Запах сирени

Последнее время Иван приходил редко. И вот сейчас он командовал на кухне, успевая делать там уборку, готовить и поражаясь тому, что в холодильнике брата скоро мыши повесятся. Гремели бутылки, было слышно, как бурлит электрический чайник, но Ромка не замечал этого, да и был не голоден. Выпить и то не хотелось. Подперев кулаками подбородок, гитарист всё возвращался в ту ночь, когда услышал за спиной отборный мат и, пойдя на голос, увидел худенькую женщину, пытавшуюся разобраться с ключом, застрявшим в замке. Он не раз разглядывал её фотографии в социальной сети, но и подумать не мог, что Даша не просто тонкая — хрупкая. Когда она вошла на кухню в свитере и джинсах, захотелось обнять её, прижать к себе и не отпускать. Но… она вела себя как-то сковано, в глазах плескался страх, хоть и пыталась улыбаться. Ромка не раз возвращался к этому взгляду, пытаясь понять, почему Дарья похожа на затравленного зверька. — Ром, ты ночами спишь? — спросил Ваня, разглядывая лицо брата: под глазами не то, что синяки, почти черные круги, да и весь вид какой-то у него странный, словно он находится в параллельном мире. Романа ничего не интересует, кроме той фотографии, которую он машинально перевернул, едва за его спиной хлопнула дверь. — Сплю, а что? — Роман всё-таки посмотрел на брата. Иван переживает за него. Только вот он давно не мальчик, взрослый мужчина. У него свои проблемы, которые не решить одним махом. И старший брат здесь не помощник, к сожалению. Его сердечную боль он не вылечит. Ромка вздохнул. Отвернувшись от брата, посмотрел в окно. Там качались ветви деревьев, шёл снег. Странно, апрель уже. Казалось бы, должно быть тепло, ярко светить солнце. Но нет. Природа делала всё назло, опять повеяло зимой. — Как хоть зовут ту девушку с фотографии? — Даша, — ответил Миталыч, и Ваня невольно отметил, сколько тепла в голосе брата. Влюбился. Что ж, давно пора забыть прошлое. Воспоминания не приносят счастья. И топить их в горячительных напитках тоже не дело. Иван покосился на пакеты с кучей бутылок из-под виски и пива. — И? — Что «и»? — Роман нахмурился. Умеет же брат поставить вопрос так, что не знаешь, что и ответить. Взгляд гитариста скользнул по холодильнику, потом метнулся на часы, с минуту он смотрел, как секундная стрелка бежит по кругу, потом покосился на обои и снова вернулся к Ивану. — Ты пробовал с ней встречаться? — Позавчера чай пили, — ответил Рома. — Но толку-то. Она, как затравленный зверь. Я всё пытаюсь понять почему. Всё удивляюсь, как она меня в квартиру свою пустила. Вчера из лифта вышел, а она вместо того, чтоб войти туда в сторону отскочила. Лифт так и уехал без неё. — Ром, она — женщина. А значит, могли где-то ограбить, могли изнасиловать. Ты не думал об этом? — Вань, скажешь тоже, — но Ромка не хотел признаваться, что думал об этом, думал и не раз, понимая, что должна быть причина такого поведения у женщины. — Ох, Ром, в жизни и не такое бывает. Пробуй ухаживать. Возможно, именно тебе она откроет не только свою душу, но и сердце. — Вань, я боюсь. Не того, что будет всё зря. Нет. Боюсь испортить. Да и как ухаживать? — искренне спросил Гурьев-младший. — Ром, ты с бывшей женой сразу в загс что ли рванул? Не ухаживал за ней? — Иван старался не ехидничать, хотел для брата счастья, да и женщина с фото внешне понравилась ему. — Вань, это было давно и не правда, — пробубнил Роман в ответ. — Правда, не правда. Бери себя в руки, брат. Мы что-нибудь сейчас придумаем, — Иван улыбнулся, погладил брата по плечу. — А пока — давай-ка ешь, а то ты на привидение похож. *** В тот вечер Дарья возвращалась с фотосессии. Войдя в подъезд, привычно оглянулась, потом посмотрела по сторонам. Подойдя к лифту, обнаружила прикреплённую на двери алую розу. К стеблю колючего цветка была привязана записка, обращенная именно к ней, а не к кому другому: имя и фамилия на листе были написаны полностью. Сама записка содержала просьбу выйти этажом ниже. В конце записки стояло имя: Роман. Зайдя в лифт, женщина задумалась. Что её ждет? Не попадет ли в ловушку? Как-то страшно. Сжав в руке цветок, несколько секунд металась между цифрами и… решила рискнуть. Выйдя из лифта там, где просили, она увидела маленького, плюшевого медвежонка, державшего в лапах еще одну розу. Посадив медвежонка в сумку, Дарья соединила розы и пошла дальше. Ступенька за ступенькой. Одна роза алая, вторая белая и так до самой квартиры. У двери её ждал огромный букет, перетянутый алой лентой. Даша растерялась. Осторожно взяла его в руки, долго любовалась, а потом вошла в квартиру. Захлопнув дверь, прижалась к ней спиной и сползла на небольшой коврик. Она боялась Романа Гурьева, как любого другого мужчину, но… в тоже время к нему было какое-то доверие. И эти розы. Дарья пересчитала их — тридцать одна роза, их она собрала в подъезде и, наверное, столько же в букете. Сумасшедший! Вынув из сумки медвежонка, рассмотрела его и только тут заметила на нем цепочку с кулоном. Кулон был красивым, чем-то напоминал веточку сирени. Вернуть? Некрасиво. Человек дарил от души. Но и принимать такой подарок она не имела права. Поставив цветы вводу, Даша посадила рядом медвежонка. Кулон с него пока не стала снимать. Пусть. Если она сможет принять Романа, то на первое свидание с ним, обязательно наденет его. *** Роман стоял пролетом выше и смотрел, как Даша собирает розы, как обычно хмурое лицо женщины озаряет улыбка. На его душе стало тепло. А когда пришло сообщение во Вконтакте, он даже поначалу не знал, что ответить. Но вскоре слова нашлись сами, они проговорили до поздней ночи. Еще через неделю наконец-то сошел снег, он позвонил Лобашёву и попросил помочь ему в одном деле. — Рома, опять ты меня втягиваешь в какую-то аферу, — усмехнулся Энди. — Но я согласен. Когда приходить? Что? Ночью? Ты сдурел? Ну, ладно, черт с тобою! *** Ночь освещала дом, в котором светилось всего пара окон. В одной квартире на диване, в обниму с гитарой, сидел Роман Гурьев и молча выслушивал всё, что о нём думал лучший друг, в другой — не спала Дарья. Сон не шел, и она не знала, чем занять себя. Побродив, решила заняться обработкой недавно снятых фотографий. Когда за окном начало светать, Даша вышла на балкон. Долго смотрела на бирюзово-молочное небо, как на крыши домов ложится багровый рассвет, понимается солнце. Было холодно. Глянув вниз, женщина потеряла дар речи. — Блин, Гурьев, — Андрей оторвался от рисования большого сердца на асфальте и посмотрел на друга, руки которого были перепачканы мелом, — мне пятый десяток, а я как пацан ползаю тут с тобой и сердечки рисую. Дурдом! — Да ладно тебе, ты ещё вспомни, что кандидат наук! — Роман подошел к пакету с лепестками. — И это тоже. Ладно, давай лепестки. Ты чего, одних красных, что ли купил? Говорил же, бери и белые! — Да не было уже, поздно пришел! Не ворчи, давай помогай. Нагнувшись через перила, Дарья смотрела на то, как нарисованное сердце наполняется лепестками роз. И вот как реагировать? В голове промелькнула мысль. Она вернулась в квартиру, достала из холодильника тортик «Медовик» (хотела пригласить подругу на чай), быстро написала маркером на коробке «спасибо». Выглянула в окно, мужчины еще возились у сердца, что поправляли там. Сунув ноги в шлепанцы, вышла на лестничную клетку. *** — Ром, твои старания, кажется, уже оценили, — Андрей поднял с коврика торт, улыбнулся, — пошли, попьем чаю, да давай спать.