***
И больше она не уходила из головы. Сколь сильно я ни старался изгнать ее, образ Розы Уизли лишь сильнее отпечатывался на подкорке. Но не было причин переживать из-за этого, пути наши упорно расходились в разные стороны. Следующую нашу встречу, сама того не подозревая, нам утроила моя благоверная. Готовясь к весенним каникулам и возвращению Скорпиуса в отчий дом, миссис Малфой с особым рвением принялась приводить поместье в порядок. Моими, к слову, руками. Неделю или около того, я уставший, как тролль осенью, носился по комнатам со стремянками, поправлял покосившиеся рамы картин, с которых осуждающе смотрели предки Малфоев, вытирал пыль с фамильных длинных носов. На вопрос, почему бы нам не использовать для этого магию, жена смотрела на меня, будто я был не обычный Драко, а какой-нибудь фиолетовый или шерстяной, и отвечала устало: «Милый, если ты забыл, то мы — семья, и должны хоть что-то делать вместе». Я не спорил, ведь когда Астория произносила слово «семья» патетическим тоном, лучшим решением оставалось лечь на спину, притвориться больным, спящим или мертвым и вот ни в коем случае не спорить с ней. «Что-то делать вместе». В этом самом «вместе» участие жены ограничивалось раздачей команд и ценных советов, когда она, облаченная в костюм для уборки и перчатки, изящным перстом указывала на очередную гору мусора.Проведя неделю в этом кошмаре, я понял, что Малфой-Мэнор больше напоминает свалку дорогих, но ненужных безделушек, чем дом. Жена успокоилась за день до возвращения Скорпиуса после очередного, дюжинного по счету моего падения с лесенки. Все бы, конечно, ничего, но это приземление закончилось для меня обмороком миссис Малфой, моим скаканием к ней со сломанной ногой и с разбитой головой. Я привел любимую в чувство поцелуем, а после этого меня самого левитировали в госпиталь Святого Мунго, где грозились продержать неделю. Три дня я откровенно наслаждался покоем, мужскими журналами и смело выбрасывал плоские пироги Астории в мусорный бак, как вдруг, на четвертый день в мою комнату вошла… Роза Уизли. Точнее, она деликатно постучала в косяк, отворив дверь, но так и осталась стоять у порога, не решаясь войти. — Мисс Уизли, — махнул я рукой, — здравствуйте! Вы ко мне или просто мимо пробегали? — Мимо ли пробегала… пробежала ли? — девушка пролепетала эту несуразицу и все-таки шагнула внутрь, — я увидела Ваше имя в списках больных и… Мерлин, что с Вами случилось, мистер Малфой?! — Личные разногласия со стремянкой, — улыбнулся я в ответ, — не стоит переживать, через несколько дней я буду, как новенький. Роза неуверенно покосилась на загипсованную ногу и показала головой: — Перелом? — С извещением, — поведал я ей свой страшный диагноз, — и еще травма головная. — Перелом со смещением и сотрясение мозга, — машинально поправила меня Роза, и без приглашения присела на кровать, — как Вы себя чувствуете, мистер Малфой? — Спасибо, неплохо. Эльфы здесь готовят прекрасно, гораздо лучше, чем у меня дома, да и времени свободного, хоть ешь. — Вы, наверное, часто бываете заняты? — Да, так… Работа… Благотворительность… Дела семейные… — М-м-м. Ясно. Понятно. Роза разглядывала свои пальцы, сцепленные в узел, а я снова глазел на подмигнувшие из-под униформы помощницы колдомедика чулки. Сегодня резинки на них ажурные, белые, как сливочный крем с именинного торта. Да и узоры те же. Даже облизать хочется. Наверное, сладко. Я осекся. Собственные мысли не радовали совсем и даже внушали некоторый страх. Она же совсем ребенок! Ровесница собственного сына! — Хороший костюм, мисс Уизли. Вы работаете в Госпитале? — я попытался о чем-то заговорить и намекнуть ей на чулки, чтобы она спрятала это с глаз долой. — Да, помогаю. Это вроде медсестры, только пока без сертификата. Мне дают простые поручения, и еще я ухаживаю за выздоравливающими… — Значит, и за мной будете ухаживать? — Не знаю, — ответила девушка, — если что-то понадобится, Вы, конечно, сможете меня позвать… Так слово за словом ткалось темное покрывало нашего разговора. Оно развернулось под небосводом, засверкало точками звезд за окном. Свет Роза не зажигала, она просто сидела на краю больничной постели и отвечала на вопросы, задаваемые мной, а потом сама спрашивала. Оказывается, она разговаривала обо мне со своей матерью и была немало удивлена, что наши отношения с Гермионой в школе и после, мягко говоря, не ладились. Потом она сделала мне странный комплимент, что не разделяет взглядов матери, и считает меня очень остроумным. Мы разговаривали и разговаривали, и времени, должно быть, прошло прилично, потому что в холлах, разделявших женскую и мужскую половину, погасили свет. — Не пора ли Вам домой Роза? — Я дежурю сегодня ночью, — ответила девушка, — хотите, почитаю Вам? И хотя я сам успешно справлялся с этим, мне ужасно не хотелось сейчас оставаться одному. Я достал из прикроватной тумбочки книгу, касавшуюся моей работы и далекую от специализации Розы, и с иезуитской улыбкой, протянул ей. Что ж… она сама хвалила мое чувство юмора. Читала она, прелестно коверкая незнакомые термины, но я почти не замечал этого, наблюдая за тем, как алый рот терпеливо проговаривает сложные и непривычные сочетания знакомых букв. Девушка напрягала глаза, будто это могло помочь. Потом она прикрывала их, наверное, устав от такого чтива. А мне вся эта нечаянная близость напоминала предрождественский вечер, в который мы поцеловались, стоя под зачарованной омелой. — Роуз, — тихо позвал я девушку… Каким хриплым и громким показался в тишине собственный голос. Она оторвала взгляд от книги и замолчала. Что было дальше, я помню смутно, но только сознание того, что я делаю, пришло ко мне уже поздно: мои губы сминали неуверенные уста девушки. Широко распахнутые карие глаза смотрели испуганно. — Роза, прошу Вас, — прошептал я, на миг разорвав поцелуй, — простите меня заранее. И эта простая фраза обезоружила ее, и девушка, прикрыв глаза, сама потянулась ко мне. Изящные ручки, до этого момента безвольно лежавшие на книге, опустились на мои плечи, а фолиант с ее колен, ругаясь шепотом страниц, упал на пол. Я сгреб ее колени в охапку, подтянул ближе к себе и поцеловал снова. Она отвечала неуверенно, но очень нежно, едва касаясь моих губ. Это становилось совершенно невыносимой пыткой, потому что Драко—младший вдруг пригрозил мне самым настоящим восстанием. Боясь, что Роза увидит это постыдное явление, я чуть повернулся на бок, и тут же почувствовал, как ее прохладная и влажная от волнения ладошка, скользнула под мою пижамную рубашку. Она ласкала мой живот и грудь неумело и трогательно так, что я едва сдерживался, чтобы не отрезать все пути к отступлению. Не знаю, сколько времени прошло, но клянусь, я желал, чтобы этот поцелуй продолжался как можно дольше. Однако она все же отстранилась. Стыдливо опустив глаза, девушка пыталась выровнять сбившееся дыхание. — Извините меня, Роза, я не должен был так поступать… — начал было я, но ее пальчик, прикоснувшийся к моим губам не дал договорить. — Это Вы меня простите. Ужасно стыдно, и я не понимаю, что на меня нашло. — Видимо вот это, — с этим словами, я указал на потолок, только заметив странную вещь, — над нами робко таяла та самая ветка омелы из кафе, украшенная приметными фиолетовыми ягодами. — И все равно простите, ¬— голос ее дрожал. — Не стоит извиняться, Роза, мне показалось, что это понравилось нам обоим. И теперь я осмелюсь предложить перейти на «ты».***
И у меня не возникало никаких пошлых мыслей, никаких желаний искать с ней встреч, ведь внутри Драко Малфой оставался прежним просоленным, законсервированным семьянином. Мерлин свидетель, принося клятву Астории почти двадцать лет назад, я до сей поры хранил верность своей второй половине, превознося семейные ценности над всем. Но идеи кого-то там, наверху, шли вразрез с моими взглядами и все больше напоминали плохую комедию. Мы с Розой сталкивались буквально везде: на улице, в магазинах, в кафе, куда я ходил в обеденный перерыв. И менять привычные места посещения не имело смысла: где бы я ни появлялся, несколько минут спустя, туда же приходила и Роза. Помнится, я даже вспылил, нечаянно удумав, что девчонка нарочно подстраивает эти встречи, но сердито насупленные брови и опущенные уголки девичьих губ, ясно обрисовывали ее взгляд на происходящее. В начале, мы вежливо здоровались, перебрасывались парой фраз и расходились по своим делам. Я наивно предположил, что этим дело и закончится, но встрече на пятой случилось вот что. Судьба столкнула нас в книжном магазине, куда я зашел, чтобы купить ежемесячный журнал с обзором матчей по квиддичу. Роза зашла в лавку спустя минут пять, когда я уже стоял у кассы. — Здравствуй, Роза, — мы уже не видели смысла игнорировать друг друга. — Здравствуй, мист… Драко. Девушка все еще не могла перейти на «ты» до конца, забавно спотыкаясь на моем имени, она краснела от ушка до ушка и ту же обворожительно улыбалась. — Что ты тут делаешь? — осведомился я. — Сегодня я иду в гости к родителям. Вот зашла купить что-нибудь новенькое для мамы. — О, и до сих пор лучшим подарком для Грейнджер остаются книги. Скажи мне, Роуз, наверное, дом твоих родителей состоит из книг, и вместо стен стеллажи с книгами? Роза усмехнулась, и, отворачиваясь к витрине с новинками, ответила: — Мама отдает книги, которые прочитала в библиотеку, чтобы те, кто не может позволить себе их покупать, тоже могли читать. Я открыл, было, рот, чтобы сострить по поводу того, откуда это в рыжем семействе завелись деньги, но вовремя вспомнив, что Роза является частью этого табора, закашлялся. Девушка удивленно посмотрела на меня, и глаза ее оставались серьезными. Неужели она прочла мои мысли? Не знаю, сколько мы так простояли, глядя друг на друга, вот только в лавку прямо к нам крадучись вошел полумрак, окутавший в свои синеватые покрывала книжные полки. Кроме нас в магазине никого не было, лишь кассир дремал за прилавком и не торопился зажигать свет. В этом освещении Роза казалась гротескно-красивой, будто полночный сон, ее тонкие пальцы неуверенно теребили корешок книги, которую она успела взять. И вдруг, что-то зажглось, прямо над нашими головами. Свеча? Мы, как по команде, подняли головы… В трех футах над нами, чуть покачиваясь и разбрасывая разноцветные, волшебные искры, покачивалась эта проклятая омела. В середине, мать его, марта, сраный куст трясся над нами, вызвякивая колокольцами хренов рождественский гимн. — Оууу, что за черт? — буквально взвыл я, забыв, что передо мной юная леди. Которая, по виду, была удивлена не меньше моего. Но, надо отдать должное этой нимфе, первой в себя пришла она. Расстегнув пальто, Роза завозилась в кармане брюк. — Раздеваться не обязательно, — попытался сострить я, но осекся, девушка, не услышав моей искрометной шутки, выхватила палочку и метнула в омелу незнакомым заклятьем. Заклинание сработало отлично, выбив стекло и разбудив продавца. Сама же ветка продолжила надрываться рождественской мелодией на три тона громче. Следом настала моя очередь. Заклятие, посланное мной, отрикошетило в полку, куст на секунду заткнулся, но, как оказалось, только для того, чтобы взлететь чуть повыше и заверещать оттуда еще громче. Театр абсурда прикрыл продавец. Сложив ладони перед собой, будто в мольбе, он пропищал: «По-моему вам лучше сдаться, иначе вы тут все разнесете». — Он прав, — вздохнула моя рациональная Роззи. Румянец при этом не сходил с ее щек. — И что ты предлагаешь? — со злостью поинтересовался я. — Исполнить то, чего требует эта дурацкая ветка, — с не меньшей яростью отвечала Роза. И я решился. И первым шагнул навстречу. Ведь она была права… и не омела, конечно, а эта девушка. Эти мягкие шелковистые кудри, почти знакомо скользнули между пальцами, оставив в руке тепло майского полудня. Я чуть наклонился, чтобы ей, уже поднявшейся на носочки, было легче дотянуться. Быстрее достать. Руки Розы обвили мою шею, прося наклониться еще чуть-чуть. — Маленькая… ты очень маленькая… — успел прошептать я, прежде чем мир вокруг утонул в поцелуе. Она не отталкивала меня, как того требовали приличия, хотя омела погасла, как только соприкоснулись наши губы. Вместо того, я почувствовал, как ее проворный язычок скользнул в мой рот, неуверенно, но нежно исследуя его. Я подумал, что не ответить будет просто свинством, и с готовностью отключился от окружающего мира. Деликатный кашель продавца, показывающий нам, что пора уже о приличиях вспомнить, превратился уже в хрипы хронического астматика, а руки Роуз все теснее прижимали меня к себе. Мои ладони вели себя отвратительно, и лишь Драко—младший, помня об элементарном этикете, старался отстраниться как можно дальше. … С того момента о покое можно было смело забыть, поставить на нем жирный крест, упаковать в коробку и вынести на помойку. Когда в поле моего зрения появлялась Роуз, тут же над головой нарисовывалась и омела. Мы договорились, чтобы не привлекать всеобщего внимания, нужно было свернуть в ближайший переулок, где нас никто бы не увидел и быстренько поцеловаться, чтобы поганое растение снова испарилось. Вот только настоящей проблемой стало то, что поцеловаться быстро, никак не получалось. Я не хотел отрываться от ее сладких губ, ни за какие сокровища на свете. Мне горячо хотелось, чтобы она сама, как-то разорвала этот порочный круг, ибо примерный семьянин выл во мне раненым зверем, но стоило ей лишь пошевелиться, отстраниться, чтобы перевести дыхание, я вновь прижимался к ее губам. У меня и мыслей не возникало заходить дальше этих поцелуев, да и она, признаться, до сих пор не привыкла и просила что-то с этим сделать, но идей у меня решительно никаких не было. Только желание целовать ее вновь и вновь. Но все же я не был бы Малфоем, если бы не пытался избавиться от этого наваждения. Перерыв домашнюю библиотеку, я залез даже в министерскую, но и там не оказалось ничего путного. Я уж, грешным делом, думал обратиться за помощью к Грейнджер. Уж кто-кто, а бывшая гриффиндорская заучка, наверняка, хоть что-то слышала о подобных проклятьях. В конце концов, Грейнджер знает почти все на свете. — Ничего она не знает, — грустно сообщила мне Роза, когда мы встретились в очередной раз, пользуясь минуткой для разговора, пока омела вновь не начала верещать над нами. По моей наводке, она поговорила с матерью об этом, не называя, конечно, никаких имен. — Мама, сказала, что впервые об этом слышит, а потом назадавала миллион вопросов. — Думаю, может быть, нам самим стоит посвятить поискам грядущий уикэнд. Можем засесть в центральной библиотеке и объединить усилия. — Там мы еще не целовались, — фыркнула Роза. — Прекрати, это неизбежно, как ты уже, наверное, успела заметить, так что можешь считать это официальным приглашением на свидание… — Я приду, — не стала вредничать Роуз, и тут же обвила мою шею руками, ибо до нашего слуха донеслось знакомое позвякивание. — Слушай, Драко, — вдруг прошептала она. — Что? — отозвался я раздраженно, отвлекаясь от такого сладкого дела. Ее ладошки толкнули меня в грудь, а она отстранилась. — А что если нам просто не целоваться, игнорировать ее и все? — Что сделать? — не понял я. — Ну, просто разойтись по домам и все. И игнорировать появление омелы. Попробуем? — Давай, — неуверенно и разочарованно отозвался я, ведь это действие грозило оставить меня без поцелуя. А я, честно говоря, против такого поворота событий. — Тогда пока, — она отвернулась, и торопливо помахав мне рукой, засеменила по улице. Омела повела себя странно. Потрепыхавшись в воздухе, она сделала попытку догнать быстро удалявшуюся девичью фигурку, потом метнулась ко мне и еще через мгновение, с громким чихом, исчезла в воздухе. Вот и все? И весь секрет. Я и не знал, плакать мне или смеяться. Ведь это означало, что сегодня все закончится. Больше не будет этого рождественского издевательства… а значит…. не будет и губ Розы… … За ужином я без аппетита ковырялся в бифштексе, в пол уха слушая планы Астории по захвату мира. Она, кажется, говорила о предстоящем благотворительном балу и о том, что мебель в гостиной устарела. А я все думал о том, что на ее голове хорошо бы смотрелась цветастая супница, которая стояла сейчас между нами. Форма у нее генеральская. И жена как военачальник. А еще я снова вспомнил о губах Розы… И только я о них подумал, как над головой… раздалась знакомая мелодия. Взгляд моей благоверной тут же подозрительно сфокусировался на омеле. — Что это еще такое? — спросила она, застыв с вилкой, поднесенной ко рту. — Проклятье какое-то. Иногда появляется, — устало отмахнулся я. — Хорошенькое, — одобрила жена, — откуда оно у тебя? — Кто-то из конкурентов на работе, наверное, порчу наслал, вот и слушаю иногда, — сказал я, поскрипывая зубами. — Слушай, милый, а я, кажется, знаю, как снять, — с этими словами Астория выплыла из своего кресла и манерной походкой направилась ко мне. Скользнув в мои объятия, жена крепко прижалась к моим губам. Она была прохладной и вся будто состояла из корсета, в который туго затянута ее и без того тонкая талия. Я покорно положил руки на нее, но слаще не стало. Астория пахла луковым соусом, а я слышал, как посмеивается ветка омелы, совершенно не собираясь исчезать…. Что ж, наш с Розой путь в библиотеку… и … признаться, я счастлив, что еще хотя бы раз поцелую свою милую рыжую девочку.***
— Нет, Роза, я, правда, уже готов сдаться! — за полукруглым окном читального зала смеркалось, а значит, время подходило к ужину. Еще это означало, что мы провели в библиотеке около двенадцати часов с двумя перерывами на обед, и раз пять нас прерывала особо разошедшаяся по такому случаю омела. На столе перед нами высились горы из просмотренных книг, и за спиной оставалось всего пара нечитанных томов по древней любовной магии. — Знаешь, с теми знаниями, что мы почерпнули в последнее время, впору открывать салон особо мощных приворотов, — попыталась пошутить Роза, потирая уставшие веки, — глупо надеяться на то, что ответ на наш вопрос именно в последних двух книгах. Думаю, можно даже не смотреть. — Во сколько закрывается библиотека? — Читальный зал работает круглосуточно, — пожала плечами Роза. — Хорошо, тогда продолжим… Возражая этому, над нашими головами вновь надрывалась омела. Колокольчики позвякивали особенно бодро. Я стоял позади девушки, когда она покорно поднялась на ноги и развернулась ко мне, подставив губы для очередного поцелуя. Кроме нас вокруг не было никого, даже хранительница читального зала куда-то ушла. И тогда в моем мозгу пронеслась нечаянная мысль, что никогда раньше мы с Розой не оставались наедине настолько, чтобы вот так никто не смог нам помешать. Эта простая мысль вдруг обожгла тело острым желанием прикоснуться к ней более фривольно, чем обычно. Я и сам не заметил, и не знаю, почувствовала ли она, как моя ладонь скользнула под ее кофточку. Нет. Заметила. Тихий ее стон растворился меж наших губ. И чтобы не дать ей возможности возразить, я лишь сильнее углубил поцелуй. Не ведая, что творю, свободной рукой я мягко усадил ее на стол, а она чуть развела ноги, ровно настолько, чтобы я мог оказаться между ее бедер. Мерлин свидетель, я мечтал, чтобы теперь она меня оттолкнула и послала бы ко всем Астор…чертям… но она лишь покорно ласкала мой рот в ответ, путешествуя по скрытым рубашкой островам кожи. Роза прикасалась ко мне неуверенно и невинно, самыми кончиками пальцев исследуя то, что мне нравится, и у нее, черт возьми, хорошо получалось, ведь еще миг, и мои распоясавшиеся руки хозяйничали уже на ее груди. Разорвав поцелуй, она чуть отдалилась от меня, чтобы я мог всласть полюбоваться, а зрелище оказалось действительно впечатляющим — белая кожа напоминала изысканный десерт, венчали который две сладкие, яркие вишенки сосков. Она не скажет нет, взгляд девушки затуманен ответным желанием, и она тихо-тихо зовет меня по имени: — Драко, о, Драко… А я глажу пальцами кружевные резинки чулок — то, к чему раньше осмеливался прикасаться лишь взглядом, не осмеливаясь сделать последний шаг. Нас прервали… К огромному счастью, мой острый слух уловил гулкие шаги в холле. Роза тоже услышала это, и громко охнув, тут же запахнула блузку. Сказка окончена, и теперь немыслимые сокровища спрятаны в глубокой пещере шерстяной кофты. Когда библиотекарь вошла, ее взгляду предстали лишь наши макушки, чуть более интимно склоненные друг к другу, чем положено. — Роза, извини, — привычно прошептал я, убирая за ушко непослушный локон. Глаза девушки оставались серьезными и грустными. Она тут же заверила меня, что все это пустяки и ситуация предсказуемая. — Я не хочу опротиветь тебе, — зачем-то добавил я. — Почему? На этот вопрос у меня не было ответа, и хотя я понимал, что это лишь затянувшаяся игра, у которой нет будущего, но вместо того, чтобы высказать это вслух, я быстрым жестом извлек из кармана коробочку и вложил ее в ручку Роззи. — Что это? — удивилась девушка, разглядывая голубой шелковый бант. — Открой и узнаешь, — улыбнулся я. Она, как ребенок, нетерпеливая, заинтригованная завозилась с завязкой. Вскоре из бумажной шелухи показалась бархатная коробочка. Звякнул маленький замочек и восхищенному взору девочки предстал … — Оу, Драко, о, это же тот самый браслетик! Киваю и улыбаюсь, чувствуя, сколь глупо теперь выгляжу, но сердце переполняет ликование, когда она застегивает золотую застежку на запястье. Приняла подарок… а я так сомневался. Минуту, другую поворачивает безделушку на запястье, восхищенно рассматривая играющий в камнях свет. — Драко, но… ведь… это для влюбленных… —Да, — говорю я, — это чтобы всегда знать, все ли в порядке у твоей второй половины… — Но ведь, у меня ее… Слово «нет», растворилась в новом поцелуе, уже безучастия злополучной омелы. Мы проиграли в поиске заклятия, которое могло бы нам помочь. Но губы Роззи стоили любых проигрышей. — С Днем Рождения, Роза Уизли, — шепчу я, нежно. — Он в ноябре. — Хорошо, я это запомню.