* * *
Воодушевленный, Антон хотел назавтра же навестить Анну Викторовну, побеспокоиться о ее здоровье, может быть, пригласить на прогулку. Погода располагала: снег улегся, подморозило, выглянуло яркое солнце, которое играло и искрилось на ровных белых сугробах. Казалось даже, что все кругом новое, свежее, чистое, и ничего дурного приключиться в Затонске не может. Однако, сперва была у Коробейникова служба, и она тотчас же спутала карты. - Вас к себе требуют, - тихо сказал Евграшин и кивнул в сторону кабинета полицмейстера. Невольно ладони вспотели. Никаких грешков либо ошибок Антон за собой не помнил, но Трегубов для него оставался тайной за семью печатями. Штольман как-то обмолвился, что о подобном начальстве можно только мечтать. Но то — Штольман, который не боялся перечить не то, что полицмейстеру — фигурам поважнее, даже князьям. Антон Андреич же был зверушка мелкая против Трегубова. Оправив сюртук, оглядев себя — полицмейстер строго следил за беспорядком в одежде и, если был не в настроении, находил к какой мелочи придраться — Антон постучал. Вошел и замер подле порога. Трегубов, сидя за столом, перебирал бумаги, среди которых Коробейников узнал и свои вчерашние отчеты. - Садитесь, Антон Андреич, - бросил полицмейстер, не поднимая глаз от бумаг. - Да, Николай Васильевич, - Коробейников послушно сел, не зная, куда ему девать руки. Так же не глядя, словно и не замечая посетителя, Трегубов протянул свежий номер «Затонского Телеграфа», уже основательно помятый. Таково было свойство этой газеты: всегда находился желающий порвать ее в клочья за клевету, или же заявление чрезмерно сенсационное. - Слышали об этом, Антон Андреич? - спросил Трегубов и уточнил: - Прямо на первой полосе. Материал, озаглавленный «Пополнение в рядах затонских чудотворцев», сообщал о приезде в город Мадам Ленуар, известной в Париже и прочих европейских городах медиумессе и мастерице гипноза. Дама сия остановилась у помещика Варатова, недавно только унаследовавшего в окрестностях города небольшое имение, и обещала дать в течении месяца пять или шесть сеансов — бесплатно, а также частные консультации за весьма умеренную плату. Сумма в газете не указывалась и, очевидно, оговаривалась отдельно. Снабжена была статья, всячески превозносящая достоинства Мадам Ленуар, фотографией, запечатлевшей женщину средних лет в вуали в сопровождении нескольких неприметных людей, который в подписи значились как «секретарь, помощница и горничная», без указания имен. - Секретный полигон, - принялся раздраженно перечислять Трегубов, - мистические культы, видения Анны Викторовны, исчезновение Штольмана… Право слово, вот это уже перебор. Антон Андреич еще раз перечитал статью, удивляясь тону. На Рябушинского это было совсем непохоже. Впрочем, статья не была подписана. - Что я должен сделать, Николай Васильевич? - Визит этой дамы в сложившихся условиях да еще и накануне Рождества неуместен. Отправляйтесь на сеанс, оцените обстановку. Полагаю, нам несложно будет запретить ее деятельность, если окажется, что она занимается чем-то… - Трегубов помолчал немного, подбирая слова. - Неуместным. - Но… - «почему я?», хотел спросить Антон, но вовремя прикусил язык. Такие вопросы не задаются высокому начальству. - Вы ведь, Антон Андреич, участвовали в стольких делах в нашем славном городе, да и с госпожой Мироновой и ее способностями знакомы близко. Вот и примените, примените уже обретенные знания на практике. Сеанс сегодня вечером, жду отчета завтра же. Трегубов наконец поднял взгляд от бумаг и посмотрел на Антона. Внимательно посмотрел, со значением. Сразу же захотелось бежать и исполнять волю начальства. Коробейников поднялся, вытянулся по струнке и отдал честь. - Будет исполнено, Николай Васильевич. - Вот и славно, вот и славно, - кивнул Трегубов. - А Анне Викторовне пока лучше не вмешиваться в эти дела. Если вы ее на сеансе заметите, потрудитесь сопроводить домой. Ну, идите! Коробейников быстро поклонился и выскочил за дверь, и только посреди приемной перевел дух. Странное задание уже заранее заставляло его нервничать. - Евграшин, - он подошел к столу дежурного и понизил голос. - Есть у нас что-то на приезжую даму, называющую себя «Мадам Ленуар»? Евграшин на мгновение нахмурил лоб, а потом кивнул. - Сейчас я принесу вам все, Антон Андреич. - Спасибо, - кивнул Антон. - Я буду в кабинете. «В своем кабинете», едва не сказал он и прикусил язык. От пустоты комнаты, осиротевшего стола и брошенных вещей Штольмана было по-прежнему не по себе.-2-
1 января 2017 г. в 19:05
Яков подошел к окну и, щурясь от яркого солнца, изучил улицу. Все было в снегу, и дворники, лениво орудуя лопатами, расчищали узкие тропки. Улица была тесной, пролетке не пройти, но за счет низких, не более двух этажей, домов — светлой, ярко освещенной. Солнце играло на снегу.
За спиной Петр Миронов позванивал хрусталем, посмеивался, напевал что-то себе под нос, но Штольман больше не верил образу стареющего бездельника. Да если подумать, всегда этот человек казался ему несколько подозрительным. Это его постоянное вмешательство в затонские дела, его своевременный приезд и еще более странный, но тоже своевременный отъезд, едва только дела стали действительно плохи. Способность его чудесная пьянеть и трезветь точно по памяти. Метание ножей по цели, опять же.
Шпион?
Агент?
- Какое число сегодня? - спросил Яков, не оборачиваясь.
- Двадцать… да, двадцать третье, Яков Платоныч.
- И что это за город?
- Тверь.
Яков наконец обернулся и посмотрел на Миронова. Тот улыбнулся безмятежно в ответ и отсалютовал стопкой наливки. В графине рубиновой жидкости поубавилось, она точно перетекла на щеки Петра Ивановича, взгляд между тем оставался хитрый и цепкий.
- Что мы делаем в Твери?
- Да вы присядьте, Яков Платоныч, - Миронов указал на разбитое, видавшее виды кресло, все в заплатках. - В вашем, знаете ли, состоянии вредно много двигаться. Ранению-то сколько? Два дня.
Яков сел. Несмотря на всю свою неказистость, кресло оказалось достаточно удобным. И прав был Миронов, двигаться, бегать, рваться навстречу опасностям пока рано. Никакой от этого не будет пользы. Да и не юнец он уже, чтобы кидаться очертя голову в самое пекло.
- А у Аннет, если знать хотите, все в порядке, - проговорил Петр Иванович самым невинным тоном. - Она в добром здравии в родительском доме.
Яков по давней своей привычке пошевелил нетерпеливо пальцами, перебирая воздух, почти ощущая его плотность. Почти ощущая, стоило только приложить толику воображения, тяжелые густые локоны Анны.
- Рад это слышать, - сказал он сухо.
И тишина повисла. Миронов потягивал наливку, Яков смотрел на него, а перед глазами то и дело всплывали события последних дней. Браун, полигон, исследования, Магистр, Анна, тихий ее голос, нежное прикосновение. «Как же вы устали...» Устал. За год этот с лишним, проведенный в Затонске, Яков устал больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Устал выжидать. Устал просчитывать ходы. Устал умалчивать. Лгать устал. Выслеживать. Несмотря на долг, несмотря на всю престижность, всю важность выполняемых им особых заданий, исходящих не то, что лично от Варфоломеева — свыше, Штольману хотелось простой и честной полицейской работы. Чтобы самой большой опасностью в его жизни была пуля или нож преступника, обычного, понятного, решившегося на убийство только ради страсти или наживы. И чтобы дома ждала жена, обнимала, целовала нежно, наливала чаю и слушала.
Вот тут стройная картинка дала некоторый сбой. Анна Викторовна чай в фантазиях, конечно, наливала, даже домом распоряжалась — и не хуже, чем адмирал боевым кораблем — но в доме том ей не сиделось. Даже в мечтах.
- Какие еще новости, Петр Иванович? - спросил Штольман, возвращаясь к реальности. Чтобы более не уплывать в свои фантазии, он сконцентрировался на боли в боку.
- А что вас интересует, Яков Платоныч? - Миронов поцокал языком. - Знаю, знаю. Уваков этот в Петербург вернулся, с позором. Благодаря своевременному вмешательству, кого, вы бы подумали? Самого полковника Варфоломеева!
И Миронов воздел палец к потолку, указывая на исключительность этого события.
Кто вызвал полковника в Затонск? Неужели Франт?
- Мне нужно вернуться, - Штольман поднялся с кресла, но слишком резко. Голова закружилась, боль ударила в бок, да так, что сердце на секунду остановилось.
В себя он пришел на кушетке. Склонившийся над ним Миронов покачал головой сокрушенно и протянул стакан с водой.
- Пейте. Чтобы боль унять.
Яков, сейчас неспособный сопротивляться, покорно сделал глоток. Миронов удовлетворенно кивнул, потом подвинул стул и сел, закинув ногу на ногу. Ногтями он барабанил несколько раздраженно по столу.
- Ну вот зачем вы, Яков Платоныч, сводите на нет и мои усилия, и старания докторов?
- Я вам благодарен, Петр Иванович, но… - Штольман медленно сел, морщась от каждого движения. - Мне нужно в Затонск, чтобы… нужно убедиться, что там все в порядке. А потом в Петербург.
Миронов скрестил руки на груди и медленно оглядел Якова с ног до головы.
- Нет, в Затонск вам нельзя.
- Если Увакова там больше нет…
- Я, Яков Платоныч, выражусь конкретнее, - голос Миронова, обычно медоточивый, кошачий какой-то, вдруг обрел полузнакомые стальные нотки. Яков и сам так говорил, когда требовалось надавить. - Вам сейчас нельзя встречаться с Аннет. Ради ее и вашей безопасности. Хотя бы ради ее, потому что на собственную жизнь и здоровье вам, очевидно, плевать.
Штольман смахнул испарину со лба. Мысли немного путались.
- О чем вы?…
- Ну же, Яков Платоныч, вы же умный человек. Вы давно сложили два и два и получили на выходе твердую четверку. Вы…
Голос становился все глуше, все тише, голова кружилась, в глазах темнело, и вот, в итоге Яков то ли потерял сознание, то ли уснул.
Снилась ему Анна.