Под орлесианским игом

      — Что же ты вообще в Стражах забыл? — на каждое свое слово Киндейрн наносил по одному тяжелому удару своему партнеру по спаррингу. Больше тренировочных боев, в которых никогда не удастся раскрыть истинную силу, лишь довести до автоматизма движения, он ненавидел тренировочное оружие. Воин никогда не мог объяснить точно, в чем эта ярая нелюбовь заключалась, это было что-то там, внутри, неуловимое и до боли личное, как полузабытое из-за спешного хода времени воспоминание о жарких объятьях блондинистой красотки. И как с той красоткой, так и с оружием должны отношения должны… искрить. Киндейрну просто необходимо чувствовать отклик. Этот отклик можно найти, «прощупать» даже у нового, ещё неопробаванного, но готового для боя оружия, но, как ни странно, не у тренировочного. Оно холодно, инертно и бездушно.       — А ты? — Винце пыхтел, пытаясь удерживать глухую оборону (сегодня Киндейрн был особенно суров, не давая продыху своими атаками), говорить было тяжело, но опускаться в глазах вредного старикана он не собирался. Ему хотелось ещё как-нибудь огрызнуться напоследок, но весь разум был занят исключительно просчетами будущих ударов. И попытками отбить нынешние, не совсем искусно, но очень старательно орудуя щитом. Поэтому его хватило лишь на то, чтобы ухнуть от особенно сильного удара. Винце считал, что Киндейрн, использует его в качестве замены манекена по той простой причине, что он хотя бы немного, но движется и, кажется, похож иной раз на мальчика на побегушках. Особенно, когда он начинал обращаться в этом снисходительном тоне. Особенно, когда он начинал сомневаться, что Винце достоин быть Серым Стражем. Но… Если раньше он позволял ярости дурманить голову, то теперь вспоминал совет старика, который игнорировал множество раз, всю мудрость его слов: «Забудь о чувствах, смотри за мечом, дурень!»       — Я… У меня нет ни жены, — Киндейрн стремительно наносит сильный удар щитом, Винце качнулся, но все же удержался на ногах, — ни детей, — следующий удар щитом был ещё молниеносней и сильнее, паренек отшатнулся на пару шагов, — ни желания отращивать брюхо после всего того, что я пережил, — последний удар щита был самым сильным, юноша не выстоял и упал. Киндейрн смерил его странным взглядом, который Винце не мог понять.       Винце не знал что сказать, все было слишком… странно. Но Киндейрн, будто бы поняв это, добродушно по-отечески улыбнулся и уже было начал тянуть руку, чтобы помочь пареньку подняться, как заметил, что тот изменился в лице. О, это выражение ему было прекрасно знакомо: влюбленный дурачок во всей своей красе, сам не раз видел у себя такое в молодости. Только вот не мог понять, почему… А, нет. Все стало ясно.        — Ваш бой был поистине очагʼовательным! — как будто бы из-под земли появилась леди Командор, с широкой улыбкой снисходя до того, чтобы помочь встать пареньку. Киндейрн хмыкнул. Сколько он себя помнил, что всегда считал, что под «очаровательным» орлесианцы на самом деле подразумевают нечто совершенно другое в очень негативном смысле. А Винце так, похоже, не считал, начал краснеть, лепетать что-то неразборчивое в ответ, на что с энтузиазмом и невероятно жутким акцентом отвечала Командор, будто бы те двое были давними друзьями. Но Киндейрн был уверен в том, что та даже не знала их имен, пусть и пыталась сейчас стать «своей в доску». И все же… Стремление было похвально.       Он отошел, понимая, что слишком стар для подобных разговоров. А Карон едва ли была старше Винце, максимум на лет пять, а даже если и более, то орлесианцы каким-то чудным образом умеют молодиться. В общем, они друг друга поймут. По крайней мере, уж точно лучше, чем сам Киндейрн, который не может справиться со своим недоверием и настороженностью по отношению к орлесианке, даже несмотря на то, что она со своим отрядом фактически спасла ему, как и многим другим солдатам, жизнь, ворвавшись в гущу порождений тьмы ради того, чтобы найти нужные медикаменты. Он осознавал: предрассудки улягутся, поможет лишь время, а до тех пор он может лишь терпеть и ждать, стараясь оставаться беспристрастным.       — Как насчет того, чтобы освежиться после весьма трудного сражения? — прозвучал рядом с ним чей-то слишком веселый и беспечный голос, а прямо перед его носом появилась кружка, полная живительного дара Создателя, о котором он почему-то ранее забыл, но стоило увидеть, как вспомнил и возрадовался — кружка холодной, освежающей воды.       — А почему бы и нет? — Кидейрн никогда не страдал скромностью, не желал и не умел жеманно церемониться или маяться притворной витиеватостью, он был для этого слишком прост. Взяв кружку, он сделал из неё несколько крупных глотков и блаженно прикрыл глаза. Оказывается, что жизнь поразительно хороша и этому факту никак не мешает нежелание перенимать опыт от старшего поколения у Винце. Он посмотрел на человека, который свершил для него акт милосердия и укорил себя: надо было это сделать с самого начала, маги слишком непонятны, вдруг, будь он вне Башни, в воде было что-то подмешано?       Но этот маг был знаком всей Башне Бдения, ведь именно с ним происходила самая нелепая и забавная, счастливая сцена рекрутирования в Серые Стражи, которая только могла быть. О, он прекрасно помнил это. Тёмное небо, капли дождя, секущие похлеще кинжалов лицо, и акт взаимных лжерадостей, похожих на милования влюбленных голубков, называемых дипломатией, королевы Аноры, храни её Создатель, и Леони Карон, храни её хоть кто-нибудь, а потом внезапный конфликт мага-храмовников, разрешенный в пользу первого. Андерс, видать, уж точно храним кем-то свыше, иначе удачливость его никак нельзя объяснить.       — Мне казалось, что все ваши тренировки проходят в библиотека с древними книгами, а не здесь, вместе с настоящими мужчинами, — ухмыльнувшись, произнес Киндейрн.       — М, правда? Что-то не видел здесь ни одного настоящего мужчины, тренировка уже окончена, да? — все с той же веселой беззаботностью ответил отступник, ухмылка на лице Киндейрна стала ещё шире. Действительно, веселый парень, Карон проявила сумасшедшее благоразумие, пойдя против Церкви и взяв его в Стражи. Или это чутье? То самое чутье, которое помогает в последний момент сделать шаг назад, чтобы спасти свою жизнь, или подсказывает, что лучше пойти не в обход, а прямым путем, в итоге лишь спустя много дней узнав, что там была целая шайка вооруженных до зубов разбойников.       — А если честно, то Леони ангажировала меня на прогулку. Делать было нечего, я пошел, — пожав плечами, продолжил Андерс.

***

      Делать было действительно нечего. А если быть точнее, то Андерс ещё никак не смог решить, что же ему делать. Будучи Серым Стражем, он получил свободу, о которой ранее и мечтать не мог. Ту свободу, о которой грезил так долго, но чудно, что в те моменты он почему-то ни разу не додумывался о том, что с этой свободой будет делать. Нет, конечно у него были долгоиграющие планы, такие как, скажем, дом на берегу моря, красавица-жена, дети, но это исключительно после бурной молодости, чтобы было что вспомнить. И вот она, молодость. После принятия внутрь одного весьма скверного напитка, Командор почему-то спросила у него и Огрена, посмотрев необычайно серьёзно и внимательно, хотя даже во время встречи с говорящим порождением тьмы выглядела несколько беспечной, будто бы все это для неё сказка:       — А что вы хотите делать?       Ответ Конрада был прост и незатейлив, Андерс даже завидовал отчасти такой уверенности в завтрашнем дне. Естественно гному хотелось «размозжить о свой меч как можно больше порождений тьмы». Не говоря уже о стандартном желании опустошать все попадающиеся по пути бутыли, кружки, бочки со спиртным. А вот Андерс… Если второе желание Огрена ему казалось весьма заманчивым, то первое, которое надо было высказать вслух… Тогда он посмотрел на Леони. В янтарных глазах плескалось понимание. Она сказала, что тот, кто ещё не знает, может побыть пока у Стражей и подумать, главное — дать ответ.       С того дня, быть может, прошло уже около недели, может больше. Андерс все ещё пинал балду. Иногда говорил с гномом, иногда сидел и читал какие-то унылые книги в библиотеке Стражей, иногда флиртовал с милой эльфийкой-служанкой, забавно краснеющей до кончиков ушей, иногда просто плевал в потолок. Насколько он знал, то у леди Командора было достаточно дел, чтобы не спать целыми ночами, разбираясь в канцелярии, и практически забыв о простых солдатах, чье тихое недовольство по этому поводу он слышал далеко не в первый раз. И, если быть честными, то был не согласен. Не только потому, что именно она спасла его от гибели или того хуже — усмирения, не только потому, что сам был иностранцем и понимал, что ферелденцы бывают слишком предвзяты и другим любым причинам, которые действительно могли бы быть. Просто он впервые в своей жизни увидел орлесианца с красными опухшими глазами и чернющими фингалами под ними, что напрочь порвало его шаблон о том, что орлесианцы какого-то инопланетного происхождения, и что, возможно, они даже тоже люди!       Но, как ни странно, когда орлесианка подошла к нему, то выглядела уже совершенно прилично, даже идеально. Настолько идеально, насколько можно это сотворить, находясь в таком месте, как Башня Бдения. Но, впрочем, тут была вина макияжа, легкий нездоровый блеск в глазах и слегка дрожащие руки выдавали, что на самом деле не все так хорошо, как хочется видеть. Пожалуй, Андерс даже начал подумывать о том, чтобы попытаться сварить что-нибудь успокаивающее нервную систему. Хотя, конечно же, лучшим лекарством в данном случае будет ни больше и ни меньше, чем сон. Спокойный и здоровый, восстанавливающий все силы. Лишь после него уже можно будет начать размышлять о чем-то другом. Но… Ладно, это все можно будет сделать, если Андерс не найдет какого-нибудь другого способа развеять скуку.       — Миледи Командор, чем могу услужить? — пожалуй, поклон он сделал больше шутливо-издевательский, чем всерьез, но, что удивительно, Карон широко и довольно улыбнулась, иной раз отступник поражался её доброжелательной впечатлительности и наивности. Немного подумав, она произнесла:       — Ну что ты, называй меня просто Леони, эти фогʼмальности меня удгʼучают и убивают, — она протянула руку, будто бы в знак какого-то тайного договора между ними, и Андерс на автомате пожал. Возникшее почти что неловкое молчание длилось довольно-таки недолго, Карон практически сразу не только начала говорить, но и потянула его за собой, а точнее попыталась это сделать — неужели он успел набрать порядочно жирку — у неё получилось лишь легко потянуть:       — Я, в общем, хотела позвать тебя пгʼойтись по Башне, мне нужно провести смотг' существующих повгʼеждений.       — Это все, конечно хорошо, я не против, но почему вы так ищете мою скромную компанию, Леони? — вопрос, полный веселого и хитрого лукавства.       Андерс посмотрел на Леони. Как ни странно, та будто бы смутилась, но, возможно, что это было игрой света и теней на её лице. К тому же говор её ничем не выдавал смущения:       — Ты единственный, кто мне знаком, — Леони тряхнула светло-русыми волосами и незатейливо пожала плечами, — кгʼоме Огʼена, но он напился.       Делать было нечего. Вот они и пошли, все также держась за руки.

***

      Удивительно, но Карон достаточно много знала о жизни в орлесианском Круге, это даже удивляло. И рассказывала она складно, корректно избегая, так называемых «острых углов», вроде всех прописных церковных истин, которыми так любят бросать в магов, словно оскорблениями. Вместо этого она рассказывала о том, какое там обучение, как обращаются с магами, и сквозь её слова Андерс ясно слышал, что к магам она относится дружелюбно, с неким интересом, но никак не с опаской.       — Кто-то из ваших близких родственников пребывает в Кругу?       Андерс замечал, что над всеми вопросами, вне зависимости от их сложности, Леони размышляет. Иной раз эти думы занимают не более нескольких секунд, иной раз она молчит минуты… Но без этого она будто бы не может. В этот раз ей потребовалось чуть более, чем полминуты, после чего она вынесла вердикт:       — М, нет, — Карон будто бы хотела ещё что-то сказать, набрав побольше воздуха в грудь, но выдохнула и промолчала. Андерс это прокомментировал какой-то шуточкой, но она была чисто формальной, на самом деле же он знал: у каждого должна да и есть своя тайна, о которой никто и никогда не узнает. Впрочем, Страж-Командор вообще была полна тайн, несмотря на свою предельную открытость миру, и отступнику остается гадать о том, кто она. Разговоры о Круге Магов, попутно возмущения по поводу отвратительного состояния стен, пола или бегающих в углы мышей, никак не мешали Леони ни капли не рассказывать о себе. Единственное, что можно было понять из всех их разговоров — акцент у неё просто отвратительный, который слушать было просто невозможно. Наверное, именно это и послужило каким-то рычагом, благодаря которому Андерс предложил Командору в свободное время помогать тренироваться говорить на общем, чтобы он звучал менее… заметно.       В конце концов путь привел их к тренировочной площадке, где, пожалуй, произошло главное за все это время. Было ветрено, волосы Карон то и дело лезли в ей лицо, мешая говорить, но Андерс все равно прекрасно её слышал, но, как ни странно, почти не услышал акцент. И буквально чувствовал тот самый знакомый серьёзный взгляд:       — Возможно, что здесь будет буря. Я не знаю, что её вызовет, но очень хочу, чтобы пережидать её мне было с кем. Я действительно очень хочу с тобой подружиться, Андерс, ведь на самом деле наши с тобой ситуации гораздо более похожи, чем ты думаешь.       Они молчали, смотря на друг друга, несколько минут. Но стоило ветру успокоиться, как взгляд Леони потеплел и повеселел, она буквально понеслась, поддавшись какому-то сумасбродному внутреннему зову, к двум закончившим тренировку воинам, радостно что-то щебеча на своем языке. Андерс же постоял ещё некоторое время, пытаясь избавиться от темного тяжелого осадка в душе, взял стоящую рядом кружку с водой и пошел ко второму отошедшему воину. После такого нет ничего лучше, чем поболтать о чем-то простом.       Все равно ведь делать нечего.