Запах сирени

Поезд уносил их из Москвы в Волгоград. После того, как проверили билеты, достали бутылку. Не выпить в дороге — такого не бывает. Разговор шел о предстоящем выступлении. Слово за слово перешли на ранение, на личную жизнь, которая очень быстро сузилась до жизни одно -единственного человека — гитариста Романа Гурьева. Подарок на день рождение был шикарным: узнать, что под сердцем любимой бьётся три маленьких сердечка — это ни с чем несравнимо. Роман до сих пор не мог придти в себя, никак в голове не укладывалось, как такая хрупкая женщина может носить троих детей. Подперев кулаком подбородок, он с улыбкой смотрел на друзей. — Ой! — пара несильных толчков в бок возвратила Гурьева из мира мечты и фантазий во вполне реальную жизнь. Он достал из сумки бутылку виски. — Ребят, у меня новость. Мы с Дашей приглашаем вас на свадьбу. — И когда же свадьба? — поинтересовался Вадим, за такую новость нужно было обязательно выпить, он открыл бутылку, разлил. — В декабре. Только это, Даша ругается, говорит, какая свадьба с таким животом. — В смысле? — Лобашёв уловил в словах Романа какой-то тайный смысл. — Чем живот-то помешал? Беременная женщина — это красиво. Она же не девочка восемнадцати лет. — Я ж не сказал самого главного — у нас тройня будет. На мгновение повисла тишина. Затем на лицах музыкантов появилось удивление, которое сменилось в итоге на искреннюю радость. — Гурьев, ну, ты даешь! Видимо, это в ту ночь было, про которую ты ничего помнишь, — поддел дружелюбно Энди, потирая руки. — Ребят, вот за это точно надо выпить, это самая лучшая новость за последнее время! Концерт и обратная дорога прошли, словно в тумане. Пить, так пить, как говориться в известной пословице. Домой он приехал на автопилоте. *** Даша не хотела свадьбы в привычном смысле этого слова. Нет, она не стыдилась своего положения, было просто тяжело, постоянно тошнило. За последние месяцы она три раза лежала в больнице, несколько раз приезжала скорая, врачи обещали уложить её до нового года и не выпустить до самых родов. Даша боялась этого, но продолжала готовиться к свадьбе. Она отмахивалась от предложения Насти купить белое платье, фату, говорила, что с животом это будет смотреться безобразно. Но в итоге сдалась, когда в одном из салонов увидела кремовое платье. Оно было просторное, легкое, до колен, схваченное атласной лентой под грудью. Белая шубка добавляла очарования. Когда Роман пришел за ней, так как спускаться было всего-то этаж, то застыл на пороге. — Ты самая красивая невеста, — Роман обнял её, нежно поцеловал. — Ты готова? — он отметил про себя, что Дарья очень бледная, но списал это на нервы, на предстоящее торжество. Даша в ответ кивнула, пальцы нервно сжали цветы. Пусть похожа на колобка, а в загсе все оборачиваются, глядя на её большой живот, пусть. Главное, всё страшное позади, а впереди самое приятное — рождение детей. Но при этом тянуло поясницу, было тяжело идти, в голове невольно промелькнуло, что начинаются роды, но женщина отмахнулась от них, пытаясь сосредоточиться на церемонии. В зале были родные Романа, группа. Даша никак не могла надеть кольцо любимому на палец, держалась из последних сил. — Даш, успокойся. Всё хорошо, — прошептал он, украдкой помогая ей. Роспись свою Даша запомнила на всю жизнь: таких каракулей она не видела давно. Да и не только она, кажется. Глаза Романа, ставившего свою подпись, были круглыми от удивления. Во время первого танца молодоженов Дарье стало плохо. Ромка подхватил её, пытался привести в чувство. — Чёрт, — ругнулась Настя, заметив, что по ногам подруги течет кровь, — скорую!.. *** В приёмном отделении суетились врачи, до Романа, которого оттеснили к стене, долетали обрывки разговоров: «преждевременные роды», «разрыв матки», «готовьте операционную»… он стоял и растерянно смотрел, как жену увозят к лифту, как двери лифта закрываются за врачами. Роман не знал, что делать. В родильное отделение его не пустили, отправили домой. Постояв на улице, он поехал на базу, где застал всю группу. —Ром, как она? — первым к нему бросился Жданович. С того момента, как приехала скорая, как Дарью унесли из загса, он не находил себе места, метался, словно лев по клетке. — Не знаю… выставили… сказали позвонят… Ромка устало сел на стул. Было плохо. Сколько так прошло времени, он не знал, не слышал разговоров друзей, их попыток ободрить, хоть они и понимали, что всё это бесполезно. Когда раздался звонок, Гурьев стал белым, словно свежевыкрашенная стена. Говорил по телефону не больше минуты. Потом растерянно оглядел комнату, словно видел её впервые. — Даша в реанимации… состояние тяжелое… — А дети? — Лобашёв похолодел, невольно стало страшно. — Дети тоже… родились слабыми… *** Роман знал, что в палату интенсивной терапии его не пустят. Но он звонил, пытаясь узнать, как здоровье Даши. Но каждый раз слышал одно и то же: состояние тяжёлое, но стабильное. И всё, больше ничего. Его пускали в определённые часы к детям. Он стоял и смотрел сквозь стекло кувеза на три крошечных создания, упорно цеплявшихся за жизнь. Эти недолгие пятнадцать минут разрывали его душу от боли. Молитвы если и шли, то только от сердца, он желал, чтобы его мальчишки и любимая жена быстрее поправились и как можно скорее вместе с ним вернулись домой.