сего ухмыляется так всезнающе, будто всё просто, как белый день. - Слушайте, - я вижу, как насмешка зарождается в серых глазах капитана, - побои - такая ерунда, честное слово, а вы тут целую эпопею учинили. Серебрякова, забирай своих телохранителей отсюда. Эта фраза ударяет меня по сознанию, будто спасательный круг, и мои глаза впервые за день округляются от радости, а не от ужаса. Я глубоко вздыхаю, и угнетающее чувство в груди отступает. Саргей хлопает по плечу друга, и я вижу редкую улыбку на его лице. Оглядываюсь на Дашку, которая хлопает в ладоши и жмётся к Сергею. Колиниченко, мать твою, ты не исправима. Но сейчас это кажется мне такой ерундой и глупостью по сравнению с тем, что я испытываю, поэтому просто даю себе возможность насладиться этим чувством сполна. - А вот с попыткой изнасилования придётся что-то делать. Нашу всеобщую радость вновь прерывает полицейский, затеянная нами эпопея продолжается, и моё грызущее чувство вновь возвращается ко мне. Соловьёв крайне удивлён, кидает на нас злой взгляд и подлетает к полицейскому. - Товарищ капитан, я на них второе заявление напишу, а их из спорта попрут. Наглость в этом человеке зашкаливает, самоуверенность льётся рекой вместе с желчью, которой он может вскоре захлебнуться. Мерзкий тип, однако. Даже наш капитан ― а он именно наш ― удивляется такому раскладу событий и поведению Соловьёва. Клянусь, я ни разу не видела на лице Королёва такого остервенения. Мне кажется, что ещё секунда или одна ухмылка со стороны этого идиота, и Рома просто размажет его по стенке, хоть я и желаю этого всем сердцем и обидой, но всё же не мешаю Сергею отвести Романа чуть в сторону. На этот раз не выдерживаю я, иначе этот цирк не прекратится никогда, и старость мы встретим здесь же. - Можно тебя на минутку? Я собираю всю свою ненависть к маньякам и убийцам в кучу, представляю в своей голове, как мщу этому человеку, поэтому моё следующее движение выглядит слишком несдержанным и мне вовсе не свойственным: я просто хватаю обалдевшего Соловьёва за локоть и пихаю его в сторону двери. Он ничего не сможет мне сделать сейчас, а за "потом" я ещё успею поволноваться. Меня просто выводит из себя то, что абсолютно невинного человека хотят в чём-то обвинить, а этот подонок пытается доказать неправду. Бесит. Поэтому строгость моего голоса эхом разлетается по кабинету, и толпа моих друзей, ошарашено осматривая меня, будто в первый раз, расступается перед дверьми, через которые мы выходим с моим самым большим страхом. Сергей дёргается в мою сторону, намереваясь пойти со мной, но одним кивком головы я прошу его этого не делать, и весь его порыв обрубается на корню. Я оставляю всю поддержку за дверью, и остаюсь с Соловьёвым один на один. - Чего тебе, милая? - он тянет ладонь к моему лицо, но получает увесистый удар по рукам. Ещё одна выходка, и я его ударю, и совсем не важно то, что я совсем не умею драться, а мы находимся в полиции. Я его перебиваю, и это немного отрезвляет его, давая мне возможность говорить дальше. - Короче, давай так: я забираю заявление на тебя, а ты на Рому, и мы друг друга не знаем. - Не убедила, малышка. - Я тебе не малышка, понятно? - он расплывается в улыбке, а я тону в своём гневе, - ну что ты выпендриваешься? - я вдруг неожиданно выдыхаю, и становлюсь прежней мягкотелой Ирой. Даже он удивляется этому, и наглая улыбочка сползает с его лица. - Королёва отпустят если не сегодня, то завтра, но его отпустят. А тебя накажут. На удивление даже себе я говорю так уверенно, будто адвокат со своим клиентом. Во мне почему-то нет страха, в груди селится чувство защищённости: он меня больше не тронет. Не знаю с чем это связано. Может от моего местонахождения или от постоянно проходящих мимо полицейский. То ли от того, что за дверью находятся человек, который меня спасет, даже не видя всей ситуации, в случае чего он обязательно появится здесь и поможет мне. Я чувствую это. - Я тебя и так не забуду, милая. Ты была такая красивая вчера. - А хочешь, - мой голос непроизвольно становится наиграно мягким, - я скажу, что ты меня прямо таки изнасиловал? Представляешь, как твои друзья будут тебе завидовать? Поиметь дочку полковника полиции - это ведь так по-мужски, да? Перехожу на соблазнительный шёпот и вижу, как его губы, растянутые в улыбке, всё же дёргаются от напряжения. Он был явно не готов к такой новости. Что же ты, Соловьёв, знать надо, кого лапаешь. - Тебе не поверят, потому что это неправда. - Точно такая же, как и история о том, что ты меня не знаешь. Улыбаюсь так победоносно, что самой становится неловко. С пол минуты мы стоим в тишине и смотрим друг на друга. Я впервые могу разглядеть Соловьёва так тщательно. Мимо нас проходят десятки людей, но они совсем не замечают, как во мне что-то меняется: я смогла перебороть свой страх, я вышла с ним на разговор, я пытаюсь решить проблему. Я ни с того, ни сего перестаю быть бесхребетной. Я пытаюсь что-то сделать, я действую, а не ищу тревоги у себя в душе. И это вдруг кажется мне таким правильным, что я еле сдерживаюсь от широкой улыбки. Победы над собой. - Ладно, договорились. - Товарищ капитан, я хочу забрать своё заявление обратно. Я залетаю обратно в кабинет под настороженные взгляды друзей слишком радостная. За мной недовольно плетётся Соловьёв, но я то теперь знаю, где этот рычаг, что давит на больное место. Сергей недовольно оглядывает меня с ног до головы, подходит ко мне, беря за руку, и разворачивает к себе лицом. Он настороженно заглядывает в мои глаза, будто хочет сначала разобраться в ситуации без лишних слов, всё как он любит, но потом, решившись, тихо шипит на меня: - Ты что творишь? Совсем с ума сошла? - Рассблабься, - и получай удовольствие, - Соловьёв, говори. - И моё заявление тоже верните. - Вы, что, издеваетесь надо мной? - я вижу, как глаза капитана округляются в изумлении. Он подскакивает со своего стула, и я, испугавшись, делаю несколько шагов назад, соприкасаясь спиной с кем-то из ребят. Мне сейчас абсолютно всё равно, кто там находится, потому что я настолько впечатлена всеми происходящими событиями, что совершенно лишилась рассудка. - Значит, так, молодые люди, вы сейчас все расходитесь по домам, и чтобы я вас больше здесь не видел. А ты, Соловьёв, получишь по полной, если хоть одно заявление на тебя придёт. Понял? Я бесконечно благодарю полицейского, и он выталкивает нас всех из своего кабинета, утомившись от всей этой истории. Соловьёв уходит почти сразу же, даже не удосужив нас взглядом, но после его ухода дышится мне всё-таки легче. Мы выходим из участка с ощущением полного удовлетворения. Парни о чём-то оживлённо беседуют, Даша их внимательно слушает, улыбаясь своей обворожительной и милой улыбкой, а я просто иду рядом, не веря в то, что всё действительно закончилось. Эта история подходит к концу, наше знакомство с ребятами тоже. Становится чуть грустно, потому что они вроде неплохие парни, а встретиться нам с ними ещё, уверена, не суждено. Через минуту мы разойдёмся каждый своей дорогой, которые больше не пересекутся, и я тихо радуюсь тому, что больше не принесу ребятам проблем. Это то, что у меня получается лучше всего на свете, и рано или поздно я получу за это премию. Рома неожиданно разворачивается ко мне, когда мы окончательно выбираемся на шумную улицу. - Ну, что, Ирина, - он мягко касается моего плеча и проводит рукой вниз, - спасибо, что вытащила меня. - Если кто и вытащил тебя, так это капитан, - мне становится так не ловко, что я ищу любые способы, чтобы перевести разговор с меня, например, на Дашку. - В самом деле, не подойди ко мне в парке, то и проблем не было. Сергей усмехается, приподнимая левую бровь, что не уходит от моего внимания: было, наверное, неправильно не упоминать о нём. Он ведь был там ровно столько, сколько и Рома, и был рядом со мной тоже. Да, Серебрякова, ты действительно идиотка. Рома собирается что-то мне возразить, но моя реактивная во всех смыслах подруга, Даша, успевает всего лишь одной фразой перебить парня, заставить меня краснеть, а Сергея вновь довольно усмехнуться. Странный вообще человек. - Брось, Ирка, не прибедняйся. Как ты этого Соловьёва сегодня уделала, а? Я тебя такой никогда не видела. Ну что ты? Колиниченко окончательно добивает меня, и я смущённо роняю голову вниз. Сергей нагло улыбается, засунув руки в карманы джинс, но это его не красит. Я знаю, как выглядит его настоящая улыбка, но всё же принимаю её на свой счёт, и думаю, что он смеётся исключительно надо мной. Меня спасает одобрительный смешок Ромы, который дружески приобнимает меня за плечи, и я становлюсь маленькой Ирой, которую перехваливают. - Ладно, девчата, нам пора, - Рома встаёт напротив меня, берёт за руку и улыбается так тепло, что эта улыбка становится единственным, что греет меня в эту дождливую погоду. Мне становится невыносимо неуютно, потому что мы ещё никогда не были так близко друг к другу, и эта близость кажется мне лишней и неприемлемой. - Спасибо, что пришла, да ещё и весь день убила, носилась тут с нами. Побольше бы неравнодушных людей. - Прямо как ты. Резко, неожиданно для себя, поднимаю на него глаза и лукаво улыбаюсь, склоняя голову на бок. Рома улыбается мне также лучезарно, между нами образуется что-то непривычное, похожее на взаимопонимание, которого мне так не хватает. Он с лёгкостью и незамысловатой простотой смотрит на меня, а я на него. Всё кажется таким странным: тупо смотреть на человека и улыбаться не весть знает чему, но я это делаю и получаю неимоверное удовольствие. Просто потому что могу избавиться от скользящего чувства страха внутри. - О-о-о, какие люди. Моё внутреннее спокойствие, зародившееся внутри буквально пару секунд назад, испепеляется этим знакомым голосом. Всего лишь одна фраза, которую можно было посчитать адресованной не тебе, заставляет меня вздрогнуть, это не остаётся без внимания ребят. Ужас переплетается с моими венами, течёт по жилам, смешиваясь с кровью. Перестаю дышать, надеюсь, что задохнусь от этого. Ну, не может быть. Господи, сегодня день встречь? Если да, то почему я не могла встретить сегодня какого-нибудь психолога или психиатра? Почему именно они? Вижу, как рот Даши искривляется в изумлении, она ошарашена не меньше моего. Если бы было можно остановить время, как в каком-нибудь фильме, и успеть сбежать, то я бы бежала до Питера, однозначно. Оборачиваться назад становится слишком страшно, потому что тот человек, с которым я встречусь взглядом, способен доставлять мне боль каждый день. Он готов жертвовать своими интересами ради того, чтобы испытать меня на прочность. Мне самой интересно: сколько я ещё выдержу. - Влад, подожди… Передо мной возникает охмелевшее лицо моего ― язык не поворачивается назвать его моим молодым человеком ― знакомого, его приятеля - Кости, а вместе с этой компанией пришёл конец моих трудов: я больше не смогу уйти от него так просто. - А где это мы пропадали столько времени? - Влад, давай не здесь, прошу тебя… Боковым зрением вижу, как Рома настороженно подходит на пол шага ближе ко мне, а Сергей что-то шепчет Дашке на ухо. Та, не отрывая от меня своих испуганных глаз, о чём-то говорит Новикову, быстро заканчивая этот разговор, и окончательно переключает всё своё внимание на нас. - Конечно, не здесь. Дома поговорим. Когда меня жёстко, собственнически хватают за руку, я вскрикиваю и шиплю, злобно сверля взглядом Ушакова, пытаюсь вырваться из цепкой хватки. Мне так стыдно, что всё это происходит на глазах ребят, будто я иду голой по центральной улице города. Я как будто показываю всем своё самое сокровенное, о котором я не хотела никому говорить. Это щемящее чувство заставляет меня сдаться, и я перестаю бороться. Нужно просто уйти. - Пожалуйста, перестань. Звучит так жалко. Почти, как вчера, в парке. Такой забытый временем кошмар. Как в детстве: тебе снится один и тот же ужасный сон, от которого ты не можешь избавиться. Ты знаешь каждую деталь этого видения, каждое следующее движение наизусть, но продолжаешь бояться, как в первый раз. Оно вводит тебя в панику при любом напоминание о твоём страхе, ты вздрагиваешь, как обезумевшая. Знаешь, что будет дальше, но боишься. Паранойя. - Я сказал: пошли домой. Глаза Ушакова становятся неестественно красными. Смотрю на него, и не могу поверить в то, что два года назад он был самым любимым сыном самых безупречных родителей. Влад просто напрягает свободную руку, сжимая её в кулак, отпускает моё запястье, хватая меня за локоть и волочет куда-то в сторону. Я готова расхныкаться, как маленькая, лишь бы остановить это безумие. А в следующий момент происходит самое страшное. Рома оказывается рядом так быстро, что я едва успеваю моргнуть. Он встаёт между мной и Владом, вновь спасая меня. Отгораживает меня от проблем, защищает. Я не просила его об этом, но он продолжает, как будто чувствует, что мне это необходимо. - Держи себя в руках. Влад что-то свирепо шипит, я знаю, ещё пара секунд и он взорвётся. Я чую запах чего-то опасного и нехорошего. - А то что? Королёв замахивается, и я успеваю ухватиться за его локоть, предотвращая драку, как могу. - Рома, не надо. Кричу так громко, что нас слышит вся улица, но я не замечаю никого: ни прохожих, ни опешевшую Дарью, да, черт возьми, я даже себя не замечаю. Вижу только свой эгоизм вперемешку со злостью и страхом. Между Владом и Ромой вдруг появляется Новиков и сдерживает этот ураган. - Романыч, у тебя проблем давно не было? - Давай, забирай свою истеричку отсюда живее. Ира, пошли, - так ударить его захотелось. - Что ты сказал? - Рома дёргается в сторону Влада, но Сергей всё ещё стоит между ними и не даёт драке состояться. Нахожусь в каком-то замешательстве. Я в роли зрителя. Какие-то картинки медленно мелькают передо мной, слышу отдалённые крики. Всё не со мной. Я не здесь. Паранойя проходит слишком быстро, ровно в тот момент, когда Сергей поворачивается лицом к Роме, пытаясь его успокоить, и ловит мой взгляд через плечо Королёва: замираю и выравниваю дыхание, потому что пелена карих глаз вселяет какую-то уверенность, и говорит: "да, всё нормально, расслабься". И я расслабляюсь. Неожиданно понимаю, что Влад - моя проблема, которую решить должна я сама, поэтому когда очередная нецензурная реплика летит в сторону моих знакомых, я выбираюсь из под надёжного щита Ромы, обхожу Новикова, оставляя их за спиной. Если Ушаков хочет поговорить, то мы поговорим. - Ты от меня что хотел? Влад сразу же переключает на меня своё внимание, оставляя ребят в покое. Это хорошая новость. - Чтобы ты не шлялась с кем попало. - Я уже месяц не шляюсь с кем попало, представляешь? Это было так необдуманно. Так не вовремя и по-дурацки. Сейчас начнётся самое интересное. Влад вздрагивает, будто его окатили холодной водой. Его глаза округляются, он прерывисто дышит. И за эту долю секунды я получаю то, что однозначно преломило весь наш разговор с Ушаковым: мою левую руку кто-то аккуратно берёт в свою крепкую ладонь, заводя её за мою спину, и кратко сжимает её. Спокойно. - Да ты… Его начавшаяся речь и что-то вроде замаха на меня обрываются каким-то полицейским, проходившим мимо нас. То, что мы всё ещё стоим возле полицейского участка совершенно забылось, но вовремя играет нам на руку: Костя, попятившись назад, окликает Влада, а человек в форме не сводит с нас глаз. Мы выглядим реально странно. - Ушак, оставь ты свою бабу, пошли отсюда. Наконец-то, здравая мысль. Не пропил ты, Костя, весь свой разум, молодец. Полицейский медленно приближается к нам, а Владислав вместе со своим другом, наоборот, удаляются. Конечно, Ушаков не мог не одарить меня ненавистным взглядом на последок, но я легко переживаю и это: моя ладонь всё ещё находится в крепкой хватке. - Молодые люди, - мужчина средних лет в форме обращается к нам, - всё в порядке? - Уже да. Спасибо, - оправившаяся от шока Даша с миловидным выражением лица, одной фразой избавляет нас от компании полицейского. На сегодня нам хватит. Рома тяжело дышит, пропуская все эмоции через себя вновь. Рядом стоит Сергей и что-то говорит ему тихо, чтобы никто кроме Королёва его не услышал. Даша оглядывается по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то. Мы все приводим своё внутреннее состояние в порядок, потому что ситуация была крайне эмоциональной. И только мне становится всё равно, лишь потому что ещё одним мудако меня не удивить, ещё одной попыткой насилия надо мной не напугать. Но что-то всё же меня гложет, такое ноющее чувство в груди, похожее на совесть. Это не передать словами, но мне действительно стыдно за то, что эти молодые люди на свою отзывчивость от меня получают ещё порцию проблем. Я тупо пользуюсь ими. Я плохой партнёр. - Это, что, твой парень? - Рома выглядит так недовольно, отчего мне вновь стыдно за себя и свой выбор. - Бывший. - Что он тогда от тебя хотел, раз он бывший. Этот разговор напоминает мне разговор отца и дочери, но дискомфорта я не испытываю, потому что объясниться действительно нужно. Королёв имеет право знать правду. - Меня. Так спокойно вырывается это слово, я даже не стесняюсь и не пугаюсь этого. Просто проговариваю действительность громко и четко, даже не морщась. Если это правда, то почему её нужно бояться? - Ты реально потерпевшая, - Сергей усмехается так заразительно весело, что я готова улыбнуться ему в ответ, но вовремя сдерживаюсь. Его улыбка такая широкая и, чёрт бы его побрал, наглая. Он смотрит прямо на меня, в глаза. Готова закрыть лицо руками, лишь бы не испытывать этой неловкости. Он. Меня. Бесит. - Ром, спасибо тебе, - просто переключаюсь. - Тридцать три несчастья, тебя проводить? Он делает невозможные вещи: я улыбаюсь. Улыбаюсь, просто потому что самый добрый человек на земле стоит напротив меня и после всех неудобств, которые я ему доставила, улыбается и вновь хочет мне помочь. Это что-то невероятное. Под вопросительный взгляд Колиниченко я отказываю Королёву, мы прощаемся долго, разговаривая ещё о чём-то пару минут. Первым нас покидает, естественно, Новиков, в след за которым потом уходит и Рома. Два напряжённых дня со всеми событиями остаются в далёком прошлом, и всё будто происходило не со мной. Вместе с ребятами ушло моё чувство уверенности: как бы плохо я себя не чувствовала, но рядом с Королёвым было действительно спокойно.